ГЛАВА 8
Ночь пришла неожиданно и сделала их лагерь открытым и уязвимым. Темнота, окружавшая костёр, затаилась – ни шороха, ни шёпота… В чёрных воротах неба, обшитых серебристыми рейками перистых облаков, - мутный, словно запотевший от дыхания, прячущийся глазок луны.
- Хорошо… Хорошо… - повторял Кадушкин. Взгляд его был напряжён, пальцы нервно постукивали. – Хорошо. Мне пока нравится. На работе как белка в колесе крутишься, быт заел… Смена обстановки всегда хорошо. Картина, правда, какая-то странная… Поезд мимо рванул, шизики кругом…
- Володь, ну а что такое шизофрения? Это не что иное, как выход сознания в область тонких материй. Только выходить можно по-разному. Если, например, мы выйдем на мороз раздетыми – мы простудимся. Но если наденем пальто и шапку – всё будет нормально. Так вот, я отличаюсь от шизофреника тем, что я выхожу на тонкий план в шапке и пальто, а шизофреник – раздетым.
Кадушкин покосился на Старцева, прищурился и заиграл желваками.
- Да уж…
Бросил в огонь сухую сосновую ветку. Ярко вспыхнувшее пламя едва не лизнуло две ноги, торчащие из одной из палаток.
- Ты Кириллова не подпали… Может, подпалил уже, вон на пятках дырки.
- Сразу эти дырки были, как пришёл… Тоже вот, ещё один – в шапке и пальто. Хорошо хоть я сначала палатку поставил, а потом стал есть готовить… Смотрю – идёт… Промычал что-то. Рюкзак сбросил, сапоги снял, полез в палатку – не долез… Это ж надо так вырубиться. Даже не пошевельнулся за весь день, позу даже не сменил… Теперь вот в его палатке спи…
- Да ладно, мелочи это, Володь.
- Так у тебя всё мелочи.
- Володь, ну так… - начал Старцев.
- Что – «Володь?» - Кадушкин в бешенстве крутанулся к Старцеву. – Что «Володь?» Ты в детском саду – володькаешь?!... Что ты гнёшь из себя тут? Что ты…
- Ты что из себя гнёшь! – почти заорал Старцев и подался вперёд, мышцы живота напружинились. – Сволочь! Ты работу бросил! Ты всё бросил! Ты дома сидишь, медитируешь, а Даша вкалывает за тебя! Одевает, обувает, кормит, любит! А ты её – нет. Потому что ты эгоист. Ты никогда никого не любил. Где твой друг, Родька? Тот самый, с кем ты был первый раз на зоне? Что с ним? Ты не знаешь, что с ним. Ты давно про него забыл. Люди вокруг тебе давно не нужны. Люди – мусор. Ты на тонком плане весь… Ты посвящённый… Ты меня духовности тут учишь, о шизофрении рассказываешь… Да я гроша ломаного за твою духовность не дам! Потому что ты на шее у бабы сидишь, потому что ты учиться бросил, работать бросил, жить – бросил… Потому что так, как ты живёшь - это не жизнь. И что ты кичишься своими талантами и способностями – их нет у тебя. Потому что они людям не служат…
Старцев махнул рукой.
- Да что с тобой говорить… Бесполезно. Горбатого могила исправит.
Замолчал. Кадушкин ошарашено смотрел на него. Старцев криво усмехнулся.
- Володь, по-моему, я всё правильно сказал?
Глубоко вздохнул. И уже спокойно и просто:
- Володь, я ведь уже говорил, что будет очень трудно. Уже трудно. А будет ещё трудней. Мой тебе совет. Не приказ, а именно дружеский совет: иди ложись спать. Я тоже скоро лягу – сам уже еле сижу… Иди. Тебе надо немного успокоиться и отдохнуть. Обоим нам надо…
- Да знаю я… - чуть досадливо, но, в целом, уже спокойно ответил Кадушкин, замялся. – Ладно.
И больше ни слова ни говоря, полез в палатку. Старцев остался сидеть, задумчиво подгребая в костёр уголья и щепки…
Внезапно заклубился едкий дым – очевидно, в огонь попало сырое дерево? Пахнул в лицо. Старцев сморщился, резко отвернулся и едва не упал в костёр от неожиданности: рядом с ним стояла худая старуха в какой-то чёрной рясе. Глаза смотрели холодно и жёстко.
- Что испугался? Ты ведь выходишь на тонкий план в шапке и пальто?
Голос у старухи негромкий, глуховатый, но вместе с ним в нём чувствовалась огромная сила.
- Я не испугался, - выпалил Старцев.
- И лжёшь мне ещё… От страха.
- Это… ты?
- Я, я. Кто ж ещё? Ты ж сам приехал сюда меня искать.
- Я… Не тебя искать сюда приехал…
- Если человек отправляется на войну, стало быть, он ищет меня. Мы с тобой попозже поговорим. Сергей сейчас встанет.
Старцев обернулся и обнаружил, что ноги Кириллова лежат уже в другом положении и согнуты в коленях так, что дырки на пятках уже не видны. И тут же Кириллов высунулся из палатки.
- Привет.
Лицо у него совсем не было заспанным. Андрей покосился на старуху. Затем, к Кириллову:
- Привет… Давно – не спится?
- Да у вас тут был серьёзный разговор, я не стал мешать.
- Разговор? – Старцев опять оглянулся на старуху. – С ней?
Кириллов проследил за его взглядом и недоумённо уставился на собеседника.
- С Кадушкиным то есть, - поправился Старцев. – Он спит.
Сергей, продолжая удивлённо разглядывать его, кивнул.
«Не видит».
- Он устал и спит, - ещё раз повторил Старцев. – Вот… Ну а ты как?
- Ничего. У вас, кажется, чай есть?
- Да, и суп тоже.
- Нет, спасибо, только пить хочу.
- Можешь родниковой воды попить. Вон там прямо у дуба родник бьёт. Необыкновенная вода.
- Что ж, попьём.
Кириллов достал из рюкзака маленькую алюминиевую кружку. Затем потащил откуда-то из темноты сапоги.
- Портянки дома оставил, все носки в сапогах истёр, - улыбнулся он, натягивая их на ноги.
«У него всё-таки очень приятная улыбка».
Кириллов, спотыкаясь о колышки палатки, поволочился к дубу. Старцев окончательно пришёл в себя и ему стало стыдно за свой недавний испуг. Он с вызовом поворотился к старухе. Но та, холодно вперившись в Кириллова, даже не взглянула на него. Кириллов возвратился.
- А вода-то заряженная.
- Да.
Кириллов кивнул в сторону палатки, где спал Кадушкин, и тихо произнёс:
- Ты думаешь, он выдержит?
- Выдержит.
- Я тут лежал, мне сказали, ты уже знаешь, что делать.
- Да.
- Кристалл ещё на зоне?
- На зоне. Только спрятан. Придётся искать. Я знаю как.
- Что ж, будем искать.
- Ты добрался как?
- Хреново. Дорога-то оказалась – туфта. И автобус из Тюрьинска по ней не ходит. И попуток не каких… А люди, что с нами с поезда сошли, оказались подставные. Рассыпались, как тараканы, кто куда, и исчезли.
Кириллов вздохнул.
- Поездили они на мне. Деза пёрла во всю. Где я только не ходил. Вечером в болото какое-то залез… Всю ночь выбирался. Потом уже шёл так: вижу белый коридор. Читаю молитву. Не пропадёт – иду. Пропадает – сразу же сворачиваю в сторону. Так вот только и вышел… А вы как дошли? Дорога-то у вас тоже была ложная.
- Я это понял. Мы сразу же свернули и двигались таким же манером, как и ты под конец. Так что у нас всё обошлось.
- Серьёзные тут будут ребята.
- Это точно.
- Вот я и спрашиваю: Кадушкин выдержит?
- Должен… Крепкий мужик.
- Крепкий-то крепкий…
Кириллов не закончил.
- На зону пойдём утром?
- Пока не знаю… Посмотрим. Вообще, самый оптимальный вариант, бывать там набегами, а потом возвращаться сюда. Правда, вычислят наверняка… Тогда всё равно.
- Ну, вычислят, прятаться не будем, - весь распрямляясь, громко и веско сказал Кириллов.
- Да и не дадут.
Они помолчали. Костёр начал гаснуть.
- Я спать, Андрей, пойду. Не восстановился ещё полностью.
- Давай. Я тоже сейчас ложусь.
Старцев опять остался один.
- Он меня тоже ищет, - сказала старуха. – Но как многие слабохарактерные и неуверенные в себя люди, он настолько упрям и самоуверен, что принимает меня за половую тряпку, о которую он вытрет свои сапоги, перед тем как войти в Рай.
- А я?
- Ты относишься ко мне уважительно. Только иногда с кем-то путаешь. Называешь меня вдруг юной, красивой… Я не встречалась с этой особой. В этом мире давно уже царствую только я.
- Мир можно изменить.
- Ты его изменить не сможешь. У тебя есть конечно кое-какие знания, но нет понимания этих знаний. Я буду ждать тебя в старом замке.
- Подожди. А может, ты назовёшь мне имя той – юной и красивой?
- Нет. Раз ты не узнал её имени до сих пор, то, значит, и не узнаешь. Когда-то ты ушёл от меня… Теперь тебе не уйти.
Старцева передёрнуло, словно какое-то наваждение слетело с него. Он сидел один, перед потухшим костром. В темноте то вспыхивали, то угасали чёрно-красные угли.
«Не было ничего? Старухи не было… Может, Кириллов не просыпался?»
Но ноги их нового знакомого не торчали из палатки. Более того, палатка была застёгнута.
- «Когда я кончу наконец играть в cache-cache со смертью хмурой,
Пусть сделает меня творец персидскою миниатюрой»… - пробормотал Старцев.
Залил остатками чая костёр. Уголья зашипели, укутались сизым паром. Через минуту, стараясь не толкнуть Кадушкина, он залезал в спальный мешок. Залез. И тут только почувствовал, что очень устал. Закрыл глаза.
- Андрей.
«Что? Кадушкин не спит?»
- Андрей, не обижайся на меня. Я не подведу. Всё будет нормально.
- Да ладно…
Старцев задремал. Ему снилась Даша, лес, поезд… Кадушкину тоже что- снилось… Они не слышали, как со стороны зоны, негромко насвистывая какой-то известный оперный мотивчик, к их лагерю неспешной походкой приблизился человек. Остановился. Замер.
И вдруг ручей возле дуба вспыхнул серебристо, зыбкий мечущийся свет заполнил поляну, и всё вокруг стало менять свои очертания. Деревья закачались, сдвинулись. Дубок посередине оплыл, как свеча, и вскоре исчез совсем.
По сузившейся фосфорической дорожке прошла девушка с огромным рюкзаком за спиной: «Извините, пожалуйста, вы не поможете мне перейти через реку?»
За ней мелкими шажками просеменил какой-то странный субьект – лысый, с длинной окладистой бородой.
Саму поляну вздыбило, перекосило, она начала опускаться куда-то вниз.
И вскоре палатки трёх путешественников очутились уже на берегу Сылвы, на опушке, сдавленной чёрной стеной леса.
- Добро пожаловать на Н-скую зону, - тихо проговорил человек и скрылся в темноте.