О природе смеха

Александров В.Г., академик Петровской академии наук и искусств.

ВВЕДЕНИЕ В ФИЛОСОФИЮ ПРАВОСЛАВИЯ. (Очерки о Любви,любви к Истине и Свободе).
http://proza.ru/2018/10/28/881
               
ЭСТЕТИКА. Категории.

КОМИЧНОЕ. О ПРИРОДЕ СМЕХА.               
фото автора


                Видишь, Бог не отвергает непорочного, и не
                Поддерживает руки  злодеев.
                Он ещё наполнит смехом уста твои, и губы
                твои  радостным восклицанием. (Иов 8:20,21)

              Смех потому входит в круг вопросов, рассматриваемых эстетикой, что «смеясь, мы не претендуем на вещь, вызвавшую смех и не отрицаем её. Хотя и утверждают, что смех порождает выявление нами в окружающем мире, в людях некоего несоответствия истине, некоего искажения идеального образа, тем не менее, мы не станем напрямую связывать смех с тем, что обезображивает нас, т.е. со злом и грехом. При этом согласимся с тем, что народное выражения: «Смех и грех», «Там, где смех, там и грех» совершенно верно выражает существующую между ними связь. Но эта связь далеко не всегда указывает на то, что смех есть некое отражение зла.  Дело не в том, что смех грешен, а в том, что грех смешон. Недаром Святые Отцы называют дьявола, – лукавого насмешника и клеветника, «обезьяной Бога». Разве не  комичны, например, потуги человека, не обладающего талантом или богатством, властью, славой, казаться, во что бы то ни стало, тем, кто их имеет? Не грозит ли человеку осмеяние тогда, когда он пытается занять место, на которое указывает ему гордыня. Поэтому в Евангелии и говорится, что первые могут оказаться последними. Ибо тот, кто приписывает себе не существующие добродетели, если не во времени, то в Вечности уже посрамлён. Внешняя красота может произвести впечатление только на того, кто сам не глубок, кто не видит себя в свете Истины. Кто смеётся над чужими недостатками, ради самоутверждения и самооправдания, тот, конечно же, грешен, т.е. совершает ошибку, и хорошо, если за которую он будет только высмеян.
              Мудрый понимает, что когда над ним смеются, не следует обижаться, ибо его выставляют в свете истины. И для него открываются новые возможности увидеть в себе то, что следует преодолеть. Конечно же, человеку, смех, направленный на него вынести очень трудно. Но что ещё так сильно может усмирить дух гордыни? Всегда необходимо помнить, что более всего делает нас смешными то, когда пытаемся на него ответить раздражением. Поэтому к смеху следует  относиться как  горькому  лекарству. Кроме того, пока над нами смеются, это означает и то, что дела наши пока не так плохи, раз  мы не вызываем слёзы жалости.   
              Смех мы должны воспринимать как предупреждение об опасности. При чём об опасности не однозначной. С одной стороны, следует понять то, над чем смеёмся мы. И тогда обнаружим истинную степень обезображивания нас злом. С другой стороны, поняв истинные причины того, почему бываем смешны сами, - откроем для себя  новые пути восстановления своего человеческого достоинства. Смех на самом деле указывает нам на необходимость преодоления в себе того, что сможет привести к страданиям и боли, то есть к слезам.
              «И смех и слёзы» вызывают у нас порой одни и те же люди, вещи, явления. Действительно, нередко случается с нами  то, что одновременно и смешно и горько, до слёз. Переплетение в жизни комичного с трагичным, указывает нам на прямую возможность её преображения. Очищают человека не только страдания, но и то, что позволяет  высмеять зло, искажающее душу. Пока она  находится под его воздействием, искривляется до неузнаваемости. Но к этим искажениям следует относиться как изображению себя в кривых зеркалах комнаты смеха. Эти изображения не рассказывают о нас правду, но они безобидны и смешны только до тех пор, пока  не поверим, что искажённая грехом душа, естественна. Именно о том, что мы находимся в состоянии опасного заблуждения, свидетельствует наша склонность к осмеянию-осуждению других людей. Ибо смеёмся над другими, потому что нам кажется, что мы лучше их, что находимся в более выгодном положении, что зло, которое присутствует в нас, оправдано тем, что нас окружают люди, не менее злые и грешные чем мы.
              Смех не будет обезображивать нашу душу грехом только до тех пор, пока мы вместе с другими можем посмеяться над собственными недостатками, но ещё более высок смех того, кто способен с юмором относиться к своим достоинствам, когда о них начинают говорить другие люди. Даже если они не льстивые лгуны, и видят то в нас, что действительно заслуживает восхищения, мы не должны доверять их словам. Кто перестаёт замечать в себе то, за что можно его высмеять, тот быстро лишается настоящих друзей, т.е. тех, кто может нам донести правду о нас. Но чем меньше мы будем обращать внимания на свои недостатки, тем больше будет возникать поводов для осмеяния окружающих. В этом случае смех утрачивает своё светоносное начало, рождающее  чистую радость, ибо он становится голосом похоти и гордыни.
              На  благодатную чистоту природы смеха  указывают примеры проявления радости детьми. Зададим вопрос: почему они улыбаются и смеются? Видимо потому, что чувствуют, что их сердце купается в энергиях любви. Радостный смех младенцев есть естественный ответ на проявляемую к ним любовь. Даря нам улыбку, они посылают нам знак, что они чувствуют нашу заботу. Беззаботно-радостный детский смех есть напоминание нам о первоначальном, райском состоянии  бытия, он же свидетельствует о состоянии, которое мы способны достичь в Вечности. Улыбка младенца излучает свет Небесного Царства. Потому и призывает нас Господь: «Будьте как дети». Мы Ему должны доверять, как доверяют нам, любимые  чада. Они радуются нашему появлению, ибо они  всеми фибрами своей души чувствуют, что мы им несём благо. Детский смех и улыбка  удостоверяют реальность любви. И если мы научимся доверять Отцу нашему Небесному, хотя бы как доверяют нам дети, пока не столкнутся с нашими недостатками, пороками, тогда  наша душа будет улыбаться и смеяться от ощущения того, что Отец с нами, что Его любовь неизменно окружает нас.
               Выше  говорили о том, что красота удостоверяет реальность бытия в вечности. Говорили и о том, что красота, в свою очередь,  удостоверяется испытываемой  нами радостью. Теперь посмеем утверждать, что именно улыбка и смех утверждают радость от того, что мы окружены любовью; от того, что мы не только получаем любовь, но и сами её отдаём другим. Именно  смех и улыбка беззаботно радующегося ребёнка указывает на божественное происхождение смеха. Но почему тогда многие отцы Церкви связывают смех с грехом? Всё дело в том, что  есть радость Любви, возвышающая человека к Богу, делающая его самого богом. Христианство говорит:  Бог – это Любовь. Поэтому и человек, испытывающий настоящую любовь, чувствует свою близость к Богу, а потому душа его   радостно улыбается и смеётся. Может возникнуть вопрос о том, могут ли по-настоящему радоваться те, кто отвергает веру в Бога. Безусловно, да! просто многие люди, живущие по совести и любви не знают, что именно они и веруют в Него.
              Есть и иная радость, рождающая смех ненависти  к жизни, саркастическую ухмылку презрения к людям, и вообще к живому.  Евангелие указывает нам, что когда человек начинает забывать о своём небесном начале, в его сердце  дух любви начинает смешиваться с  духом похоти и гордыни. «Похоть очей, похоть тела и гордость житейская»,- вот что движет человеком, не следящим за тем, чтобы в его душе земное, материальное начало непрерывно облагораживалось небесными энергиями.
              Пока  человек пребывает в лучах любви доброго утра начала жизни, до тех пор смех и радость его естественны. Свет излучаемого счастья становится тёмным по мере того, как ребёнок узнаёт, что кроме добра, есть ещё и зло. А узнаёт он об этом, конечно же, узнавая поближе тех, кто его окружает, того, кого любит. А любить, значит и оправдывать. Вот и приходится с первых лет жизни учиться искать оправдания и злым поступкам своих близких. Чем меньше ребёнок получает любви, энергий добра, тем более он будет восприимчив к злу, тем раньше он научится радоваться не только добрым делам, но и злым, смешивая их энергии в своём сердце.
             Купаясь в лучах родительской любви, ребёнок естественным образом, т.е. улыбкой и смехом показывает, что он этого счастлив.  Это состояние похоже на то, в котором пребывали до грехопадения наши прародители, – Адам и Ева,  получавшие всё необходимое для беззаботной и счастливой жизни от Небесного Отца. Потому их душу не покидало веселие, и, конечно же, с их лица не сходила улыбка. Смех, радость изначально были связаны с восприятием благодати. И каждый ребёнок смехом  показывает, что ему хорошо. Первоначально в душе человека присутствует ощущение того, что смех и добро нераздельны.  Вот здесь и скрывается главная причина соединения смеха и греха. Ибо, при анализе того, почему смеются любимые люди, в  душе ребёнка происходит первоначальное смешение добра и зла, подмена одного другим. Он начинает считать, что  осмеяние-осуждение другого человека  - это нормально. Эта первая ошибка и  становится причиной обезображивания  жизни. Потому и говорит Православие о том, что смех  - это грех, ибо он оправдывает зло.
              Ничто так не характеризует человека, как то, над чем он позволяет себе посмеяться. Смех – это самое страшное орудие сатаны, клеветника, отца лжи. Ибо нам кажется, что любая испытываемая нами радость  идёт на пользу. Но когда в нашей душе ликует бес похоти и гордыни, она утрачивает способность к благо творению, а потому неизбежно начинает терять силу и  друзей. Ибо кто будет терпеть с собой рядом насмешника и судью, к которому нет доверия. А доверие испытывать не возможно к тому, кто  стремится не только не замечать своих недостатков, но и оправдать их осмеянием слабостей ближних.
              Исходя их сказанного выше, можно утверждать, что есть два основных типа смеха. Посредством первого душа выражает свою радость от любви к жизни, к близким, земным родителям, Небесному Отцу.  За вторым типом смеха скрывается ненависть к жизни, к её естественной  красоте и гармонии. Первым признаком выздоровления души от смерти,  говорит Православие, является видение в своей душе греха. А посредством высмеивания совершаемых нами ошибок и промахов, т.е. грехов, мы начинаем от них очищаться. Но  смех и привязывает нас к злу, когда посредством его мы начинаем осуждать близких. Смех возвышает нас, когда освобождает нас  груза недостатков, болезней, привычек. Но он же, делает тяжесть последствий совершаемых ошибок невыносимой.
              Комичным человека делает нелепость его поведения. Не лепость – это не красивость. Когда  совершаем нелепые действия, мы в той или иной степени обезображиваем себя. Высокая комедия высмеивает ложь, которую желают выдать за правду; высмеивает то, как люди пытаются «пустить пыль в глаза» прикрывая внешней лепотой-красотой отсутствие в себе того, в чём хотят утвердиться. Вполне комичным является стремление придать яркий оттенок трагичности пошлому желанию оправдать свои  мелкие страсти и тёмные делишки.  Хотя, конечно же, то, что подлежит осмеянию, то можно и оплакивать. Ибо редко кто из нас учится на своих ошибках, а предпочитает учить тому, о чём имеет весьма смутные представления, других. Но передать им можем только то, что имеем на самом деле.
            Над чем, или над кем мы смеёмся? Признанные сатирики отвечают на этот вопрос однозначно. В первую очередь над собой. И тот, кто, смеясь, не понимает этого, от этого сам смешон трижды. Если смех не очищает нас от высмеиваемого нами в других, то он тяжёлым бременем ложится на душу. Восприятие комичного  тогда благотворно, когда проявляет именно в нас стыд, за то, что остаемся в недостойном положении раба обстоятельств, дурных привычек.  Душевная распущенность, слабость духа не извинительна. Подлость и пошлость не может быть оправдана ни чем. Именно тщетность попыток сделать это, и высмеивает комедия. Устами сатиры нам говорится о том, как можно избежать участи комичного героя. Когда же пытаемся примерить его нелепый наряд на ближнего, то наносим оскорбление не столько ему, сколько себе. Ибо неспособность вовремя обнаруживать и устранять в себе подлежащее  осмеянию,  скоро придётся омывать слезами скорби.
              Один из современных священников, обсуждая вопрос об отношении к смеху в Православии, верно обратил внимание, что с м е ш н о е указывает на смешение.  И действительно, тайна рассматриваемого явления, прежде всего, скрыта в слове его обозначающем. Что вызывает в нас смех? Не смешение ли прекрасного с безобразным, добра со злом? Смеются люди над похабными  и пошлыми анекдотами, потому, что на них откликается  что-то в душе этих людей. И это что-то указывает на поражение сердца злом, а ума – ложью. Совесть не прекращает попыток очищения души от греха. Небесное начало, даже в самом приземлённом, заражённым похотью и гордыней человеке, не может быть уничтожено. Его свет непрерывно причиняет боль, вызывает напряжение, от которого хочется избавиться, хотя бы, на время. И тут мы обнаруживаем, что грязь, которая в нас есть, присутствует и у других, и над ней можно посмеяться. И мы это  делаем с удовольствием и радостью, от того, что в мире таких, как мы, полным полно. В этом случае происходит не просто смешение добродетели и страсти, но и подмена одного другим. Человек вводит себя в состояние тяжёлого заблуждения – греха, оправдывая своим смехом то, от чего следует избавляться. Такой смех обессиливает волю к жизни, как стремление к преображению земного начала небесным.
              Посредством безблагодатного смеха страсть пытается занять место добродетели. Ведь у людей остаётся память первых дней жизни, когда смехом и радостью удостоверялась любовь. Именно этой памятью как ловушкой пользуются бесы, разжигающие в человеческой душе похоть и гордыню, с тем, чтобы укрепить хотя бы во времени власть князя лукавого этого мира, наделить его силой, которую обманом отчуждают из человеческих сердец. Смех, оправдывающий грех, т.е. совершаемые людьми ошибки, подменяет не только любовь похотью  и гордыней, он лишает их ума, ибо он теряет способность видеть  вечные основания  творения. Такой смех  угнетает в человеке чувство красоты бытия, он заменяет  эстетику утилитаризмом. Ибо когда люди на ближних и мир начинают смотреть, как на средство удовлетворения своих потребностей и страстей, тогда происходит потеря и самой главной ценности – свободы.
              Чтобы понять в каком состоянии находится человек, достаточно узнать по поводу чего веселится и плачет его сердце, чему ищет оправдание его разум. Одно и то же явление способно нашу душу возвысить или унизить. Например, у одних красота человеческого тела  пробуждает эстетическое чувство радости, у других возбуждает желание им обладать как вещью, способной доставить удовольствие. Когда начинает в человеке смеяться похоть, она тем самым пытается опустить вожделенное до своего уровня. Именно смехом похоть и гордыня лишают людей небесного достоинства, делают их вместо объекта уважения и восхищения, средством для удовлетворения своих желаний. Осмеивая возвышенное, человек находит оправдание подлости и пошлости своего существования.
              Ложь, разрушает основания жизни не только отдельной личности, но и народов и их государств. Для этого достаточно подвергнуть осмеянию то, что для них является добром, благом. Если враг найдёт средство для расшатывания нравственных устоев людей, веры в  цементирующее их общество идеалы, то произойдет и ослабление духа, устремляющего людей к общей цели, духа рождающего общество, поддерживающего и укрепляющего его силы. Там, где нет общей высокой цели, к которым стремятся отдельные люди, там и нет общества. Характер, преследуемых людьми целей, определяет и характер их сообщества, крепость и цельность его. Крепкий, добрый  дух силой разрушить невозможно, ибо он именно в сопротивлении злу, обретает силу. Но если его обмануть и его энергию направить в иное русло, он поведёт за собой и человека.
              Ложь, зло, грех, не имея оснований в вечности, не имея естественного источника пополнения сил, добывают их только тогда, когда удаётся разрушить то, что создано энергиями любви, добра, т.е. посредством обезображивания прекрасного. Одним из главных средств достижения этой цели как раз и служит смешение небесного начала с земным таким образом, чтобы человек перестал обращать внимание на свою совесть, нравственному закону стал придавать относительный характер, а красоту стал считать средством удовлетворения своих страстей. Когда любовь обращается в похоть, а свобода в жажду неограниченного удовлетворения того, чего желает похоть и гордыня, тогда он и утрачивает свой человеческий облик, а само общество, перестав стремиться к высшим целям, начинает расслаиваться на враждующие друг с другом группировки, слои. Скажете, причём здесь смех?  Смех всегда выступал и выступает в руках врага рода человеческого средством обращения правду в кривду. Недаром дьявола называют лукавым, ибо это слово  обозначает искривление. Вспомните, лук, - это первоначально искривлённая ветвь дерева, концы которого связаны крепкой нитью. Вот лукавый темной, недоброй силою смеха и искривляет правду. Непрерывно пускает горящие стрелы зла в души людей, чтобы в них непрерывно горело чёрное пламя страстей. Именно роль таких стрел выполняют анекдоты и шутки, осмеивающие в личности целомудренность, совестливость, доброту.
               В народе говорится, что ложка дёгтя способна испортить бочку мёда. И действительно, самая ничтожная доля лжи способна убить правду. И дело здесь не в самих словах. Они могут быть и красивы и правильны, вопрос в том, каким духом они наполнены. Слова самой настоящей правды, исходящие из уст того, кто ищет оправдание пребыванию в рабстве страстей, будут грешны, ибо будут приводить тех, кто их слушает к ошибочным действиям. А ошибку человек совершает каждый раз, когда начинает радоваться тому, что другие попадают в нелепое положение; или тому, что ближние нисколько не лучше его. Когда люди начинают смехом оправдывать свои недостатки, привычки и даже болезни, именно тогда совершаемые ими ошибки начинают окрашиваться мрачными красками греха, приводящему уже к настоящему расстройству жизни. Чем больше в обществе людей, которые не видят поражения своей души болезнью, вызываемой страстями, тем легче рабство выдать за свободу, безобразное за красоту, похоть за любовь. Вот и смеётся человек над истиной, зовущей его освоению высот собственной души, построению общества на фундаменте Свободы и Любви, потому что он начинает верить лжи, зовущей людей к обладанию сугубо земными благами. И ему несказанно приятно, что он может найти оправдание своему образу жизни, в том числе и тем, что может посмеяться над людьми, преследующими более высокие цели.
              Когда  с помощью смеха утверждается искажённый, изуродованный  грехом образ жизни, тогда жизнь превращается в смерть. Когда мы свою душу не защищаем от впечатлений её развращающих, позволяющих находить оправдание собственным порокам и недостаткам, именно тогда они и становятся смертельно опасными. То, что принимает сердце и разум, то в нём и начинает действовать.  Чистое зло мало кто способен воспринимать, ибо многие понимают, что ему нет оправдания. Но когда зло смягчает свою силу, смешивая её с силой добра и красоты бытия, прикидываясь смешным, оно без труда начинает преодолевать естественную неприязнь к нему человека, и становится, в конце концов, привычным, мало отличимым от добра. 
              Смех перестаёт быть благородным, когда утрачивает своё эстетическое начало, когда вместо проявления и утверждения в жизни красоты, утверждает право на существование, то от чего необходимо душу очищать, в том числе, и горькими слезами раскаяния.  Когда смех оправдывает нашу рабскую зависимость от страстей,  поощряет неумеренность и праздность духа, - он является предвестником страдания и горя. Ибо душа может принимать то, на что настроена. И если она  радуется и смеётся, когда соприкасается с пошлостью и подлостью, то становится неспособной распознать знаки, предупреждающие об опасности, и начинает совершать одну ошибку за другой, т. е. грешить. А что может произойти в любой момент с человеком, который, например, несерьёзно относится к соблюдению правил дорожного движения, вполне предсказуемо. Но в ещё более серьёзной опасности находится человек,  высмеивающий тех, кто стремиться слушать голос собственной совести, оставаться целомудренным, объявляющим заповеди Божии устаревшими, ибо это приведёт к невосполнимой потере – утраты смысла жизни. Человек, не видящий себя в свете Вечности, не в состоянии понять то, за чем ему дана жизнь. И он начинает высмеивать то, чего не понимает, лишая себя веры, любви и надежды.
              Стоит заглянуть себе в душу, увидеть то, над чем она готова посмеяться, мы обнаружим и глубину её падения, и высоту её полёта. Когда она способна искоренять в себе смехом непрерывно появляющиеся всходы похоти и гордыни, тогда человек и обнаруживает то, на что указывает ему Евангелие: Царствие Божие внутри человека есть, и Оно силою берётся. В том числе силой, позволяющей высмеять свои недостатки, и тем самым очистить их до достоинств. Как это возможно показывают и высокие образцы сатиры, и шутки святых. С сатирическими, комическими и юмористическими произведениями светских мастеров, так или иначе, сталкиваются все, поэтому мы приведём примеры отношения к жизни людей духовных, светочей религиозной мысли.
              Многие пастыри, будучи аскетами, употребляли благочестивые шутки в удобное для этого время, чтобы вывести людей из уныния. Главное в смехе – это уместность и мера. Есть знаменитый рассказ об Антонии Великом, который смутил охотника. Тот услышал, что старец рассказывает ученикам смешные истории. Старец попросил охотника: Ты сними лук, и натяни его. Натяни, натяни ещё больше! Не могу, сказал охотник. – Тетива порвётся! Вот видишь, -говорит Антоний. – Ты свой лук пожалел. А за что же ты осудил меня, когда я дал послабление своим братьям?
 
Один монах сказал:
- Нелегко иногда понять, в чём состоит твой долг.
- Напротив, очень просто: это то, что меньше всего хочется делать, - ответил другой.

Монаху, который был недоволен своей жизнью, авва Виссарион сказал:
«Послушай, может быть это твоя жизнь тобою не довольна? Жизни нравится быть с тем, кому она нравится».

Утешая молодого монаха, удручённого своим уродством, один старец сказал: «Уродство имеет огромное преимущество перед красотой: оно постоянно».

- Почему так много неблагодарных людей? – спросили авву Сысоя.
- Потому что после обеда никто не ценит ложки, - ответил старец.

Авва Серапион спал в хижине вместе со скотом. Один брат его спросил:
-Почему ты спишь с животными, ведь это вредно для здоровья?
- Ни одно животное не заболело за все эти годы, - ответил Серапион.

Об одном человеке, который постоянно досаждал Макарию, старец сказал. «Никогда его присутствие не сравнится с его отсутствием».

Один человек сказал основателю монашества Антонию:
-Ты самый великий монах на всём Востоке!
- Дьявол уже мне говорил об этом, - отвечал Антоний.

Обыкновенно ошибается тот, кто стремится никогда не делать ошибок.

Кто-то спросил одного старца, почему брак называется святым?
-Потому, что в нём немало мучеников, - ответил старец с улыбкой.

Один Старец сказал: «Всевышний дал гам двое ушей и только один рот для того, что бы мы говорили вдвое меньше, чем слушаем».

В одном монастыре настоятель во время собрания заснул.
-Умолкнем братья, сказали монахи, - дадим поспать нашему настоятелю.
Но тот, подняв голову, сказал:
-Как же я могу спать, братья, если вы не будете говорить?

Один старец сказал: «Безмолвие – одно из самых драгоценных украшений женщины. Вот почему она так редко выставляет его напоказ».


   
            
 
      


        Роль комичного в жизни человека в том, что бы он, не просто мог посмеяться над людьми, попадающими в нелепые ситуации, а смог изменять свой образ жизни так, что бы  самому ни быть осмеянным. Если в нашей душе рождается смех по поводу происходящего с другими людьми, это может обозначать и то, что мы пытаемся найти оправдания особенностям своего характера, радуясь, что и окружающие нас люди не лучше нас. Такого рода смех затрудняет возможность преображения, одухотворения жизни, ибо не только не выводит за рамки обычного, привычного существования, но и опускает нас ближе к его дну. Ибо мы равняемся на тех, кто проявляет не лучшие свои качества,  с тем, чтобы удостовериться в том, что мы лучше других, или, по крайней мере, их не хуже.
              Проявляет настоящую мудрость тот, кто смех воспринимает  как  средство, позволяющее не только обнаружить в себе некое несоответствие между должным и недолжным, некое смешение в душе добра и зла, но как повод для очищения души от того, что искажает в ней  красоту образа Божьего.  Когда человек начинает сравнивать себя не с равными или «худшими», а с лучшими, тогда поводов будет больше для плача, а не до смеха. И, тем не менее, если относиться к себе с хорошей долей иронии, юмора и вовремя обнаруживать в душе то, что требует не только осмеяния, но  искоренения,  то и поводы для горьких слёз бессилия в нашей жизни будут появляться реже. Комичное указывает человеку на то, что следует делать, чтобы смешная правда о нём не превращалась в горькую.
              Чем меньше в нас остаётся причин для осмеяния смешения в нашей душе прекрасного с безобразным, тем чаще  приходит в неё и чистая радость. Когда слезами покаяния и плача мы начинаем омывать в себе то, что делает нас смешными, тем самым, освобождаем свой разум от необходимости искать  оправдание непрерывно совершаемым ошибкам, проступкам, преступлениям. Чем меньше причин для смеха, тем больше поводов для веселия духа. Он же ликует, когда ощущает свободу. Свободу от необходимости прислуживать духам похоти и гордыни. Свободу от страстей, ненасытность которых лишает нас возможности обрести чувство удовлетворения от своих деяний. Ибо когда мы не можем удовлетвориться необходимым, то, полученное сверх меры будет только распалять чувство жажды и голода. Жалок и смешон одновременно человек, имеющий всё, необходимое, но, тем не менее, не получающий от этого удовлетворения. Поистине  бесподобно описывается комичность пошлого быта на примерах жизни персонажей в поэме Гоголя «Мёртвые души».
              В каждом человеке есть то, что может породнить его с комическими героями, особенности которых небезосновательно высмеиваются. Многие люди помимо своего имени имеют и клички. Кличка, - это то, что к лицу, она указывает на то, что прилипло к лицу; на то, что его обезображивает. Если человеку дают кличку, то бесполезно на неё обижаться, но следует пристально взглянуть в свою душу с тем, чтобы обнаружить, что послужило причиной иного наименования личности. Кличка всегда указывает на характерные черты личности. Часто она бывает и смешной,  и злой, но только потому, что именно такими нас и видят окружающие люди. Поэтому обижаться на неё бессмысленно, но попытаться избавиться в себе от того, что подтверждает правильность именования нашего не своим именем просто необходимо. Смех бывает злым и добрым, но он всегда рождается при виде попыток  не просто смешения добра и зла, а неловкой подмены одного другим. Когда нам приклеивают ярлык в виде прозвища, следует понять, над чем смеются в нас: над злом, искажающим доброе начало, или над добром, прикидывающимся злом. 
              Парадоксология смеха. В душевном пространстве человека привязанного преимущественно к земным ценностям непрерывно накапливается напряжение. Ибо добыча земных благ, самоутверждение в жизни, во-первых, происходит, как правило, с большим трудом, приводящим к усталости. Во-вторых, действуя в миру, человек часто применяет не вполне честные приёмы  борьбы с себе подобными, против чего протестует совесть.  И, наконец, в-третьих, его сердце непрерывно грызут страсти, превращающие дух в ненасытного зверя. Обыденная жизнь, если она не даёт пищу религиозному чувству, т.е. если не связана с утверждением «и на земле как на Небе» воли Божией, заключающейся в том, чтобы мы сами становились богами, теряет смысл. Ибо человек, живущий только тем, что находится во власти времени, больше всего боится того, что наступит неизбежно – смерти. И он начинает искать способы, позволяющие отодвигать как можно дальше необходимость ответа на вопрос о смысле жизни, подразумевающий и получение ответа о смысле смерти, добра и красоты.
              Когда люди начинают в своей жизни опираться только на одно её начало, например на земное, тогда всё в ней переворачивается, как говорится «с ног на голову». Евангелие по этому поводу говорит весьма жёстко: «мудрость мира сего, есть безумие перед Богом». Но разве не рождается смех в нашей душе, когда мы наблюдаем, как откровенную глупость начинают преподносить с умным видом; когда тот, кто не знает сути обсуждаемого вопроса, начинает как знаток, что-то доказывать тому, кто знает на самом деле.  Как бы глубоко мы не увязли в земном начале, в  высотах души каждого человека светит солнце правды, лучи которого способны указывать нам на нелепость представлений и действий людей, путающих местами добро и зло, прекрасное и безобразное. Но смех, возникающий в результате этого уместен только тогда, когда мы способны увидеть то, что нас оставляет в нелепом положении незнаек, стремящихся доказать всем, что владеем истиной.
               Сугубо земной человек, как впрочем, и оторвавшийся от земли, не способен вместить парадоксального единства наблюдаемых им  феноменов жизни. Потому других людей, вещи и явления он видит однобоко, т.е. в своём представлении он их обезображивает. Поэтому и выглядит нередко смешным. Ибо, действует, опираясь на ложные основания, как на истинные.  И это в лучшем случае, чаще всего ошибки приводят не к смеху, а к слезам скорби и печали по поводу несбывшихся надежд и понесённых утрат.
              Когда  смеёмся над другими людьми, следует задуматься: не осуждаем ли мы их. Если так, то смех наш даст пищу духу гордыни, который выставит и нас перед другими в смешном виде. То, что высмеиваем в людях, прежде всего, необходимо примерить это на себя. В этом и заключается  истинный смысл эстетики комичного. Герои комедии, анекдота, хотя и выдуманы, но выхватывают из жизни реальных людей особые черты характера, которые делают их нелепыми, т.е. в той или иной степени обезображенными. И когда мы не просто повеселимся от души над перевёрнутой правдой или ущербным взглядом на мир, но и увидим, что и мы не далеко ушли от того, кто вызывает смех, тогда у нас может возникнуть желание не повторять чужих ошибок. Комедия эстетична, потому что смех, который  вызывают её герои, не ранит реальных людей, не унижает нас. Ведь мы, осмеивая других, желая, вольно или невольно, возвыситься, сами опускаемся на уровень их недостатков. Чем чаще способен человек  посмеяться над собой, тем реже будет возникать желание высмеять ближнего. А это уже залог если и не дружбы, то не вражды. 
            Подводя итог, скажем, что смех рождается в душе в двух случаях. В одном, когда бог торжествует над сатаной, и, во втором, когда сатана пытается осмеять в нас бога. Высшую степень чистоты смеха-веселия имеют новорождённые дети, она присуща им до тех пор, пока  не станут  подражать ошибкам, совершаемым их родителями, пока не проявятся в них черты родового проклятия, связанного с первым актом грехопадения, и они сами не впадут в реальное состояние греха.  Смех для того, кто осознаёт глубину своего обезображивания, служит средством вывода своей природы из состояния расстроения, вызванного тем, что душа мечется между небесным и земным началом. Поистине смех благодатен, когда он несёт в себе энергии одухотворения земного начала.
             Помимо смеха-радости существует смех-злорадство. К нему прибегает человек, жаждущий оправдания своему пребыванию в обезображенном грехом состоянии. Он стремится  к обнаружению черт характера, подлежащих очищению, в том числе смехом,  не в себе, а в других. Он смеётся потому, что видит себя на фоне чужих недостатков, ошибок, промахов, нелепых поступков. И не замечает того, как душа его покрывается мраком, не отличающим её от тьмы, высмеиваемых огрехов-грехов, допускаемых ближними. А от этого они становятся «дальними». Часто причиной самой настоящей вражды является именно смех, который воспринимается как личное оскорбление. Высмеивать чужие недостатки не будет тот, кто видит себя сквозь призму того, что  вызывает в нём смех.
              Не добрым, т.е. безблагодатным  смехом смеётся человек над себе подобными. Способен очищать смех душу, человека, смеющегося над собой. Наверное, нет такой живой души, которая не способна веселиться от любви к животным. Но и животные смеются над человеком. То состояние, в котором пребывают люди, нельзя назвать нормальным. В естественном состоянии пребывают животные,  а человек, по причине обезображивания своей природы грехом, пребывает в нижеестественном положении. Потому и  нередко смешон он, что пытается выдать желаемое за действительное, т.е. то, что утратил, за то, что имеет.  Человек в своих заблуждениях и самомнении настолько бывает нелеп, что по свидетельству Писания над ним смеются животные, не обезобразившие своего дара жизни. Разве понимает, что делает «человек, который есть червь, и сын человеческий, который есть моль» (Иов 25:6)., считающий себя венцом творения, которому позволено всё. Тот, кто не понимает насколько кратко его время жизни на земле, и, тем не менее,  свою энергию тратит на то, что бы добыть силой и хитростью то, что на самом деле не нужно, не только нельзя назвать разумным, но и сравнить с теми, кого он считает «братьями своими меньшими». Но это в лучшем случае. Напротив, животное в отличие от людей, сохраняют естественное достоинство, и берёт от природы только необходимое. Потому, и говорит Господь про дикого осла: «Он посмеивается городскому многолюдству и не слышит криков погонщика» (Иов 39:7). И про павлина, не имеющего мудрости, говорит, что он «когда поднимается на высоту, посмеивается коню и всаднику его». (Иов 39:18).
                Говоря о том, что животные посмеиваются над человеком, Господь указывает нам на то, что они, находясь в естественном состоянии, опираясь на те возможности, которые дарованы им Создателем, даже не имея мудрости, имеют всё необходимое для своего существования. И только человек, наделённый высшими дарами, использование которых даёт возможность проживания счастливой жизни, вместо того, что бы опираться на принадлежащее ему естественным образом, пытается получить то, что не является необходимым противоестественными способами, т.е. прибегая к насилию, обману. Человек, решивший, что он лучше Отца Небесного знает, что ему необходимо для счастья, а поэтому отвергающий волю Его, выглядит комично. Именно про таких людей народ говорит, что их дела  «курам на смех».
               Посмеивается над людьми, считающими себя свободными, но остающимися в рабстве у духов похоти  и гордыни и человек, устремляющий свой дух к небесам собственной души. Чем ближе наш дух к Небесному Царству, тем более естественными становятся наши земные потребности, тем здоровей и радостней становится и жизнь тела. Не только нелеп, смешон и жалок человек, пытающийся заместить высшую правду жизни, своей личной правдой, но он ещё и страдает от ненасытной жадности, от чувства личной неполноценности, которое прикрывает «фиговым листком» гордыни. Тем самым ещё больше обезображивает и тело и душу. Поэтому на иных из нас невозможно смотреть не только  без смеха, но и без горьких слёз сожаления о том, что кривду воспринимаем как правду.