ГЛАВА 17
В полутёмном синем зале тихо. В центре, на высоком хрустальном троне, украшенном лазуритом и изумрудами, сидела Верховная жрица. Перед ней, верёвочкой вытянувшись к куполообразному потолку, через равные промежутки висели в воздухе 14 ярких переливающихся многогранника. В Атлантиде знали и умели проникать во все 14 земных измерений, и каждый кристалл являлся ключом к дверце в то или иное пространство, соответственно трансформировал сознание и изменял параметры физического тела. Так что даже жрецы, не достигшие верхней ступени посвящения теоретически, (практически им это было запрещено), могли без последствий для себя проникнуть в любой параллельный мир планеты. Разумеется, до так называемой, блокировки Земли неизвестным излучением. Могла конечно и Аиас. Но теперь её задача была посложнее. Во-первых, она ни разу не выходила напрямую к Абсолюту, во-вторых, канал этот тоже оказался заблокирован, и хотя блокировка здесь существенно послабей, через неё тоже ещё надо пробиться.
Закутанная в тяжёлый плащ, она двигалась сквозь густой белый туман и уже не видела сидящих в зале жрецов, но ощущала их поддержку, энергию силы, которую они направляли в неё.
Впервые в жизни Аиас действовала на свой страх и риск, без санкций Божественных иерархий. Это её сильно смущало, привнося в душу чувство дисгармонии, нехарактерное для неё. Но наверное иначе она поступить не могла. За прямое обращение к Абсолюту выступила половина жрецов. За прямое обращение к Абсолюту ратовал император. Императора Аиас всегда знала как человека спокойного и покладистого, он никогда не вмешивался в сферу духовной деятельности, за которую в государстве отвечали жрецы. Но после последнего своего разговора с Аэсцетом, его словно подменили. Он стал резким и несговорчивым. Минуя её, обратился к жрецам. Минуя жрецов, обратился к народу Атлантиды с указом завтра утром поддержать молитвами «героическое устремление жрецов восстановить связь с богами и Абсолютом».
Всё это внесло повсеместную сумятицу и беспокойство. Всегда лишние, всегда ненужные, всегда мешающие делу. Конфликты между властью светской и властью духовной случались в Атлантиде и раньше, чтоб император действовал так своевольно – произошло впервые.
Великая жрица сжимала губы и в очередной раз спрашивала себя: что же такое мог сказать ему тогда Аэсцет? И отвечала: ничего большего, чем в их общем разговоре. Но император изменился. Покой и гармония – нарушены. Что же произошло? Верховная жрица не могла понять, что произошло. Но продолжала винить во всём случившимся именно Аэсцета.
Его она не любила. Он принадлежал к той нездоровой категории людей, которым не живётся спокойно и они поэтому постоянно ищут приключений на свою голову. Аиас всегда убежала себя, что глубоко уверена: то, что Аэсцет делает в Антариде – пустая трата времени и сил. Если б не нейтральная позиция Божественных иерархий и не заступничество императора, она б, пожалуй, давно б пресекла эти игры. То, что Аэсцет сообщил ей в их последнем разговоре, она тоже знала. Всё это, в принципе, могло иметь место. Но могло и не иметь. И последнее было вероятней. В любом случае, не стоило поднимать такой шум, попрекать её перед императором, сеять панику… Ведь она сама, говоря откровенно, всё боле склонялась обратиться напрямую к Абсолюту. Но не надо было так спешить. Надо было подождать ещё. Впрочем, Аэсцет всегда пользовался репутацией человека недалёкого. Что путного можно ожидать от него? И иерархия его стоит особняком. А его связь с Ноем, настоящим проходимцем и авантюристом, который служит кому угодно, но только не светлым силам, и создаёт в седьмом поле Земли какой-то странный ковчег, с которым надо ещё разбираться, и вовсе возмутительна! Да, Аэсцет недалёкий человек. Впрочем, эта озвученная в голове оценка умственных способностей своего соперника не успокоила жрицу. Она вдруг подумала, что Аэсцет, в свою очередь, считает её недалёкой, и это её ещё больше раздражало. Нет, прямой выход к Абсолюту опасная и слишком преждевременная затея. Как она могла согласиться?
И Аиас уже решила возвращаться, как вдруг увидела перед собой сияющий белый крест в ярком, переливающемся всеми цветами радуги, ореоле. Он возник так неожиданно, что она даже растерялась. Это был знак Абсолюта. И появление его говорило о том, что он её видит и ждёт. Верховная жрица заволновалась. Крест подёрнулся розовой дымкой и превратился в плотно закрытое белыми створками окно – такое же как в домах Атлантиды. Окно начало медленно отворяться, но до конца не раскрылось. По обе стороны от него неожиданно появились два громадных закованных в серебристые латы воина с обнажёнными прямыми мечами в руках. На неподвижных землисто-серых лицах круглые немигающие глаза без век. Аиас почувствовала холодок в груди. Она узнала в воинах так называемых космических убийц, обитателей тёмных цивилизаций иногалактик. Но откуда они здесь? В следующее мгновение две слепящих иссиня-чёрных молнии ударили в неё, но жрица успела скрестить перед собой руки, создав мощный энергетический щит, и отразила удары. Воины попятились назад.
Аиас чувствовала, что теряет голову от ужасной, страшной догадки.
«Господи! Господи! Господи! Открой мне, что происходит на Земле? Что ждёт всех нас?»
Створки окна вновь медленно поползли в стороны. Затем быстрее, быстрее, вот они распахнулись настежь! -
Толпы безумствующих людей рвали друг друга, кроваво-красный кристалл вспыхивал, взбуживал чёрные недра, расступившееся под людским морем, и из них на Аиас неслись мерцающие армады кораблей – серых, чёрных, серебристых… Их было неисчислимо много, они приближались, они закрыли всё пространство…
«Это нашествие… Боже, это нашествие»… - ошеломлённо прошептала Аиас и опустила руки.
Вспышка! Боль прострелила сердце. Жрица вспомнила о космических убийцах. Попыталась отбить удар, но было уже поздно. Боль овладела всем телом, боль рвала её на части… Аиас вскрикнула и не услышала своего голоса, и огромная чёрная стена обрушилась на неё…
Синий зал захлёбывался, хрипел, стонал… Жрецы катались по полу и рвали на себе одежду. И всё-таки некоторые сумели выдержать неожиданный и неизвестно откуда направленный энергетический удар. Когда волна боли схлынула, оставшиеся в живых бросились к Аиас. Жрица лежала на полу, лицом вверх, немного в стороне от опрокинутого трона. Застывший, направленный в небо взгляд сохранил выражение боли и отчаяния. По вискам ещё сбегали слёзы. По щекам – из носа и изо рта – кровь.
Что я делаю? Куда иду? Как живу? Кто правит мной в этой жизни? Коля сказал, что Смерть – прекрасная женщина… Но почему плачем мы, чувствуя её приближение? Или мы не плачем, а смеёмся? Физиология смеха и физиология плача так странно похожи друг на друга. Поднимается нёбная занавеска, подтягиваются косые мышцы живота и не понять уже, плачу я или смеюсь. И когда я буду провожать друга в последний путь и вытирать слёзы на глазах, я протяну ему на прощанье свою мокрую ладонь. Пусть эти несколько слезинок, как материальное доказательство чувства, останутся на его руке. И когда он предстанет перед Тем Кто спросит, он протянет Ему эти три капельки воды и скажет: я не знаю, плакал он или смеялся, когда я ушёл. Это не столь важно. Важно другое. Если мой уход вызвал у кого-то слёзы радости или огорчения, значит жизнь моя прошла не бесследно.
Отчаяние… Надо гнать в три шеи отчаяние… Надо не покориться ему. Надо встать. И идти.
Надо волей подавить усталость.
Встать. И идти.
- Куда идти, Андрей?
На пороге огненным цветком женщина в ярко-оранжевой накидке.
- Куда идти? Я сама уже пришла.
- Где Сергей?
- Я только что от него. Какой он оказался страстный и темпераментный мужчина…
- Где Сергей?!
- Теперь далеко…
Голос женщины стал вкрадчивым и завораживающим, волны-чародейницы напаивали воздух собою…
- Ему хорошо сейчас. Он там…
Где в чёрной бездне Вселенной плавают золотые ковчеги, полные вечной любви. Там совершаются самые безумные желания, там женщины и красивые мужчины, там бог любви нежит сон влюблённых…
Оранжевая накидка упала с чаровницы.
- Там сказка. Там сладкая дрёма утра, когда желание наполняет тело и томится, и не находит выхода, и лишь приближение плоти – душной и страшной, даёт музыку рождения и смерти…
Там золотые голоса… Там плен сверкающих волн… Там мечта рождается женщиной и погружает оранжевый огонь мира в лоно зовущей Вселенной… Ждущей тебя… Раскинувшейся навстречу тебе… Открывающей тебе тайну…
- Уходи.
Это сказал он? Андрей почувствовал, что воля возвращается к нему. Рядом с ним стояла Даша и пристально смотрела на колдунью.
- Уходи.
Женщина подняла с пола свой оранжевый халатик.
- Уходи.
Повернулась и исчезла.
Даша наклонилась к Старцеву, улыбнулась:
- Я люблю тебя.
Поцеловала его в губы…
- Даша, подожди, не уходи. Даша, я люблю тебя! Даша, как ты там без меня? Даша!
Старцев проснулся. Утро. Посапывал Кадушкин – и вдруг тоже проснулся.
- А?... Ты ничего не говорил?
- Нет, - бросил Старцев. И как был, не одетый толком, рванулся из палатки. К шалашу – пусто. К палатке Кириллова – пусто. Раскинутый оранжевый халатик Светланы посередине… И обугленные почерневшие иконы.