Одинокая волчица

Валерий Шурик
          Проснулся рано. Чуть забрезжил рассвет за окном. Что-то приснилось совсем непонятное, несвойственное моему характеру: как-будто я пролежал в шезлонге, ничего не делая и ни о чём не думая несколько часов. И получал от безделья неимоверный кайф. Нет, такое может случиться только в страшном сне. Быть не может... А кто знает? Всё возможно. Примеров таких прожигателей жизни тьма. И никто не доказал, что это противоестественно. Просто никогда не пробовал...
          На это утро, ещё пару дней назад, намеревался отправиться в парк снять на фоне восхода потрёпанный воробьями рогоз (его иногда ошибочно называют камышом). Ещё не сфотографировал, но ясно видел результат: тёмно-коричневые соцветия-початки с распушенными с разных сторон пушинками, выклеванные воробьями, добывающими себе корм. Скорее всего действительно в этих чудно выглядящих плодах рогоза обитает масса всякой летучей мелочи. Но вставать не хотелось. Даже нос высунуть из-под одеяла было лень. Не хочу. Хочу покоя и никого не видеть.
          Вчера собирали с друзьями междусобойчик. Под дружный смех и хорошую закуску изрядно напились. Кто-то к полуночи уснул за столом с блаженной улыбкой. Потом долго расходились... И вот теперь лень встать. Так что сон в руку. Даже возненавидеть себя лень.
          Вдруг раздался осторожный звонок в дверь, из боязни испугать или... Не знаю, почему так робко.
          – Кому ещё не спится в рань такую? Не понимаю. – завернувшись, как есть в одеяло, засеменил к двери. – Кто там? Кому не спится в ночь глухую? – Спросил, переминаясь с ноги на ногу, от полного нетерпения заглянуть в соседнюю дверь. – Молчите? Ну заходите. Я сейчас. – И стремглав в дверь. Слава Б-у. Ещё чуть-чуть. Всё-таки жизнь прекрасна, пропел бачок.  Я ему кивнул, прошептав почтительно спасибо. Галлюцинация. По привычке взлохматив волосы, высунул голову из-за двери.
           – Н-Наташа? Это ты? В такую рань? Зачем?
           – Не знаю. Вроде как бы договаривались. Ты уже проснулся? Пригласишь в комнату?
           – В спальню? Нет, прости. Я сейчас, извини я разде... Ну не при параде, – и побежал, как был, в одних трусах в спальню, сбросив одеяло по неосторожности прямо Наташе под ноги.
          Надо же? Полениться не дадут. А я, что, её вчера в гости приглашал? Так рано? Зачем? Боже, голова рескалывается. Она мне и не нравится. Сегодня мне с утра все не нравятся. Ненавижу.
          – Ты вспомнил, как тебя зовут, пьяница? А как ты попал в кровать? – Наташа, улыбаясь, накрывала стол для завтрака. – А ты ничего, молодец! Сейчас устроим вытрезвительное чаепитие. Боже! Даже у меня столько всего в холодильнике нет.
          – А ты мне не пример. Мне Лёвка пример. У него не холодильник, а заморская лавка, – заметил я, постепенно возвращаясь к жизни. – Наташ, не могу понять. Пять утра и ты тут хозяйничаешь. Странно. Ты хочешь сказать, что тоже...
          – Что тоже?
          – Всю ночь была здесь? Ну, напомни же.
          – Слушай, дружок. С тобой часто такое происходит? Я удивлена. Никогда не замечала за тобой ничего похожего. Сегодня после полуночи Ксан Ксаныч разбудил меня и попросил сопроводить тебя домой. Что за сабантуй вчера был, что вы все нализались до... Стыдно сказать до чего.
          – А почему я открыл тебе дверь, если ты здесь и осталась? Мы спали вместе, в моём доме? А я и не заметил, когда ты ушла.
          – На, выпей чая и собирайся. Уже светает, прозеваем зарницу.
          – А ты что? Тоже любишь фотографировать? Не знал. – Я посмотрел на неё с явным интересом. Нет. Я был не прав. Очень даже миловидная дама. И груди от ушей... Куда я раньше смотрел... А талия при таких бёдрах? Неужели надо было так нализаться, чтобы её разглядеть? Пара глотков холодного кефира вернули меня к жизни.
          – Перестань меня раздевать. Что, первый раз видишь?
          – Такую, да. Может, не пойдём фотографировать? Давай снова знакомиться. Это ничего, что я знаю тебя всю жизнь, наверное. Но я с тобой незнаком на самом деле. Смешно сказать. Мне сегодня приснилось, что я в депрессии и мне на всё наплевать. И вдруг появляешься ты, такая знакомая незнакомка.  Это ещё раз подтверждает, что всё происходящее происходит не зря.
          – Интересно, каким образом ты хочешь со мной знакомиться по новой? Надеюсь, начнём не со спальни? – Наташа кокетливо улыбнулась, чуть-чуть обнажив два ряда белоснежных зубов.
          Как я мог не обращать столько лет на неё внимания? Мы знали друг друга ещё до школы. Всю жизнь поддерживали дружеские отношения. Она была мне как сестра. Ведь на сестру не заглядываются. И вот те на! Надо было напиться до чёртиков, чтобы вдруг понять двусмысленность ситуации. Если сказать про женщину, что она аппетитная, то этим мы её просто обидим, если не оскорбим. А Наташа не просто... Тьфу чёрт. Прицепится же слово. Ко всем уже описанным прелестям, она выше среднего роста, наверно, сто семьдесят, красивые длинные ноги и лицо... Нет, это подлинное свинство не замечать такую женщину столько лет.
          – Ты меня заставляешь краснеть. Паш, давай оставим всё как было. Меня устраивает быть просто твоим другом. Более того, многие даже завидуют нашим с тобой отношениям. Не верят, что такое возможно. Не ломай традицию. Пожалуйста. – Наташа залилась румянцем, и в глазах появилось незнакомое мне за столько лет выражение нежности и застенчивости одновременно.
          Я подошёл к ней. На каблуках не менее двенадцати сантиметров она была почти вровень со мной. Не сговариваясь, мы обнялись. Всего десять, пятнадцать секунд, а показались вечностью.
          – Хорошо. Пусть будет по-твоему. Но моё внутреннее отношение к тебе явно изменилось. Буду над собой работать. Побежали снимать восход.
          – А завтрак?
          – Так пропустим же.

          На заболоченном участке пруда, еле покачиваясь от ветра, толпой торчали стебли рогоза, тёмно-коричневые и почти все распушённые еще месяца два назад. Было достаточно холодно. И утреннее небо не успело освободиться от облаков. Плакал наш восход в белесой дымке лениво падающих снежинок. Но фотографию, конечно, всё равно можно сделать достаточно интересной. Правда, вся эта выпученная мохнатость в первых лучах оранжевого светила обещала быть в моём воображении более воздушной и радужной. Наташа наблюдала за мной, как мне показалось, с немалым интересом. Естественно, из десятка снимков, может быть, получится один путёвый. Однако, десятка оказалось мало, и я ещё минут пять всё искал подходящий ракурс.
           – Есть. Ну, наконец-то. Всё, съёмка закончена. Теперь домой согреться горячим чаем. Бежим. Морозный воздух лучше любого рассола: трезв как стёклышко.
          Наташа взяла меня под руку, и мы быстро для согрева устремились домой.

          Прошло две недели с того странного утра, когда я для себя в себе открыл свою полную невнимательность к окружающим друзьям. Их было много: из детства, университета, по интересам, по работе. Иными словами, я был очень общителен, и этим часто пользовались. Но жизнь не жизнь, если у тебя нет врагов. Бог смилостивился. Врагов накопилось тоже достаточное количество. Они, улыбаясь, здоровались, придерживая грудь правой рукой, чтобы случайно камень из-за пазухи не вылетел. И при любом удобном случае готовы всунуть свою палку в колёса.
          Две недели я не слышал Наташи. Сама не звонила и на звонки не отвечала. Её можно понять. Не стоит без разрешения вторгаться в чужое пространство, тем более неподобающим образом. А прийти нежданно-негаданно... Уж увольте. Второй конфуз это слишком.

          – Павел? Привет, дружище. И чего это ты носу не кажешь? В субботу Саше 31 (год). Холостяков тоже приглашают. В 6:00. Кстати, Наташа вернулась из командировки. У тебя шанс. До встречи. Варианты не принимаются.
          Вот так: Со здрасти, но без будь здоров. Значит, Наташи не было в городе. Нет. Мне бы сообщили. Позвонить? Вопрос: “Для чего?” Дали ясно понять. Но дружба не отменялась. Научись держать себя в руках, старый холостяк. Уже вот-вот тридцать пять, а никакой серьёзности. Правда, Наташа была замужем. За военным, но недолго. Неполные два года. Она не терпит зависимости. Одинокая волчица. Преданный друг, но и только. Секс? Никогда не задумывался о её личной жизни. Так называемое табу. Да мы последние лет десять почти не виделись. У каждого своя жизнь. А дружба – не обязанность. Дружба – появиться в нужный, трудный час. Подставить своё плечо. И таких друзей можно посчитать по пальцам. Да и то некоторые с годами отваливаются. Но не Наташа.
          – Наташ? Рад слышать. У меня совсем нет времени на разговоры. У Ксан Ксаныча в субботу в 6:00 день рождения. Не составишь мне компанию?
          – С удовольствием. Надеюсь ты меня простил? Вечером позвоню. Пока-пока.
          Я ей соврал, трус паршивый. Испугался отказа. А она мне ладонью нос утёрла. 2:0 в её пользу.
          Два дня до дня рождения Наташа мне мешала практически постоянно работать, отдыхать... Постоянно преследовали её глаза, наполненные каким-то непонятным противоречием и в то же самое время присущим только настоящему другу нежным чувством близкого человека. Они искали защит и боялись потери. И эта фраза с немой просьбой лучистых глаз: “Меня устраивает быть просто твоим другом. Не ломай традицию.” Она с детства была всегда с рассудительной и в то же время с открытой на распашку душой. По крайней мере, по отношению ко мне. Столько лет чисто дружественной привязанности. И вдруг... Разве я имею право на что-то, что может нарушить нашу взаимную доверительность? Внезапное чувство потому и внезапное, что застав душу врасплох, может вконец озадачить способность думать адекватно.
          Всё надо оставить как есть. Из уважения, в первую очередь. Мне стало легче. Решил Сашу побаловать результатами своих увлечений. Сделаю несколько фотографий и снабжу их стихами. Это занятие меня всегда при-водит в соответствие с моим внутренним миром.

          – Паш, ты за мной заедешь или я приеду сама? Мне не очень удобно вот так свалиться Ксанычу на голову.
          – О чём ты? Конечно. Я на машине и буду у подъезда без десяти минут шесть.
          – Спасибо. До встречи.
          Вечеринка удалась. Я почти не пил, да и остальные, поминая предыдущую встречу, при жёнах вели себя более, чем пристойно.
          – Наташ. А не рассказать ли тебе нам, как ты этого пьянчужку довела до дому? Очень интересно.
          – Оставь Наташу в покое. – В моём тоне должна была чувствоваться уверенность. – Я лучше прочитаю нечто для фотографии, которую мы, т.е. я с Наташей, сделали на следующее утро. Пусть я и был смертельно пьян, но каким-то чудом умудрился связать пару слов и пригласил Наташу на следующий день к пруду в парке сфотографировать камыши. Наташа, это посвящение тебе. С подписью.

На озере тихо... Камышей толчея.
От ветра дрожит пауков кисея.
Чуть слышно касанье сухих лепестков,
Бесшумно мерцание звёзд светлячков.
Расплывчаты тени в лучах фонарей,
Омытых прохладой осенних ночей.
О чём вы? О чём, камыши-глупыши?
Вас днём раскромсали вовсю воробьи.
Молчите... В потёмки душа отлетела.
То от обиды она потемнела.
“Красавцы, красавцы,” – шуршат камыши,
С тоскою вослед отлетевшей души.
Над озером месяц безмолвно поник:
Омытый печалью расплывчатый лик.

          – Спасибо, Паша. Ты точно уловил моё настроение. Мы знаем друг друга почти с рождения. И только друг может трансцедентально и сакрально понять состояние души в то морозное утро. – В её глазах светилась благодарность всего мира.

          История без продолжения. Его и не может быть, если ...

01.26.2019.