Хорошо зимой. Темнеет рано. Можно незаметно наблюдать за подъезжающими автобусами из-за спины кофейного автомата. Темнота расслабляет пассажиров. Днём они вываливаются из дверей, морщась от солнечного света, настороженно втягивают свежий воздух, хрустят косточками, а затем вспархивают и разлетаются по делам. А зимой...зимой они нехотя выдавливают тела из обогреваемого салона, и пытаясь сохранить тепло, кутаются в остатки дрёмы.
Тоненькие ножки в низких ботах, торчащие из зеленого пуховика, неосторожно перешагнули сугроб. Провалились. Снег ещё рыхлый, только наметённый. Капюшон пискнул. Так-так-так. Молодая, но далеко не красавица. Нос картошкой. Но всё-таки она мне нравится. Эта длинная, реагирующая на настроение, чёлка, очень гармонично смотрится с грубыми чертами. Даже мило. Вот бы мне такой нос. Я бы задирала его перед водителем автобуса, предъявляя билет.
Эй, эй! Осторожней, молодой человек! Чуть не сбил с ног. Сразу видно, из этих — шапку на лоб, капюшон на шапку, музыку на глаза. Ноги длинные, прыгает по снегу как цапля. На светофор смотри! Был тут такой прыгун. Кинул мне под ноги пустую бутылку и поскакал. На красный. Летом еще, светло. Всё разглядела - и мгновенно ссутулившиеся плечи, и ногу, успевшую дёрнуться назад к бордюру, и лицо водителя. Как застывшая предсмертная маска. Вроде он сам умер, а не этот безалаберный мальчишка. Пот застывал восковыми каплями. И сам водитель как восковая фигура. Движения чёткие, автоматические. Открыл дверь, вышел. Что-то говоря по телефону, нагнулся к парню, затем снова выпрямился и остался стоять неподвижно, пока не исчез за забором зевак.
Что здесь у нас? Газета. Объявления о съёме, работе. Её оставила грузная дама в пальто с лисьим мехом. Хотя, скорее собачьим. Знала я пса с похожим окрасом, только ворс короче. Дружили. Подкармливала, чем могла. Часто перепадают остатки не вовремя купленного перекуса у автобусной станции, когда не остается времени запихнуть в горло сухую, напичканную невнятным содержимым, булку. Потом пса травонули. Приходил прощаться. Потёрся боком, а у самого из пасти слюна бежит, и дышит часто-часто. А чем я помогу?
Что это там? Дамочка! Не вы ли кошелек обронили? Нет? Не слышит. В свете яркого фонаря уголок кошелька выглядит как ночная бабочка. Расцветка слишком пёстрая, молодёжная. Может тот, с наушниками?..нет! Однозначно курносая чёлка. Растяпа.
Снег. Сейчас он тихо доедает следы последних пассажиров. Следующий рейс в четыре. Подойдет сонная билетёрша, включит обогреватель в помещении для ожидания. Автостанция. Тоже мне, название. Окошко кассы и деревянные брусья, мнящие себя лавочкой. Зато там тепло, шесть квадратов обогреть просто. И не дует.
Скрип...скрип...Шаги. Ночной прохожий. У таких лица хмурые, сосредоточенные. Я-то привыкла к пустоте, которая даже в самую жаркую летнюю ночь вымораживает звуки города, а случайному человеку становится неуютно. Пустота липнет к коже, просачивается.
Зелёный пуховик и тоненькие ножки. Она за кошельком? Вот дурочка. Осматривается, заглядывает. Чёлка нервно торчит из-под капюшона. Зря она. Крылья бабочки слишком заметны на белом снегу. Его сразу нашли. Водитель выдернул кошелек из сугроба двумя мясистыми пальцами. По хозяйски порылся, выпотрошил. Так заядлый рыбак потрошит окуня - одним движением вытягивая кишки, ухватившись за жабры.
Длинная чёлка вяло улеглась на лоб. Расстроилась. Иди домой, девочка. Пока пустота не прилипла. Скрип...скрип...Слишком густая тень у автостанции. Зелёный пуховик на секунду замер. Беги назад, под фонарь! Не ныряй в эту густоту!
Поздно. От тени отделилась тонкая покачивающаяся сутулость. Не расслышать что говорит, далеко. На секунду два силуэта слились в один. Девушка вскрикнула, оседая на снег. Сутулость сорвала с неё сумку, задев капюшон. Светлые волосы растерянно рассыпались по плечам. Девушка держалась за живот.
- Помогите! Помогите кто-нибудь! - кричало мусорное ведро, но только слабое поскрипывание металла царапало уши автостанции, любовавшейся розовеющим снегом.