Ведь всякая мысль, даже если она всего лишь мыслишка, и место ей под микроскопом, мнит себя гениальным произведением, вместо микроскопа требует солнца, и ждёт признания! И просится в историю! Да хотя бы на бумагу для начала, или в файл, а там и до истории рукой подать...
.............................................
«Я в истории!» — удовлетворённо заметила про себя маленькая Мысль, неутомимо перебегающая дорогу всем другим мыслям Писателя уже три года как. За эти три года она так и не выросла, но добилась своего: её наконец записали.
«Я в истории,» — на всякий случай повторила маленькая Мысль саму себя вслух, тайно тешась другой... и не мыслью даже, а так... мелочишкой разменной... о том, что озвученной она точно не пропадёт. Будучи не только прочитана, но и услышана.
«Я в истории!» — глядя в глаза первому встречному читающему её, призналась она, и... пропала, поймав себя на том, что с этой минуты не только прочитана и услышана, но и... о ужас! ... прижата к сердцу...
«Я в исто... !!!» — истошно, изо всех своих маленьких сил кричала утопающая в сердце первого встречного. В переводе с её французского все три слова маленькой Мысли на этот раз были бы прочитаны как одно долгое оставляющее открытым конец фильма «Помогииитееее!» … если бы были услышаны.
Но бдительные шумы в сердце единственного до сих пор встреченного первого встречного не позволили. Заглушая, не дали им коснуться чуткого слуха всех милосердных, идущих навстречу, но мимо. Сердце, к которому волей судеб маленьких мыслей одна из них оказалась прижата намертво, билось тем громче и яростнее, чем отчаяннее силилась несчастная изобразить из себя крик Мунка.
«И влипла же ты в историю,» — сочувственно улыбнулась пробегающая мимо другая маленькая Мысль.
«А... а это уже признание, — поперхнувшись Мунком и удивляясь про себя тому, что, кажется, подрастает прямо на глазах, тут же оживилась первая. —
Я в истории!»