Редкий самородок о Надежде Дуровой

Наталья Запорожцева
«Вот уж два столетья с тех прошли времен,
 но звенят созвучья доблестных имен»,
   Наталья Сележинская, киевская поэтесса.
               За 200 лет изучены, казалось бы,  все источники и
               документы, касающиеся Надежды Андреевны Дуровой.
Но мы приготовили читателю новые краеведческие находки, составили психологический портрет героини 1812 года. Для нас,жителей старинного прикамского города Сарапула, Надежда Дурова, несомненно, является «гением места» родного ей по духу города.

              «Любовь к отечеству – одно из самых могущественных чувств человеческой души.
Когда великий наш сердцевед-Пушкин говорит о  Мазепе, он так перечисляет степени его нравственного падения:
Что он не ведает святыни,
Что он не помнит благостыни,
Что он не любит ничего,
Что кровь готов он лить как воду,
Что презирает он свободу,
Что нет отчизны для него («Полтава»)
Последняя степень нравственного падения у поэта: «нет отчизны для него!» Большей низости он и представить себе не может!
Патриотизм - это могучее естественное чувство. И  когда отечество подвергнется опасности, каждый человек, сохранивший живую душу, чувствует неудержимую потребность всего себя отдать  делу защиты родины.
Женщины, по природе своей наиболее склонные к самопожертвованию,   лишены физических сил, необходимых для воина. Дела милосердия, уход за больными и ранеными воинами – все это кажется женщине недостаточным и многие из них надевают мужское платье, идут в ряды сражающихся  наряду с мужчинами.
Глубоко симпатичная личность нашей знаменитой землячки, дочери Сарапульского городничего,  достойна памяти и внимания каждого русского человека», - писала о Н.А.Дуровой вятский краевед Лидия Николаевна Спасская.
    Дважды в XIX веке обрусевшая панночка Надежда  Дурова приковывала к себе внимание всей России. И когда показывала чудеса отваги в мужском обличье и когда выпустила свои «Записки кавалерист-девицы», и «все с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют пером быстрым, живописным и пламенным».
 
      И сейчас в эпоху гендерной революции мы все еще разгадываем загадку, которую А.С.Пушкин  обозначил овидиевским  «мodo vir, modo foemina» (то мужчина, то женщина),  а В.Г.Белинский назвал «дивным феноменом нравственного мира». И было за что. Философия Надежды Дуровой  была простой, высокой и мужественной: "Неустрашимость есть первое и необходимое качество воина; с неустрашимостью неразлучно величие души, и, при соединении этих двух великих достоинств, нет места порокам или низким страстям".  В малоизвестной статье Надежды Андреевны 1858 года из архива М.П.Погодина ясно выражено ее кредо: "В наше время женщина скучающая, не умеющая найти себе занятие, утомленная бездействием, такая женщина более неуместна, чем когда-либо! Теперь, более чем когда-либо, нужны русскому обществу женщины деятельные, трудящиеся, разумно сочувствующие великим событиям, которые происходят около них, и способные вложить свою лепту для того здания общественного блага и устройства, которое воздвигается общими усилиями. Теперь русскому обществу нужнее, чем когда-либо, не женщины-космополитки, а русские женщины во всем прекрасном значении этого слова!"
     За два столетия эти мысли не потеряли своего значения. Такой русской женщиной, во всем прекрасном значении этого слова, была написавшая эти строки Надежда Дурова, показавшая первый пример такого подъема духа в особе «слабого пола», писал Н.Н.Блинов. А разве не таковы были гроза французов партизанка Василиса Кожина, некрасовские женщины, другая сарапульская  кавалерист-девица  - героиня гражданской войны Антонина Пальшина, - они, не задумываясь, осилили мужское поприще, когда родина позвала.

      Изучая детство Н. А.Дуровой, начинаешь понимать истоки ее столь оригинального образа жизни для чопорного светского XIX века. Ребенок, которого в младенчестве выкинула из кареты мать, едва ли выжил бы: нелюбовь материнская не оставляет шансов на выживание. Но в девочке текла польско-украинская кровь, воспламеняющаяся от военных рассказов отца и усатого няньки - денщика Астахова. И своего «большого улана» очень любил отец, человек незаурядный, с которым повезло не только Надежде, но и городу Сарапулу, ибо Андрей Васильевич Дуров был  не только любящим отцом, но и заботливым городничим Сарапула более 30 лет. Замечено, что дети,  обделенные любовью в детстве, часто становятся выдающимися. Неудовлетворенная потребность в любви гиперболизирует потребность в признании, толкает  к самовыражению.
      Юность Надежды - это легендарная, замечательная история города Сарапула, обросшая мифами и преданиями.  И когда эту историю послушали музейщики Бородинской панорамы, они воскликнули: «Как, разве Надежда Дурова сарапульская, а не елабужская?». И я ринулась защищать честь  Сарапула. Слава елабужцам, создавшим музей Надежды, и раскрутившим этот «бренд» на всю страну.  Но сама Дурова называла Елабугу  пещерой, а Сарапул – местом, где «цвело ее детство». Мы же уверены, что  «кавалерист-девица» - наш «гений места», так близка и родственна она с Сарапулом по духу, своенравному и вольнолюбивому.
 Однако, елабужцы, не  хватайтесь за шпаги! Конечно же, Надежда Дурова – наше общее достояние: и Сарапула, и Елабуги, и Украины, и, в конечном счете, символ  доблести и отваги  женской! Но соперничество городов за «своего» гения места неизбежно. «Городом Надежды» называем мы свой старинный город Сарапул. Здесь успешно  создавали «образ места» кроме Н.Дуровой, такие  литераторы, как Н.Н. Блинов, С.Н. Миловский, Л.Будогоская, З.Ерошкина и др.
     Итак, детство праправнучки пирятинского сотника Г. Ограновича, украинки Ф. Горленко и ссыльных польских шляхтичей Туровских цвело на высокой камской круче – сарапульской Старцевой горе, где  для испытания  смелости   и для обморока матери она изображала «ласточку» на самом краю обрыва. Отсюда было чудесно  скакать домой  на любимчике-коне Алкиде и любоваться величественной Камой! А сколько поэзии в ее воспоминаниях о Сарапуле!  "Я остановилась взглянуть еще раз на прекрасный и величественный вид, открывающийся с горы: за Камою, на необозримое пространство видны были Пермская и Оренбургская губернии Темные, обширные леса и зеркальные озера рисовались, как на картине. Город у подошвы утесистой горы дремал в полуночной тишине; лучи месяца играли и отражались на позолоченных главах собора и светили на кровлю дома..." «Да, за эту прекрасную картину нужно было бороться с оружием в руках!» - замечает Н.Н.Блинов, первый  сарапульский историограф Н.А.Дуровой. Такое же восторженное описание Камы мы находим в позднейшей повести Дуровой "Нурмека": "Крутой, высокий берег осмью ровными уступами спускается к родимой реке моей. К ее быстрым, чистым,   светлым струям ведут эти огромные природные ступени. Какое величие! Какое великолепие! Как прекрасна, как благородно прекрасна страна..."
Это полное жизненных чувств сангвинистическое описание Камы многое открывает в характере Надежды Дуровой. Не случайно  сангвиник А.С.Пушкин, творчеством своим создавший полнокровный, «вкусный» русский язык для всей страны, оценил родственное полнокровие  слога и натуры «кавалерист-девицы». И  добрая жалостливость стареющей Дуровой к бездомным собакам того же происхождения. Как пишет известный психотерапевт М.Бурно, сангвиник - один из самых здоровых типов личности, в котором бурлит организаторская энергия, стремление переделывать-переворачивать все вокруг,  и бурная синтонная эмоциональность, Они стремятся оставить себя в памятниках  – нерукотворных и рукотворных. 
    В Сарапуле Надежда Андреевна вышла замуж, здесь родился ее сын, но  семейная жизнь не сложилась, и  Надежда приняла решение служить в армии. Разумеется, она отдавала себе отчет в дерзости своего замысла, попиравшего обычаи общества. Но вольнолюбивая ее натура  не могла смириться с подчиненным положением, тягостной долей замужней женщины. Для мужчин из дворянских семей служба в императорской армии была делом чести.
      Вся  предшествовавшая необычная жизнь Нади - младенчество на бивуаках, усатый нянька, военный путь отца, любовь к лошадям, юношеская смелость  и проказливость, отвращение к женским занятиям, - приготавливала ее к необычному  пути. И сабля отца, висевшая на стене перед побегом, «казалась горящею». И вот она вырвалась! «Воля – драгоценная воля! – кружит восторгами голову мою от раннего утра до позднего вечера», - пишет  она, находясь в полку.
     Родилась будущая кавалерист-девица  под Киевом на бивуаке, когда ее отец был в польском походе. И до шести лет росла в Малороссии – в именье Свечек-Стороженко-Александровичей «Великая Круча» Полтавской губернии на реке Удай.  В XVII веке, проезжая по этой местности, поляк Семен Селитринник просто-таки влюбился в природу и поселился на никем не занятой земле. Восстание Хмельницкого заставило хозяина оставить эту местность. Князь Ярема Вишневецкий распорядился построить дамбу и мельницу. Строительство завершил в 1682 г. влиятельный пирятинский сотник, «амбициозный людина»  Леонтий Свечка, есаул, позже полковник Лубненского полка, хитростью присвоивший эти земли. Его внучка, Домна, после бракосочетания с И.А.Александровичем, получила имение и земли Кручи в наследство.

Прадед Дуровой по материнской линии Григорий Корнеевич Огранович(1674-1757) - мещанин, Пирятинский сотник (1719-1751) Первой его женой была Анна Леонтиевна Свечка, а второй женой – Феодосия Дмитриевна Горленко, в браке с которой родилась Ефросинья Григорьевна – бабушка Надежды Андреевны. Мать Дуровой  из рода  дворян Александровичей. С ними связана трагическая любовь будущего князя Смоленского М.И. Кутузова… «Была на свете женщина, которая ежечасно молилась за него, для которой он на всю жизнь остался первой и единственной любовью. Это Ульяна Александрович. Она родилась в 1754 году в семье малороссийского дворянина, лубненского подскарбия (казначея) Ивана Ильича Александровича. Семейство Александровичей было не только  богатым, но и родовитым. Александровичи состояли в родстве с гетманом Полуботком, митрополитом Иосифом Тризной.... Кстати, родовитость Александровичей стала причиной того, что они отказались выдать младшую дочь замуж за безвестного офицера Дурова, и он вынужден был похитить невесту. Судьба любимой дочери Ульяны оказалась намного трагичнее. Семейное предание  Стороженко гласит, что М.И.Кутузов  еще в маленьком чине стоял с войском в Пирятине, где и познакомился с семьей Александровичей и стал часто бывать у них в с. Великой Круче. Ему приглянулась Ульяна Ивановна, отвечавшая ему взаимностью. Уже был назначен день свадьбы, но вдруг невеста заболевает горячкой. Жених был в отчаянии. Она не умерла, но, увидевши в болезни перст Провидения, решительно не хотела «завязывать ему свет». Она  сохранила к любимому человеку тихую, святую привязанность и добрую память до последних лет своей жизни (умерла в 1836 г.). Она сберегла как драгоценность несколько писем от Кутузова и, когда умирала, приказала положить их к ней в гроб под голову. Кутузов умер на 23 года раньше вдали от дома, в Бунцлау, преследуя остатки армии Наполеона».. .

Сейчас в именье «Великая Круча» Свечек-Александровичей-Стороженко на Полтавщине, стоящем на бойкой трассе  Харьков-Киев, туристический комплекс с кемпингом, пивоварней. Напоминает о ней огромная пивная кружка у обочины. От старинных построек сохранилась башня Стороженко. Церковь и панский дом разобрали. Вместе с церковью уничтожены могилы Александровичей. С кручи. И здесь с высоты любуясь, как река Удай заплетает змейкой лес, поля и островки из камыша, понимаешь, почему поселок называется Велика Круча.
      
«В конце 18-начале 19 века в прикамском крае среди разнородного, инородческого населения – башкир, татар и др. было неспокойно, - писал Н.Н.Блинов. - Не проходило года, чтобы не появлялись разбойничьи шайки, которые «с полным при них оружием причиняли жителям великие грабительства и тиранства». Разбои начинались со вскрытием рек и заканчивались осенью. Местные военные силы были недостаточны. Поэтому в Сарапуле на лето расквартировывался отряд донских казаков. Надежда Андреевна, по отзывам лиц, знавших ее, познакомилась с казацким есаулом. Казаки выступили из Сарапула 15 сентября 1806 года. Сбежав из дома, явившись в казацкий отряд, Надежда Андреевна поступила к есаулу в виде денщика, или конюха. Кто же был этот казак? И. Т. Лисенков называет фамилию полковника Балобанова, о котором рассказывали ему новочеркассцы. Может быть, этот добрый гений - командир полка майор Степан Федорович  Балабин(1759-1818гг.), дом и семью которого в станице Раздорской подробно описала Н.Дурова?     Н.Н. Блинов приводит о первых годах службы Надежды Андреевны формулярный список коннопольского полка товарища Соколова 6 ноября 1807 года и отзывы начальствующих лиц: «Товарищ Александр Васильев сын Соколов 17 лет (в действительности ей было тогда 24 года - Н.Н.Б.). Рост 2 аршина 5 вершков, лицом смугл, рябоват, волосы русые, глаза карие. В службе с 1807 года марта 9 числа. Был в походах в Пруссии и в действительных с французскими войсками сражениях, 1807 года …под Гудштатом, под городом Гельзберхом, под Фридландом …».
      А в рапорте Государю генерал граф Буксгевден (13 ноября 1807 года) отмечал отличное поведение  Соколова и ревностное прохождение своей должности. Сам шеф полка генерал-майор Каховский хвалил таковое его служение, усердие и расторопность и убедительно просил оставить Соколова  в него полку.
    Дружески расположенные  к нему офицеры Литовского уланского полка, отпускали шутки о безусости улана. Хозяйка трактира в 1807 г Витебске называла юного унтер-офицера «Улан-панка», жены офицеров Мариупольского гусарского полка звали его «гусар-девка».  Н.Дурова, действительно не была мужеподобной, – тонкокостная, худощавая, легко краснеющая, скорее напоминала юношу. Денис Давыдов в письме Пушкину отмечает: « Я ее видал во фронте, но много ею не занимался, не до того было, чтобы различать, мужского или женского она роду; эта грамматика была забыта тогда».
Она отдала военной службе 10 лучших лет  жизни, была ранена, лечилась после ранения в Сарапуле,  на рапорт о продолжении военной службы получила отказ.
"От нечего делать", в Елабуге с 1839 г, Н.А.Дурова занялась литературным трудом. За четыре года  написаны 10 произведений. Дурова любила изображать все необычайное, трагическое.  Брат Дуровой, повеса и картежник, был знаком с А.С.Пушкиным и предложил поэту записки сестры. Они понравились поэту, и сияние имени Пушкина озарило "Записки" Дуровой. Литературное достоинство их было так велико, что некоторые приняли их за мистификацию со стороны А.С. Пушкина. Великий поэт опубликовал отрывок из них в «Отечественных записках», и предложил издать «Записки», но писательница, занявшая у сестры 800 рублей   перед поездкой в Петербург, торопилась и нуждалась в деньгах. В результате 900 экземпляров «Записок кавалериста-девицы. Происшествие в России» в 1836 году  издал  ее двоюродный брат Иван Григорьевич Бутовский. Он же продал честь тиража книгопродавцу И.Т.Лисенкову. Врач, писатель и переводчик Иван Григорьевич Бутовский(1785-1859) был штаб-лекарем с 1842 г в киевском и тарутинском военном госпитале, в 1858 году написал книгу о фельдмаршале Кутузове, где заметил, что «Михайло Ларионович часто посещал дом  деда».
 Дурова нелестно пишет о братце:
«Все было бы хорошо, если б я, на беду свою, не отыскал двоюродного брата своего Бутовского. Он все дело испортил… он принялся распоряжаться всем, что касалось до издания Записок, по-своему. Горе овладевает мною даже теперь, при воспоминании, что лучшее дело мое в жизни было им втоптано в грязь. На Записки мои еще прежде появления их в свет напала толпа порицателей и клеветников. Чего никогда не случалось бы, если б издателем их не был сумасброд» . Князь П.А.Вяземский также охарактеризовал
 Бутовского как «набитого дурака, сотрудничество которого (в журнале «Современник»-Н.З.) было бы бесполезно или даже вредно…»  В подтверждении этих характеристик в фондах Десницкого  в НИОРе РГБ нашлась любопытная переписка Дуровой с петербургским книгопродавцом И.Т.Лисенковым в 1838 году, рассказывающая  о скандальном эпизоде. Книгопродавец был управляющим книжным магазином, принадлежавшим московскому купцу Андрею Васильевичу Глазунову. В двух письмах Лисенков жалуется на «кавалерист-девицу»: «Господин штабс-ротмистр Александров в начале нынешнего года приходил ко мне в книжный магазин и предлагал купить 1000 книг его сочинений под названием «Кавалерист-девица». Я объявил ему, что имею много экземпляров, купленных мною у издательства, родственника сочинителя г-на Бутовского и что я не имею надобности купить более. Г.Александров  тоном довольно невежливым сказал сердито: «Родственник меня обокрал, а ты покупаешь их у него! Ты знаешь, что я сочинитель, почему другие покупают от меня, а ты у него?! Это  просто плутовство!» Я объяснил г.Александрову, что г. Бутовский человек высокоблагородный,  и что он продавал эти книги за собственное издание. Тогда г. Александров предложил мне 1000 экз по 1 рублю. Я согласился. Г.Александров вдруг сказал: «Подлец ты, мошенник,  этакая дурацкая рожа, смеешь смеяться?!» - плюнул и ушел. Я полагал было обжаловать начальству, но перенес страдальчески и тем кончилось. Наконец г. Александров явился ко мне в октябре и сказал: «Я печатаю новую книгу под название «Один год жизни в Петербурге». Хочешь купить у меня? Ты знаешь, я пишу не худо, меня читают, там и на тебя пасквиль есть (инициалы книгопродавца - Н.З.) и на моего родственника Бутовского». На другой день я написал г. Александрову, что если это правда, что за непокупку книг  меня карикатурно печатали,  это нехорошо: «Я уважаю Вас как писателя с дарованием и имею Ваш портрет в магазине. Если правда, что Вы меня очернили пред публикой без вины, то я буду отвечать Вам тем же!» И напоминаю г.Александрову его скромное путешествие на Дон с казачьим полковником Балабановым, о котором мне рассказывали в Новочеркасске».
 Дурова же, которая по ее словам «более способна сказать колкость, нежели лесть» вот как рассказывает об этом: «Что за лживый человек этот Л…!По крайности, час кривлялся он, щурился, хмурился, вертел головою, улыбался, ухмылялся и облизывался, пока, наконец, решился сказать цену, какую даст мне за все мои книги….было от чего кривляться! При всей его бессовестности это были, однако ж, корчи совести. Он предложил мне по рублю за экземпляр». Очевидно, торговец считал ее несведущей в делах. А Бутовский стал требовать изменения первоначального договора в обмен на помощь в продаже издания. Они поссорились.
В ноябре 1838 года Дурова гневно отбрила и Лисенкова: «Что за дьявольский вздор вы пишете ко мне, господин Лисенков? …Что это за (нрзб)  Что это за сатана такая? Если вас кто-нибудь дурачит, мне какое до этого дело? Если вы и теперь станете писать ко мне бестолковых писем, то буду отправлять их к обер-полицмейстеру, с просьбою прекратить такие сумасбродные выходки. Александров». И  просила г-на Лисенкова передать свой портрет знакомому, живущему неподалеку.
Остатки от тиража купил благородный книгоиздатель А.Ф.Смирдин  по 7 рублей с полтиной за экземпляр и издатель Илья Иванович Глазунов. Это дало возможность «кавалерист-девице» отправиться из Петербурга домой в Елабугу.
      
С 1837 г. брат Василий Андреевич вновь получил место городничего в Сарапуле, с ним переселилась  и Н.А.Дурова и жила там до 1839 года.  По летам уединенно жила в деревне Смолино.  Однако вскоре писательский талант покинул Надежду Андреевну. С этим она смирилась, и сама говорила, что уже не может писать так, как в прежнюю пору. Она переселилась в Елабугу и оставалась там до кончины.
«Вставала она всегда очень рано, - писал Н.А.Кутше, - в силу привычки прежней военной жизни. Часов в 7-8 утра она гуляла в сопровождении собак, которых до старости обожала, потом возвращалась и пила чай в окружении своих любимцев. Часов в 6-7 вечера она отправлялась опять на прогулку и заходила к кому-нибудь из соседей. Она была веселой собеседницей и шутницей, держала себя просто и доступно». Всегда она носила мужскую одежду – сюртук или фрак с солдатским георгиевским крестом; на голове у нее была высокая черная шляпа, в руке трость, на которую она опиралась. Имела поступь твердую, держалась как мужчина, и не любила, когда к ней обращались, как к женщине, сердилась и делала резкие замечания. С виду она была мала ростом, худенькая, - «тончавая», шадровитая (рябовата лицом), отмечает Н.Н.Блинов. В 1863 г. Надежда Андреевна сфотографировалась в Елабуге. Это прижизненный и самый достоверный ее портрет, ей здесь 80 лет.  Зная доброту Надежды Андреевны, к ней обращались очень многие с просьбами о защите, или помощи пред местным начальством. Отзывчивость ее была безгранична,  и она ходатайствовала, сколько могла, писала рекомендательные записки, или прошения к высшим лицам, даже на Высочайшее имя.
      Елабужский городничий И.И. Ерлич и члены его семьи находились в дружественных отношениях с г.Александровым. Но когда городничего донимали многочисленные просьбы штабс-ротмистра за своих клиентов, он прибегал к жестокому средству. Он встречал штаб-ротмистра словами: «А, здравствуйте, многоуважаемый Александр Андреевич!.. Прошу покорно…» и в эти же минуты он говорил: «А, мое почтение, Надежда Андреевна, как поживаете?» Затем, как будто спохватившись, прибавлял: «Ах, извините, пожалуйста; а я, было, принял вас за одну свою знакомую…» После такого приветствия лицо штаб-ротмистра обыкновенно покрывалось густым румянцем, затем делалось страшно бледным. Через минуту «штаб-ротмистр» вставал и… уходил. Недели через две-три городничий и штаб-ротмистр мирились и снова начинали жить по-прежнему дружно до новой фразы: «А, здравствуйте, Надежда Андреевна…»
             Находясь в отставке, первое время она любила общество, играла в карты, любила танцевать (за кавалера) на балах с внучатой племянницей городского головы Ивана Васильевича Шишкина 12-летней Оленькой Груздевой.  Делала частые прогулки пешком и на лошади. Дружила она со священниками Спасским и о. Петром Кулыгинским, семьей Вальковых. К женщинам Надежда Андреевна относилась с утонченной вежливостью и почтительностью: если дама входила в комнату, Н.А. вставала с кресла, спешила услужить, предложить стул и т.д. Но постепенно, стала удаляться от знакомств, отдаваясь покойной обывательской жизни. Даже занималась женской работой – вышиванием и вязанием, и преуспела в рукоделии: вышила скатерть, картину, изображающую Наполеона I, бисерный кошелек. Средства Надежды Андреевны были ограничены, - она получала пенсион лишь тысячу рублей (ассигнациями) в год;  а с деньгами совсем не умела обращаться; с нуждающимися она делилась последним. Она не любила вспоминать о прежнем славном времени, своих подвигах, никогда в отставке не надевала военную форму даже в высокоторжественные дни. К литературной славе своей она относилась более чем равнодушно. В одной квартире с родственниками она никогда не жила. В Сарапуле жила во флигеле. В Елабуге приобрела дом на Московской, уютный особнячок с цокольным этажом для прислуги, с каретником, конюшней, баней. К дому примыкал обширный сад с фруктовыми деревьями и ягодником. Для услуг у нее был отставной служака-ветеран Степан, ходивший за своим барином как за малым ребенком. Степан был мастер на все руки: он был и дворник, и повар, на обязанности его лежало кормить и досматривать полдюжины собачек, подобранных с улицы, или подброшенных со стороны. Не только к людям, но и к животным Надежда Андреевна была чрезвычайно сострадательна. Слуга пережил своего хозяина, имел средства, приобрел дом, и доживал, говорят, в Казани, уже дряхлым стариком. Тихо и мирно угасла  и она, скончалась 83 лет  от роду 21 марта 1866 года. После смерти у нее нашли  только один рубль.
Согласно ее желанию, она была погребена в мужском платье. Почившей отданы были воинские почести: играла военная музыка, за гробом шли солдаты под командой капитана Панкратьева, гроб несли унтер-офицеры, Георгиевский крест нес подпоручик Казанский. Одна хорошая знакомая поставила на ее могиле памятник-плиту, в 1899 г местный мещанин Фадихин возобновил памятник, в 1901 г Литовский военный полк воздвиг ей памятник при содействии купцов Н.И. и Ф.В. Стахеевых. И Сарапул, и Елабуга увековечили память о кавалерист-девице: стелой с барельефом Ю.Б.Петрова на центральной сарапульской площади; конной статуей  Ф.Ф.Ляха с надписью «То была пора твоей юности, гусар, заря жизни странной и прекрасной», мемориальным домом-музеем Н.А.Дуровой  в Елабуге.
Завершим этот биографический обзор словами Л.Спасской: «Оригинальная личность нашей знаменитой землячки не должна быть обречена забвению. Вятчане вправе гордиться ею, как редким самородком, объединившим,  противоположные дарования, но гармонично слитые в ее богато одаренной натуре: она была и храбрый воин,  и самая добрая, отзывчивая и сострадательная личность, и замечательная писательница и искусная рукодельница, служа примером всеобъемлющей русской души – качества,  свойственного одному русскому человеку».
В старости лицо ее отличалось белизной и приятностью, пишет Н.Н.Блинов о последних годах Надежды Андреевны. Такие умиротворенные лица бывают у людей, хорошо проживших свою жизнь и выполнивших свое предназначение. Да, она осуществила все, к чему стремилась ее душа и отошла в мир иной с сознанием исполненного долга.
 


Наталья Запорожцева