Царь наш батюшка царством бескрайним владеет. Не царство, а сплошное загляденье – богатое, славное, древнее.
Реки в том царстве – молочны…
Берега – кисельны…
Моря синие – необъятны и рыбой полны…
Леса бескрайние – густы и обильны зверьём…
Горы отвесные – в небеса белыми сияющими вершинами вонзаются…
Поля зелёные – безграничны и приветливы… А на них трава-мурава – шелковистая, сочная, нежная…
О богатствах земных, злате-серебре-алмазах – вообще говорить не приходится…
Богатейшие богатства в том государстве!
А над всем царством – солнце красное, ласковое…
Жить бы самодержцу нашему заботливому, да не тужить: гусляров-песенников слушать, икорку-севрюгу-осетринку по-царски откушивать, медами всякими уста свои сахарные ублажать, да соколиной охоте предаваться…
Но царь наш батюшка забавами этими не тешится, а исключительно день-деньской о сирых и обездоленных радеет. Даже высказать нельзя, как он о черни своей печётся.
Но не везёт государю нашему сердешному с челядью говорливой. Кто бы знал, как ему, страдальцу и страстотерпцу нашему, ежеминутно думающем о народишке никчемном, не повезло!
Выпал нашему государю заботливому людишко подданный – сплошной подлец. Прямо скажем, исключительная сволочная сволочь, а не смиренный благодарственный холоп государю достался.
У других королей и прынцев заморских – холопы как холопы: тихие, смирные, праведные, за всё всегда своим благодетелям благодарные; а у нашего владыки – исключительно подлый подлец и строптивый негодяй с языком-жалом, как у чёрной змеи подколодной.
Ну, сами, люди добрые, рассудите…
Царь-батюшка, добрая душа, обучение наукам разным своим смердам ради их же блага ограничил, деньгу за науку ввёл, а холопы – в несогласный возмущённый крик.
«Желаем, – орут смутьяны-горлодралы, – чтобы наши отроки малолетние забесплатно премудрости учёные постигали, как при прежних царях-батюшках! Не хотим деньгу кровную за отроков и отроковиц отдавать цельный год!»
А царь-батюшка наш ласково так, по-доброму, закопёрщиков визгливых, лающих злобно точно псы шелудивые, спрашивает:
– Детушки мои неразумные, а известна вам мудрость библейская, Господом исторгнутая – многие знания, многие печали? О вас же сирых радею, чтобы, значит, ни знаний у вас не было, ни, упаси Господи, печалей, которые эти самые знания и порождают… Желаю, как помазанник Божий, только одного, чтобы жизнь ваша была напоена ароматами амброзий исключительно…
И что вы думаете, люди умные, рассудительные?
Челядь – привычно в крик, а бабы ихние, дуры набитые, – в вой истошный, противный, визгливый, оземь шмякаются, да рыдают заполошно, волосья на себе дёргая.
Ну, не сволочное это племя, племя поганое, чёрное, которое цареву заботу солнечную, искреннюю о душевном покое черни безмозглой отвергает, и исключительно в печали знаний жизнь своих чад исстрадать хочет, идя супротив истин библейских?
Или ещё…
Царь-батюшка, заботливый наш самодержец, повелел, чтобы, значит, лекарям и знахаркам всяким за помощь ихнюю привычную народ стал тоже деньгой отдавать, как за науки разные.
И что?
Холоп – он и есть холоп, что быдло безмозглое: в грязном хлеву стоит, сено тупо зубьями жёлтыми перетирает, а подумать толком умишком своим скудным, недалёким о государевом сердечном усердии, да отеческой заботе – не может иль не хочет.
«Желаем, – вновь беснуются сермяжные людишки, – чтобы всё, как раньше было, при отцах наших, дедах и прадедах. Оздоровления исключительно за плату - домашние пироги-хлебушко хотим!!! Не станем кровные алтынники, трудом тяжким выстраданные, знахарям, да ведунам отдавать, пущай, как прежде, капусткой, хлебушком да редькой собирают!»
Самодержец наш (вот где терпение великое! ангельское!) вновь участливо и по-отечески назидает неразумных:
– Тело человеческое Господом нашим так создано, что ежель помощи никакой – оно само себя спасает, силу нутряную вырабатывает. От этого холопишко лишь крепче становится и всякие снадобья ему уже без надобности. Господь наш всемилостливый завсегда на помощь такому страдальцу поспешит. Вона, стрелец Алексашка в Ливонском походе зимой три дня в ледяной проруби просидел, от супостата спасаясь: сидел да крестился, крестился, да и бултыхался, хватаясь за лёд. А, выбравшись к дружине, даже чихом не обзавёлся. Теперь, вот, день-деньской в прорубь макается, Богу свечечки ставит, крестится постоянно, а на знахарей да лекарей – плюёт с презрением… Креститься чаще надо, ребятушки, да к образам прикладываться. Тогда Господь и смилостивится, нутряной силой одарит, дыханием своим благодатным члены ваши наполнит.
Но быдлишко наше стоеросовое – по-прежнему на рогах стоит, в землю-кормилицу насмерть упёршись: «Не хотим прорубей, – орут день-деньской как проклятые, точно лихоманкой охваченные. – Даёшь старого лекаря Авдея, да знахарку бабку Параску! Старые они, подъедают мало, а поэтому и требуют киселей-пирогов, щавель-травы тоже совсем чутка».
Понимаете, люди умные, какой в нашем государстве дрянной народец расплодился, который в нутряную силу своего тела, Богом данного, вообще верить не хочет, креститься не желает, себя от лихорадок всяких, да трясучек чертовских спасая.
Или вообще – случай-умора: хочь стой, хочь падай; хочь слезами горючими умывайся, хочь хохочи, как дитятко неразумное.
Теперь и вы посмейтесь от души своей ангельской…
Царь наш кормилец, всеобщий благодетель, очередным благостным указом подданных своих одарил.
А по тому указу доброму – не будет теперь вообще помощи никакой старым и слабым.
Народец несознательный опять лютует: «При других царях, в добрые времена, старикам всем обчеством помогали, убогих подкармливали, слабых оберегали. Миром всем нашим дружным, старичков да старушек, сироток разных, а ещё униженных и обездоленных содержали».
Царь-батюшка, страстотерпец наш бриллиантовый, тяжко вздохнув, вопрос задаёт честный и правильный:
– Детушки мои голосистые, а скажите-ка на милость, где мятущейся человечьей душе, неприкаянному духу вашему, лучше – на земле нашей грешной, али в Раю небесном лазурном, где ангелочки так сладостно поют?
– Знамо дело, у ангелов, в Раю, – отвечают смутьяны, – только о нём и мечтаем, молимся, значит, день-деньской, чтобы на небесах побыстрей оказаться, сбежать от милостей господских…
– Во-о-от, – говорит наставительно царь-батюшка, – и я об этом же день-деньской радею. Для вас, окаянные, стараюсь… Законы мои на то и писаны, чтобы, значит, вы побыстрее в Раю оказались, Богу души свои бессмертные представили… Зачем вам эта жизнь земная суетная, если Царствие Божье любому страждущему свои врата сияющие раскрывает, амброзиями окуривая…
И что думаете, люди честные?
Обхохочетесь…
Народец тот хоть и орёт о быстрейшем переселении в Рай, но на деле, если взаправдашне, туда совсем не торопится, за землю грешную всеми силами цепляется…
И за что только этот народец-подлец на голову царя нашего заботливого свалился?