Целительно ли творчество, в особенности писательское? Или же авторы часто напротив только углубляют собственные патологические установки, не замечая, как подыскивают для них все новые и новые доказательства?
В заголовке этой главы намеренно отсутствует вопросительный знак. Ответ очевиден. Его сформулировал еще в XVI веке швейцарский медик и ученый Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм больше известный как Парацельс: «Все есть яд, и ничто не лишает ядовитости. Одна только доза делает яд незаметным». Впоследствии это высказывание трансформировалось в более мягкое: «Все есть яд и все есть лекарство. Значение имеет лишь доза».
Всякое творчество целительно. Но справедливо и то, что всякое творчество отравляет автора, заставляя его погружаться в самые болезненные коридоры бессознательного, создавая иллюзию подтверждения для нездоровых, избыточно сложных, да и просто неэффективных стратегий поведения. В этой главе я хочу разобраться с природой возникновения текста и разными аспектами его «отравляющего» и «исцеляющего» воздействия.
«Лекарство»
Природа вдохновения
Для начала немного очевидности: творчество происходит от глагола «творить». буквально это слово означает - делать, создавать что-то новое. Любой творческий акт предполагает создание уникального предмета. «Основной критерий, отличающий творчество от изготовления (производства), — уникальность его результата, - написано в Википедии, … в процессе творчества автор вкладывает в материал, кроме труда, некие несводимые к трудовым операциям или логическому выводу возможности, выражает в конечном результате какие-то аспекты своей личности».
Творческие акты плохо подчиняются распорядку, планированию. «Творить» - писать, рисовать, шить, вязать - нам помогает некая неведомая сила. Вдохновение.
Основным «топливом» для творчества являются эмоции, впечатления, переживания, а также воспоминания и извлечённый из них опыт.
Немецкий нейропсихолог Маттиас Мёль опытным путем подтвердил, что во время творческих занятий активизируется лимбическая система, височные доли, но главным «процессором» является префронтальный кортекс (лобный участок коры головного мозга) – который обеспечивает в том числе обработку эмоциональных впечатлений и выполняет функцию «оперативной памяти». В этой зоне происходит сопоставление новой информации или эмоциональных впечатлений с уже имеющимися. Встраивание нового в существующую «базу данных», поиск разнообразных вариантов решений проблемы на основе этих комбинаций, по мнению нейропсихологов, и есть творческая деятельность.
Что в итоге? В итоге импульс для творчества - это конфликт между имеющимся опытом и полученными впечатлениями. Это означат, что любой творческий акт – будь то писательство, рисование, изготовление украшений, резьба по дереву или даже и даже кройка и шитье – является попыткой отобразить этот конфликт и приблизиться к попытке его разрешения.
Текст как диалог
Интересно посмотреть на творчество с позиций диалогической философии (М. Бубер, Ф. Розенцвейг, М. М. Бахтин) – любая деятельность человека есть диалог, сопоставив ее с теорией развития Выготского, в которой определяющим фактором развития человека является социальная среда.
У социализированного человека с нормальной функцией регуляции поведения с раннего детства накапливается значительный багаж «обломов» (фрустраций). Это неизбежно. «Не лезь в воду!», «хватит реветь!», «говори тише!», «не ешь сладкого!», «не ругайся», «перестань хвастаться» - и так далее. С возрастом их становится все больше – таковы законы сосуществования в человеческом обществе. Сначала функцию «контролера» выполняют родители, затем человек включает «автопилот», стараясь быть приятным для окружающих, эффективно выполнять поставленные задачи. Успешно социализируются люди с хорошо развитыми функциями автоконтроля.
Как он работает? Точно как внутренний диалог «импульсивного» и «разумного» внутренних голосов с высокой скоростью прокрутки.
«Я хочу подпевать и пританцовывать!», - восторженно кричит, например, импульсивная часть, сидя на концерте симфонического оркестра. «Здесь концерт, вообще-то. Помешаешь людям», - резонно возражает «разум».
«Эх, двинуть бы ему разок!», - вопит «импульс». «Это незаконно. К тому же не решит твою проблему», - резонно отвечает внутренний оппонент.
Чаще всего эти «диалоги» вообще не осознаются, проскакивая в голове в какую-то долю секунды. В результате накапливается огромное количество невысказанных мыслей и чувств, которыми хочется поделиться хоть в кем-нибудь. Удобнее всего этот внутренний диалог выгружать на бумагу. Так и возникает мотивация писать тексты.
Текст как терапия
С точки зрения арт-терапевта любая творческая активность - это отражение процессов бессознательного.
Текст служит выражению глубинных эмоций, является отражением неосознанных психических процессов, неусвоенных установок, подавленных в прошлом переживаний автора. Письменное изложение проблемы позволяет не только заново пережить эмоции, но и переосмыслить их, посмотреть на ситуацию со стороны, адаптироваться к ней.
С этой точки зрения текст терапевтичен по определению. Неважно, что человек пишет – писательство в любом случае работает в плюс, помогая разгружать психику, смотреть на себя со стороны и отрабатывать неприсвоенные эмоции.
«Яд»
Есть и другая сторона такой самотерапии: с самим собой, со своими подавленными переживаниями писатель встречается один на один. И не всегда он к этому готов.
И это – лишь одна сторона вопроса. Свое творчество автор предъявляет читателю, вступает в диалог с ним. И от того, насколько автор готов увидеть себя в зеркале читательской реакции зависит терапевтично ли для него писательство или скорее губительно.
«Творческие люди»
Они не от мира сего, плохо приспособлены к жизни, рассеяны, нетвёрдо знают с какой стороны подходить к посудомоечной машины и где у них включается микроволновка. А еще они очень ранимы – как известно «художника обидеть может каждый». Благодаря устойчивому социальному стереотипу, известно: творческим людям живется непросто. Биографии знаменитых художников, поэтов, писателей буквально нафаршированы трагическими подробностями, одиночеством, сплином, пьянством, отрезанными ушами и ногами. «Боже! И что все поэты вот так?» - «Почти» (х/ф «Покровские ворота» (СССР, 1982, реж. Мих. Козаков).
Наверняка и вы не раз видели так называемого творческого человека, который ждет неведомого вдохновения и не всегда понимает, чего творчество приносит ему больше – радости или огорчений. А раз вас заинтересовала эта книга, возможно, вы его видели в зеркале.
Люди, которые выбирают творческие виды деятельности, а в особенности – письменные практики, ежедневно имеют дело с собственным внутренним конфликтом. И в некоторых случаях тексты способствуют его обострению и зацикливанию.
1. Самонасилие и саботаж
Автор заставляет себя писать. Например, он убежден, что это полезно и «терапевтично», объявляет своим призванием или обосновывает коммерческой необходимостью. В итоге творческая активность становится идеей-фикс, отнимает силы, превращается из потребности в обязанность.
Одна моя клиентка Р. до такой степени извела себя попытками написать серию коммерческих анонсов для тренингов по йоге, которые проводила, что перестала спать. Она исписывала горы черновиков бессвязными словами и предложениями, сочиняла и забраковывала десятки вариантов, жаловалась, что не может думать ни о чем другом, кроме этих текстов. И все же не могла написать ни одной «подходящей» строчки.
На групповом занятии, используя упражнение «Ни стыда, ни совести» (см главу «текст как протест»), она, наконец, смогла написать короткий анонс, в котором значилось: «группа закрыта». «Как это было легко!», - воскликнула З.. Оказалось, она не хотела писать анонсы этих групп. Она вообще не хотела их проводить.
Решение: Насильственные тексты могут быть терапевтичными только в одном случае: когда автор перестает их писать.
2. Графомания: вход из лабиринта
Если в случае с самопринуждением автор не может начать писать, здесь он испытывает сложности с остановкой.
Графоман пишет постоянно, не осмысляя написанное, сразу же забывая о сказанном. Особенность такого письма – обилие эпитетов, витиеватых описаний, определений, отвлеченных рассуждений, не связанных друг с другом. В типично графоманских текстах сложно обнаружить ядро сюжета, структуру, основную мысль, вычленить краткое содержание. Слова, избыточные конструкции превращаются для них в лабиринт, в котором не видно выхода.
Если писательство при этом доставляет удовольствие, автор каждый раз испытывает облегчение, написав очередной текст, то отсутствие структуры или видимой осмысленности текстов не играет никакой роли. Очевидно, что для автора ценен процесс писательства.
Бывает иначе: когда писательство превращается в особую форму зависимости. Так было и с Г., участником текстового тренинга, который утверждал, что чувствует себя «живым» только когда пишет. Своим жанром он выбрал притчи о птицах. В течение полугода он писал их ежедневно. Сначала это было азартным хобби, затем перешло в привычку, а через некоторое время он понял, что тяготится своим писательским увлечением. «Я уже не понимаю, для чего это делаю, - пожаловался он. - Когда я пишу, мне кажется, что это отлично, но потом я сам теряю нить повествования и не понимаю, к чему веду».
Г. Сумел распутать свою «нить» на том же занятии. В ходе упражнения «Обратная связь» он написал к своему пространному тексту о сложном маршруте перелетных птиц из Европы в Африку всего один короткий комментарий: «Даже птицы заняты делом. Найди работу». В случае Г. ответ оказался простым: полгода назад он потерял работу, жил на оставшиеся сбережения и оттягивал момент поиска новой, заполняя свободное время текстами. Позже он поделился, что в каждом из рассказов главным для него был мотив поиска пищи и работы. Впоследствии Г. сумел монетизировать свое хобби. Тексты писать не перестал, теперь они (в том числе) его кормят.
Решение: если автору кажется, что писательство вытесняет реальную жизнь, ему не кажется. Нужна помощь.
3. Зацикленность: внутри круга
Как правило, это категорическое безальтернативное утверждение в основе. Стилистически такие тексты пестрят долженствованиями: «Государство обязано…», «Психологу следует…» или более завёрнутая конструкция: «в фильме вообще-то должен быть смысл».
Зацикленный текст моделирует замкнутую безальтернативную реальность, фиксирует ее в сознании автора.
В долженствованиях как таковых ничего «опасного» нет: фактически это трансляция ценностей автора.
Но порой случается, что «ядром» текстов становится одна и та же болезненная для него установка, которую он и рад бы опровергнуть, да не получается. Раз за разом он выписывает ее в более или менее категоричной форме и подыскивает все новые и новые доказательства. В результате у такого автора формируется еще более устойчивая «абсолютная идея», которая замыкается сама на себя совсем как у Гегеля (к которому мы еще вернемся в следующей главе).
Примером таких текстов служит любая пропаганда, которая в крайних проявлениях граничит с фанатизмом. Объектом фиксации может быть что угодно. Здоровое питание, вегетарианство, спорт, профессия, материнство, домашнее обучение, писательство – перечислять можно вечно.
Решение: лучше всего в работе с зацикленными текстами помогает прием «гипербола», который, как правило, постепенно разворачивается и естественным путем. Усилив собственное категоричное утверждение («веганство спасет весь мир и соседние планеты!») автор может выйти за пределы своей ценной идеи и просто улыбнуться.
4. Триангуляция: «маршрут построен»
Главное свойство текстов – это их диалогичность. Каждый текст представляет собой отражение внутреннего диалога (речи) автора, но и сам он является приглашением к диалогу с читателем, взаимодействию с ним, рождению нового контекста.
Иначе обстоит дело с триангулирующими текстами, которые направленно вовлекают читателя в конфликт автора.
В психотерапии описана устойчивая фигура, которая отражает распространённую модель безвыигрышного социального взаимодействия. Она называется «Треугольник Карпмана» или Karpman drama triangle, по имени автора теории – американского психотерапевта Стефана Карпмана. На трех вершинах треугольника - три взаимосвязанные роли: «Жертва», «Тиран», «Спасатель», бесконечную смену которых и символизирует эта фигура.
В материале, автор которого становится на одну из вершин такого «треугольника» нет (или очень мало) места для свободной читательской реакции. на уже заранее косвенно прописана в тексте. Как правило, это связанно с высоким уровнем болезненных эмоций для автора, который не готов к спонтанным реакциям читателя и не согласен на непредсказуемую обратную связь.
«Тексты Карпмана» могут быть написаны из любой из трех ролей, оппонент описанный в тексте «устанавливается» на противоположную вершину, а «вакантная» позиция достаётся читателю.
«Жертвы» пишут жалобные послания, с подробным объяснениями кто «сиротинушку» обидел («тиран», конечно). Читателю в таком тексте отводится роль «спасателя». У него возникает желание немедленно что-то предпринять, поддержать автора, наказать антагониста. Если дело происходит в пространстве социальных сетей, то авторы ярких жалобных посланий получают в ответ много поддержки, а еще чаще – советов, порой снисходительных или категоричных. «Жертва» возмущается, обвиняет спасателя – и вот она уже «тиран», маршрут треугольника запущен.
Тексы из роли «спасателя» построены чуть иначе: в них подробно описываются страдания неких «жертв», а после даются квалифицированные разъяснения: как им («жертвам») следует поступать, чтобы меньше страдать и больше радоваться.
Для комплекта не хватает «тирана» и чувствительные к этой ролевой модели читатели не заставляют себя ждать: «А кто вы-то по профессии?», «Как ты смеешь давать советы?!», «Со своей жизнью вначале разберись!», «Гори в аду!». Дальше вы знаете.
Решение: Треугольник Карпмана – всегда отражение внутреннего конфликта, которое приписывается внешним фигурам. Текст – удобная площадка, которая помогает увидеть и присвоить свой внутренний конфликт. После этого предъявлять его читателю становится безопаснее.
В каждом пункте я предлагаю «разумное решение» для работы с этими сложными типами текстом. Но иногда полезнее и здоровее – наплевать на все «правильные» способы и отправиться по своему выработанному жизнью сложному писательскому маршруту. До посинения заставлять себя писать, тиражировать бессмысленные пространные тексты, «гореть» манифестами, блуждать по треугольнику Карпмана. Смоделировать свой конфликт в тексте, обострить его, сделать ярким, выпуклым, невыносимым – это порой единственный способ заметить его. Присвоить. И приблизиться к его разрешению. Методики, которые помогали и помогают лично мне на этой тернистой дороге, я и собрала в курс.