Служба на Дальнем Востоке для папы была спокойной. Он писал: "Если японцы начнут военные действия, мы с ними справимся."
Главными событиями нашей семьи было рождение сестрички Раечки - Раисы Ивановны Коротковой 7 января 1942 года, а в конце года – встреча с папой в г.Подольске. Мама была счастлива сообщить папе о рождении дочки Раечки, рассказать, как дочка растет
1943 год – третий год ВОВ. Папа при прорыве блокады Ленинграда пропал без вести. Мама убивалась от горя. Не хотела верить извещению о без вести пропавшем папе. Горе давило. Постоянный стресс. Тревога и ожидание светлой новости. Ожидание писем. А писем нет и нет. Мама переживала горе со своей мамой. Нас не посвящали. Мне было уже 7 лет, а сестричке – год с небольшим. 1 сентября 1943 года я пошел в 1 класс начальной Коньковской школы. Повседневные заботы о семье и хозяйстве отвлекали маму от гнетущей душевной боли. Не было ночи, чтобы мама не плакала. Я успокаивал маму и говорил, что папа скоро приедет к нам.
Получали извещения и другие женщины нашего села, как тогда называли – "похоронки". Крики отчаяния и плач наших женщин раздавался в селе, то в одном, то в другом доме.
У моей мамы, несмотря на извещение «пропал без вести», все-таки оставалась надежда. Я тоже ждал и верил, что папа вернется. Но, увы.
Год 1944. Война уходила на запад через нашу государственную границу. Похоронки летели в село одна за другой. Стало известно, что погиб мой дядя, мамин брат Алексей Алексеевич. Остались без отца мои двоюродные брат Николай и сестра Елена. Мамина подруга Анна Александровна стала вдовой. Мой дядя, папин брат, Семен Иванович попал в плен. Пришли похоронки соседям на Егора Ивановича Сидорова и Андрея Трифоновича Матвеева. Последний был близким другом нашего папы. Моей любимой сестренке шел третий год. Мама, как и прежде, ждет писем. Но увы.
1 сентября 1944 года я пошел во 2 класс. 1945 год. Год победный. Наступил долгожданный день – 9 мая 1945 года- день Победы Советского народа в ВОВ 1941-1945гг. Страна одновременно ликует и ревет. В село Коньково не вернулись десятки мужчин. Моя мама не хочет верить, что больше нет нашего отца. Теперь каждый январь и каждое 9 мая ежегодно остро тревожат душу и сердце моей мамы. Она проглядела все глаза в надежде на чудо возвращения своего мужа и нашего отца. Мне уже 10 лет и я уже понимаю, что у нас нет папы.
Год 1946. Это первый год без войны. Наша страна приступает в полную силу к восстановлению народного хозяйства, чтобы встать из руин. Наша мама продолжает работать в колхозе, занимается детьми, ведет хозяйство (огород, малина и уход за коровой). Моей сестричке уже 3 года, и она ходит в детский сад, который размещен в доме, где были ясли.
Был случай, когда моя милая сестричка сбежала из садика. Когда ее спросили: «Куда ты спешишь, малютка»? Она ответила: «Иду домой, к братке». Так она называла меня. Да и сейчас иногда в разговоре по телефону так зовет.
Год 1947. Второй мирный год. Но год очень тяжелый, голодный, а для нашей семьи еще и трагичный. Мама наша тяжело больна. Мама с постоянной тревогой и ожиданием папы чувствует себя все хуже и хуже.
Однажды зимним вечером, она пошла доить корову Зорьку. Подошла, хотела забрать ведро с молоком из- под Зорьки. Корова переступила задними ногами и опрокинула ведро с молоком.
Мама хотела напоить детей парным молоком, но не удалось. В этот вечер маме стало вдруг плохо. Она поставила на пол пустое ведро, села на диван и стала повторять одно и то же: «я умираю». Я дал маме воды. Но она по-прежнему повторяла: «я умираю». Через перегородку нас услышала тетя Надя и прибежала к нам. Кричит маме: «Ты как хочешь, а детей не пугай».
Я побежал к бабушке Саше и мы с дядей Костей вернулись к нам домой. Мама лежала на кровати и повторяла: «я умираю». Дядя Костя решил везти маму в "Первоградскую" больницу в Москву.
Мы одели маму тепло. На дворе зима. Дядя Костя, мама и я направились на остановку автобуса №31 (маршрут Калужская площадь – Красная Пахра). Шел снег, дул ветер, было холодно. Дождались автобуса. Сели на заднее сидение. Мама продолжала твердить: «я умираю». Люди с сочувствием смотрели на нас. Доехали до больницы. Нас приняли. Маму под руки увели от нас, а нам сказали, приехать завтра к 9 часам. Мы вернулись домой, сообщили бабушке Саше, что маму оставили в больнице. Бабушка Саша оставалась теперь у нас дома, чтобы присмотреть за детьми и за коровой, которая требует за собой ухода.
На следующий день мы с дядей поехали в "Первоградскую" больницу. Нам сообщили, что маму перевели в психиатрическую больницу в город Серпухов. Нам дали адрес больницы и сообщили часы приема посетителей. Мы с дядей Костей в неделю раз ездили её навещать. При первом посещении мы заметили, что мама не твердит, что умирает. Нас узнала, но была погружена в себя, отвечала "да" или "нет". Ничего не спрашивала и ничего не просила. Мы привезли маме гостинцы и туалетные принадлежности. С каждым посещением маме заметно становилось лучше. При втором посещении она уже сама задавала вопросы о нашей жизни. Спрашивала про дочку Раечку и свою маму, нашу бабушку Сашу, которая неотлучно жила в нашем доме, устраивала наш быт и управляла хозяйством. Главной заботой бабушки были дети и корова. Детей надо было обогреть – топить печь каждый день- накормить, обстирать. Мне было 11 лет, а Раечке еще не было и 4-х лет Наша мама находилась в больнице до конца декабря 1946 года. Новый 1947 год мы встречали все вместе. Была наряжена елка. На елке – игрушки, конфеты. Бабушка продолжала до весны жить в нашем доме. Наша мама после выписки проходила ВТЭК. Маме определили третью группу инвалидности. Ей еще необходима была на дому помощь бабушки. Учился я в то время уже в 4 классе семилетней средней школы. Учился я хорошо, и забот с моей учебой у бабушки не было. Единственное, о чем просила меня бабушка- больше читать. Сама бабушка любила книги и много читала. Библиотеки в селе Коньково не было. Книги бабушка привозила из своего родительского дома из деревни Литвиново.
Я был уже большим и кое в чем уже мог помочь бабушке. Например присмотреть за сестричкой, сходить на колодец за водой, принести дров со двора для печки. Благо, рубить дрова не требовалось. Пилил дрова и раскалывал пеньки дядя Костя, который постоянно жил у себя в доме, а к нам приходил помочь по хозяйству.
В мае 1947 года я и мои товарищи, как мальчишки так и девчонки, закончили 4ый класс. 1го сентября пошли в 5ый класс Семеновской средней школы, которая находилась в 4 км от с.Коньково. также на Калужском шоссе. Добирались ребята до школы, как правило, пешком по обочине шоссе или по резервной придорожной луговине. Автобусом пользовались очень редко. За автобус необходимо платить, да и автобус был всегда переполнен. Автобус номер 31 доставлял пассажиров от села Красная Пахра до Калужской площади, ныне это Октябрьская площадь. Мальчишки и девчонки шли в школу кучками, группами. Коньковские ребята шли до нашей начальной школы и к нам присоединялись Деревлёвские школьники. Возле деревни Воронцово наш поток пополнялся ребятами из д.Беляево и Рабочего поселка при кирпичном заводе.
Деревня Воронцово начиналась кирпичным заводом и здесь же с левой стороны д.Воронцово при движении в сторону Москвы была конечная остановка автобуса №28, который также следовал до Калужской площади. Школьники часто садились на автобус №28 и проезжали 2 остановки до своей школы. На обратном пути из школы шли пешком или на автобусе №28 те же две остановки, затем шли вдоль шоссе через так называемую лощину.
Лощина – это самое низкое место в начале деревни Воронцово с последующим крутым подъемом в сторону деревни Деревлёво и села Коньково. На этом подъеме машины шли медленно, но особенно трудно было машинам подниматься в гору в зимнее время. Мы, мальчишки, пользовались этой ситуацией и часто подсаживались на едва ползущие машины на ходу. Особенно часто пользовался этим я. Я хватался за борт кузова, забирался в кузов и проезжал до моего Конькова, где на шоссе против моего дома был подъем. Машины здесь переключались на пониженную скорость и мне удавалось благополучно соскочить с машины. Если следом за нами шел грузовик, то моя высадка переносилась на другой конец села, где, как и в лощине, тоже был крутой подъем. Иногда зимой мне приходилось падать в сугроб. Зимой я бывал неповоротлив из-за моей одежды. Зимой я носил овчинную шубу, которая мне была велика и полы шубы мешали движению ног.
Первые дни занятий в сентябре было много нового для нас. Новая школа, новые преподаватели, новые дисциплины, новые школьники. Вместе с коньковскими, деревлёвскими и беляевскими ребятами учились воронцовские и семёновские дети. Но самым чувствительным новшеством неожиданным для нас было то, что нас всех детей из коньковской школы распределили по разным классам. Это было понятно, видимо для того чтобы выровнять классы по учебе.
В школе было два пятых класса: 5 класс "А" и 5 класс "Б". Я оказался в 5"А", а вот Женя Петров, Маша Матвеева и Валя Крючкова оказались в 5 "Б" классе. Правда, на переменах мы по прежнему были вместе, носились по коридорам, этажам и по улице вокруг здания школы.
Оба класса, 5"А" и 5"Б", размещались на третьем этаже. Школа наша была просторной, красивой и сложена была из красного кирпича. Находилась школа метрах в 150 от шоссе. В школе были свежевыкрашенные стены коридоров и классов, большие классные доски, вместо отопительных печей были чугунные обогревательные батареи. В классах были портреты руководителей государства. Парты были деревянными с откидными крышками. Каждая парта была на двоих. Мальчики сидели с мальчиками, девочки с девочками. Наш первый урок начинался с урока географии. Преподаватель географии была нашим классным руководителем. Это была энергичная женщина, опытный педагог. Она познакомилась с каждым по списку из классного журнала. Каждый вставал, когда называли его фамилию. С некоторыми она беседовала, а некоторые, сказав «я», садились на свое место. Здесь следует несколько слов сказать о нашем 5А классе. Учились мы все 3 года в первую смену с 9 часов до 14 часов. Выходили в школу в 8 часов, а домой приходили в 15 часов. По сравнению с начальной школой здесь было много новых предметов. Математика (алгебра, геометрия, тригонометрия), русский, немецкий, литература, физика, география, химия, ботаника, история, физкультура и что-то еще. Возможно еще конституция.
Больше всего я любил математику. Здесь я себя чувствовал, как рыба в воде. Преподавал нам математику замечательный педагог Чувилкин Георгий Александрович. Он был уверен, что я решу любую задачку по алгебре и геометрии. Жил он недалеко от школы и часто после контрольных работ мы помогали ему донести домой тетради и книги. А вот по литературе и русскому языку я чувствовал себя на 3-4. Видимо, я мало читал. Любил я ещё и уроки физкультуры. В школе был просторный и высокий спортзал, который занимал два этажа. Проводил уроки физкультуры офицер запаса, участник ВОВ наш педагог Василий Иванович. В зале были баскетбольная площадка, шведская стенка, турник, брусья, "конь", "козёл". А на улице, вокруг здания школы была беговая дорожка для хорошей разминки при хорошей летней погоде. Кстати, в Коньковской школе спортивного зала у нас не было. Там мы периодически делали физзарядку в большом коридоре школы или на улице в хорошую погоду. В целом я успевал по всем предметам. Мне ещё было интересно изучать немецкий язык, который преподавала нам миниатюрная и пожилая Вера Моисеевна Бошина в своих всегдашних запоминающихся очках.