Судьба набрасывает вехи
На бренную мирскую жизнь,
Где — бонусы, а где — помехи,
И выбор делаем вслепую мы.
Но тяготы, да и страданья
Не все возможно обойти,
И то, как примем испытанье,
Определит, кем станем мы.
Сойти с пути, сломаться, сдаться –
Так поступить проще всего.
А вот, не опуская рук, сражаться
Лишь Человеку суждено.
Точка невозврата
Высокий купол голубого неба успокаивал и напоминал о вечности. Редкие кучевые облака проплывали над линией горизонта. Я люблю смотреть в эту небесную бесконечность. Нам, обычным обывателям, кажется, что всё в природе устроено настолько надёжно, прочно и долговечно. Словно всё продумано для человека, для его благополучной и удобной жизни. Но это не совсем так.
Почему человечество до сих пор не задумалось, что мы здесь не для грубой эксплуатации природы, а для мирного сосуществования с ней? За свою беспечность мы жестоко поплатились, за нашу излишнюю самоуверенность, безнаказанность и глупость.
Попробую рассказать поподробнее, за что приходится платить: за наше неуважение к земле, к воде, к воздуху и огню. Всего четыре стихии. Они имеют главенствующую роль в природе. Их надо уважать, ценить, любить, а главное, опасаться. Нарушив гармонию одной из них, мы запускаем страшный механизм самообороны планеты и включаем секундомер обратного отсчёта своего существования. Кто придумал, что планета создана для человека? Может, она создана для моржей или дельфинов. Но благодаря гордыне мы считаем себя наиболее развитыми, обладающими наивысшим интеллектом, значит, получается, что мы – хозяева планеты, а все остальные должны нам служить? И не просто служить, а порой даже ценой своей жизни.
Что такое бабочка-однодневка? Её короткая жизнь абсолютно незаметна. Что она успеет за такой короткий срок? А кролик? Его возможности ограничиваются одним годом, за исключением редких экземпляров, которые дотягивают до двух или трёх лет. Был единичный случай в истории кролиководства, который известен на весь мир. Этот маленький пушистый зверь прожил девятнадцать лет! Весь животный мир ограничен в своих возможностях. Только человек имеет силы и «власть» изменить природу. Повернуть реки вспять, осушить болота, вырубить и вновь посадить леса, уничтожить вредоносных насекомых, изменить популяцию животных, ворваться в космос, проникнуть в глубочайшие недра земли. Ну разве это не чудо! Перед нами открыты такие возможности, о которых мы даже и не предполагаем. Когда прикоснёшься к науке и почувствуешь своё влияние на мир, остановиться уже невозможно. Особенно если твои замыслы хорошо продаются и покупаются.
В школьные годы я был полон идеями: как улучшить жизнь человека, поднять урожайность в сельском хозяйстве, благоустроить города и областные центры, увеличить прирост поголовья скота. Идеи опережали одна другую. Потом мои мысли перекинулись далеко за пределы Земли – в космос. Какая там бескрайняя возможность для полёта мысли и фантазии! Учёные всего мира мечтают о покорении планет, открытии новых путей наилучшего финансового и военного развития для своей страны, для человечества. Не зная и не понимая Земли, её жизни, мы замахнулись так далеко и так нахально.
Я сидел в лаборатории и не мог понять, почему это происходит? Последние годы я отошёл от космоса и его проблем, поняв, что моё умственное развитие никогда не догонит космическое. Я занимался человеком, его репродуктивными нарушениями.
Передо мной абсолютно здоровые клетки, живые, активные, готовые к оплодотворению. Они ждут своего шанса, но сперматозоиды не могут опознать свою единственную цель. Они перестали видеть её, проходят мимо на таком малом расстоянии, что, кажется, вот-вот он проникнет в неё. Но на всеобщее удивление он проходил мимо, словно у него абсолютно другая задача. Ко мне подошёл мой коллега и друг – Антон.
– Ну, что скажешь, уважаемый? Ты так давно наблюдаешь за процессом воссоединения мужского и женского начала, что-нибудь изменилось? – спросил он.
– Нет, – обречённо произнёс я, – такое чувство, что они не узнают друг друга. Не могу понять, в чём причина.
– Видимо, они просто незнакомы, ты их как-то подтолкни друг к другу.
– Неудачная шутка. Мне что, яйцеклетку мёдом намазать?
– Ты прав! Может, надо попытаться ввести посредника?
– А если этот посредник внедрится в человеческий геном, и тогда что мы получим?
– Мы получим нового человека, который сможет повернуть науку и продолжить жизнь на планете.
– Антон, мы уже столько наворотили в этой науке, что теперь пожинаем плоды! Не плоды, а пустоцветы!
На моё бурное возмущение в кабинет зашёл руководитель, старый профессор Леонид Львович. Очень умный, доброжелательный и уважаемый старик. В этом году ему исполнилось восемьдесят три года. Проблемой, которая нависла над человечеством, он начал заниматься сорок шесть лет назад. Ещё тогда он бил в набат и старался достучаться до учёных всего мира о проблеме, которая сейчас нас охватила, словно чума. В тот год, когда вышла его первая статья о назревающих проблемах в репродуктивной функции человека, мы с Антоном только родились. То были счастливые годы моего детства. Почему время так быстротечно? Всё самое доброе, милое и родное осталось там. Наши воспоминания греют душу и поддерживают в трудные моменты.
– В чём дело? – тихо спросил профессор. – В споре рождается истина, не так ли?
– Антон предлагает ввести посредника в процесс оплодотворения. Я против категорически.
– Так, мои дорогие учёные. Посредник в таком тонком деле? Надо очень хорошо подумать, не просто хорошо, а на уровне генетики, – сказал Леонид Львович и опустился в кресло перед рабочим столом Антона.
Наша планета находилась в состоянии вымирания. Но это относится только к человеку, всё остальное живёт и радует глаз. Трудно представить, что всё направлено только против нас, двуногих. Все учёные мира делают попытки предотвратить надвигающую катастрофу, но за последние пятьдесят лет мы не смогли её даже приостановить. Она двигается с ужасающей скоростью. Рождаемость достигла таких низких цифр, что пройдёт год-два и мы больше не увидим ни одного новорождённого младенца.
А смертность никто не отменял. Она держится на своих высотах, одно радует, что не растёт в геометрической прогрессии. Как же не хочется, что бы наша цивилизация исчезла вот так глупо. В конце двадцатого века в медицину внедрилось новшество, которое все посчитали спасением – это искусственное оплодотворение. Иными словами, ЭКО – экстракорпоральное оплодотворение. Изначально всё было задумано для преодоления женского бесплодия. Иногда случались ляпы: перепутывали сперму, в итоге женщина вынашивала и рожала ребёнка не от своего мужа или выбранного ею донора. Сейчас на это смотришь с доброй улыбкой. В наше время миллионы пар согласились бы выносить и родить ребёнка, зачатого с помощью спермы другого мужчины. В течение последних трёх лет в мире резко сократилась рождаемость. С каждым днём эти цифры снижаются. Мы теперь не считаем, сколько младенцев родилось в секунду, минуту или в час. Мы считаем, сколько появилось новорождённых за сутки. И радуемся, если их около десяти, пятнадцати тысяч. А скоро будем считать за месяц, и не дай Бог считать за год. Поверьте, это настоящая трагедия для человеческой цивилизации.
Причина одна, наши клетки не узнают друг друга. А если и узнали, и прошло оплодотворение, то в течение месяца у многих женщин включается очень агрессивный аутоиммунный процесс, в итоге которого происходит выкидыш или беременность замирает в своём развитии. По нашим печальным подсчётам, человечество будет жить на этой планете не более 100 лет. И то, если будут долгожители. А потом…
– Борис! – обратился ко мне Антон. – Ты, думаешь, мы ничего не сможем сделать?
Я молчал, погрузившись в свои мысли. Да и что я мог ответить? Больше двадцати лет я занимаюсь этой проблемой, а до меня ещё целое поколение. Написано масса трудов, научных статей, сколько проведено опытов. Но решение так и не найдено.
Я – это руководитель группы. И сколько таких, как я: сотни, тысячи. Сколько учёных в нашей стране, а по всему миру? А где ответ? Его просто нет.
Прошло ещё две недели. Но мы продолжали топтаться на месте. Наконец-то появилось ощущение, что мы очень близки к разгадке, что ответ вот-вот проявится. Но одна неудача шла за другой. Я услышал, как в кабинет зашёл лаборант, поставил коробку с препаратами, стал разбирать стеклянную посуду: чашки, колбы, переходники. Кашлянув, он громко спросил:
– Вы что, Док, не в духе? Опыты не удались? Ерунда всё это.
Я повернулся и с интересом рассмотрел своего лаборанта. Молодой, коренастый, с модной причёской, на шее татуировка какого-то жука. В глазах столько энергии и жажды жизни.
– Тебя Василием, кажется, зовут?
– Можно и так, а вы что, ещё и имена запоминаете? Вот не думал, что в вашей голове это сочетается.
– Почему же, я ж не совсем кретин. Кое-что человеческое и мне не чуждо.
Профессор и Антон заинтересовались нашим разговором. Лаборант взял стул, поставил в центре свободного места нашей лаборатории, сел поудобнее и, напустив серьёзное выражение лица, попросил нашего внимания. Начал разговор.
– Простите великодушно, профессор, вы были женаты?
– Нет, даже не успел об этом подумать, – улыбнувшись, ответил Леонид Львович.
– А вы, Док? – Василий повернулся ко мне.
– Нет.
– А вы, Док? – теперь он спрашивал у Антона.
– Был. Но что ты хочешь этим сказать? У тебя есть идея, мысль, говори.
– Не торопите, товарищи учёные! Я вам такую идею принёс, что вы ахнете. Ну и что, Док, дети в браке были? – Василий был настроен серьёзно и сворачивать с намеченного пути не собирался.
– Вася, детей не было, – с раздражением ответил Антон.
– Вот и хорошо! Что такое дети? В глобальном масштабе это продолжение человеческой расы на Земле. Народ нужен, чтобы поддерживать независимость государства, расцвет нации и так далее. Но если не касаться глобальности, а взять во внимание таких учёных, как вы, то лично для вас дети – это большая проблема. Их надо кормить, учить, одевать. Они не слушаются, приходится тратить на них все свои сбережения, сколько нервов, здоровья, времени. А как же работа, научная деятельность? Наука и дети в вашем случае просто несовместимы. Чем отпрыски становятся старше, тем хлеще. Обучение в ВУЗАХ, покупка отдельного жилья, авто и так далее. Но вот подошла старость, хочется тишины, отдыха, съездить куда-нибудь, а тут фиг вам! Внуков притащили. Чтобы вы с ними сидели. А там подарки, растраты и всё, пенсия кончилась. А вдруг кто-нибудь заболел, тогда что идти в банк оформлять кредит? В итоге нет денег, нет здоровья – одни проблемы.
– Ну и какой тут смысл? – спросил я. – Ты хочешь сказать, что человечество запрограммировано на самоуничтожение? Что под действием всех многовековых проблем, плюс избыток ГМО, повышение радиационного поля Земли, воздействие космического излучения, изменение климата, появление новых видов растений, исчезновение старых мы тоже претерпеваем какие-то изменения?
– Да, именно, Док! Вы как раз у цели.
– У какой именно? – спросил Антон.
– Я о том, что всё начинает меняться. Но там, в природе, они видоизменяется самостоятельно, потому что они всегда существовали в гармонии с этой планетой, а мы, люди, не можем видоизмениться самостоятельно, потому что мы не имеем каких-то взаимодействующих связей с этой планетой, человеку нужна помощь, научный толчок. Какое-то звено в цепи, переходник. Мы не родные для этой планеты, мы приживалы, прилипалы, захватчики. Мы не можем видоизмениться вместе с планетой.
– Ты знаешь, дорогой, мы уже столько лет бьёмся над этим, но что-то не идёт, – тихо произнёс профессор, – а сейчас у нас почти нет времени.
– Это у вас-то нет! – рассмеялся Василий. – Я уже озвучил: у вас нет детей, значит, нет проблем. Вы всю свою жизнь занимаетесь любимым делом. Рассаживаете всякую всячину по пробиркам и наблюдаете за их развитием в воде, под водой, под землёй, а главного не заметили.
– Не горячись, учёный-любитель, говори о главном, о том, зачем пришёл и весь этот разговор завёл. – сказал я.
– Ну, значит так! – оживился наш новый коллега.
Он подвинулся к компьютеру, вывел на экран картинки процесса эволюции человека. По-научному – антропогенез. Мы все внимательно наблюдали, после чего на нижнюю половину экрана вывел картинки развития человеческого эмбриона. Мы даже боялись нарушить тишину, застыли в ожидании.
– Смотрите внимательно! На ранних стадиях развития человеческий эмбрион напоминает нам что? Мы это всё изучали в школе, на уроках биологии. Он напоминает зародыш рыбы. И если вспомнить идею Дарвина: мы все вышли из воды! Значит, наши прародители – рыбы. Однокамерное сердце, хвост, жабры. Так?
Мы кивнули, но не проронили ни слова.
– Идём дальше. Беременность у женщины продолжается, и наш зародыш постепенно приобретает черты, похожие на рептилий! Здорово! То есть по Дарвину мы уже можем перемещаться на каких-то конечностях, жаберные щели заросли и мы вышли на сушу. Из рыбы превратились в ящерицу. Теперь наши прародители похожи на крокодилов!
Чуть позднее у зародыша появляются признаки, характерные для млекопитающих. Нормальное сердце, почка. Нас сравнивают с обезьянами. Типа того, что после шестого месяца плод очень похож по своим соотношениям на приматов, да ещё волосатый весь. НИ ДАТЬ НИ ВЗЯТЬ – МАКАКА.
– Ты с этим не согласен? – задумчиво спросил Антон.
– Конечно, нет, а вы, что, Док, согласны? Не разочаровывайте меня! – хихикнул Василий и внимательно посмотрел на Антона.
Наверно, представил, как Антон выглядит в роли обезьяны. Потом махнул рукой и продолжил:
– Нам постоянно напоминают о каких-то рудиментах: хвост у кого-то вырос, третье веко, повышенная волосатость и ещё всякая ерунда. Всё это отговорки от незнания прямого и правильного ответа.
– А ты хочешь сказать, что узнал правильный ответ и всё это время хранил его в тайне? – спросил Антон.
– Док! Не нервничайте, у вас впереди очень серьёзная работа и, как всегда, понадобится холодная голова. Ответ я нашёл случайно и сам удивился, почему его никто не заметил? Ведь он сам говорит о себе. Вы только посмотрите на человеческий эмбрион, на его развитие и поймёте всё.
Мы повернулись к картинкам на мониторе и стали рассматривать весь процесс оплодотворения. За годы работы мы знаем об этом всё по дням, по часам развития эмбриона, я смотрел и не мог понять, где разгадка, в чём тут подвох. Василий с умным видом ходил по лаборатории, отсчитывая шаги, взад и вперёд. По-видимому, у него закончилось терпение и он, опёршись руками о спинку стула, громко произнёс:
– Ну и что вы видите на этой картинке?
Леонид Львович громко засмеялся. Василий покачал головой.
– Ладно, вы тут думайте до завтра, а я пойду. Уже поздно.
– Нет! – в один голос крикнули мы и вскочили со стульев.
Василий с опаской посмотрел на нас и стал отходить к двери.
– Подожди, Василий, так нечестно. Чем быстрее ты укажешь нам на свою мысль, тем быстрее мы сможем начать исследования, – тихим голосом сказал профессор. – Если ты сейчас уйдёшь, то по закону подлости с тобой что-нибудь случится. Переедет машина или свалишься в колодец, и всё человечество погибнет. Останься, прошу тебя. Я потом лично отвезу тебя домой или туда, куда ты скажешь. Нам очень важно понять тебя, что за идея пришла в твою голову.
– Хорошо! Я остаюсь, – хихикнул Василий. – Повернитесь к монитору и смотрите на эмбрион, уберите всё лишнее со стола, острые и колющие предметы, а то вы меня пугаете.
Мы добродушно посмеялись и через несколько минут опять погрузились в рабочий ритм.
– Уберите с экрана все картинки, оставьте только схожие кадры эмбриона с зародышем рыбы, рептилии и млекопитающих.
Я быстро удалил ненужное. Василий подошёл, сел на рядом стоящий стул, повернул к себе пульт, экран и начал поиски вымерших цивилизаций нашей планеты, при этом не забывал объяснять нам, как учитель школьникам.
– Вот, обратите внимание, первая цивилизация Му, или Лемурия, их следы прослеживаются в пятой цивилизации пустыни Гоби. Антлантида – вторая цивилизация, она имеет своих потомков в цивилизации Осириса в Средиземноморье. Далее смотрим, как много общих черт у других цивилизаций: Тиаунако, Майя, Древний Китай, Эфиопия, Израиль, Ароэ, Королевство Солнца. Вспомните закон физики, что материя не исчезает, а переходит в другие формы. По вашим лицам я понимаю, что вы абсолютно меня не понимаете. Несмотря на то, что вы учёные-генетики, а я через год буду физиком-ядерщиком, попытаюсь донести до вас своё открытие.
– Не издевайся, студент, говори дальше, – предложил я.
– Слушайте дальше, о, великие умы. Глядя на все эти картинки, я сделал весьма смелое предположение. Видите ли, человечество уже не раз и не два переживало катастрофу вымирания, но оно смогло справиться с этим благодаря генной инженерии. Я не вижу в развитии эмбриона никакого антропогенеза. Вся схожесть с другими животными – это вынужденная мера воздействия на эмбрион или яйцеклетку, или на сперматозоид, не важно. Это была необходимость для того, чтобы человечество смогло дальше существовать. Все цивилизации не исчезли бесследно, они смогли остановить процесс вымирания человечества с помощью встроенного гена рыбы, рептилии и млекопитающего. Вопрос лишь в том, кого и когда они использовали. Явно то, что в нашем геноме присутствует три чужеродных гена, или какой-нибудь кусочек от гена, но видимо, только благодаря этому человечество уже трижды смогло предотвратить катастрофу вымирания.
Если удастся это доказать, то получается, что все те цивилизации не исчезли! Мы и есть их потомки. Так что, уважаемые, собирайте всех своих единомышленников и начинайте трудиться во благо человечества. Сейчас пришёл ваш черёд. Вы в четвёртый раз должны вмешаться в геном человека, но только очень аккуратно, пожалуйста. Я хочу, чтобы мои дети не слишком сильно отличались от меня.
Мы улыбнулись.
– Так у тебя корыстная цель была изначально! Ты бы и голову не стал ломать, если бы не решил жениться. Да, Василий? – сказал Антон.
– Молодец! – ответил он. – Угадал. У вас есть около тридцати лет, если вы успеете, то я смогу лично воспитать своих детей. И, по моим подсчётам, человечество сможет возродиться практически из пепла!
– Как же так? Ведь дети – это проблема! Кормить, одевать, обучать? – спросил я.
– Мне эта проблема нужна! Но прошу заметить, что не всякий человек готов ввязаться в проблемы! Не каждый должен жениться и не каждый должен родить ребёнка.
– А ты должен?
– Я – да! И ваша задача помочь! – Он пожал всем нам руки. – Профессор, поехали домой, меня ждут!
– Хорошо! – сказал я, – до завтра, лаборант, иди, отдыхай.
– Вот она, благодарность человеческая, сначала Василий, Василий, а как тайну узнали сразу лаборант, – широко улыбаясь, говорил он.
Пожимая руку на прощание, я спросил:
– А что это за зверь у тебя на шее?
– Так, детская шалость. Это тихоходка, – ответил Василий.
Мы распрощались поздно ночью. Профессор уехал с Василием. А мы с Антоном начали сверять догадки лаборанта с научными фактами.
В такой кропотливой работе дни пролетали незаметно. Вся команда научно-исследовательского института была занята изучением полного генома человека. А он содержит в себе от 50 до 100 тысяч генов. Надо было внимательнейшим образом изучить каждый.
Мы искали чужеродный ген, плазмид, что угодно который, по предположению Василия, находится в нашем геноме уже много тысяч лет. Господи, если мы его найдём, миру откроется такое, о чём и не предполагали. Кроме этого, работа была направлена и на улучшение распознавания сперматозоидом яйцеклетки. У мужских и женских половых клеток существует специальный белок – рецептор. Это то, благодаря чему они узнают друг друга и, подойдя ближе, могут осуществить главную и единственную свою задачу – оплодотворение. Рецептор можно сравнить с ключом и замком. Нет ключа, дверь не откроется. Но если чудо происходит и начинается процесс оплодотворения, это похоже на волшебство. Как только произойдёт слияние ядра яйцеклетки и сперматозоида, то они, сливаясь, объединяют свой генетический материал, и через короткий промежуток времени начинается процесс деления. Вот здесь и начинается чудо. Всего лишь (в нормальных условиях) через 280 дней из двух объединившихся ядер сформируется младенец! Конечно, беременность может окончиться и в 226 дней, но тогда мир получит незрелого младенца. И такой человеческий ребёнок пойдёт в отделение дозревания. В таких случаях появляется риск развития всевозможных отклонений в состоянии здоровья. Но этого риска может и не быть. Всем понятно, что лучше, когда всё идёт гладко и младенец спокойно вынашивается в утробе матери в течение всего необходимого срока.
Следующая, не менее важная задача состояла в том, чтобы эта новая жизнь, эмбрион, смогла остаться, имплантироваться и продолжить своё развитие внутри организма будущей матери. Мы искали механизм, который запускал реакцию отторжения и уничтожения эмбриона. Поверьте это не легко, найти фактор, который губительно действует на зародыш.
И самая важнейшая задача стояла перед группой ученных – подобрать ген, какого-либо животного, который поможет и в распознавании рецепторов, и в слиянии ядер, и в имплантации зародыша с дальнейшим благополучным его развитием. Не нарушив интеллектуального, физического и психического развития будущего человека. Такие опыты проводились и раньше, но все они были безуспешны.
Учитывая нынешнее положение дел в мире, нам нужен очень хороший результат!
Институт жил в состоянии напряжения и страха, мы боялись расслабиться, сделать ошибку или не дожить. Молодых учёных было не так много, в основном коллектив состоял из зрелых людей и людей преклонного возраста. Всё, что мы делали, тщательно и подробно документировали на случай, если работу будет заканчивать другой человек. Все понимали серьёзность и срочность проводимых экспериментов. Прошло больше трёх месяцев, а результата нет. По сводкам рождаемость в мире медленно снижалась. Мы вздыхали, не глядя в глаза друг другу, и продолжали работать.
Однажды вечером Василий принёс в наш кабинет чистую лабораторную посуду и опытные материалы в колбах.
– Док! Ну, посмотрите на это! – сказал он, обращаясь ко всем нам.
– Что у тебя? – спросил профессор.
– Вот это – зародыш? Но только кого? Если человека, то я гиппопотам.
– Что в нём не так по-твоему? – спросил я.
– Сколько ему месяцев? Один, два? А он похож на Медузу горгону. Я не хочу, чтобы мой сын был амёбой!
– Ну, во-первых это не твой сын, а во-вторых мы ищем, ищем. Понимаешь! – резким голосом сказал Антон.
– Вы, уважаемый, плохо ищете, очень плохо, – начинал закипать Василий. – Вы что, в бирюльки играете? Они медуз нам подсаживают, вы ещё человека-паука выведите. Я вам не раз говорил, что мир меняется, растёт радиация, клетки погибают. Они отгораживаются от всего, пытаясь сохранить организм, свой организм. Вот твой, например, – Василий подошёл вплотную к Антону, – вообще от всего защищается, даже от умных подсказок. Нельзя человеку подсаживать бесформенное существо. Он будет жить в околоземной атмосфере, под воздействием давления, плотности и силы тяжести. Вам нужен очень живучий организм, типа вот этого! – при этих словах он ткнул себя в шею.
– А, что за жук у тебя на шее? – спросил я.
– Док, не удивительно, что вы так долго ищете, я уже говорил, что это тихоходка. Самое уникальное животное, почитайте о нём побольше, может, запомните что-нибудь. Так, товарищи учёные, я через месяц получаю диплом и на какое-то время уеду работать далеко от вас, но помните, я собираюсь жениться, и мы с моей Дариной даём вам письменное согласие в том, что готовы первыми участвовать в эксперименте. Нет, неправильно я сказал, не в эксперименте, а в процессе зачатия и вынашивания своего ребёнка.
Мы молча смотрели на Василия, где-то там, глубоко внутри, было ощущение, что только он верил в нас. Он абсолютно не сомневался, что мы сделаем то, что когда-то сделали древние Атланты или Лемурийцы, или ещё кто-то. А если мы не сделаем, то он нас просто заставит. Мы молчали, потому что чувствовали, что у этих древних цивилизаций было что-то ещё, кроме наших примитивных лабораторий. Василий посмотрел на нас и, не дождавшись ответа, положил папку с документами на стол.
– Если я что-нибудь придумаю, сообщу вам. Там мои контакты, а ваши я и так знаю. – Он поднял правую руку вверх, сжал в кулак, улыбнулся и добавил: – Да не бойтесь вы так, я с вами. А вместе мы – сила, и у нас обязательно всё получится!
Он ушёл, а у нас к горлу подступил ком. Этот молодой парень прекрасно понимал, как мы себя чувствуем. Понимал и как мог поддерживал и подбадривал. Главное, идти вперёд, не останавливаться.
В течение нескольких лет мы занимались изучением удивительного животного – тихоходки. У неё есть ещё интересное название водяной медведь, а на латыни – тардиграда. Мы с любовью называли её медвежонком, и это так закрепилось за нашим подопытным, что многие в институте считали, что действительно в человеческий геном будем вживлять ген медведя. Информация просочилась в СМИ, а потом потихоньку за рубеж. Где сразу начали писать о нас, о русских, что наши учёные не знают других животных, кроме медведей. Что русские готовы соединиться в одно целое с этими дикими животными, лишь бы выжить. Мы посмеивались и продолжали свою работу.
Тихоходка обладает удивительной жизнеспособностью. Мы, конечно, знали, что есть такой микроскопический тип беспозвоночных, но никогда не думали, что именно его придётся рассматривать в качестве важнейшего звена в продолжении существования и развития человечества. Самые крупные особи этого медвежонка доходили до 1 миллиметра. Для меня было главным, что они были разнополыми и умели спариваться, а дальше дело техники. Их живучесть нам тоже не помешает: устойчивость к низким и высоким температурам, к радиации, к высыханию. Высушенных тихоходок можно поместить во влажную среду, и по истечению определённого времени они оживут. При всём при этом у них есть нервная система, которая так же восстанавливается, ну не чудо ли!
Нам удалось выделить белок-рецептор, необходимый при оплодотворении, белок, который должен защитить эмбрион при имплантации и помочь в дальнейшем развитии зародыша. Не получалось «сшить» их, всё время происходило отторжение.
Леонид Львович, наш мыслитель и основатель, совсем постарел и всё чаще сидел в кресле. Ждал, когда же мы достигнем недосягаемого. Время шло, и оно работало не в нашу пользу. В течение последних двух лет на планете не родилось ни одного младенца… Мы, как цивилизация, медленно умирали.
Однажды вечером, как всегда неожиданно, позвонил Василий.
– Приветствую вас, о, хитромудрые! – весело произнёс он, – я, кажется, знаю, чего вам не хватает, я придумал!
Мы невольно все остановились и затаили дыхание. Василий был в курсе всех наших дел.
– Вам надо, – продолжил он, – создать условия космической радиации, для «сшивания» клеток, мне кажется, что человеческая обязательно пострадает, но медвежонок её вытащит своими силами, и тогда мы получим новую, абсолютно новую и жизнеспособную клетку. А дальше вы придумаете вакцину или ещё какую-нибудь лабуду и всё – дело в шляпе!
– Василий, – чуть слышно сказал профессор, – а где нам создать такие условия? На поверхности Земли это невозможно.
– Знаю. Но я всё продумал. Здесь у меня мы сделали капсулу и не поверите, у нас получилось!
– Я еду к тебе с биоматериалом, пусть это будет моя последняя посильная помощь, – сказал профессор.
Мы стали возражать, говорить о большом риске, что спецкостюм может не спасти от облучения, что надо продумать другой, обходной путь. Профессор тихо сидел в своём кресле и улыбался. Мы постепенно замолчали.
– Подумать только, что не удалось мне, смог сделать этот мальчишка, физик-ядерщик! Мои милые, дорогие коллеги, мне исполнилось 102 года, а я всё думаю, почему не умираю, почему? Теперь знаю, я должен ехать к нему. Собирайтесь, мы едем вместе, надо всё довезти очень осторожно и аккуратно.
Почти месяц ушёл, чтобы отправиться в эту командировку. Нам пришлось собрать передвижную лабораторию, оснащённую всем необходимым. Надо было сохранить весь биоматериал в целостности и сохранности. Я предложил профессору сделать эксперимент на его биоматериале, чтобы такие гены не исчезли бесследно, так как эта дорога может быть последней и не только для него. Он согласился, но приказал всем, кто едет, сдать в хранилище свою сперму. Вдруг донорского материала не хватит.
Приехав к Василию, мы ахнули. Этот мальчишка заправлял такой сложнейшей энергетической станцией. Пока мы рассматривали грандиозное сооружение, к нам спешно подошёл хорошо сложенный мужчина, молодой по годам, но полностью седой. Мы смотрели на него и отказывались верить своим глазам.
– Вот только не говорите, что не признали меня, господа учёные!
Первым заговорил профессор.
– Мальчик мой! – он обнял Василия, – я восхищён твоей мудростью. Ты разрешил эту проблему сам, один! А мы приехали, чтобы помочь тебе соединить осколки в одно целое. Мы все немного удивились, увидев тебя таким возмужавшим, но и тут ты прав. Мы живём в своих научных фантазиях, не замечая времени, а оно не просто идёт, а летит.
– Профессор, седина моих волос – это издержки производства, а по годам мне скоро исполнится 43 года. Время действительно летит, но мы все хотим одного, чтобы оно не остановилось для нас
Обменявшись дружескими приветствиями с гостеприимным хозяином, мы все отправились на экскурсию по огромной станции, а заодно и посмотрели его экспериментальную капсулу. На самом деле это оказалась не капсула, а мини-лаборатория с секретной постройкой стен. Личная разработка Василия. Он тут время даром не терял. Один, со своей группой, сделал такое, да ещё и про генетику не забывал. Профессор, осмотрев всё, подошёл к Василию и долго о чём-то с ним говорил. Василий долго не соглашался, но потом махнул рукой и пошёл в центр управления.
– Что-то случилось, Леонид Львович? – спросил я, дождавшись пока Василий скроется за поворотом.
– Всё хорошо, я попросил его подготовить всё к работе и как можно быстрее. Он хотел начать завтра с утра, но сейчас только половина второго, так жаль потерять этот день. Я тороплюсь, словно боюсь опоздать, и его это немного расстроило.
– Куда он пошёл?
– Он и его сотрудники должны подготовить капсулу к рабочему состояния, эксперимент будем ставить на клетках Василия и его жены. У нас с ним очень давно заключено соглашение. Он имеет право быть первым.
Нам пришлось начать приготовления к главному и последнему эксперименту своей жизни. Мы все волновались, но вида не показывали. Развернули передвижную лабораторию. Соединили её с лабораторией Василия, переход был смонтирован из прочного материала и с надёжной изоляцией. Ядерщики работали так слаженно, словно к этому они готовились всю свою жизнь. Кто знает, может, они ждали этой встречи больше, чем мы. Ровно в 20:00 всё было готово.
– Можно начинать. С Богом, – перекрестившись, сказал профессор и пошёл облачаться в спецкостюм. Мы с Антоном пошли тоже. Нельзя же Леонида Львовича отпускать одного. Мало ли, а вдруг понадобится помощь. Одевшись быстрее профессора, мы вошли в капсулу и спрятались в условленном месте, чтобы не нервировать старика. Пусть начнёт он, а в случае чего мы закончим этот эксперимент. Всё началось через полчаса. Леонид Львович сел за рабочий стол. Необходимые инструменты были готовы, аккуратно разложены в лабораторном боксе, рядом стояла лазерная установка и радиационный излучатель. На панели управления мигали лампочки и датчики. Рабочие внесли термоконтейнер с биоматериалом, аккуратно поставили его, помахали профессору рукой и ушли, герметично закрыв за собой дверь. Заработал реактор. Мы с Антоном вышли и встали за спиной профессора.
Профессор начал приготовления, в стерильном контейнере разложил стеклянные чашки, достал зонд. Принялся открывать контейнер, но замки не поддавались. Мы тихо подошли к нему, положили руку на плечо, поприветствовали своего учителя, он пожал нам руки, в глазах заблестели слёзы. Он улыбался, кивал головой, словно хотел сказать, что знал то, что мы всегда будем рядом. Мы с трудом открыли контейнер, достали драгоценный материал нашего медвежонка. Передали профессору, он сел за стол, просунул руки в специальный лабораторный бокс и начал творить генетическое чудо. Мы через специальный переходник передали человеческий биоматериал и радиационный зонд.
Работники станции и наши учёные наблюдали за каждым движением профессора через экраны мониторов. Волнение и напряжение воцарилось на станции. Профессор несколько раз принимался за сшивание клеток, но, несмотря на хорошую оптику, он боялся повредить нежную клеточку неосторожным движением руки. Чтобы этого не произошло, профессор снял защитные перчатки, которые очень мешали, подвергнув руки прямому воздействию сильнейшей радиации. Профессиональным и привычным движением он сотворил чудо.
Мы с Антоном были готовы в любую секунду закончить то, что начал профессор. И не зря, через несколько мгновений его руки аккуратно легли рядом с препаратом, он покачнулся и потерял сознание. Антон поддерживал его за плечи, а я вытаскивал руки из отверстий лабораторного бокса. Мы перенесли его на кушетку, после чего я занял его место. Действительно, работать в таких защитных перчатках очень неудобно, мы же не космонавты и инструменты не сравнить по размеру. Я мучился, пыхтел, старался, но всё-таки верхние защитные перчатки пришлось снять. Профессор сделал самую ювелирную работу, мне осталось совсем немного. Как только я почувствовал головокружение, опасаясь повредить драгоценные клетки, уступил место Антону. Он неторопливо закончил и перенёс клеточки в питательную среду.
Воздействие радиации должно было ещё продолжить своё действие в течение нескольких мгновений. После чего реактор был отключён, а наш будущий эмбрион помещён в специальный бокс с идеальными условиями для дальнейшего развития. Я понимал, что мы всё равно подверглись воздействию радиации, но несколько секунд не убьёт нас сразу, а как хочется увидеть будущего человека своими глазами здесь на Земле, а не там, из вечности. Только когда мы закончили свою работу, смогли подойти к профессору. Он лежал на кушетке с открытыми глазами, губы застыли в счастливой улыбке. Он смотрел куда-то в будущее, а мы не могли закрыть его глаза, так как шлем спецкостюма не позволял этого.
Наш учитель умер, как герой, исполняя свой долг. Ох, как хочется надеяться, что его смерть не напрасна. Нас с Антоном начали обследовать и лечить от лучевой болезни. Мы не сопротивлялись, так как наши дни превратились в сплошное ожидание. Мы ждали чуда, что тихоходка позволит человеческому эмбриону выжить и продолжить развитие. Процесс несколько затягивался, мы волновались. Один Василий, заходя к нам каждое утро перед работой, был абсолютно уверен, что всё идёт так, как надо. Ровно через три недели он пришёл, сел в центральное кресло, место Леонида Львовича.
– Ребята, я хочу видеть, как мой маленький человечек начал расти. Выводите на монитор его временное место обитания. Надеюсь, у вас оборудование подключено.
В лаборатории все невольно переглянулись, но спорить не стали. Старший лаборант, не спрашивая у нас разрешения, переключил на большой экран то, за чем он наблюдал вот уже три недели.
Василий уселся поудобнее и с наслаждением стал рассматривать зиготу. Я даже подскочил на месте. Передо мной была зигота – эмбрион! Живой!
– Какой же он красивый, не правда ли? Товарищи учёные? Я думаю, что у вас всё готово для переноса этого чуда? – улыбаясь, спросил Василий.
– Куда? – тихо спросил Антон.
- Док! Ну почему вы такой, самый-самый из всего коллектива! Несмотря ни на что, я вас очень люблю! – сказал Василий. – Куда, ну, конечно туда, где он будет развиваться ближайшие девять с половиной месяцев. К его матери, моей жене.
– А почему девять с половиной месяцев? – в недоумении спросил Антон.
– Потому что тихоходка первые две недели не даёт развиваться эмбриону, она вырабатывает защиту от неблагоприятных факторов.
– Откуда ты всё это знаешь! – не унимался Антон.
– Я просто в школе хорошо учился, – Василий добродушно засмеялся, встал с кресла, подошёл к Антону. Обнял его крепко, – спасибо тебе, Док!
Подошёл ко мне, пожал руку: – Я пошёл в соседний бокс, там моя жена и ваши спецы по пересадке эмбриона. Жду вас, Док!
Мы стояли и не понимали, этот парень взял командование над нашей лабораторией в свои руки. Главное, то, что его все слушали. Кто же он такой, этот Василий? Одно понятно, что умный, перспективный и занимающий не последнее место в науке человек. А может, мы ведём себя без нашего Львовича, как последние лохи. Овцы, потерявшие пастуха. А Василий – сильный человек, лидер. Может, мы с Антоном смогли бы справиться с ситуацией, но немного захворали, вот он и пришёл на помощь.
Я подошёл к боксу, где проводилась операция по вживлению эмбриона Дарине. Через стеклянную дверь мы видели её красивое лицо и длинные волосы каштанового цвета. Всё остальное было не для наших глаз. Мы наслаждались красотой этой женщины, которая осмелилась на эксперимент планетарного масштаба. Их ребёнок очень важен для мира. Потому что именно из клеток его крови будет разработана вакцина, которая должна заставить пробудиться человечество.
С сегодняшнего дня Дарина становится бесценной женщиной в государстве. Никто в институте не знал, в какую командировку мы отправились и зачем. Мы и сами не ожидали такого результата. Такое чувство, что все эти годы наш научно-исследовательский институт был просто прикрытием, а самое главное происходило здесь, я даже не знаю, где мы находимся территориально. Всё настолько засекречено. Глядя на Василия, мне стало казаться, что для физика -ядерщика он очень много знает. Может, я просто схожу с ума?
После ряда удачных экспериментов мы продолжали жить на станции и наблюдать за развитием младенца, Василий называл его Александром. Он считал, что это самое лучшее имя для его ребёнка. В конце первого месяца беременности по УЗИмы не без удивления увидели, что зародыш похож на тихоходку. Он имел видимые четыре пары конечностей, на лице в области носа хоботок. Я даже ахнул. Но Василий с уверенностью успокоил нас:
– То, что мы можем наблюдать сегодня, это то, что по Дарвину мы зародились из микроскопических беспозвоночных, которые очень похожи на современного водяного медведя, или тихоходку. Далее вы увидите, что младенец пройдёт все стадии развития, которые зависели от условий выживания. Через две недели человеческий эмбрион приобретёт схожесть с рыбами, потом с рептилиями и только к шестому месяцу развития он приобретёт характерные схожие черты с первообезьянами. – После этих слов он замолчал и повернулся к нам.
– Василий, – тихо спросил я, – получается, что эмбрион человека похож на того, чьи гены помогли ему выжить. Первый ген был взят у первообезьян, второй у рептилий, третий у рыб, а четвёртый наш медвежонок.
– Именно, Док, я это вам говорил ещё тогда, когда был лаборантом в вашем институте! Дорогие учёные, ну посмотрите на моего малыша, какой он красивый! Я обожаю его!
Мы смеялись до слёз. Долго не могли успокоиться. Разве можно сказать родителям, что их малыш не совсем обычно выглядит?
Беременность у Дарины протекала хорошо, малыш развивался. Это был мальчик, Александр. Я был уверен, что будет девочка, по теории вероятности всё в мире стремится к феминизации, но факты оказывались абсолютно противоположными. Видимо, наши умы с детства забивали не совсем нужной и точной информацией. Боялись, что будет много таких людей, как Василий. По мере того, как развивался малыш, мы с Антоном угасали, лучевая болезнь делала своё дело. В тот день, когда родился Александр, мы с Антоном лежали в соседнем боксе. В наших телах, кажется, жили или пытались жить только мозг и сердце. В принципе долгожителей не было ни в моём роду, ни у Антона, а по годам нам уже за шестьдесят. Маловато! Хочется ещё пожить, но так должно было случиться.
Счастливый момент настал, открылась дверь, и Василий занёс младенца. Он был такой хорошенький и серьёзный, как папа. Перед нами был новый человек Земли, который начнёт следующую эпоху развития.
– Василий, – тихо спросил Антон, а ты уже знаешь, как сделать вакцину?
– Да, она уже в процессе, мы взяли немного крови у Александра, материнскую плаценту и клетки тихоходки, которые подверглись радиационному облучению.
Мы с понимающим видом кивали, а жизненные силы тем временем пытались покинуть нас.
– Я вам давно хотел сказать, Борис, Антон, – Василий в первый раз обратился к нам по именам. – Вы во главе с Леонидом Львовичем отстояли будущее человечества. Вы, как три богатыря, встали на защиту жизни в мире, без колебания, без страха вошли в эту радиационную капсулу. Вот она, истина, что самые обыкновенные люди творят будущее. Спасибо вам за ваш подвиг, мы вас очень любим. – Одной рукой прижимая Александра к себе, другой он пожал наши руки.
На Земле за последние шесть лет не родилось ни одного младенца. Но потом, благодаря вакцине, которую изобрела научная группа Василия, потихоньку, мелкими шагами рождаемость стала восстанавливаться. Эти новые люди начнут совсем другую жизнь по уровню и по развитию. Будущие учёные посчитают их совершенно новой цивилизацией после нашей – вымершей.