Утром в пятницу, 30 мая, есаул Карпов забрал в Войсковом штабе бумагу, дающую ему право беспрепятственного проезда в город Верный. В тот же день, в 2 часа пополудни случился пожар в Янайкинском посёлке. Ветер, с невиданной силой, разбросал огонь по бывшему хутору, кончая самыми крайними дворами. Всё было охвачено ярким пламенем и окутано едким дымом до глубокого вечера. По официальным сведениям, пострадали 40 дворов. Сумма причинённого убытка большая и точно не подсчитана, а причина пожара неизвестна.
Говорят, беда не приходит одна. Через неделю, 5 июня, ранним утром, в Войсковое Хозяйственное Правление доставили от атамана Скворкинской станицы следующее донесение:
«В 11 часов ночи сего 4 июня неизвестный злоумышленник убил наповал через окно канцелярии Скворкинского станичного правления атамана 2 –го военного отдела генерал – майора Хорошхина».
В тоже утро весть об убийстве генерала, с быстротою молнии, разлетелась по городу Уральску. Стало известно, что убийство совершено выстрелом из ружья, но более никаких подробностей не сообщалось. Лишь, к обеду начали поступать кое – какие добавления: генерал, ездивший раздавать пособие погорельцам Янайкинского посёлка, остановился на ночлег в Скворкинском станичном правлении; он сидел в канцелярии один, задом к окну и, что – то писал в свою записную книжку, когда в окно был сделан выстрел дробью; заряд попал в шею и затылок. В это время станичный атаман находился в соседней комнате. Тотчас были произведены поиски убийцы, но безуспешно.
По поводу убийства генерала Хорошхина по городу поползли самые невероятные слухи, которые подхватывались местной «либеральной» печатью. Одним людям виделось политическое убийство, хотя для такого предположения не было никаких оснований. Скорее всего, предполагали другие, это была личная месть за отказ в каком – нибудь ходатайстве, которое не могло быть удовлетворено. Третьи же, подозревали причину в безвозвратных долгах генерала. Но все надеялись, что убийца будет скоро обнаружен. Поэтому официальный орган Уральского казачьего войска, газета «Уральские войсковые ведомости», вынуждена была напечатать 11 июня следующую информацию:
«Атаман Скворкинской станицы урядник Мартынов сообщил нам, что убийство произошло при следующих обстоятельствах. Атаман отдела в среду, 4 – го июня, выехал из Уральска в Янайский посёлок по случаю пожара в этом посёлке для ознакомления на месте с размерами бедствия. На дороге он встретил атамана Скворкинской станицы, который ехал к нему с докладом, и вернул его с собой. Осмотрев место пожарища, генерал Хорошхин в тот же день поздно вечером вместе с атаманом станицы выехал в Скворкинский посёлок, куда прибыл в 11 – м часу и решил здесь заночевать. Никакие посетители, кроме одной женщины, к нему здесь не являлись, из жителей посёлка почти никто не знал о его приезде. В момент выстрела в канцелярии, где находился атаман отдела, кроме него никого не было. Первым явился в канцелярию атаман станицы, который из своей комнаты услыхал не самый выстрел, а как бы звон разбитых стёкол, и полагал, что разбилось стекло лампы. Хотя канцелярия была хорошо освещена, но, по словам атамана станицы, рассмотреть, сквозь тусклые стёкла двойных рам, сидевшего человека и узнать его было трудно. Выстрел произведён с улицы, причем пыж из жёлтой обёрточной бумаги оказался горевшим на столе.
Разных слухов и предположений по поводу убийства так много и до такой степени они нелепы, что их не стоит и передавать».
В том же номере газеты было дано следующее частное объявление:
«Для выяснения денежных дел нашего покойного отца генерал – майора Ивана Павловича Хорошхина просим всех лиц, имевших с ним таковые, поставить нас о том в известность лично или письменно с подтверждением своих заявлений законными документами.
Личные переговоры предпочтительнее письменных сношений и для таковых мы располагаем временем от 3 до 6 часов дня ежедневно кроме праздников, начиная с 11 – го сего июня.
Не имея, по службе своей большого запаса времени, просим об исполнении вышеизложенного в течение текущего месяца.
Адресоваться: г. Уральск, Большая Михайловская ул., д. генерал – майора Хорошхина, поручику Борису Ивановичу Хорошхину.
Поручик Б. И. Хорошхин
Хорунжий П. И. Хорошхин».
В пятницу, 6 – го июня, в зале присутствия Войскового Хозяйственного Правления была отслужена панихида по безвременно погибшему от руки убийцы генерал – майору И. П. Хорошхину. Присутствовали вместе с Наказным Атаманом генерал – лейтенантом Н. В. Родзянко и его семейством все наличные офицеры и чиновники военного ведомства войскового сословия.
– Думаю господа, – обратился к собравшимся перед началом панихиды генерал Родзянко, – что я пошёл на встречу общего желания всех друзей, почитателей и сослуживцев, столь безвременно погибшего Ивана Павловича Хорошхина, пригласив вас собраться для первой общей об упокоении его души молитвы в стенах того учреждения, которым он руководил в течении 14 лет своей честной трудовой жизни. Шутка ли сказать, господа, 14 лет!..
Иван Павлович Хорошхин был назначен старшим членом ВХП в далёком 1889 году, ещё будучи, подполковником по полевой конной артиллерии, с зачислением в Уральское казачье войско и переименованием в войсковые старшины. На этом посту он стал полковником. Вероятно, тогда же у него завязалась дружба с Н. В. Родзянко, бывшим в ту пору начальником штаба Уральского казачьего войска. Они вместе принимали активное участие в подготовке празднования 300 – летнего юбилея Уральского войска в 1891 году. В 1903 году полковник Хорошхин был назначен в распоряжение Наказного Атамана Уральского казачьего войска с зачислением в комплект Уральских казачьих полков. Ему было поручено составление истории Уральского казачьего войска, вследствие чего он в том же году командируется в города Санкт – Петербург, Москву, Казань и Оренбург для занятия в главных и местных архивах по собиранию исторических материалов. Для той же цели ему пришлось ещё два раза ездить в Петербург в 1904 и 1906 годах, в Сызрань, Москву и Оренбург в 1904 году.
– Обладая громадной трудоспособностью, – продолжал речь Родзянко, – отличаясь всеобъемлющей любовью к родному войску, болея сердцем о невзгодах и нуждах всей нашей общины и о личных горестях отдельных его членов, предаваясь с увлечением и страстностью каждому порученному ему делу, даже не входящему в непосредственный круг его ведения, Иван Павлович представлял редкий, в наши дни, тип беззаветно преданного своему долгу деятеля. Да будет же в войске светлая память о нём, как о выдающемся станичнике, посвятившем лучшие годы своей жизни нелицеприятной и самоотверженной службе родному краю! Да воодушевит всех нас его пример!..
В конце июля 1906 года, в Уральской Флоро – Лаврской церкви, стоявшей на территории Войсковой сельскохозяйственной школы, в законный брак вступили: подпоручик 6 – й артиллерийской бригады Борис Иванович Хорошхин, 23 лет от роду и усыновленная дочь провизора девица Валентина Ивановна Пфейль, 22 лет; оба православного вероисповедания и оба первым браком. Одним из поручителей по жениху был генерал – лейтенант Николай Владимирович Родзянко, на тот момент Наказный Атаман Уральского казачьего войска. Вскоре же, последовал Высочайший приказ 1906 года, которым полковник Хорошхин назначался Атаманом 2 – го военного отдела с зачислением по Уральскому казачьему войску, а уже таковым же приказом 1907 года, он был произведен в генерал – майоры с оставлением в должности и по войску.
– Гнусному же злодею, – сказал в завершении своей речи Родзянко, – дерзновенно положившему предел земной жизни этого блестящего представителя лучших войсковых рабочих сил, да будет уделом Уральская в век не прощающая ему его неслыханное преступление анафема!
Похороны генерал – майора Хорошхина были назначены на 7 – е июня. Гроб с телом должна была встретить рано утром у переправы через Чаган полусотня казаков Уральской отдельной сотни, но тело было привезено к дому покойного во втором часу ночи, ранее, чем казаки прибыли на место, куда выезжал и Атаман 1 – го отдела. Похоронное шествие к Александро – Невскому собору началось от дома покойного около 9 часов утра, дважды останавливаясь перед присутственными местами для служения литии. В десятом часу процессия приблизилась к собору, и гроб был внесён в храм.
Газета «Уральские войсковые ведомости» писала:
«Без малейшего преувеличения можно сказать, что Уральск, ещё не видел такого стечения народа, на чьих бы то ни было похоронах. Толпы народа по тротуарам шли далеко впереди похоронной процессии, тесно окружали гроб и тянулись позади войск – отдельной сотни (верхами с полковым знаменем) и местной команды.
По окончании богослужения в соборе процессия направилась к выезду и оттуда по дороге в Никольский монастырь, близ которого находится родовой сад Хорошхиных и где находят вечное успокоение члены этого рода».
Та же газета сообщила следующую информацию:
«Похороны И. П. Хорошхина были отложены до приезда его сыновей Бориса и Петра Ивановичей. Оба молодых офицера просили телеграммами приостановить похороны до 10 июня, что и было исполнено: гроб с останками их отца был поставлен в церкви Никольского монастыря в ожидании приезда сыновей покойного, из которых один служил в 1 – м полку в Киеве, а другой в Полтаве – артиллерист. Братья Хорошхины прибыли в Уральск 9 – го, а 10 – го состоялись похороны. Начальствующие лица, а так же родные и знакомые семейства Хорошхиных приехали в Никольский монастырь сказать последнее прости безвременно погибшему».
Некролог, напечатанный в газете «Уральские войсковые ведомости» завершался так же проникновенными словами:
«Со смертью И. П. Хорошхина сошёл в могилу последний из трёх братьев, которыми войско по справедливости могло гордиться. Старший из братьев Александр Павлович, автор популярной у нас песни «В степи широкой под Иканом», книжки «Уральские казаки» – краткий очерк истории Уральского казачьего войска и капитального труда о Туркестанском крае, убит в деле под Махрамом, будучи ещё сравнительно молодым офицером. Второй брат, Михаил Павлович, первый из уральцев был назначен Наказным Атаманом в другое войско (Забайкальское) и был один из немногих офицеров нашего войска, прошедших академию Генерального Штаба. Покойному Ивану Павловичу пришлось принять на себя почетный и ответственный труд – составление истории своего войска. Труд этот остался незаконченным».
В посёлок Соколинский весть об убийстве генерала Хорошхина долетела в полдень 5 – го июня. Прискакал вестовой из станицы и сообщил атаману посёлка уряднику Дикину, а тот кинулся доносить Афанасию Агафонову и Евтихию Дуракову.
– Ну вот, и поатаманил Иван Палыч, царствие ему небесное, – проворчал Афанасий. – Что делать то, будем? Пстрели – те, заразой!
– Ехать надо, мне, – сказал Евтихий. – Нельзя, чтобы подозрение на войско пало. Хватит с нас одного генерала Траубенберга!
– Ништо у кого их наших на генерала рука поднялась? – прямо спросил Афанасий. – Пстрели – те, заразой!
– Не иначе! – уверенно ответил Евтихий. – Любил Иван Палыч во все дыры свой нос совать, даже, куда совсем не следует…
Рано утром Вениамин подготовил тарантас, запряженный парой резвых лошадей, и они со стариком Дураковым отправились в сторону Уральска. Благо на почтовых станциях им без промедления меняли лошадей и уже к вечеру они добрались до Скворкинской станицы. Оказалось, что тело покойного генерала уже отправлено в Уральск. Евтихий быстро разыскал атамана станицы отставного нестроевого старшего разряда ( или урядника) Петра Мартынова и сразу начал расспрашивать его о происшествии.
– Пётр Кузьмич, как на духу рассказывай, что здесь произошло? – задал первый вопрос Евтихий. – Я не судебный пристав, поэтому не темни, а говори всё, как было. Скоро!
– Да, что рассказывать то, – начал было мямлить Мартынов, – всё, что знаю, уже поведал новому атаману отдела.
Уже 5 июня Наказный Атаман издал приказ № 454, в котором говорилось:
«Вместо генерал – майора Хорошхина, павшего от руки злоумышленника, во временное исполнение должности Атамана 2 отдела вступить состоящему в строевом комплекте Уральских казачьих полков войсковому старшине Мартынову (Василию), которому предписываю немедленно отправиться в Лбищенск для вступления в обязанности по этой должности и начальника гарнизона г. Лбищенска».
– Пётр Кузьмич, последний раз спрашиваю, что здесь произошло? – сердито повторил вопрос Евтихий. – Живо говори!
– Накануне Вознесения у меня сын родился, – начал рассказ станичный атаман. – Хотели перед Троицей его окрестить. Приехал из города сын моего благодетеля, офицер на льготе, чтобы крестным отцом стать…
– Фамилию говори! – потребовал Евтихий.
– Фёдор Смолов – хорунжий! – сказал станичный атаман.
– Фёдора Прокопича, сынок? – переспросил Евтихий.
– Да, он самый! – подтвердил Мартынов. – Тут же, как на грех, пожар в Янайском посёлке случился. Мне не до крестин стало. Суета, беготня. Дал Фёдору ружьишко, постреляй, мол, пока я с делами управлюсь. А 4 июня выехали с ним в город, он домой, а мне доклад атаману отдела делать. Да, атаман отдела сам к нам приехал. Говорит мне, вертайся назад, за мной и прямо в Янайский посёлок поедем. Тут, Фёдор ему под руку возьми и скажи: «Ваше превосходительство! Папаша просил про долг напомнить, при встрече!». Что тут началось, генерал побагровел, пена у рта, ногами затопал и закричал: «Как смел ты, молокосос, мне генералу про мой долг напоминать! Сгною обоих вас с папашей! Пока я жив, будешь ты до конца своей службы в первом чине пребывать, да второстепенными должностями довольствоваться!.. Пошёл прочь!» Мы с генералом поехали в Янайский, а Фёдор остался на дороге. Ну, а вечером вернулись в станичное правление, генерал в канцелярии сел писать доклад, а я с самоваром управлялся. Тут, Фёдор входит, весь бледный, а в руках моё ружьё. Ранил, мол, оскорбителя своего. Арестуй меня, говорит, и дело с концом. Я забежал в канцелярию, а генерал то, убит наповал. И мой пыж из жёлтой бумаги на столе догорает. Спрашиваю Фёдора, тебя никто не видел? Нет, говорит. Тогда ноги в руки и погоняй домой, а ружьё сам почищу, будто бы и не стреляли из него. Так и сделали. Фёдор тотчас в Уральск ускакал, а я тут немного прибрался, да и тревогу поднял. Начали по посёлку убийцу искать, да где там и след уже простыл.
– Складно рассказал Пётр Кузьмич, – похвалил Евтихий. – Мне и обществу «беры – бар» (всё равно), кто убил генерала, главное, чтобы не казак. Есть у тебя на примете, аль музлан какой, аль ещё иногородний? Сыщи к моему возвращению из Уральска. Сам понимаешь, тень на войско наводить никак нельзя. Да, что тебя учить, старого канцеляриста, сам всё знаешь. Надолго ли нового атамана прислали? Слышал я, что Василий Патрикеевич подал на Высочайшее Имя прошение об отставки.
– Честно сказать, даже не знаю, – ответил Мартынов. – Сам, как на углях сижу, не нынче – завтра по шапке дадут.
– Ништо ты не сродственник ему? – спросил Евтихий. – У тебя, ведь, дядя родной был есаулом? Помню, отец твой, Кузьма, дом его продавал.
– Дядя был есаулом, а папаша в чиновники не вышел, – сказал Мартынов. – И покойный генерал Мартынов, родитель нынешнего атамана отдела, нам роднёй никак не доводился. А музлана сыщу, дай срок...
Покончив с расспросами станичного атамана, Евтихий Дураков, тут же, в станичном правлении, прилёг отдохнуть, а утром отправился в Уральск. Когда они с Вениамином проехали новый мост через Чаган, то город встретил их безмятежной жизнью. Люди, участвующие до полудня в похоронной процессии, разбрелись по своим дворам. Лишь, кое – где сидели на заваленках казаки и, о чем – то горячо спорили. Вениамин остановил тарантас и Евтихий подошёл к казакам.
– Доброго здоровья, станичники! – поздоровался с казаками Евтихий. – Ништо похороны генерала Хорошхина обсуждаете?
– Да вот, я говорю, – сказал один казак, – что рука злодея поднялась на генерала, которого казаки, можно сказать, теперь оплакивают, как ярого защитника войсковых интересов. Помните, как на презентном багренье, когда бывший Наказный Атаман Ставровский, не зная обычаев и правил багренного рыболовства, приказал разбагрить за недостатком рыбы для презента к Высочайшему Двору новый участок, а наши казаки, не желая спугнуть лежащую ниже по ятовям рыбу, так как не было поставлено никаких переставов, не решились начать багренье. Покойный то, Иван Павлович, счел своим долгом объяснить Наказному Атаману суть дела. За это он получил строгий выговор от Ставровского…
– Да будет тебе болтать, – перебил рассказчика другой казак. – Не он войско защитил, а войско его пожалело. А ну, как отказали бы старшему члену ВХП, да не стали разбагривать новые ятови. Так, мог бы и места своего насиженного лишиться…
– Как бы ни было, а простых казаков генерал любил, – вступил в разговор третий казак. – Да, не терпел каких – либо неисправностей, был чужд лжи и неправды, был строгим в отношении законности. Не приведи Господи, если убийцей окажется лицо войскового сословия, это же ляжет чёрным пятном на всё войско…
– Вениамин, гони к дому Ипатия Дудакова, – скомандовал Евтихий. – Послушаем, что дядяка твой расскажет.
Ипатий Ипатьевич Дудаков прихворнул немного, поэтому не ходил в этот день провожать в последний путь генерала И. П. Хорошхина. Он сидел в своём любимом венском стуле на дворе и слушал отголоски похоронной процессии. Слышал и громкий звон колоколов Александро – Невского собора. А когда в его калитку постучали, он поднялся и пошёл встречать дорогих гостей. Приезды Евтихия Дуракова, он обычно предчувствовал заранее. Да и скрип рессор его тарантаса было не спутать с другими.
– Доброго здоровья, Ипатий Ипатьевич! – поприветствовал друга Евтихий.
– Здорово, станичники! – радостно прокричал Ипатий. – Как добрались?
– Твоими молитвами, дядяка! – смеясь, проговорил Вениамин. – Открывай ворота шире, будем ночевать у тебя.
После сытного обеда, хозяин пригласил гостей в горницу, за круглый стол, накрытый бархатной скатертью свекольного цвета. Ипатий любил вести важные разговоры за этим столом без углов. Вот, и сейчас он подозревал, что Евтихий Дураков неспроста приехал в Уральск и будет вытягивать из него скрытную информацию о покойном генерале И. П. Хорошхине.
– Скажи – ка мне, Патя, что за долг был у генерала перед богатым казаком Смоловым? – спросил Евтихий. – Ништо не слышал о таковом?
– Пошто мне знать, что да как, так слухи одни, – ответил Ипатий. – Лет пять назад, а может и поболе будет, полковник Хорошхин хлопотал за сына Фёдора Смолова, чтобы того взяли в военное училище. Вроде за это Смолов – отец одолжил полковнику крупную сумму денег, без процентов и без расписки. Под честное слово дал, сроком на два года. Сынок учёбу окончил, стал офицером, успел повоевать с японцем, а должок до сей поры не был отдан генералом Хорошхиным. Мало того, генерал в последнее время стал чинить препятствия по службе Смолову – сыну. Он же, с нашим Наказным Атаманом был «на короткой ноге», друзья не разлей вода, вот и держат молодого хорунжего на льготе. Ништо на Смоловых подумал? Нет, богобоязные казаки, а сынок тот, вообще, курицы не обидит. Нет!
– Ништо я сказал, что на кого – то думаю? – ответил вопросом Евтихий. – Про Смоловых, так к слову пришлось. Атаман Скворкинской станицы мне сказал, что теперь Смолов долг с покойника не взыщёт. Документов, ведь, нет никаких. А сам Пётр Мартынов, что за дела со Смоловым ведёт?
– Так, его Смолов в Скворкинскую станицу определил, чтобы пашню свою там держать, – сказал Ипатий. – По слухам, этой весною он двести десятин пшеницей засеял за Кушумом. Мартынов эту пашню в отчетах не показал. Там у Смолова хохлы работают. Опять же, его бараны вытаптывают степь в этой станице бесплатно. Генерал Хорошхин знал про все эти махинации, поэтому и показывал Смолову кукиш, а не долг возвращал. Тот, ещё был жук, на мякине не проведёшь…
Как раз в это время в кабинетах Войскового Хозяйственного Правления готовилось Определение, утвержденное Наказным Атаманом Уральского казачьего войска 11 июня 1908 года за № 98, гласящее о следующем:
«Атаман Скворкинской станицы нестроевой старшего разряда Петр Мартынов отчисляется от занимаемой должности за нераспорядительность и бездействие власти, выразившееся в том, что 4 июня с. г., когда было совершено убийство Атамана 2 военного отдела, генерал – майора Хорошхина, не принял тотчас – же энергичных мер к раскрытию следов преступления и самого преступника, а провёл несколько часов после совершения убийства в полной растерянности, чем, несомненно, облегчил для преступника возможность скрыться и уничтожить следы своего участия в гнусном злодеянии. Вместо отчисляемого Мартынова, атаманом Скворкинской станицы назначается состоящий на льготе строевого комплекта сотник Иван Александров Михеев».
На следующий день, 8 июня, Евтихий Дураков посетил дом богатого казака Фёдора Прокопьевича Смолова. Особенно понравилось Евтихию, что домочадцы не выказывали никакого душевного волнения. Возможно, не знали, что сын причастен к убийству генерала, или, наоборот, хорошо подготовились к визиту незваного гостя. Евтихий не стал ходить вокруг да около, а напрямую спросил Фёдора Прокопьевича, где его сын.
– Уехал, Евтихий Харитоныч, в Чижинскую станицу, к сродственнику. – как ни в чем ни бывало, ответил Смолов. – Ништо стряслось, что? Так, надо будет, вызовем…
– Пусть там посидит, пока здесь, шум уляжется, – сказал Евтихий. – Но, не дай Бог, ему с повинной явиться. Сам убью! И не делай вид, что не понял меня. Про долг Хорошхина забудь! Он уже заплатил тебе, сполна! Сколько там было?
– Четыре тысячи! – понуро ответил Смолов. – Новыми «кредитками»!
– Деньги не малые, но не обеднеешь! – сказал Евтихий. – А сына к зиме, расшибись, а отправь в полк. Лучше в Самарканд, там быстрее забудет про свой проступок. Да пусть держит язык за зубами, никому и никогда, даже, ни полслова. Понял!
- Понял, понял, - закивал Смолов, вытирая слёзы. - Пстрели - те, заразой!
Евтихий хорошо знал нравы уральского казачьего общества. Никто из его членов: ни войсковые чиновники, ни простые казаки не желали быть, даже, косвенно причастными к убийству генерала Хорошхина. У всех в глубине души теплилась надежда, что злодей был не из войскового сословия. Дело в том, что малочисленность Уральского войска связывала родственными и дружескими узами почти всех казаков. Например, семья Фёдора Смолова имела многочисленных родственников в Чижинской станице, которые все считались богатыми скотоводами, а теперь занялись ещё хлебопашеством, то есть были уважаемыми общинниками, вносящими значительный вклад в экономику Уральского казачьего войска.