ГЛАВА 3
Ночь.
Книжная клетка.
Усталость.
Григорий Палама писал, что конечности у него совсем онемели и почти не двигаются, а из тела течёт гной. Похоже?
На письменном столе папирония. Перед окном тюлевая заволока. Дальше – бело-зелёная лиана мёрзнет у запотевшего стекла. Бельевые верёвки на балконе.
Кусочек серого неба.
Верёвки врезались в тело. Я их чувствую. От них остаются глубокие красные рубцы. Тело распухает. И болит. Верёвки похожи на провода. Провода всегда закрывают небо. Взлететь нельзя. Мы ходим как в клетке.
Сквозь серые облака идёт невидимый свет. От него жарко и душно. Мы дышим невидимым огнём. Воздух стал огненным. Мы этого не замечаем. Нам непонятно, почему болит голова, не хватает воздуха и заходится сердце. Мы говорим, что это грипп в лёгкоё форме.
Апокалипсис…
Григорий Палама тоже ждал его. И Сергий Радонежский ждал. А впереди были безвоздушные столетия и страшные войны.
Но мне кажется, что все мы, живущие ныне на Земле, знаем про апокалипсис лучше, чем они. Хотя среди нас вряд ли есть великие посвящённые.
Мне надо идти. Сейчас я позову волю и силой подавлю усталость. И пойду.
За окном шумят машины и натужено ноют троллейбусы. Колёса месят грязный снег на дороге.
Вставай! Вставай! Вставай!
Входную дверь продавливали снаружи. Замок выворачивало из гнезда. Дверная обшивка из реек лопнула. Рейки бесшумно падали на тряпичный коврик.
Вставай! Вставай! Вставай!
Старцев делал отчаянные попытки сбросить оцепенение и не мог.
«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да придет царствие Твое, да будет воля твоя, якоже на небеси и на земли. Хлеб наш насущный дай нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого».
Он вздрогнул и пришёл в себя.
Ночь. За окном чёрное беззвёздное небо. В парке заливаются соловьи. Он лежал с открытыми глазами. Рядом, уткнувшись лбом в его плечо, спала Даша.
Старцев полез с кровати. Даша проснулась. Подняла голову.
- Что случилось?
- Ничего. Спи. Я сейчас.
Он вышел из комнаты. Резкий страх ледяными клинками врезался в живот, в горло, в грудь. Андрей подался назад, но тут же превозмогая себя, ломая ледяные стержни, пронизавшие его тело, двинулся к входной двери. В зеркале возле входа вспыхнуло фиолетовым. И сразу стало легче. Старцев ткнул кулаком в выключатель…
Входная дверь была абсолютно целой. Пустой коридор. В зеркале его бледная, помятая после сна физиономия.
Старцев закрыл глаза и прислонился к стене. Постоял так несколько минут. Вернулся в спальную. Лёг в постель.
- Андрей, что случилось?
- Ничего.
- Тебе снилось что-нибудь?
- Нет. Спи.
- Что там?
- Где?
- В коридоре.
- Ничего.
- А зачем ты свет включал?
- Просто так.
- Что случилось?
- Ну русским же языком сказал, что ничего! – Старцев отшвырнул одеяло. – Ну что приставать-то?!
Даша замолчала, обняв подушку. Он погладил её по плечу.
- Извини, Даш. Я не хотел тебя обидеть. Трудно тебе со мной, трудно…
Укрыл её одеялом.
- Даша, я втягиваю тебя в дурацкую историю… За нами следят. Я не знаю, кто были те двое на лестничной площадке, но они были с недобрыми целями…
Он опять соскочил с кровати, заходил взад-вперёд по комнате.
- Андрей, может тебе не ехать на Н-скую зону?
- Нет, надо ехать. Не знаю толком зачем, но надо ехать. Не могу не ехать… Знаешь, со мной происходит что-то странное в последнее время. Вдруг память словно взрывается, и я вспоминаю… Что? Атлантиду, себя в Атлантиде. Людей, бывших тогда вокруг меня…
Старцев коротко рассмеялся.
- Реинкарнация? Сумасшествие?
Взял табуретку у книжного шкафа и сел перед Дашей.
- Хочешь, я расскажу тебе сказку? Жил-был маленький мальчик. И ему однажды приснился сон. Он видел прекрасную молодую женщину и она сказала ему, что её зовут Смерть. Когда он рассказал сон родителям, те стали уверять его, что так быть не может, потому что Смерть – старая, страшная, с косой в руках… Но мальчик-то знал, что это не так… И всю жизнь он верил, что Смерть – юная и красивая… Понравилась?
Даша пожала плечами.
- Я не знаю, откуда эта история взялась в моей голове… Но я, как и тот мальчик, тоже знаю, что Смерть – юная и красивая. Без косы, без мешка… Но почему же так душно, так тоскливо становится, когда я думаю о ней?!
Старцев помолчал с минуту. И сказал уже спокойно, строго:
- Даша, ты уедешь к матери в деревню не после меня, а в воскресенье утром. Я тебя провожу до электрички. Я соберусь сам. Договорились?
Та кивнула.
- Там никуда не ходи. Будь дома. Будь осторожней. В город не возвращайся. Я сам за тобой приеду. Договорились?
- Хорошо. Правда, у меня дома дела были…
- Какие дела в отпуске?
Андрей пересел на кровать.
- Отложим…
Он поднял женщину за плечи. Обнял её.
- Отложим…
Поцеловал в щёку, в краешек уха, в шею… Её волосы щекотали ему ноздри…
- Всё отложим… Я за тобой приеду. Пусть я дурью маюсь, но мне так будет спокойней… Договорились?
- Договорились, - ласково ответила она. – Ты иногда бываешь сумасшедший. Иногда говоришь со мной как с маленькой… Иногда меня обижаешь… Но я тебя очень люблю.
- Спасибо. Я тебя тоже очень люблю. Извини, если я тебя сейчас обидел.
- Бывает…
Даша прижала его голову к своей груди.
- Всё бывает… Всё будет у тебя хорошо… Я знаю. Всё будет хорошо.
- Конечно, всё будет хорошо…
Взгляд Старцева упал в окно… Метрах в десяти от дома висел светящийся серебристый эллипс. Рядом с ним в воздухе, словно на невидимой опоре, стоял мужчина в таком же серебристом комбинезоне. Лица его Старцев рассмотреть не успел. Мужчина тут же вошёл в корабль и всё мгновенно исчезло.
Ночь. Чёрное беззвёздное небо. Женщина прижимала его к себе.
- Всё будет хорошо, мой родной, я знаю… Всё будет хорошо…
Тихо постукивали стенные часы.
- Всё будет хорошо… Хорошо…