Записки патологоанатома

Патологоанатом — врач необычный,
К нему не записываются на приём.
Патологоанатом — человек привычный,
Ему вид крови нипочём.
Со знанием дела приступает к работе,
И жизнь пациента раскрыта пред ним,
Но даже хороший диагноз в отчёте
Не доставляет радость родным.

Исследуя тело сегмент за сегментом,
Врач не тревожит священный покой,
И вопреки глупым легендам
Не может вернуть с того света домой.




Записки патологоанатома.


ВСТРЕЧА.

Стук колёс так приятно и непринуждённо обволакивает сознание и невольно настраивает мысли на тихое раздумье, анализ, воспоминание. Маршрут поезда Москва – Воронеж стал за эти несколько лет знакомым и желанным. Мне очень нравится, войдя в вагон, занять своё место, заказать чай и наблюдать за уходящим днём через окно вагона. Этот вечер ничем не отличался от других вечеров. Пассажиры, тихий голос проводника и лёгкое внутреннее спокойствие, которое на несколько часов отгораживает тебя от этой беспорядочной человеческой суеты. Отдых и тишина, как мне этого иногда не хватает! Я наблюдаю за мельканием зданий и не торопясь пью чай из стакана с подстаканником! Как когда-то в детстве, когда мы поездом всей семьёй ехали в гости. Чудесно, как это умиротворяет и расслабляет мои оголённые нервные клетки. За всю свою жизнь мы получаем желаемое очень маленькими порциями, дозированными на аптечных весах. Кажется, что нас спасает только вера и надежда в лучшее. Вот-вот, сейчас, ещё немного, ещё чуть-чуть и всё будет хорошо, но, подойдя ближе, удача, словно мираж, отодвигается вдаль снова и снова.
– Добрый вечер!
Слышу приятный мужской голос и непроизвольно отвожу взгляд от окна. Киваю в ответ и что-то знакомое не позволяет углубиться вновь в окутавшие меня мысли.
– Владимир! Будем знакомы.
Я долго всматриваюсь в лицо этого мужчины, отвечаю кивком головы в знак приветствия.
– Мне кажется, что мы уже знакомы, – не отрывая взгляда от него, отвечаю я.
По роду своей деятельности перед моими глазами прошло столько людей, лиц, глаз, имён, фамилий, что иногда многие кажутся знакомыми. Но не в этот раз.
Этот человек из моего далёкого прошлого, и его я помню другим: не было седины, таких глубоких морщин. Но голос... откуда он, из каких лет моей жизни, где и когда он оставил след в моей голове? И вдруг воспоминания приоткрыли завесу времени, провидение сжалилось надо мной.
– Боже мой, Володя, неужели это ты, или я что-то путаю?
Очевидное изо всех сил сопротивлялось сомнению, которое медленно проникало в сознание и пыталось запутать следы в прошлом. Мой сосед по купе сел за столик и также непринуждённо всматривался в моё лицо, через какое-то время искорки радости заиграли в его глазах.
– Ты, неужели это ты! Сколько же лет прошло? Двадцать, тридцать? Нет! – Он достал телефон и на калькуляторе сделал несложный расчёт. – В этом году ровно тридцать шесть лет. Ты представляешь?! Время безжалостно изменило меня, как тебе удалось узнать в этом теле того молодого юношу, мальчишку!
Мы погрузились в дымку воспоминаний, в моменты нашей молодости, целеустремлённости, огромного желания познать тайну человека. Жизни и смерти. Это было недавно, а может быть, давно. В восьмидесятых годах прошлого столетия мы поступили в КГМИ (Карагандинский Государственный медицинский институт). Сейчас у многих на слуху слово Караганда, но они даже не подозревают, какой это замечательный и нами любимый город! У людей в головах слова песни «...А это где? В Караганде...». Иногда слышу такое: «Да пошёл ты в Караганду». Вывод напрашивается только один, люди не знают этого слова, они употребляют его так, для красивого словца. Но мы-то знаем, какое значение имела Караганда во времена Советского Союза. Во времена Великой Отечественной войны сколько беженцев принял Казахстан. Это замечательный город шахтёров, множества фабрик и заводов, сколько у нас ВУЗов, техникумов. Но об этом знаем, наверное, только мы – карагандинцы.
У меня лично был такой случай. На работе, несколько лет назад, случилось ЧП, и следователь из следственного комитета беседовал с каждым нашим сотрудником. Естественно, что всё это происходит в отдельном кабинете. Дошла очередь и до меня. Он сидит за столом и на ноутбук набивает наши ответы. Всё идёт обычным порядком. Фамилия, имя, отчество. Дата рождения. А потом звучит вопрос:
– Вы родились где?
Я спокойно отвечаю:
– В Караганде.
После этого, заметьте, правдивого ответа я наблюдаю картину: у следователя зависли пальцы над клавиатурой, мимика лица напряглась, взгляд остановился в одной, только ему ведомой, точке.
– Я спрашиваю, – по слогам выдавливал он слова, – по паспорту, как звучит ваше место рождения.
Я в ответ тихим, спокойным голосом отвечаю, но почему-то тоже по слогам:
– По паспорту место рождения – город Караганда.
Вот такие курьёзные случаи стали происходить, а всё благодаря песне! Мы вспоминали наш институт, незабываемую кафедру «топочки» – топографической анатомии, Наши кабинеты в цокольном этаже старого корпуса, где находилась «анатомка», занятия исключительно на трупах и человеческом материале. Самые тяжёлые годы в обучении – это первые три курса. Учить приходилось очень и очень много, на отдых, сон и развлечения времени не хватало. Медицина поглощала нас и аккуратно заматывала в свой кокон. Мы гордились тем, что являемся студентами мединститута и старались всеми силами удержаться и доказать себе, что не зря на нас потратили силы наши знаменитые преподаватели. Время потихоньку шло, годы обучения уже подходили к финальной отметке. На шестом курсе многие стали выбирать узкую специализацию. Некоторых из наших рядов оставили на кафедре. Мы повзрослели и годами, и умом. Поняли, что взваливаем на себя очень тяжёлую ношу – ответственность за чужую жизнь! Это осознание сначала включило инстинкт самосохранения: найти специализацию, где меньше ответственности, но разум и интеллект быстро установили равновесие в паническом состоянии выпускника, не позволили включить рычаг самоуничтожения. Получив такое образование и выйдя с дипломом врача, свернуть на узкую тропинку не позволяла совесть.
Постепенно от воспоминаний мы дошли до реальных событий. Тем временем в вагоне уже давно включили ночное освещение, пассажиры спокойно спали под ритмичный и убаюкивающий стук колёс, а мы всё говорили и говорили, и ночь пролетела как одно мгновение.
Поезд остановился на первом пути, в Воронеже надо слезать с высоты вагона, по ступенькам держась за поручни. Здесь нет такой высокой и удобной платформы, как в Москве. Кто помоложе, особенно ребята, спрыгивают с верхней ступеньки, а пожилые — сползают сначала сами, затем снимают свои пожитки. Мы, не торопясь, сползли не так, как молодёжь, но и не как пенсионеры. Как промежуточная прослойка!
Мне нравится архитектурное построение здания вокзала в Воронеже. Над карнизами установлены фигуры. Мало кто знает, что этот вокзал был построен в 1954 году по проекту московского архитектора Скаржинского, вместо старого здания, взорванного фашистами в годы оккупации. Руководил строительством архитектор Алабян. Строение наполнено величавым спокойствием. На площади перед вокзалом – памятник самому молодому командующему фронтом во время Великой Отечественной войны – подполковнику Ивану Даниловичу Черняховскому, вывезенному из Вильнюса. В восьмидесятых годах на его месте стоял памятник Ленину, но его заменили на Черняховского. Как только я приезжаю в этот город, на душе становится спокойно, словно попадаешь на свою Родину. За столько лет так и не могу понять, почему мне тут так же хорошо, как и когда-то в молодости в Караганде! Всё дело в географическом местонахождении. В одной из деревенек мы купили домик, и теперь я всем говорю, что еду домой. Московские коллеги и сотрудники по работе думают, что там моя Родина, и я их не разочаровываю.
Вышли на Черняховскую площадь, стало понятно, что подошло время прощаться.
– Володя, а ты в Воронеж по делам?
– Да, меня встретит друг по Чечне, врач-травматолог.
– Мы о многом не смогли поговорить…
– Не беда, теперь у меня и у тебя есть телефон и желание продолжить разговор. Я хочу оставить тебе свой маленький дневничок, там кое-что есть, но отдам не оригинал, а копию. Пойдём, отксерим где-нибудь.
Дневник в действительности оказался небольшим блокнотом, исписанным мелким почерком.
– Там о чём?
– О моей работе, немного познавательно и увлекательно, увидишь! Может, при написании одной из своих книг что-нибудь пригодиться. Заметь, ты первый человек, кому я даю его прочесть. Наверно, совсем старею.
Мы быстро нашли услуги ксерокопирования, и в моих руках теперь была копия некого дневника под названием «Заметки патологоанатома».
«Очень увлекательно» – пронеслось в моей голове. Через несколько минут мы расстались. Владимир уехал со своим старым товарищем. А я к себе, домой! «Говорят, нет случайных встреч, вот и мы с Владимиром через столько лет увиделись не просто так!» – эта мысль крутилась у меня в голове.
Мы расстались, встретившись через тридцать шесть лет, и не думаю, что когда-нибудь увидимся ещё. Но Владимир оставил мне свои записи, надо обязательно их прочесть. Вот будет дождливый вечер, и тогда можно будет погрузиться с головой в изучение его дневника. Как известно, мысль материальна! Вот и у нас в черноземной полосе начался период дождей. Времени стало предостаточно. Чем хороша наша деревня для полного уединения – у нас нет интернета и хорошей телевизионной антенны. Вы прочувствовали это! Своё свободное время не надо тратить на просмотр телепередач или зависать в интернете, но, несмотря на это, мысли и руки не сразу дошли до дневника моего давнего знакомого.
Дождь лил и лил в течение последней недели. Как известно, от скуки на все руки! Ну уже фантазии не хватало, чем занять себя. Кажется, что все дела уже переделаны в доме. На улицу не выйдешь, так только, по необходимости. Наконец-то нашлось время взять в руки отксеренные листы и, аккуратно разложив их по файлам, вложить в папку. После чего, вернувшись к началу записей, медленно погрузиться в чтение.

 «ЗАПИСКИ ПАТОЛОГОАНАТОМА»

НАЧАЛО… Я рос очень застенчивым ребёнком, никогда не имел своего мнения. За меня всё решали взрослые. Обидеть родителей, даже мысленно, для меня это был страшный, недопустимый проступок. Мне говорили есть кашу по утрам, и я ел, мне говорили не топтать цветы – и я всю жизнь обхожу их стороной. Всё шло так, как задумали родители. Они родили ребёнка — в угоду своим интересам и лепили из меня очень искусно послушного сына и хорошего гражданина. Я ходил на кружки, которые выбирали родители, занимался бальными танцами, играл на скрипке. Если кто помнит старые советские мультфильмы, то посмотрев повнимательнее, можно очень многому научиться, я имею в виду научиться именно хорошему и нужному для формирования личности и своего характера. Но однажды, посмотрев замечательный мультфильм «Чиполлино», я почувствовал, что очень похож на графа Вишенку, а быть может, на старого, безропотного Тыкву! А может быть, моя жизнь – это Пьеро из «Приключения Буратино», которого можно всю жизнь дёргать за верёвочки. В моей душе зародился протест против создавшегося положения. Родители решили, что я влюбился, поэтому стал замыкаться, отдаляться от них. Они не знали главного – я решил стать тем, кто жил во мне! На тот момент мне было 13 лет.
У каждого человека внутри его физического тела живёт Некто. Пусть это звучит фантастически, но этот Некто может быть очень страшным и опасным как для самого человека — физической оболочки, так и для окружающих. Он может быть сильным и могущественным, защитником и воином — истинным патриотом. Надо помнить всегда, что наши мысли материальны! Мало того, они подпитываются от нас энергией и — оживают!
Наперекор родителям я стал посещать спортивные секции, бегать по утрам, обливаться холодной водой. Танцы и скрипку не бросил. Шерлок Холмс тоже играл на скрипке, почему бы и мне не оставить это небольшое хобби.
После окончания школы я решил уехать из родного городка в областной центр — Караганду и поступить в мединститут вместо консерватории, куда пророчили все родственники, а родители уже нашли пути удачного обучения, завели нужные знакомства и связи.
Я уехал, моля всех русских и нерусских Богов о помощи. Надо поступить! Иначе родня заклюёт!
Мне повезло, особенно на последнем экзамене по химии. Преподаватель, проверяя мою работу, спросил: «А вы откуда, уважаемый, с какого района или города?» Я ответил. После чего мой экзаменатор расплылся в такой улыбке!
– А из какой школы?
– 17-й.
– Это моя школа, молодой человек! Тамара Николаевна, директор школы, она работает?
– Да.
– Мы с ней одноклассники! Давно никого не было из этого городка. – с тяжёлым вздохом произнёс он. И, взяв авторучку из моих рук, одним движением исправил в работе две ошибки, поставил пятёрку и, пожав мне руку, произнёс: – Добро пожаловать! Я надеюсь, из вас будет хороший врач!
Я вышел ошеломлённый. Этот человек только что открыл мне двери в институт, а мог просто поставить двойку и всё! И был бы прав. Он исправил мои ошибки и сделал это так быстро и незаметно, за такой душевной беседой. Я был благодарен ему тогда и сейчас. Все годы помню его и молюсь за него. После моего поступления в институт мы больше не встретились. Он умер в октябре этого же года, а мы как раз только вернулись с сельхозработ и с головой окунулись в суету первокурсников. Надо было получить место в общежитии, учебники, учиться, готовить себе еду и так далее…
Вспоминать студенческие годы интересно, но самый смак от своей профессии я получил и продолжаю получать сейчас в качестве врача и в качестве патологоанатома. Про меня любят рассказывать анекдоты и, главное, смеются до слёз. Вот, например:
– У тебя есть знакомый врач?
– Да.
– Он хороший доктор?
– Да.
– А он кто?
– Патологоанатом.
Многим даже и в голову не приходит, что хороший патологоанатом знает столько, что любой доктор позавидовать может. Вдаряться в подробности не хочу, да и незачем. Доказывать очевидное – смешно и глупо, трата личного времени только. Я действительно хороший патологоанатом, а ещё я отличный хирург и травматолог. Работал много и с полной отдачей. В последние годы отошёл от живых, перешёл к мёртвым. С ними спокойно, всё слушают и молчат. Но иногда возвращаюсь и к живым. У меня несколько действующих сертификатов, поэтому в работе я закон не нарушаю.
Устал. От людей устал. На профессиональном языке звучит как выгорание. Не думал, что со мной это произойдёт. Работать могу и много, но, если бы не мешали, и приходилось делать именно свою работу, а не выбивать, как завотделением, краску для отделения, шовный материал, принтеры, компьютеры, памперсы, бумагу, и этот список бесконечный. Из врача, который готов оказывать помощь день и ночь, тебя превращают в быдло! Надоело бороться с бюрократической машиной, которая непобедима. Те, кто сидит у руля этой машины, живут только своими интересами, своими бизнеспланами о постройке дачи, покупки очередного автомобиля, как провести отпуск с семьёй, с любовницей, куда отправить жену, детей. И какое ему дело до умирающих пациентов — это их судьба, карма. Не смог я больше смотреть в глаза с застывшими слезами, слышать проклятия в свой адрес, что я специально не помогаю, потому что жду денег, взятки. Сначала я пытался объяснять, потом понял, что бесполезно. Вкладывал свои деньги в оборудование, в лекарства. Не отходил от пациентов, всеми силами старался помочь.
Но неожиданно наступил тот день, когда для меня время остановилось. Молодой человек из золотой молодёжи на автомобили INFINITI на полном ходу вылетел на тротуар. Я в один миг лишился жены и ребёнка. Их тела были изуродованы до неузнаваемости. Стоит ли говорить, что дело закрыли, думаю, что нет.
ДЕЛО – закрыли. Опустошив мою жизнь, веру в справедливость. Как сказал один из юристов, что у нас справедливость и закон – это разные вещи.
За своей семьёй я пошёл в морг. Это был самый тяжёлый и долгий путь в моей жизни. До последнего момента хотелось, чтобы произошло чудо. Но реальность, как и ошибки, исправить невозможно. После всего этого я решил, что моё место теперь там, с мёртвыми, с ними спокойнее. Работая несколько лет в морге, повидал разное. Одно понял, как только душа покинула своё тело – это безвозвратно. Тело превращается в прах в течение одного года. А душа уходит в свой мир.
Поэтому я не верю в сказки, где рассказывают о том, что грешники вечно горят в каком-то огне, что, сгорая, грешник вновь и вновь восстанавливается и пытка начинается заново, и так бесконечно. Что грешников рубят на кусочки, при этом он испытывает жутчайшую боль, но потом вновь восстанавливается, чтобы опять и опять испытывать эту боль. Об этом много можно писать, вопрос в другом. Душа – это маленький комочек энергии, он отрывается и улетает от своего физического тела. Тело или кремируют, или закапывают, и на этом всё, его больше нет. Так что же попадает в ад? Физическое тело?
Без души оно не чувствует ни боли, ни холода, ни голода. Это просто скафандр. Значит, дело совсем в другом. Наша душа терпит всё хорошее и плохое. Этот маленький комочек и есть то, что Всевышний либо поощрит, либо накажет. Значит, надо очень любить Душу за то, что она нам даёт возможность жить, любить, помогать. Надо оберегать Душу от грязи, боли, унижения. Потому что наша Душа не имеет прямых связей с нашим головным мозгом. А в голове порой зарождаются страшные мысли и идеи. Вот они-то и могут погубить этот маленький комочек человеческой жизни. Я люблю свою Душу и стараюсь не унизить её перед Господом.

ЧУДО-РЕБЁНОК… Если по каким-то причинам душа не отходит от тела, в котором находилась, то тут может произойти или произойдёт явление, которое мы называем чудом! В моей практике были такие счастливые моменты.
В то время я был совсем молодым врачом. К нам в отделение попал мальчик в возрасте восьми месяцев. Падение с высоты полутора метров. Иногда ругаешь родителей, не досмотрели, не доглядели. Но бывают и случаи, что прямо из рук выпадают дети. Матери, бабушки теряют сознание с ребёнком на руках или какие-то другие, самые нелепые и невообразимые ситуации. Вот и этот мальчик попал после несчастного случая.
Разрыв селезёнки, сотрясение головного мозга. Мы сделали всё в точности и правильно. Но вдруг на третьи сутки ребёнок даёт остановку дыхания. Его перевели на аппарат искусственной вентиляции лёгких. Проверили несколько раз состояние сосудов головного мозга, МРТ, КТ. Патологии нет, но наш Кузя (так мы его ласково называли) не дышит сам и всё тут. Два месяца он находился на аппарате и соответственно на парентеральном питании. Родителей в отделение пускали, но не дольше, чем на час. Смотреть тяжело было на них. Сердце кровью обливалось от нашей беспомощности. Снять с аппарата ребёнка не могли, не дышит никак самостоятельно. Смотришь на него и понимаешь, что долго это продлиться не может.
Но вот происходит такой случай: ночью началась гроза, за ней сильный шквалистый ветер, повалились деревья, повреждён трансформатор. Город, в том числе и наша больница, остался без электричества. Мы к Кузе, начинаем дышать за него вручную, думаем, что минут через пять включится наша автономка и аппаратура заработает, но нет! Из врачей-мужчин я один на дежурстве, две медсестры и санитарка. Медсёстры тоже бросились посмотреть на других больных, все вроде в порядке. Тяжёлый только один Кузьма. Проходит час, я «дышу», пот катит в три ручья, проходит второй. Пришла медсестра с сообщением, что в городе сильнейшая авария, свет дадут не раньше семи утра, в случае, если гроза утихнет. На часах половина второго. Наша автономка оказалась неисправной. Несколько лет ею никто не пользовался, и электрик что- то открутил от неё, но не по злому умыслу, а по необходимости. Если вспомнишь годы «перестройки», то станет ясно, что все крутились, как могли. Снабжение было настолько плохим, как выжил народ – остаётся загадкой. Ещё через час я устал так, что не мог больше пошевелить пальцами рук, они окаменели и не поддавались моим командам. Поднявшись, я отсоединил все трубки от Кузьки.
– Дыши, давай сам, – и встал рядом.
Весь наш маленький медицинский состав, как по команде, собрался и смотрит на Кузю. А он медленно начинает синеть. Часы громко отбивают счёт. У девчат по лицу покатились слёзы. А я стою, словно палач, смотрю, как угасает наш малыш. Кузя стал похож на резиновую куклу с неестественным фиолетовым цветом кожи и чернеющими губами. Прошло несколько минут, по всем законам медицины — это уже приговор. И вдруг вот оно — чудо! Кузя делает самостоятельный вдох, один, второй, третий и закричал, громким, сильным голосом. Санитарка, не выдержав, заплакала навзрыд. Я аккуратно осмотрел ребёнка — здоров! Счастье-то какое, Боже!
Рано утром пришли родители, чернее ночи. В глазах застыл немой вопрос, где малыш? И тут он очень требовательно начал кричать.
– Проголодался наш Кузьма, – громко крикнул я из палаты и, обернувшись, увидел родителей.
Я повернулся вовремя, мать, увидев сына здоровым и голодным, потеряла сознание. Отец ребёнка пытался удержать её, но при этом одной рукой держал жену, а второй хватался за дверь. Я подоспел вовремя. Уложили мамашу на кушетку, с помощью нашатыря привели её в чувство. В такую ночь нервы сдают и у родителей, и у медработников. Придя в себя, она встала и подошла ко мне.
-Доктор, спасибо… – голос её дрогнул, она обняла меня и заплакала.
Медсёстры смотрели на меня, я пытался усадить мамочку на стул, но она вцепилась и что-то шептала, уткнувшись мне в плечо. А у меня в голове прокручивалась вчерашняя ночь и почерневший Кузя. Но это останется в одном из уголков моего сердца, медсестёр и санитарки. Через пять дней наш Кузя выписался домой с диагнозом «здоров».
Душа этого маленького человечка не покидала его всё время. Она была рядом и вымолила позволения продолжить жить дальше в его теле. Вот что значит воля Господа. А мы, медики, не знаем очень многого о тайнах и загадках жизни. Но нас объединяет главное: мы стараемся помочь, боремся за каждого человека так, как умеем.

О ЛИЧНОМ. Шёл последний месяц весны. После гибели моей семьи прошло семь лет. Я стал немного смиряться со своим положением. Работа, дом, коллеги. Обычно я встаю рано, быстро завтракаю и уезжаю на работу. В тот день поднялся с ощущением какой-то тревоги. Решил, что это из-за годовщины. Неделю назад был в церкви, заказал своим поминальную молитву. Всю неделю заезжал на кладбище. Не могу найти покоя никак. Тяжело остаться одному. Позавтракал и вышел из дома раньше обычного на полчаса. Захватил мусор. Подойдя к мусорному контейнеру, бросил свой мешок, услышал какой-то звук. Не понял, но остановился и стал ждать. Через минуту из кучи мусора услышал то ли плач, то ли мяуканье. Волнение охватило меня, я стал осторожно разгребать мусор. Убрав очередной пакет, увидел детские ножки, они шевелились. Я быстро разгрёб кучу, вытащил из мусорного контейнера ребёнка, он был очень холодным, но живым. Закутав в свой пиджак, быстро пошёл к машине, положил его на переднее сидение, включил обогрев и поехал в роддом, к себе в больничный городок.
Войдя в отделение роддома, увидел уставшую Нину Сергеевну. Симпатичная и одинокая женщина. Всю свою молодость отдала роженицам и их детям. Почти моя ровесница. За все эти годы так и не создала семью.
– Ты чего, Петрович? У нас всё нормально. Моё дежурство прошло хорошо.
– Нина, почему вы видите во мне только ритуальные услуги! Я к вам с сюрпризом, – и показал ей ребёнка.
– Ты где его взял?
– В мусорном контейнере возле дома нашёл.
– Да ты что? Вот ведь гады какие, мерзавцы. Как так можно было поступить?
С этими словами она уже суетилась над ребёнком, обрабатывала его, обтирала.
– Светочка, быстро сюда педиатра и лаборанта зови! Полицию вызови, скажи, что найдёныша принесли, – крикнула она куда-то через плечо.
И всё зашевелилось, задвигалось.
– Давай имя ребёнку, Петрович. Ты нашёл, тебе и карты в руки.
– А кто там? – спросил я, сидя на стуле.
– Во даёт! Сам нашёл, сам принёс и не знает, кого. Мальчонка тут, совсем слабенький. Он переохладился. Ещё бы полчаса и всё, не спасти уже.
– Пусть будет Василием, как дед мой.
– А фамилию какую дать?
– Не пиши ничего, выходишь пацана, заберу себе.
Нина посмотрела на меня тяжёлым взглядом.
– Ты что, с ума сошёл?
– Нина Сергеевна, мне сколько лет? У меня никого нет. Пусть Василий выживет. Постарайтесь, девочки.
Борьба за Васькину жизнь была серьёзной, но девчата справились. Полиция занималась своими делами и небезуспешно нашли горе-мамашу. Слава Богу, что она оказалась не наркоманкой и не душевнобольной. От ребёнка отказалась сразу и никакие уговоры не действовали. Дальше ей опять занялась полиция.
С делом по усыновлению мне помогли коллеги по работе. Пока то да сё – прошло больше шести месяцев. Сначала Василия выхаживали и параллельно с этим лечили от пневмонии. Всё-таки промёрз он тогда сильно. Потом перевели в дом малютки, пока я собирал документы и подыскивал няню.
Долгожданный день наступил. Стоял конец ноября. За Василием я приехал вместе с Ниной Сергеевной. Она тоже решила принять участие в нашей жизни. И небезуспешно! Жизнь изменилась, жена с сыном пожалели меня, там на небесах.
Я рад, что у меня появились Василий и Нина. Пока мы живём, надо стараться справляться с трудностями, помогать, любить, уметь заботиться, особенно о своих близких.

КОМАНДИРОВКА. Это был период страшный и неспокойный. Каждый спрашивает, почему на их долю выпало именно это испытание? Почему? Ответ прост. Значит, только вы и сможете выдержать такое. Если не вы, то больше никто.
А если подумать, какое из наших поколений жило спокойно? Я провёл маленький анализ своих мыслей и вот, что получилось. Отчёт буду вести от детей к дедам. Мой сын Василий, он военный, исполнял и сейчас исполняет свой интернациональный долг в горячих точках. Одним словом, борется с террористами. Я сам и мои ровесники пережили распад великой державы СССР, это настоящее бедствие. А сколько войн было? Афганистан пал лично на мою молодость. Я там отслужил пять месяцев, перед самым дембелем. Как это странно ни звучит, но все ребята с нашего курса медицинского института были призваны в ряды Вооружённых сил. Несмотря на то, что в институте есть военная кафедра, парадокс, да и только. Мои родители – дети войны. Пережили голод и холод. В годы СССР наша страна многим помогала. Была война в Корее, Венгрии, во Вьетнаме, революция на Кубе.
На долю бабушек и дедушек выпал очень тяжёлый жизненный период – Великая Отечественная война. До этой сначала были Финляндия, Западная Украина и Западная Белоруссия, Халхин-Гол и озеро Хасан. Во время раскулачивания они были детьми, пережили страшные гонения, голод. Прабабушки и прадедушки — раскулачивание, репрессии, гонения, голод, Первая мировая война. И этот список внутригосударственных и внегосударственных проблем не меняется. Меняются только люди. Как в театре: пьесы те же на протяжении сотен лет, меняются лишь артисты.
Но когда проглядываю хронологию войн, я чувствую себя спокойно и уверенно. Мы живём в сильной стране. С несгибаемой волей и с большим чувством и долгом перед справедливостью. Мы не должны бояться, пусть боятся нас.
Я отвлёкся, продолжим. Однажды, много лет назад, меня вызвали в военкомат и предложили командировку, от которой такие люди как я, просто так не отказываются. Мне кажется, что в военкомате это тоже знают. Поработать врачом в течении трёх-четырёх месяцев в горячей точке. Перед глазами сразу встали воспоминания, тяжёлые перевалы и переходы. Я погрузился в них, словно время меня перенесло обратно в Афганистан. Видел лица ребят и своего земляка Андрея, чьё тело по кускам пришлось собирать из-под колёс развороченного бронетранспортёра. Очнулся от прикосновения за плечо. Быстро повернул голову и увидел военкома.
– Ну как, согласен?
Я молчал, сосредоточенно смотрел в одну точку.
– Подумай, конечно, если есть веские причины, то, может быть…
– Я поеду. Сейчас с женой и с сыном переговорю...
– Завтра ждём тебя, подходи, всё разъясним.
Дома был короткий разговор с Ниной, пришлось вложить всё своё обаяние и любовь в каждое слово. Трёхлетний Василёк прижимался к моим рукам и всё время тянул поиграть. Я оставлял своих дорогих, любимых людей, как мне сказали, на два-три месяца. Обещал звонить так часто, как смогу. Примерно через неделю наша группа улетела на долгих шесть месяцев. Вернуться через три месяца не получилось, не было замены. Мы работали день и ночь, утопая в стонах, в крови и в тяжелейших операциях. О «двухсотых» говорили, как о живых, Почему-то так получалось. Они были всегда с нами. Был случай очень-очень горький в моей практике. Молодой парнишка, живой, но с отпиленными конечностями, стонал и звал маму. Господи, почему он выжил? Как можно это объяснить, я не знаю. Он лежал на операционном столе, а мы аккуратно латали его изуродованные руки и ноги, вернее, то, что от них осталось. О своих эмоциях я не говорю, сердце останавливается от такого горя и боли.
Порой, проводя осмотр ребят, я ловил себя на мысли, а как же в Великую Отечественную справлялись с огромным потоком раненных? Как же выстояли все люди нашей огромной страны? Значит, Бог силы давал и сейчас даст! Всевышний знает, когда и чем надо помочь каждому из нас. Молитесь, братцы, и услышаны будете!
Через шесть месяцев я вернулся домой живой. С опустошённой душой и тяжёлым сердцем. За время этой войны мы похоронили несколько тысяч своих дорогих, милых, любимых ребят. Душевные раны не лечатся, они затягиваются, но иногда могут кровоточить. Слава Богу, вскоре и эта война закончилась. Смерть приостановила свою жатву, и наш народ смог сделать передышку.
После этой командировки я стал постоянно летать туда, куда Родина пошлёт. Когда я начинал собираться в дорогу, Василёк всегда спрашивал маму:
– А папа опять на войну летит?
– Да, – тихо отвечала Нина.
– Он будет лечить раненых?
– Да.
– А когда я вырасту, я буду солдатом и буду защищать вас.
Нина грустно смотрела на меня, а я разводил руками, виновато улыбался и отвечал:
– Есть такая профессия – Родину защищать!

ВОСПИТАТЕЛЬ,
Работа в морге имеет свои плюсы: никто не суетится под ногами, не мешается. Для каждого вновь прибывшего есть стол или кушетка, лежат они спокойно, не ругаются и не скандалят, чья очередь, почему кто-то без очереди пролез. Им всё равно, потому что для них наступила вечность, а там суеты нет.
Поздним вечером, почти перед концом работы, привезли утопленника. Надо срочно сделать вскрытие, взять необходимый материал. Ребята из следственного очень просят о помощи. Я задержался часа на два. Стою со скальпелем в фартуке, перчатках, маске. Грудную клетку разрезал, развернул, копаюсь внутри. Сзади слышу голос молодого санитара:
– Петрович, тут ещё один. Молодой, а жить уже надоело.
– Антон, ты что ли? Поставь его в угол, или сразу в холодильник вези, – ответил я, не поворачивая головы. – Он раздетый уже? Одежду снимай сам, с ней возни много, а мне сегодня некогда.
– Петрович, он не хочет раздеваться, руки зажал, зараза!
– Возьми ножницы и разрежь её, ты вроде уже не первый раз, знаешь, что почём. А вскрывать я его завтра буду с утра, поэтому в холодильнике установи температуру так, чтобы он не замёрз в кочерыжку.
Я взял ножовку и надпилил рёбра утопленнику, потом аккуратно извлёк часть лёгкого. И тут слышу дрожащий голос вперемежку с клацаньем зубов. Поворачиваюсь, а на каталке лежит молодой человек , закутанный в простынь, лицо такого же цвета, как и она. Губы бледные. А у изголовья стоит Антон, едва сдерживая смех.
– Антон, ты что, вампира привёз? Скорее тащи осиновый кол!
– Дяденьки, я больше не буду. Я хочу жить, отпустите меня, пожалуйста, – прошептал «вампир» и потерял сознание.
– Антоха, ты кого привёз, ядрёный корень?!
– Суицидника, замучил всех в семье. Мать там его слезами обливается, а он, гад, требует всё, что вздумается, то денег ему мало, то от работы устал, а тут заявил, что от жизни устал, ну и вскрыл себе вены.
– Воспитатель, ёшкин кот. Вези в палату, скажи, что завтра зайду к нему.
– Вот и ладненько, поехали обратно в свет!
На следующий день я пришёл в отделение посмотреть на «воспитанника». Узнал, что ему девятнадцать лет, учиться в техникуме не хочет, вот-вот исключат. Матери все нервы вымотал. Захожу в палату, она четырёхместная.
– Кто тут Лёшечка?
Он увидел меня и начал бледнеть, Видимо, узнал. Соседи показывают, кто рукой, кто кивком головы, вот, мол, он. Я подошёл, присел на край кровати и тихим голосом сказал:
– Я тебе хочу напомнить, дружок, что вакантное место в моём отделении тебя будет ждать в любое время дня и ночи. А Антон проследит за тобой, как ты жить будешь, учиться, мать слушать. И потом, перед выпиской, зайди ко мне, я проконсультирую, как надо совершать суицид, что бы наверняка получилось задуманное! Скорая даже доехать не успеет, поверь мне, я знаю, о чём говорю.
Он лежал, держа забинтованными руками одеяло и натягивая его до самого подбородка. Может, думал, что я его душить начну. Я улыбнулся и, похлопывая его по плечу, добавил:
– Не бойся, я сегодня без пилы.
Уходя из палаты, попрощался со всеми и подумал: «Хоть бы паранойя не началась у бедного!»

ЗУБ
По дороге утром на работу увидел нашего дворника, хороший человек. Работает год – никаких нареканий, двор чистый, дорожки подметены. В пять утра я ещё сплю, а он уже трудится. Вижу, что-то невесёлый идёт.
– Здравствуй, дорогой! Что случилось, почему хмурый такой?
– Доктор, помоги мне. Ты же врач, ты всё должен знать.
– Говори.
– Зуб у меня болит, сил нет.
– К стоматологу ходил? Это по их части.
– Ходил две недели назад, полечил он меня. Но зуб болит и болит. Вчера опять ходил, выписал мне лекарства аж на восемьсот рублей. Пью, а боль не уходит. Говорит, что надо коронки и мост убирать, а потом лечить.
– Ну, а ты что?
– Дорого очень, через три месяца у меня отпуск, поеду домой, там сделаю.
– Хорошо, слушай народный рецепт. Берёшь мелкую соль и каждый день чистишь зубы ей вместо зубной пасты. Будешь так делать, дотерпишь до дома. А приедешь к себе – обязательно к стоматологу, может, зуб ещё удастся вылечить, а так пропадёт.
Прошла неделя, и вот вижу, издалека, дворник наш улыбается, кланяется.
– Доктор! – громко так крикнул он. – Спасибо Вам, вы самый лучший врач, не болит больше. Каждый день чищу!
Я кивнул головой, помахал рукой. Порадовался за него. Но на этом благодарность Саида не закончилась. Как только он меня видел на улице, начинал громко благодарить и выкрикивать: «Вы самый лучший врач. Спасибо вам!» Так длилось очень долго. Я уже, прежде чем выйти на улицу, выглядывал в окно. Надо было удостовериться, что Саида нет поблизости.
Но вчера увидел его снова. Поинтересовался здоровьем и планами.
– Когда домой, в отпуск?
– Через неделю поеду.
– Лечись там, пожалуйста.
– Хорошо, – и опять добавил, – вы самый лучший доктор!
Я поклонился и пошёл к себе. Вот она, благодарность человеческая, не знает границ. Видимо, сильно тогда у него зуб болел.


ПРАКТИКАНТЫ
В восемь утра все дежуранты ходят на доклад к главному врачу. Он лично из первоисточника желает знать ночные новости больницы. Кто поступил, в какое отделение, с чем, отдельно – сколько в травме, сколько в токсикологии и последний вопрос, умер кто или нет. Я приходил к главному, если это касалось вскрытия или биопсии, а так вопросы со мной он решал по телефону.
Я только что вышел от главного и шёл по коридору, меня окрикнул травматолог Виктор Трофимович.
– Володь, помоги, как друга прошу!
– Что случилось? Ампутировать что-то надо или хуже?
– Забери к себе студентов.
– На сколько?
– Дня на два, на три.
– Факультет?
– Лечебный.
– Группа большая?
– Шесть человек.
– У меня столько трупов нет, чем я должен их развлекать?
– Ну, придумай что-нибудь, умоляю.
– А почему именно сегодня я должен тебя выручать? Колись.
– Ну, не спрашивай! Очень, очень надо.
– Кто, Женечка?
– Нет.
– Светлана?
– Нет.
– Ну говори, а то не возьму.
– С Ритой встретиться договорились сегодня в два, пойдём в ЗАГС, а тут занятия со студентами до четырёх. Выручай, умоляю.
– Ради Риты и вашего будущего возьму твоих оболтусов, но не дольше трёх дней.
– Петрович, спасибо!
– Целоваться не будем! Когда мне ждать нашествие на мой морг?
– В одиннадцать тридцать.
– Договорились. Должен будешь!
– Да, только в морг отрабатывать не пойду.
– Слабо! Ладно, я что-нибудь придумаю для тебя.
Мы пожали друг другу руки ,и я пошёл к себе, с интересом ожидая студентов.
Примерно через полтора часа стали прибывать будущие светила медицины. Я встретил их в большом холле, между двумя залами, предназначенными для прощания с усопшими. Показал им раздевалку и сразу предупредил, что одетым надо быть как в операционной, здесь всё чисто и стерильно! Девчонки начали фыркать, что запах тут какой-то странный.
– Какой запах? – поинтересовался я.
– Здесь пахнет трупами, – ответила одна, видимо, самая смелая.
– Здесь пахнет человеком, его телом или тем, что от него осталось! Назовите ваши имена, чтобы я знал, как к вам обращаться в течение наших занятий, – произнёс я для пущей важности, открыл тетрадь и стал их записывать. – Через пять минут жду в секционном зале номер один, не перепутайте, и прошу заметить, мои занятия прогуливать нельзя, отработка в двойном размере.
– А это как? – поинтересовался Филипп.
– Пропустил четыре часа, отрабатываешь восемь! – улыбаясь, сказал я и пошёл в секционный зал. – А ещё можно ночным дежурством!
Все застыли от услышанного. Испугались!
«Во попал, так попал, у меня один труп в холодильнике, два на столах лежат в первом зале, накрытые. С чего начать, интересно? С теории, наверно. А то начну с практики, пилить да резать, попадают молодые, куда потом их девать, надо хоть нашатырь достать из аптечки», – думал я.
Мои приготовления были закончены, дверь тихонько приоткрылась, просунулась голова сквозь створки.
– Можно?
– Нужно, проходим и рассаживаемся на сидячие места – это стулья и кушетки.
Смотрю на их лица, вижу, не нравится помещение. Но они нашли в себе силы присесть, некоторые корчили гримасы, запашок несвежий видимо. Я, абсолютно не задумываясь о последствиях, автоматически взял стакан, посмотрел на него со всех сторон, налил из кувшина воды и выпил. После чего повернулся к студентам, некоторые резко побледнели. Я решил не заострять на этом внимания, а перешёл сразу к теории. Но двоих стало мутить, они попросились выйти. Я разрешил.
– Девочки, бегом! Туалет по коридору налево, по дороге не нагадьте, а то мыть холодильники заставлю, там как раз сейчас почти никого нет.
«Что-то занятие у меня не задаётся, странно. Вроде ещё даже к трупам не подходили», – подумал я. И направился к столу, включил чайник.
– Ребята, может, кофейку, а то я смотрю, вы не в форме. – В ответ тишина и удивлённые глаза.
– Так, продолжим, записывайте, не отвлекайтесь на сомнительное предложение, – сказал я.
Вкратце напомнил им анатомию человека, основные травмы, полученные в ДТП, о первой помощи, которую должен знать каждый. При этом прохаживался по залу и попивал кофе из чашки. И вдруг меня осенило, что они совсем не слушают, а смотрят на чашку и на мой кадык, который шевелился при каждом глотке. Я поставил чашку на подоконник. Сел за рабочий стол. Раскрыл тетрадь с именами студентов.
– Я сейчас буду задавать вопросы, а вы быстро и внятно отвечайте. И кто-нибудь сходите за теми двумя, а то они уже полпары пропустили.
Через минут десять вся группа сидела в полном составе и смотрела на меня не как на преподавателя, а как кролики на удава или питона.
– Филипп, к тебе вопрос. Кем хочешь быть, какую специализацию желаешь получить?
– Я думаю, – как-то неуверенно начал он, – может, окулистом стать.
– Ты тогда в мединститут шёл зачем? Сам захотел или тётя посоветовала?
– Сам.
– Значит цель свою должен видеть чётко и ясно.
– Юля!
– Врачом-косметологом.
– Татьяна.
– Физиотерапевтом.
– Оксана.
– Гинекологом.
– Борис.
– Травматологом.
– Диана.
– Терапевтом.
Все специальности хороши. «Но Борису и Оксане отдельное уважение», – подумал я.
– Уважаемые студенты лечфака. Мы с вами провели два часа теории, сейчас перейдём к практике, получите домашнее задание, и я вас отпущу на пятнадцать минут раньше. Идёт?
Они со мной согласились. Я направился к своим непосредственным пациентам. Попросил подойти всех поближе. Снял простыню с одного из тел и стал объяснять, что этот человек погиб в автокатастрофе. Их дело – сделать поверхностный осмотр, на это выделяю им тридцать минут. Затем я вскрываю его, и мы смотрим внутренние повреждения. На этом расходимся. А дома должны описать все травмы, полученные несчастным, в том числе и основную, которая привела к смерти.
Когда занятие закончилось, я с облегчением вздохнул. Вышел на улицу проводить студентов, и тут на тропинке стоит мой благодарный дворник. «Доктор спасибо! Вы самый лучший врач!» – раскланивался мой милый Саид. Я в ответ поклонился и помахал рукой. Студенты косо посмотрели на меня и молча пошли прочь. А я вспомнил классный анекдот… Вечер. Идёт дождь. Человек в плаще с накинутым капюшоном косит траву между взлётными полосами в аэропорту. Тут один самолёт пошёл на взлёт, когда они поравнялись, человек перестал косить, встал, подняв косу, и начал махать рукой пассажирам, мол, счастливого пути. Пилот сообщает диспетчеру: «Уберите этого идиота с полосы, а то у меня пассажиры сейчас повыпрыгивают!»

КРАЖА
Утром, зайдя в морг, я любил пройти по коридору, где в пристенных шкафах хранились в стеклянных колбах заспиртованные внутренние органы, части конечностей, человеческий плод в разные недели развития и многое другое. Все эти материалы собираются в течение многих лет, и я продолжил эту нехитрую традицию. Сегодня, проходя мимо музейных экспонатов, заметил, что чего-то не хватает. Остановился и стал внимательнее осматривать полки. Вижу, что нет колбы с сердцем. Я заволновался, ведь говорил себе не раз повесить замок, но посетителей тут почти не бывает, от кого запираться? Тут вспомнил, что у меня практиканты! Ну, держитесь, черти, достанется вам сейчас. Захожу в секционный зал, там сидят десять человек. Шестеро тихо, а четверо как-то нагловато. «Откуда ещё взялись люди?» – спросил я себя.
– Вы кто такие? – спросил я вновь прибывших.
– Нам сказали, что сегодня и завтра занятия будут проходить здесь, – сказал один с явным запахом перегара.
Я открыл свою тетрадь, не торопясь проверил вчерашних студентов и стал записывать новеньких.
– Фамилия, курс и факультет, называем.
– Пятый курс, стомфак, Котов Леонид, – ответил мне молодой человек с перегаром.
– Мы все с одного курса. Я Окулов Святослав.
– Маркин Николай.
– Лобов Фёдор.
Я поднял трубку телефона, набрал охрану.
–Влад, ты? Посмотри, там у меня в холле лазили, и пусть кто-нибудь материал принесёт.
После этого я начал занятия со студентами лечфака, приказав стоматологам сидеть смирно. Примерно через полчаса зашёл мой дорогой Антоха.
– Петрович, я принёс. Тут такое!
– Давай, подключай к ноутбуку, сейчас посмотрим немое кино. Мне кажется, что это всем будет интересно. Антон, присаживайся возле дверей, запри её, на окнах решётки, никто не уйдёт, – громко сказал я.
Повернулся к студентам, у некоторых появилось волнение, кто-то стал грызть ногти, кто-то заёрзал на стуле.
– Вопрос первый. Почему стомфак оказался здесь? Отвечает Николай.
– Нас из главного корпуса отправили на два дня в морг.
– Кто хочет окончить обучение в институте прямо сегодня? Фёдор, слушаю тебя.
– Сегодня рано, октябрь только.
– Правильно говоришь. Сейчас смотрим маленькое кино, и если после него я не получу правильного ответа, то октябрь превратится в последний месяц обучения для всех вас!
Я включил воспроизведение видео и «кино» началось. По коридору музея идут четверо молодых людей в медицинских халатах и шапочках, тычут пальцами и смеются, сгибаясь пополам. Потом один показывает на большую колбу, открывает шкаф, достаёт и вскрывает колбу. Сердце выбрасывают в форточку, а спирт, как это ни противно, начинает пить, затем передаёт колбу второму. Тот не отказался, тоже смакует и смеётся. Оставшиеся двое отказались, побрезговали угощением!
Я повернулся к студентам стомфака и внимательно рассматривал их лица. Побледнели, не ожидали такого быстрого разоблачения, молчат.
– У вас есть две минуты, чтобы принести это сердце назад. Если его там не будет, пеняйте на себя. Идет один. Леонид, это будешь ты. Твои друзья остаются в заложниках. Телефон, часы, авторучку, если она есть, сдать, выкладывай всё на стол.
Он безропотно все выложил и пошёл к двери. Хмель медленно покидала его. Антон вышел с ним в качестве сопровождения. А у нас в зале повисла мучительная тишина. Мы ждали долго, больше часа. Потом они вернулись. Леонид в грязном, разорванном медицинском халате, но с сердцем в руках. Я вздохнул спокойно.
– Почему так долго, позор стоматологии?
– Его собака какая-то хотела утащить, вот я и…
– Дрался за трофей, повезло тебе, что смог отбить. А сейчас, Николай, веди его в травмпункт с моей запиской, пусть ему курс от бешенства проколят. Вы вчетвером теперь у меня будете долго, я договорюсь с вашим деканом. А вы, оставшиеся два охламона, быстро взяли в руки колбу и пошли по отделениям собирать спирт, он должен быть 99,9 %. Спиртометр у меня есть, не вздумайте больше шутить. Задача ясна? Побежали, зубастики!
Вот так прошёл второй день занятий. А четверых подручных декан мне отдал, дабы замыть позор стоматологического факультета, на целых две недели. Вот они у меня делали всё, вспоминали анатомию человека, строение лица, анатомию тройничного нерва и физиологию проводящей системы. Отпрепарировали стопу для музея. Присутствовали при всех вскрытиях, не как зрители, а как ассистенты. К концу двухнедельной ссылки даже чай стали пить со мной в секционном зале, рядом с трупами, у некоторых брезгливость прошла, а у некоторых её и не было! Им урок на всю жизнь, а мне помощники на две недели.

И ТАКОЕ БЫВАЕТ
Вечером сидел за столом и писал заключение. Слышу, санитары Антон и Глеб посмеиваются между собой.
– Что случилось? – спрашиваю их.
– Петрович, представляешь, в нашем ВИП-отделении семь женщин и ни одного мужского тела, – говорит Глеб.
– И что с того? Объясните.
– Сейчас позвонил какой-то Жуликов или Жудиков, сказал, что завтра хотел бы забрать тело отца.
– Может быть такое, что его отца нам ещё не доставили из отделения? – поинтересовался Антон.
– Нет! – запротестовал Глеб. – Он же сказал, что отец умер ночью, не в эту ночь, а в ту. То есть его отец мёртв больше суток. Ты думаешь, что кто-то прячет тело в отделении?
– Ребята, это интересно! – сказал я. – Давайте дождёмся завтра и всё узнаем.
Придя на следующий день на работу, не без иронии отметил, что Глеб и Антон уже здесь.
– Молодцы, сегодня будем провожать Жидикова в полном составе нашего коллектива, – произнёс я.
– Петрович, ты опаздываешь, мы уже давно тут, – сказал Глеб.
– Да я не удивлюсь, если вы ночевать домой не ходили.
– Тихо, едет кто-то, – сказал Антон.
К нам подъехал неплохой NISSAN, не самый аховый, но в общих чертах ничего. За рулём сидел молодой мужчина, а рядом убитая горем пожилая женщина, видимо, вдова. Мужчина вышел, подошёл к нам, уважительно поздоровался, объяснил, что он за телом отца. Мы слушаем, киваем головой, и тут мне пришла мысль, как спасательный плот!
– Простите, уважаемый, – начал я, – это ваша мама?
– Да, – тихо сказал он.
– У нас одна формальность, чистая бюрократия. Она супруга усопшего, можно её попросить выйти из машины и расписаться в книге, учётной книге?
– Да, конечно.
Он подошёл к машине, помог маме выйти, завёл её в кабинет, усадил на стул.
– А вы, если не трудно, можете принести одежду, и санитары всё вам подготовят.
При этом Антон и Глеб одновременно кивнули головами, словно два братца из ларца…
Сынок вышел из кабинета. Я присел напротив женщины и спросил:
– Вы нам ничего не хотите сказать?
Она посмотрела на меня, на санитаров. Мы сразу сообразили, что не догоняет, совсем от горя не понимает ничего. Я взял её паспорт, раскрыл первую страницу и, переведя взгляд на неё, спросил:
– Лидия Степановна, у нас нет тела, мужского тела. Понимаете? Сейчас в морге семь женских тел, может, какая-то ошибка произошла…
– Ох, – всплеснула руками пожилая дама, – я так привыкла, что Марк всегда со мной, я даже и не подумала, что может возникнуть такая неловкая ситуация. Маргарита, Марк – это и есть мой гражданский муж!
Смотрю, у Антона глаза стали более выразительными, чем у Глеба. Зато тот рот шире открыл. А Лидия Степановна продолжила:
– Пожалуйста, только Вадику ничего не говорите, он этого не знает. Марк всегда был хорошим отцом. Мы с ним познакомились, когда я была беременная, он от меня не отходил ни на шаг, самый лучший, самый заботливый. А какой отец замечательный! Как мы с Вадиком без него-то будем справляться?..
Я повернулся к двери, как раз когда Вадик притащил пакет с одеждой.
– Ребята, пожалуйста, подготовьте Марка…
– Ивановича, – подсказал Вадик.
– Марка Ивановича. Оденьте, причешите, побрейте, а то оброс. А вы, Вадик, распишитесь и можете ожидать с мамочкой возле прощального зала. Скоро батюшка подъедет. Отпевать будете?
– Да-да, всё, как положено. – Он взял маму под руку, и они удалились. Я пошёл к ребятам на помощь, Маргариту Ивановну мы одели, причесали и получили Марка, которого и выдали родственникам. Вот как бывает.

СЮРПРИЗ
Стоял тёплый осенний день. Насколько красива и очаровательна осень! В это время года я люблю ходить по нечищенным тропинкам парка, чтобы листва шуршала и разлеталась от шагов. Медленно идя по дорожке на работу, я думал о своём повзрослевшем сыне, какое счастье, что у меня есть он и Нина.
Зайдя к себе, услышал голос Антона и стук фигур по шахматной доске. «Интересно, с кем это он? Сам с собой что ли?» – подумал я. Прохожу в кабинет, а там за столом играют в «чапаева» Антон и мальчуган.
– Откуда это чудо в наших краях? – спросил я.
– Это к тебе, Петрович, посыльный. С утра дожидается.
– Ты кто, малыш?
– Паша. И я не малыш!
– Извини, что-то не сообразил сразу. С чем пришёл, Паша?
– С запиской от папы.
– А папа кто?
– Лев!
– Из зоопарка, что ли?
– Нет, он из больницы.
– Ничего не понимаю. Он что, болеет? Фамилия твоя какая? Стоп, подожди, я сначала записку прочитаю, где она?
– Записка на почте, папа сказал, что там всё написал.
– Антон, объясни мне, что происходит, я ничего не понимаю.
– Ну, ты даёшь! Компьютер открой, тебе на почту Лёва всё скинул, – весело ответил Антон.
– Ну, Паша, давай я с тобой поиграю, а дядя Антон пойдёт почту читать, он в этом лучше разбирается. Пароль ты придумывал? – спросил я Антона. – Вот теперь иди и ищи, где что написано.
Я подтолкнул Антона и сел играть. Тем временем узнал, что передо мной сидит Будулаев Павел, сын нашего кардиохирурга. Маму его в роддом сегодня ночью увезли, а бабушка не успела приехать, чтобы с ним посидеть. Потому что она живёт в другом городе. А детский сад закрыт, там сегодня тараканов травят. Вот папа Лев и привёл Пашу к своим друзьям. Он сказал, что здесь ему понравится, здесь хорошо. И что все обрадуются, потому что это сюрприз!
Выслушав всё это, я проникся огромными «дружескими» чувствами ко Льву Георгиевичу. «Вот паразит, лучшего места во всём больничном городке не мог сыскать, только здесь! – подумал я.– Оазис прямо! Ну, Лёва, придёшь ты вечером!»
Тем временем Антон открыл почту и с криками: «Ура, я это сделал!» пригласил меня прочесть текст, который начинался словами: «Челобитная!» Мы от души посмеялись. Но факт остаётся фактом – у нас маленький ребёнок, и с ним придётся заниматься до вечера.
– Антон, сейчас придёт Глеб. Ты ему передашь нашего шахматиста. Пусть он играет с ним, погуляет в парке. А в обед пойдём все в столовую, я угощаю.
Антон кивнул в знак согласия и пошёл заниматься с Павлом. А я занялся обычным делом во втором секционном зале. С вечера туда доставили пожилую женщину. Накануне планировали ей сделать операцию, но в самый ответственный момент что-то не задалось. Успели сделать операционный разрез на брюшной полости и женщина скончалась. Посмотрели пульс, зрачки, дыхание и констатировали смерть. Её отодвинули в дальний угол и начали заниматься другим пациентом. Потом доставили ко мне. В холодильник мы её не стали помещать, в зале и так прохладно, ночь пролежит, не испортится. Я подошёл к телу, убрал покрывало, и что-то меня насторожило. Внешне моя пациентка изменилась, Вчера привезли конкретный труп, а сегодня словно живая. Я проверил пульс, не пойму. Дыхания не вижу. Зрачки — они вроде реагируют! «О, ёлки-палки, да она жива! Как хорошо, что мы её в холодильник не сунули!» Я накрыл её покрывалом и громко позвал своих помощников. В зал вошли все и Паша тоже.
На соседнем столе лежали куски от ампутированной нижней конечности. Павлик подошёл к лотку и внимательно уставился.
– Кто привёл ребёнка сюда! – крикнул я.
А он, не отрывая глаз от лотка, тихо говорит:
– Дядя Антон, у вас тут так много мяса, я даже есть захотел.
– Глеб, убери ребёнка, иди с ним в столовую, – сказал я.
Глеб схватил Павла на руки и быстро исчез.
– Надо отцу передать, что детей кормить надо, прежде чем в гости отправлять, – пробурчал Антон.
Мы с Антоном аккуратно переложили женщину на каталку, застеленную чистым бельём, укрыли тёплым покрывалом. И вместе повезли через коридор подвала в центральный корпус, в отделение реанимации. Наша чудом выжившая женщина проснулась на пятые сутки. После повторно проведённого обследования оказалось, что операция ей не нужна. Неизвестная опухоль в брюшной полости размером с маленький детский мяч исчезла! После этого случая мы с ребятами по-другому посмотрели на Павлика. Это же он к нам с сюрпризом пришёл!

ДЕВОЧКИ
Поздно вечером я зашёл к Нине. Она кружилась по ординаторской, всё искала потерянную записку.
– Ниночка, что я могу сделать для тебя?
– Володя, я потеряла отказ от ребёнка, – горько прошептала она.
– Спокойно, сейчас найдём.
Я усадил её в кресло, налил чай с мятой, а сам сел за её рабочий стол и не торопясь начал перебирать бумаги.
– Расскажи, что случилось, почему отказ?
– Ты представляешь, как всё получилось, в родзале было две роженицы. Одна семья так давно ждёт ребёнка, лет пятнадцать. Мы все за них так переживали. Она наблюдалась в нашей женской консультации. Ей рожать через полтора месяца, а тут привозят по скорой, воды отошли и кровотечение. И роды, понимаешь, роды уже начались. Мы её в родзал подняли, и через минуту привезли другую, на соседний стол положили. А эта другая не даёт выйти своему ребёнку, зажимает, Надо тужится, а она орёт, что не хочу, не нужен мне этот ребёнок. Я даже по лицу её нашлёпала. Насилу достали деток и у одной, и у другой. Теперь дети в реанимации, тяжёленькие, но у первой совсем не жилец. Мне даже страшно, что будет утром. Как мамочке всё это сказать?
– А вторая что?
– Вторая! Мамаша написала отказ и через три часа убежала из отделения.
– Кто родился у них?
– У обоих девочки, как мне жалко их… – Нина плакала и руками утирала слёзы.
– Кого жалко?
– Девочек этих и эту семью, они так нуждаются в ребёнке, они так долго его ждут. Как я когда-то ждала, ждала, пока не появился ты и Василёк, – и слёзы опять ручьём потекли по её лицу.
– Можно я посмотрю на них?
– Сходи! Я только что оттуда.
Я зашёл, смотрю, одна в кювезе лежит, руками, ногами дрыгает, на голове гематома, лицо отёчное. А вторая уже не дрыгает и не дышит. «Это уже мой пациент на завтра», – глядя на неё, думал я. На голове тоже гематома и веки припухшие. Недолго думая, взял и поменял им метрики на руках, и переложил из одного кювеза в другой. «Живи с мамой и папой и будь хорошей девочкой!» – подумал я. Повернулся к окну, перекрестился. На подоконнике лежал отказ от ребёнка.
– Господи, прости и помилуй меня грешного, – прошептал я, перекрестил девочек и, захватив бумагу со словами отказа, пошёл в кабинет к Ниночке.
– Нина, вот отказ, ты его в палате забыла, на подоконнике лежал.
Она взяла его и быстро спрятала в сейф.
– Спасибо тебе! – Нина притянула меня к себе и положила голову на плечо.
– Пойдём домой! – тихо сказал я.
Мы вышли во двор, медленно прошли по больничному парку, наслаждаясь тихим и тёплым вечером.
Не всегда люди, которые могут родить ребёнка, достойны этого чуда. Видимо, ребёнок им посылается как искупление за грехи, но они отказываются и бегут от этого спасательного круга, всё больше и больше утопая в дьявольских искушениях.

ПОДРАБОТКА
Зима выдалась холодной и снежной. На новогодние праздники мне пришлось, по просьбе главного врача, поработать в травмпункте, потому что один из травматологов заболел пневмонией. Таким образом примерно две или три недели мне была обеспеченна подработка. Так как основная работа у меня днём, то всё остальное приходилось на вечер и ночь. Получалось около десяти дежурств. Народа в травмпункте всегда хватает. А на праздники особенно. Ожоги, переломы, сотрясения, падения с высоты. Катания на коньках и лыжах тоже не лишены своих особенностей. Есть травмы по неосторожности, по глупости, по любопытству, а есть несчастные случаи.
Этот список бесконечный. Идут и идут к нам. Всё в точности, как в «Айболите» у Корнея Чуковского.
Мне приходилось в эти дни шить, гипс накладывать, лампочки изо рта вытаскивать. Диву даёшься, с какой фантастической настойчивостью люди находят себе приключения на энное место. Отделение травмы в такие праздничные дни всегда переполнено, мест нет даже в коридорах.
Однажды после ночного дежурства иду на своё рабочее место. Смотрю, возле морга человек десять прыгают на морозе. Кто с гипсом, кто с повязкой на голове. Подхожу ближе.
– Доктор, мы к вам, замёрзли уже, а ваши помощники нам не открывают.
Я открыл дверь, впустил страждущих, они быстренько расселись в холле рядом с ритуальными залами и начали спорить, кто первый, кто второй.
– Уважаемые, если вы пришли занимать очередь сюда, – я показал на ритуальные услуги, – то не по возрасту и несерьёзно как-то. Предупреждаю, что эвтаназия запрещена законом в нашей стране.
Боковым зрением улавливаю, что Глеб снимает эту комедию на камеру.
– Доктор, мы не туда, – самый смелый начал оправдываться, показывая рукой на ритуал, – мы к вам полечиться. Мне сегодня надо гипс снять по вашим рекомендациям, а поликлиника будет работать только завтра.
– А мне швы надо снять, – заговорил другой.
– Почему пришли сюда, а не в травму?
– Здесь очередь поменьше, чем в травму, – услышал в ответ.
– Хорошо, поможем всем. Верхнюю одежду снимаем и в кабинет.
В течение часа приём был благополучно проведён, пациенты остались довольны.
– Спасибо, доктор, а можно на контрольный осмотр я приду к вам? – тихо спросил один из пациентов.
– Я вас понял, ребята! Видимо, это карма.
Помыв руки, я смотрел на улыбающихся санитаров.
– Что ржём, орлы? Это судьба, а у вас есть шанс поработать с живыми, заметьте, абсолютно живыми пациентами и вспомнить курсы по оказанию первой медицинской помощи!
Как мы и думали, на этом не остановился поток желающих попасть на приём без очереди ни завтра, ни послезавтра. Это длилось в течение всей моей подработки в травмапункте.
При этом пациентов совсем не смущало, когда почти одновременно с ними прибывала перевозка. Некоторые даже помогали заносить тела, аккуратно клали их на каталки. Сочувственно беседовали с родственниками. Русский народ неповторим ни душой, ни умом! Это уникальный, неизученный род человеческий!
В течение этих дней у меня из головы не выходил стих Фёдора Ивановича Тютчева:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.


НЕВЕСТА
Мы с семьёй отдыхали в Южной Осетии. Замечательная, красивейшая республика. Горный воздух, вода с необыкновенным вкусом, чудесная еда, тишина, покой! Отдыхать – не работать!
Мы осмотрели исторические достопримечательности, ходили в горы, спали в палатках. С нами были наши друзья из Цхинвала Дакко и Леван. Однажды вечером Дакко рассказал историю, которая потрясла меня до глубины души.
– В моём родном селе два года назад, – начал он свой рассказ, – произошёл такой случай, в который трудно поверить, просто невозможно. Но я и Леван были там и сами всё видели и слышали.
Леван в знак согласия кивнул головой, и глаза наполнились болью.
– Мы хоронили молодого парнишку, моего племянника Алана. Ему на тот момент было двадцать четыре года. Красивый, умный, только что окончил университет, и вдруг остановка сердца. Никто ничего не успел сделать. Очень, очень жаль, горе для всей нашей родни. В день похорон всё было готово, согласно традиции. Мы простились с Аланом, как положено.
Наша похоронная процессия уже вышла на окраину села. Смотрим, а к нам наперерез несётся автомобиль. Едет с большой скоростью, и останавливаться не собирается. Доехав до дороги, по которой должны будем пройти мы, он остановился. Смотрим, автомобиль с грузинскими номерами. Из него выходят пожилой мужчина и женщина. Мы остановились, ждём. Они в трауре, женщина несёт в руках коробку, передала её мужчине, тот приблизился к нам и, с почтением извиняясь, очень попросил поговорить с отцом юноши, которого хоронят. Мы вообще все удивились, откуда он знает, что мы хороним молодого мужчину? Вот загадка!
Вышел к нему Боци, отец Алана. А грузин и говорит: «Простите нас, уважаемый, мы не осмелились бы никогда потревожить вас, если бы не наша дочь Аниса. Она умерла неделю назад. Мы её хоронили, как невесту. Но вместо туфель надели тапочки, не смогли туфли надеть, ноги сильно отекли. А сегодня ночью приснилась мне и матери своей, – при этих словах он указал на одиноко стоящую женщину. – Она очень просила нас, чтобы мы передали через вашего сына её белые туфли. Указала нам, что в вашем селе сегодня её жениха хоронить будут. Мы с четырёх часов утра едем к вам, очень боялись опоздать». Он открыл коробку, а там белые, очень красивые, свадебные туфли.
Боци обнял несчастного отца, взял туфли и поставил к сыну. Так и похоронили. А через три дня позвонили из Грузии и передали «спасибо». Сказали, что дочка приснилась и поблагодарила всех. Что теперь она одета так, как подобает невесте.
Леван закончил рассказ, а мы ещё долго не могли нарушить молчание.

ДЬЯВОЛ ВО ПЛОТИ
В нашем городе эту семью знают многие. Это местные жители. Он работает на заводе металлоконструкций, а она акушерка в женской консультации. Прожив какое-то количество лет, поняли, что не могут иметь своих детей. Решились на усыновление. Но усыновить напрямую они, видимо, постеснялись. Пошли на обман. Имитировали беременность и ждали.  Ждали удобного случая для усыновления. Всем известно, что беременность имеет свои ограничения, срок чётко просчитан природой.
Проходит семь, восемь месяцев, а подходящего младенца нет. Родственники все в ожидании счастливого момента, а горе-родители на нервах. Гинеколог одного из роддомов кладёт её в vip-палату, якобы под наблюдение. И начинают лихорадочно искать младенца. К концу девяти месяцев, по стечению обстоятельств или по злому умыслу, именно в этот роддом приходит женщина, рожает здорового ребёнка – мальчика и отказывается от него, говоря всем своим родственникам, что малыш родился мёртвым и от тела она отказалась.
Естественно, лучшего стечения обстоятельства просто не найти! Можно счесть это за знак свыше. Мальчика оформляют как новорожденного для счастливой семейной пары. Представляете, милая, добрая женщина, которая почти отчаялась, получила в руки самого настоящего новорождённого, прекрасного, здорового малыша. Бабушки и дедушки были в восторге, что у них появился внук, наследник! Радость и счастье переполняла всех.
Эта история имеет печальный конец. Обмануть природу нельзя, всевидящее космическое око не принимает ложь, иронию и сделку. Для этого есть другие силы. Надо не бояться правды, не идти на сделку с совестью, не юлить перед Богом, и тогда есть возможность получить счастье. А счастье это очень многогранное и многосложное понятие. Для каждого человека оно имеет свою грань. Вот, например, я сейчас перечислю просто слова, которые несут в себе частицу счастья: мир, дом, ребёнок, букет цветов, здоровье, успешная карьера, редкая книга, дорогая машина, экскурсия… И этот список бесконечный. Когда человек получает то, о чём долго мечтал, он счастлив! Поэтому ответить на вопрос, что такое счастье – просто невозможно.
Я думаю, что нет необходимости говорить, что мальчик получал в этой семье всё необходимое и даже больше. Мать Женечка в нём души не чаяла, отец старался прививать строгие правила, беседовал, не ругал и уж, конечно, никогда не бил, даже не ударил. В четырнадцать лет этот мальчик уже мог водить машину, ходил на вечеринки, встречался с друзьями.
Помню, как-то возвращался с работы, мне навстречу попадается эта Женечка, очень симпатичная женщина, небольшого роста, аккуратненькая.
– Ты моего Сашеньку не видел?
– Нет, гуляет где-нибудь с ребятами, погода вон какая хорошая, не переживай, погуляет и домой прибежит. Ты прекрасно выглядишь, – добавил я, глядя на её хорошо уложенные волосы.
– А я теперь всегда так буду выглядеть! - весело ответила она и побежала дальше разыскивать своего любимого сынишку.
Шла середина ноября, месяц был на удивление тёплый, а через две недели город был уже засыпан снегом и стояли трескучие морозы. Все суетились, бегали на работу, домой, по магазинам. Не за горами новогодние праздники и каникулы. Многие уезжали на недельку, другую отдохнуть…
Праздники закончились, все вышли на рабочие места, и жизнь потекла привычным руслом. Пошли разговоры о Женечке – на работу не вышла. Позвонили с завода, разыскивали её мужа. Он тоже после праздников не вышел на работу. Узнали в школе, что их ребёнок – Сашка ходит на занятия, ночует все дни у бабушки (по отцу). Днём заходит к себе домой, делает уроки, смотрит телевизор, играет в компьютер, а вечером к бабушке. Сказал всем, что родители после новогоднего праздника, то есть первого числа, уехали в санаторий отдохнуть. Бабушка всё удивлялась, как так её не предупредили, никогда такого не было!
Через два дня к розыску была привлечена полиция. Они приехали к дому, по месту прописки. Дом, где жила Женечка с семьёй, был частным. Попросили открыть, чтобы провести осмотр, мало ли какие улики найдутся. Сын отказался помочь, сказал, что потерял ключи. Но разве это проблема для проникновение в жилое помещение?!
То, что обнаружили в доме, шокировало всех. На этого мальчика люди смотрели с ужасом, словно перед ними оказался не человек, а сам дьявол.
В тот роковой день, 31 декабря, Сашенька сел за руль отцовского автомобиля без какого либо разрешения. Они с друзьями поехали отмечать предновогодний вечер, выпили, где-то ударили машину, помяли капот. Вернулись домой, а там отец, который, естественно, отругал за сделанное, забрал ключи и грозился больше не давать машину.
А на улице этого мальчика ждала компания ребят, которые слышали, как отец ругался. Самолюбие подвыпившего молодого человека было задето.
И неизвестно откуда взявшаяся женщина тоже подлила масла в огонь. Она, словно змея, прошептала на ушко: «Был бы ты им родной, а не приёмный ребёнок, разве тебя бы отругали за такую ерунду? Ты им чужой, чужим и останешься навсегда».
Видимо, это была та самая ложка дёгтя, которая включила страшный механизм мести за свою поруганную честь в присутствии друзей в одурманенной алкоголем голове четырнадцатилетнего подростка. Друзьям он велел подождать несколько минут и пошёл в дом. Что руководило его действиями? Почему? Зачем? Ответов нет. Его друзья потом рассказывали, что слышали голос тёти Жени, доносившийся сквозь окна, она очень громко выкрикивала: «Прости нас, пожалуйста, прости!» Она не звала на помощь, не кричала, а почему-то просила о прощении. Материнское сердце, переполненное любовью к ребёнку, не видит ничего порочного в своём отпрыске.

Через несколько часов раздувшиеся и с распадающейся плотью, их тела лежали в морге на столах, а я их осматривал. Они пролежали в доме с включенным отоплением одиннадцать дней. Отец был убит сразу ударом топора по голове. Мать, видимо, пыталась защищаться. У неё были изрублены руки, кисти, ноги и только потом был нанесён смертельный удар по голове.
Эта трагедия началась очень и очень давно, в момент, когда было принято решение об имитации беременности. Чудовищный обман – это преступление. А одно преступление тянет за собой другое, потом ещё одно, и образуется целый узел взаимосвязанных, взаимодополняющих действий. В какую паутину сплетутся они, неизвестно.
На примере жизни любого человека можно сделать наглядное пособие, но только постфактум.
Почему-то редко люди учатся на чужих ошибках, они предпочитают совершать свои. А как хочется жить хорошо и идти по жизни ровной дорогой, без падений и крутых поворотов. Господи, проведи нас светлой дорогой! Только Ты знаешь, как нам надо поступить. Не оставь рабов твоих. Помоги нам, грешным!

БАБУШКА
У одного моего очень хорошего знакомого дальние родственники жили в Америке. Он не раз рассказывал, как там живётся простым и не очень простым людям. Кто-то хвалится новой жизнью, кто-то просто передаёт свои новые ощущения, но лично у меня создалось впечатление, что все они в течение всего времени, прожитого за рубежом, сравнивают ту жизнь с нашей, и так в течение многих лет. Русская действительность им не даёт покоя и хочется спросить: «Товарищи, а вы действительно счастливы, живя там, за бугром?»
Однажды этот мой знакомый, Алик, получил посылку от своих родственников. Подарки, заморские чудо-конфеты, приправы разные, блокнотики, авторучки и ещё разную мелочёвку. Мне кажется, что всю эту лабуду можно купить и у нас. Но сам факт, посылка из-за бугра, а это так по-детски волнующе. Похвалился наш Алик, мы за него порадовались. Кто-то из наших добавил, что родственники могли бы и почаще «приветики» присылать. Потом добавил пару смачных анекдотов про заграничную жизнь. Вот так на весёлой ноте и разошлись.
Месяца через три Алик пришёл ко мне в морг, зашёл в кабинет, сел в кресло. Выглядел он неважно, какой-то помятый, под глазами круги. Я смотрю, молчу. Жду, когда начнёт говорить. А сам достал стакан, поставил перед ним и полез в шкаф за коньяком. Алик молчит, хотя обычно отказывается. А тут смотрит куда-то в стол. Видимо, совсем плохо! Наливаю полстакана. Алик молчит. Добавляю до бортика, бутылку ставлю рядом и сажусь напротив.
– А себе? – тихо произносит он.
– Да у меня всё нормально.
– А… везёт,– При этих словах он берёт стакан и медленно выпивает «успокоительное».
Я протягиваю бутерброд, Алик закусывает. Сидим, молчим, время идёт. Я берусь за бутылку, открываю её. Алик, протестующе замотал головой.
– Больше не надо, отпустило.
– Помощь нужна?
– Нужна.
– Какая?
– Ты можешь это куда-нибудь закопать? – Алик достал аккуратную овальную шкатулочку серого цвета, на крышке рисунок – чёрные розы. У основания красивые ножки в виде шариков. На передней стенке мелкими буквами на английском языке написано два слова. Я внимательно посмотрел на Алика. В голове стали крутиться мысли, выстраивались догадки, но он меня опередил.
– Представляешь, эти родственнички уехали в Америку, промотали все деньги, типа им там тяжело было. Пришлось даже воспользоваться бабкиными, социальными выплатами… Помнишь, они выслали посылку?
– Да, ты рассказывал.
– Так вот, там были конфеты, приправы, печенье, несколько красивых авторучек, карандаши, блокноты, но там не было самого главного!
– Чего?
– Письма, понимаешь, хоть какой-нибудь маленькой записочки, – Алик так искусно жестикулировал, я даже почувствовал всю боль обиды за него.
Он замолчал, стало понятно, что его «не отпустило». Я налил ему ещё полстакана. Он молча кивнул в знак признания и выпил «лекарство». Минут через пятнадцать продолжил.
– Там было столько съедобного, что мы с женой даже и подумать не могли об этом. – Он ткнул пальцем на шкатулку.
– Можно? – спросил я.
– Да, – и слёзы потекли по его лицу.
Я открыл и просто обалдел.
– Ты догадался, да? – Алик от своей глупости чуть не взвыл, – а мы нет! Нет, понимаешь! Я подумал, что это ещё одна импортная приправа. Я её пробовал на вкус, жена пробовала. Мы добавляли её в суп, в гуляш, в фарш. Да, да я ел это!
Я молчал, мне было смешно и жалко Алика. Он так душевно раскаивался.
– Тебе смешно? Смейся, смейся надо мной. Родственнички, американцы липовые, только вчера удосужились позвонить нам. Прошло три месяца, мы уже съели полбабушки, а они, они… – Алик замолчал обессилено.
Я закрыл очень красивую урну с чёрными розами, с надписью «Belvoved grandmother» (Любимая бабушка).
Половина бабушки была съедена, но вторую половину мы честно похоронили.

МИСТИЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА
Несколько лет назад в одной из командировок мне пришлось работать в госпитале, где я познакомился с одним человеком. В нём, словно в одно целое, срослось два абсолютно разных, противоречивых и непредсказуемых человека. Трудно представить, чтобы Да и Нет, Инь и Янь, Белое и Чёрное смогли так слиться, переплестись, объединиться и врасти корнями в этого человека. Когда мы познакомились, это был уже взрослый, с определённым жизненным опытом, но чертовски предсказуемый и не очень надёжный сотрудник. Он оставил о себе двоякое впечатление и хорошее, и плохое. Я думаю, что причина в том, что он любил выпить лишнего.
Глупым его назвать было нельзя, школу закончил с золотой медалью. С красным дипломом медучилище. Внешне очень даже ничего. Высокий, широкоплечий, большие зелёные глаза, каштановые волосы. Этакий донской казак. Интересный собеседник, неплохой товарищ для своих знакомых. С одной стороны, чуткое и доброе сердце, сострадание, милосердие и с другой – резкий, грубый, импульсивный. От этого он и сам страдал, оно как бы съедало его из нутрии. Был женат, но не по любви. Имел сына, но обращался с ним грубо.
А вот непосредственно в работе он мне нравился, многое знал, многое умел. Его юмор был смешон и безобиден. Мы с ним столкнулись в госпитале: я врач, он старшина медицинского пункта одной из войсковых частей. Поручения выполнял хорошо, ответственно. Ребят гонял за всё: за ведение документации, за порядок, дисциплину, за внешний вид, за правильность выполнения медицинских назначений. Ну, в общем, звание старшины старался оправдать всеми силами. Санинструктора сначала побаивались его, а потом жалели. Один из них, вечером, сидя со мной в кабинете за оформлением документации сказал:
– А мне жалко старшину.
– Это почему? Он взрослый, состоявшийся человек, верно служит Отечеству, имеет семью.
– Да потому что он так и не достиг, чего хотел, о чём мечтал. Что он видел? Ничего. После окончания училища призван в армию и всё. Он больше ничего не получил в жизни.
– Не получил или не захотел?
– Не знаю. Он словно остановился в своём развитии. Ему всё ещё 19. Живёт с какой-то надеждой на чудо. Все знают, что он спивался в течение всех этих лет. Кроме солдат, офицеров он больше ничего не видел. Когда трезвый, с ним так интересно говорить, он многое знает, очень любит женщин, хорошо играет в шахматы.
– Как тебя по имени?
– Артём.
– Так вот, Артём, ты сам говоришь, что у него много хороших качеств, но есть дурная привычка – пить. И не просто пить, а запоями. Таких ещё можно вылечить, была бы цель. А у него, видимо, этой цели нет.
– Я не понимаю, как можно было начать пить, находясь на срочной службе, куда смотрел начмед?
– Вот здесь есть твоя правда, но обстоятельства сработали против него, а он не устоял.
– Это как?
– Тебе сколько лет?
– 20.
– У тебя сейчас такой же возраст, как у него 18 лет назад. Представь, если начмед предложит тебе выпить с ним в конце рабочего дня, ты согласишься?
– Нет, я против пьянства.
– Пьянство и выпить – это разные вещи. Я сейчас достану стаканы, налью тебе и себе. Ты откажешь мне в компании? Я – офицер медицинской службы, у которого не одна война за плечами, ты мне откажешь?
Артём молчал, по его лицу было видно о внутренней борьбе, происходящей в голове и сердце. А я продолжал настаивать, понимая, что ломаю его. Достал два стакана, фляжку с коньяком. Налил себе и ему. Не поленился, поднялся на второй этаж, взял у ребят хлеба и банку тушёнки. Поставил всё на стол.
– Каждый должен отвечать за свои поступки. За любое действие человек несёт определённую ответственность перед собой, перед людьми, перед семьёй, перед страной, перед Богом. Ну, давай, Артём, за нас, за Родину, за нашу армию.
Санинструктор молчал, колебался. Я выпил, открыл тушёнку, положил на кусок хлеба жирный кусочек мяса и стал аппетитно жевать.
– Пей, сынок. Ты готов отвечать за свои поступки? У каждого из нас есть выбор, как поступить: так или иначе. И только ты можешь решить, что для тебя важно сейчас, сегодня, завтра, через год.
Артём посидел немного, потом взял хлеб, тушёнку и начал есть.
– Хорошо, сегодня ты отстоял свою правоту. А завтра, а через полгода, а через год службы ты тоже откажешься выпить с начмедом? Вот так и старшина, не забывай, он служил два года. В какой-то момент просто перестал сопротивляться, поплыл со своим начмедом в одной шлюпке. День за днём и всё переросло в пагубную привычку.
Артём молчал, задумался.
– Его надо лечить, – продолжил я, – но для этого прежде всего необходимо его желание, а он доволен своей жизнью. Пьяный он дурной, семья боится его, мать перестала с ним общаться. А когда трезвый, то вроде и человек хороший, но всё равно, посмотри, его обходят стороной.
 На этом беседа закончилась, и до конца командировки задушевных разговоров больше не было, мы просто работали, выполняя свой долг. Прошло время, не могу назвать точно, примерно год. Вижу сон: тёплый летний день, трасса, по ней проезжают редкие автомобили. Из окна своей машины вижу, что на обочине стоит человек, пригляделся – старшина. Выхожу, жмём друг другу руки. Старшина улыбается своей очаровательной улыбкой, весь светится от счастья.
– Ты чего тут стоишь? – спрашиваю
– Тебя увидеть хотел.
– Садись, подвезу.
– Нет, я теперь тут – И он махнул куда-то в сторону.
– Где? – не понял я. Посмотрел на трассу, вдоль неё стоят деревья. Вокруг на многие километры нет ни одного населённого пункта.
– Пойдём, покажу своё место! – сказал старшина и быстрым шагом пошёл в сторону от трассы.
Я за ним, мы прошли километра два или три. Появилась какая- то рощица. Он быстро нырнул в зелень кустарника, я за ним. И замер. Передо мной стояли разрушенные стены давно заброшенного дома. Уцелели лишь углы, выложенные белым кирпичом, остаток фасадной стены и два проёма, где когда-то были окна. Старшина быстро шагнул в эти развалины, я за ним. Мы прошли по бывшему коридору, заваленному битым кирпичом, повернули направо и, перешагнув через гору мусора: битого шифера, стекла, вошли в «дверь». По-видимому, тут раньше была большая комната. Он остановился и показал обеими руками вниз на кучку земли, заваленной битым кирпичом, сквозь которую прорастала трава.
– Вот здесь я теперь и живу, – сказал старшина.
Я смотрел на него, а моё сердце сжималось от боли. Повисла тишина, в которой даже не было слышно птиц.
– Мне здесь хорошо, – добавил он и улыбнулся.
– Я вижу, ты счастлив.
Он в ответ кивнул головой.
– А ты здесь один?
– Нет, нас трое. Кроме меня, тут ещё есть старик и его жена.
Я невольно посмотрел по сторонам, но никого не увидел.
Проснувшись, прокрутил в своей голове увиденное. Потом достал телефон и позвонил общему знакомому, решил уточнить, как там старшина поживает. Пришлось вкратце рассказать увиденное во сне. В трубке тихо прозвучали слова:
– Пропал он. Вот уже полгода, как пропал. Мать его умерла, он выждал положенное время и поехал на родину в наследство вступать. И вот с тех пор ни слуху, ни духу. А к тебе, видимо, попрощаться приходил.
Я застыл с трубкой в руке. Получается, что этот неугомонный выпивоха, старшина медицинского пункта, исчез. Был человек, а теперь его нет. Не хочу думать о плохом. Надеюсь, что его жизненная ниточка не оборвалась. Пройдёт время, и хорошие новости порадуют нас.


НЕМНОГО ФИЛОСОФИИ.
Я очень люблю жизнь. В том понимании, как она есть. Земля, небо, звёзды, ветер, снег, дождь.
Детей! Только в их глазах читается удивление, страх, любовь, словно в раскрытой книге. Они — это мы настоящие, но только глубоко, глубоко спрятанные внутри. Самое чистое, нежное, красивое и уязвимое закрыто от посторонних глаз. Мы стесняемся показать обществу настоящих себя. И это правильно! Мы бережём себя от лишних травм, ненужных потрясений. Общество стало машиной безжалостной и бездумной. Тяга к обогащению, как трясина, затягивает народ. Милосердие стало смешным и стыдливым поступком.
А я всё больше думаю о России, о красоте её неповторимой, о землях бескрайних, о русичах, которые жили и берегли её, всем сердцем любя! Защищали, ценили каждый камень, каждое деревце. Что будет с Отчизной нашей? Страх проникает в мою душу, видимо, старею. Чего-то не замечаю.
Глядя на своего сына Василия, подаренного мне судьбой, беседуя с ним, мне становится спокойнее, и даже сердце наполняется надеждой и уверенностью в благополучное будущее.
– Батя, ты что? – говорит он мне. – Ты такой боевой, такой духовно сильный и такие тяжёлые мысли носишь в голове. Ты встречаешься с небольшим количеством людей, которые в большей степени говорят только о своих проблемах. А ты шире посмотри, какая наша страна – огромная! Таких, как ты, таких, как я, и таких, как наша мамочка, у неё миллионы, десять процентов паникёров и предателей даже в счёт не беру, их смахнуть в три дня можно! Поэтому наша страна в сильных и надёжных руках. Мы её любим также, а может, даже и сильнее чем наши предшественники – богатыри. Так что будем жить долго и счастливо!
И я верю ему. Кто, если не они, наши дети, внуки сохранят Россию?!


На этом записи закончились. Но мне кажется, что это был очень короткий, может быть, даже пробный вариант дневника, поместившийся в небольшом блокноте. Я буду ждать ещё весточки от него. Очень, очень надеюсь, что у Петровича есть много никем не прочитанных жизненных историй.


2019 год