Наши друзья. 3из4

Виктор Сорокин
Диссидентское общество в Париже было расколото на два враждебных лагеря – религиозно-патриархальное (максимовско-солженицынское) и демократическое (свободо-синявское). Редакция «Русской мысли» пыталась сидеть на двух стульях. Главный редактор, Ирина Иловайская, была максимовкой. Ее сторонниками были наборщик Анатолий Копейкин, секретарь Ольга Прохорова с мужем Валерием, метранпаж Ира Бокова...

В демократическое крыло (без акцентирования на Синявских) входили зам главного редактора Арина Гинзбург, перебравшийся в это время из Америки её муж Алик Гинзбург (одно время работавший, как и мы с Соней, в типографии Марьи Синявской), второй зам главного редактора Наташа Дюжева (самый близкий нам с Соней по духу, к сожалению, вскоре умершая от рака), редактор Сергей Дедюлин, корректор Нина Комарова-Некипелова, приехавшая с семьей сразу же после освобождения из заключения мужа Виктора, ну и мы с Соней.

Идеологическая позиция остальных членов редакции была нам не очевидна и мало интересна. Но все верующие (в т.ч. и Наталья Горбаневская) тяготели к Максимову, а атеисты – к Радио Свобода (с которым, если не ошибаюсь, Горбаневская также сотрудничала).

Дружили мы (в основном на диссидентской почве) с Егидесами и позже с Некипеловыми. С Гинзбургами сблизились (но несколько осторожно, особенно с Ариной) после (и в связи) разгрома «Русской мысли». К Горбаневской у всех перечисленных была чёткая антипатия.

Помимо Наташи Дюжевой, тёплые отношения у нас были еще с полячкой Зосей, работавшей, вместе с еще двумя полячками, в 80-х на Польшу. Из всей редакции Дюжева симпатизировала только нам с Соней. Она даже пригласила нас на свою роскошную свадьбу где мы познакомились, а впоследствии и сблизились, с видным советским политзаключенным, коминтерновцем Жаком Росси.

На той же диссидентской почве между приятельством и дружбой мы контактировали со многими: Михайло Михайловым, Борисом Шрагиным, Кронидом Любарским, Владимиром Малинковичем, Виктором Файнбергом, с несколькими сотрудниками Радио Свобода как в Париже (особенно с Фатимой Салказановой), так и в Германии и еще с большим числом людей средней известности.

Но более чем приятельские и политические отношения у нас сложились со следующими четыремя: Линой Горган (бывшей неофициальной женой Глеба Павловского), которую мы с  трудом вытащили из СССР, Ниной Некипеловой-Комаровой, Анатолием Максимовым (председателем Союза русских инженеров во Франции из первой волны) и Авраамом Серединским (которому я передал всю свою тризовскую деятельность во Франции и который стал здесь реальным родоночальником этого движения).

Ну и, понятно, за пределами описанного множества, мы общались еще с массой людей в связи с нашей издательской и книгоиздательской работой. Среди них Мария Синявская, религиозный писатель и известный советский диссидент Краснов-Левитин, Александр Глезер, Александр Некрич, редактор журнала «Обозрения» (приложения к «Русской мысли»), единственными техническими сотрудниками которого мы с Соней были. И еще тьма, но память из-под рук ускользает..

А помимо всей этой диссидентско-издательской кутерьмы, я много публиковался в перестроечной периодике в разных концах России и писал рассказы. Но самый большой пласт моей деятельности находился и находится по сей день в научной и избретательской деятельности. В 1986 году я сделал несколько тысяч изобретений, какую-то часть запатентовал, построил быстроходное судно без винта, весла, паруса и всяких там магнитных полей, получил серебряную медаль на международной выставке изобретений в Женеве в 1998-м, позже и золотую на выставке в Лионе. Истратил полмиллиона долларов на патентование, но так ничего и не продал... Злобные люди по этому поводу издеваются, а мне плевать, ибо тридцать лет я прожил в самой фантастической научной цивилизации, в которую люди попадут лишь через сотни лет! Впрочем, я занимался наукой ради интереса, а не славы. Но за 60 лет ни одного напарника так и не нашел. А ведь четверть века проработал среди ученых...

Другой моей научной областью является социокибернетика, или наилучшая организация личной и общественной жизни. Но и тут за полвека ни одного коллеги, лишь в последние пару лет нашлось несколько сочувствующих. И то хлеб...

По-моему, я уже должен был бы лопнуть от моей деятельности. Ан, нет, оказывается, я еще много лет был членом Союза русских инженеров во Франции и лет десять был его Ученым секретарём. Там-то я и нашел друга нашей семьи Анатолия Максимова, который был президентом этого самого Союза. Встретить еще одного настоящего интеллигента, когда всех уже изничтожили, было для нас большим подарком.

В это же время мы подружились с еще одним замечательным человеком – президентом Международной Ассоциации ТРИЗ Генрихом Сауловичем Альтшуллером, проживавшим в Петрозаводске. Наша дружбы была краткой, но интимно-откровенной. У нас с Соней возникло ощущение, что других таких друзей, как мы, у него не было, хотя он возглавлял движение из нескольких десятков тысяч членов. Мы поняли друг друга настолько, что потребность в повторных личных контактах отпала...

Много сил и времени ушло у меня на дружеское общение с членами созданной мною на съезде ТРИЗ в Петрозаводске в 1993 году секции Z-ТРИЗ, сохранить котороую мне, к сожалению, так и не удалось...

Вроде бы надо и закруглиться, но я вижу, что еще не вечер! Не знаю, удастся ли мне раскрутить моё простейшее доказательство великой теремы Ферма и хоть какие-то технологии производства почти бесплатной энергии. А еще над всем этим стоит величественная и полная Z-концепция – теория самой совершенной организации жизни человека и бщества... Но... тут я вспомнил еще о трех друзьях и трех жизнях, так что окончание снова следует...