Перед лесом, на зимней поляне, посреди голубого зимнего дня с желтой астрой солнца синичка села на кончик торчащей высокой былинки. Былинка, вспомнив былую летнюю гибкость, закачалась, и легкий, сияющий снег ссыпался с нее, развеваемый ветром, как былинкин белый шлейф. Тут же местность огласилась синичкиной звонкой песней.
Все городские заботы моментально исчезли.
Подумалось, вот бы на этом лыжном пути еще увидеть деревенскую церквушку в окладе просторных полей и лесов, и, если повезет, услышать колокольный звон, ведь сегодня же воскресенье.
И вдруг пришло понимание двумерности, плоскостности икон. Раньше я воспринимала плоскостность икон как препятствие, отделенность от нашего мира. Тут же я поняла, что эта двумерность наш каркас, наша основа и то, что помогает нам не сгибаться в нашем трехмерном мире. И эта двумерность - шаг Бога к нам, как простое к сложному, но сложному не в высоком смысле слова, а напротив, осложненному, отягощенному противоречиями и излишествами. Да, граница между двухмерностью и трехмерностью подчеркивается русскими иконописцами, чтобы обозначить границу между духовным и мирским, но трехмерное легко может принять двухмерное, было бы желание. В западной культуре такой границы нет. И еще, иконы своей плоскостностью похожи на листы книги, книги жизни, Библии.
Когда я слушала синичкину песню, мне показалось, что я пролезла все-таки через игольное ушко, и простой божеский мир открылся мне больше, чем когда-либо.