Мы запрягли лошадей на рассвете следующего дня. Лучи солнца проскальзывали в окна конюшни, касаясь стога сена, стоящего у ворот, и превращали его в огромный золотой слиток. Запах свежескошенный травы, плодов дикой яблони, овса и отрубей, дурманил голову. «Что ты чувствуешь, когда бываешь здесь?» - спросила она. И почему она никогда не задается вопросом «Что ты чувствуешь, когда находишься рядом со мной или без меня, когда твое сердце, охваченное любовью стремится понять смысл моих слов «что ты чувствуешь, когда бываешь здесь?» Ах, милая девочка если бы ты знала мою прежнюю тоску по словам, которыми раньше я мог жонглировать, как фокусник, стоя перед окружением дам, так увлеченно смотревших в мои глаза и ожидавших ответа, малейшего намека на мою симпатию к ним, но мне тогда было это безразлично. Для меня все они представлялись марионетками в океане страстей жаркой и безвластной разуму молодости. Прошло много времени и вот я стою, возле той, к которой не могу прикоснуться и словом, потому что я боюсь потерять её. Я каждый раз ломая голову, отгадывая ребусы её настроения, подбираю ключи, считаю шаги к её закрытому доброму сердцу…
«Тишину» - спокойно и монотонно ответил я, выводя своего коня из стойла.
Мы шли рядом по тропинке, выложенной из камня. Лошади поочередно фыркая и закидывая голову назад, звонко цокали копытами.
«Ты все время молчишь. Твоя походка и понурая голова, выдает тебя, мечтатель. Неужели, твои мысли настолько вопят, что даже пребывая в молчании, ты лишен покоя и ищешь тишину?»
Перед нами был лес. Торжествующий лес, осыпанный золотом восхода, поднимал свои громадные и тяжелые ветви все выше и выше к теплому игривому солнечному свету, перескакивающему с ветки на ветку. Слышалось частое дыхание коней. Они осторожно переставляли свои ноги и вслушивались в звуки утреннего пробуждения. Пахло хвоёй и сыростью. Роса еще не успела сойти с травы, отливая серебром, она сползала на наши ботинки. Мы взобрались верхом на своих лошадей и галопом помчались к озеру, находившемся в паре километров отсюда. Всего несколько минут пути разделяли наши горизонты воображения о мире. Оказавшись у воды, я не мог путаться в размышлениях о её чувствах. Я успокоился и был абсолютно свободен. Свободен, как осенний лист, сорвавшийся с ветки. Я будто бы летел, подхваченный ветром над зеленой равниной всепоглощающего счастья, счастья небывалой обреченности, что рано или поздно ветер оставит тебя и ты в конце концов расстанешься с легкостью полета и упадешь на землю, а может вовсе не на землю, а на её шелковистые пряди волос, что еще хуже. Я сидел на берегу и ничто меня не касалось, кроме как сладкого привкуса свободы. Он касался моих губ, лица, обвивая мои плечи, дуновением ветра. Лошади паслись на равнине, она сидела рядом, опершись на обе руки, выгнув спину и подставив свое лицо к солнцу. Мы просидели в молчании несколько минут. Пока я не наткнулся на что-то сильно задевшее моё сердце. «Что ты видишь вокруг?» - спросил я.
- Я вижу море, песок, блики солнца и чаек, растворяющихся вдалеке, а что видишь ты?
- Неудивительно, что ты видишь только то, на что падает свет, никто из нас и не хочет вспоминать про тени, а они существуют, они ходят за нами по пятам даже в свете дня. Я вижу дом. Это брошенный дом. Его доски из о дня в день сгнивают, потому что солнце беспощадно с ним. Сырость съедает его, прямо на глазах у солнца.
- Почему ты так говоришь?
- Во мне живет страх. Я боюсь тени и сырость.
- Может быть тень это и есть наше спасение. Ты будешь хотеть солнца все больше, желать его еще сильнее и со временем ты либо обожжешься либо сгоришь без остатка. По мне, так страх – и есть солнце - Она опустила голову и с грустью в глазах пропускала песок сквозь пальцы - Свет падает там, где цветет безразличие, укрывая тенью самое дорогое.