« И я к тебе пришел, о город многоликий,
К просторам площадей, в открытые дворцы;
Я полюбил твой шум, все уличные крики:
Напев газетчиков, бичи и бубенцы;
Я полюбил твой мир, как сон, многообразный
И вечно дышащий, мучительно-живой…
Твоя стихия — жизнь, лишь в ней твои соблазны,
Ты на меня дохнул — и я навеки твой. »
Валерий Брюсов,1903
Как поговаривал К. С Станиславский - « театр начинается с вешалки », имея в виду, свой театр - Художественный; да и если вспомнить спектакль театра « На Таганке » «Десять дней, которые потрясли мир», то там он начинался даже не с вешалки, а с самой улицы: уже у входа развевались красные флаги и революционные плакаты. Ну, а произведение - будь то малое или большое, как правило, начинается с эпиграфа; строки из стихотворения Валерия Брюсова, написанные им в 1903 году и посвященные прекрасному городу Парижу, как раз и свидетельствуют о том, что главным героем моего рассказа на этот раз будет Париж, столь дорогой моему сердцу…
И, говоря о Париже, как не вспомнить конец известного романа Оноре де Бальзака « Отец Горио », где провинциал, аристократ Эжен де Растиньяк бросает знаменитую фразу, обращаясь к прекрасному городу: «А теперь — кто победит: я или ты!». Этот молодой и честолюбивый аристократ бросает вызов самому Парижу, ибо Париж является для него символом роскоши и социального престижа. Как ни странно, именно эта фраза, произнесенная героем романа девятнадцатого века, и пришла мне на ум в том самый момент, когда, совершенно не сговариваясь, мы с мужем решили поехать в Париж и снять там квартиру.
Руководствовались мы, как видно, исключительно эмоциями, поэтому лишних вопросов себе не задавали, да и о возрасте, как видно, на время забыли. Живя в Брюсселе, в относительной близости к столице Франции, мы и без того довольно часто туда ездили. …Да, и уж, конечно, не амбиции, владевшие героем романа «Отец Горио», нас подтолкнули на столь смелое решение. Мы захотели просто напросто проводить там больше времени; кроме того нам совсем не нравится жить в этом необыкновенном городе подобно иностранным туристам, целый день бегающим по музеям; и это совсем не потому, что мы не любим музеи; нам захотелось совсем другого - пожить там, как живут обычные парижане….
Сосредоточившись лишь на собственных эмоциях и не подумав о том, что переезд с вещами из одной столицы в другую дело не столь простое, мы бросились искать подходящую для нас квартиру…Это правда, что оба мы неравнодушны к этому городу, причем каждый по каким - то своим причинам; однако одно дело мечтать, а совсем другое - осуществить свою мечту; тут нужны и силы, и средства…Большая часть моей жизни прошла в СССР, поэтому кому - то трудно понять, откуда такая тяга к городу, о котором в бытность своей преподавательской деятельности я знала лишь по учебникам.
Долго размышляя над особенностью собственной привязанности к Парижу, я подумала, что, возможно, вот такая сильная тяга к городу связана у меня с семейными историями, хотя все эти истории я слышала от своей мамы, сама же не была их очевидцем. У меня и по сей день хранится фотография маминой тети и моей двоюродной бабушки - Татьяны Донской; мама мне рассказывала, что она убежала в Париж с каким - то художником, оставив своего мужа архитектора. С маминых слов я узнала, что она была танцовщицей, босоножкой, последовательницей Исидоры Дункан.
Так как мама очень любила балет, а тетя обещала научить её танцевать, как только вернется в Россию из Парижа, то мама время от времени вспоминала о ней и что - то мне рассказывала; однако о судьбе этой тети во Франции она почти ничего не знала за исключением того, что она организовала в Париже собственную школу; какое - то время мама и её бабушка получали из Парижа открытки; на одной из них она стояла на фоне красивой скульптуры в тунике и босиком; текст самой открытки был написан с еще дореволюционным правописанием на «ять». А потом, письма прекратились, строились какие - то предположения о её гибели - думали, что она могла погибнуть на «Титанике», ибо отправлялась в Америку; как раз об этой поездке она писала в своем последнем письме. Однако это оказалось не так и проданная ею партитура об этом свидетельствует.. Совершенно случайно нам написал один музыкант - француз, увлекающийся музыкальными произведениями когда - то известного композитора франко - бельгийского направления - LIBERA ESTETICA. Он купил в Париже у букиниста партитуру, на титульном листе которой было посвящение какой - то Татьяне Донской; оно датировалось маем 1913 года.
Как выяснилось позже, речь шла о когда - то известном композиторе - Паоло Литта, который написал эзотерическое произведение под названием «Обнаженная богиня»; оно было посвящено памяти Леонардо Да Винчи, а музыка была написана для некой танцовщицы, которая сама этот танец и поставила. Темой этого танца была смерть Психеи. И вот, на обложке партитуры с эмблемой теософского общества и его девизом - «Нет религии выше истины», было написано рукой самого композитора: «Очаровательной Татьяне Донской» - написано по - итальянски.…Уехав из России, она так там и осталась; подробности её жизни и смерти нам были неизвестны; однако тот факт, что она продала букинисту партитуру, свидетельствует о том, что она, возможно, нуждалась. Эта двоюродная бабушка была не единственной в нашей семье, чья судьба была связана с прекрасным Парижем и Францией. Возможно, именно все эти судьбы каким - то образом передали мне свою тайную любовь к этому городу; каждый раз, как я в нем оказываюсь, чувство радости, восторга и внутреннего покоя заполняет все мое существо…
Совершенно очевидно, что именно эмоциональный настрой повлиял на нас с мужем; хотя мы уже не столь молоды, чтобы руководствоваться в жизни исключительно чувствами….Да и сам муж часто жалуется на то, что все забывает, списывая все на свой возраст, а я так и вообще в прошлом году перестала думать о собственном возрасте; причем это проявилось весьма странным образом: я вдруг забыла запланированный визит к врачу и приезд подруги, что для меня совершенно несвойственно; появилось ощущение, что живу я вне времени и пространства - как будто в вечности……Мне даже пришлось признаться в этом своему знакомому врачу - гомеопату, человеку широких взглядов…Он почему - то совсем не удивился, а сказал, что, как видно, я вышла из стресса; при этом не уточнил из какого именно, имея в виду, как видно, «стресс бытия»; именно тогда у меня появилось ощущение, что жизнь вечная, торопиться некуда и что все впереди…
Вероятно, наше обоюдное отключение от реальности и породило легкость в принятии совсем не простого решения. Мы не только приняли столь серьезное решение, но и стали всем рассказывать о нем; никто особенно не удивился, даже наоборот, многие приветствовали нас, говоря, что очень полезно строить планы в жизни, имея в виду, как видно, наш возраст. Они - то о нашем возрасте помнили, а мы напрочь о нем забыли. Мы даже не подумали о том, что большой город требует большого напряжения чувств, быстроты реакции, умения приспосабливаться хотя к уже знакомой, но все-таки иной жизни. В общем, если следовать выражению Паскаля: «Le c;ur a ses raisons que la raison ne conna;t point» ( «У сердца свои доводы, которые недоступны разуму».).; именно так с нами и произошло, хотя это бывает в любви, однако в нашем случае речь шла о любови к городу…
Мы мечтали пожить в Париже, как в нем живут сами парижане; ведь можно не бежать сломя голову на какую - то модную выставку, а просто посидеть дома перед компьютером; при этом сознание того, что за стенами твоей квартиры раскинулся прекрасный город, будет дарить тебе ощущение радости и восторга. А выходя ежедневно из подъезда своего дома, твоему взору будет открываться красота старинных зданий с их изящными балкончиками и высокими французскими окнами. А к вечеру, когда над городом опускаются сумерки, то из этих окон начинает литься теплый свет; а где - то, за едва сдвинутой в сторону занавеской, можно угадать высокий потолок с лепниной, а порой и картины…И вот этот восторг перед увиденной красотой будоражит твое воображение: тотчас же оно начинает рисовать прекрасные интерьеры, радушных и хорошо образованных хозяев, которые слушают классическую музыку или читают старинные книги; да и красота царит не только в самих квартирах, но и на улицах - перед домами растут прекрасные парижские платаны; перламутровый окрас их бледно - сероватой в белые пятнышки коры придает им воздушность; и даже тогда, когда они теряют свое убранство, их оголенные зимние ветви подобны гигантским свечам, устремленным в небо. Этот величественный образ города напоминает каждому, что Париж - это город - музей под открытым небом; его красотой и изысканностью восхищались многие поколения.
Да и сама жизнь в городе наполнена своим шармом; какое - нибудь маленькое кафе на углу улочки, на первый взгляд кажущееся заброшенным, совершенно неожиданно заполняется массой людей: это как правило те, кто работает неподалеку; они забегают сюда, чтобы пообедать или поужинать; есть и завсегдатаи, заходящие для того, чтобы поболтать с друзьями и выпить чашечку кофе. Чашечка кофе за стойкой, к примеру, стоит в два раза дешевле, чем если выпить тот же кофе за столиком, однако все эти нюансы как в Италии, так и во Франции знают лишь коренные жители; да и сами официанты хорошо знают и любят своих завсегдатаев; они перекидываются с ним шутками, обмениваясь впечатлениями текущего дня.. Именно сама атмосфера какого - то шика и легкости притягивает нас в этом неповторимом городе.
Ни в одной другой стране нет таких же кафе, с маленькими круглыми столиками, с деревянными вешалками, которые французы называют «попугаем», особой породой официантов, виртуозно держащих на своих подносах массу блюд и напитков.
Это Париж, и он неповторим. А на знаменитом Бульмише кипит студенческая жизнь; здесь все кафе практически никогда не пустеют; молодежь, забегающая в перерыв выпить кофе, да поболтать с друзьями непрестанно что - то бурно обсуждает; а затем, буквально сорвавшись с места, бежит дальше по своим делам: кто - то бежит снова на занятия, кто - то в библиотеку, а кто - то идет на концерт или в театр. Париж бурлит. Именно о Бульмише так страстно мечтал в далекой России Мур - сын Марины Цветаевой; он так был уверен в том, что когда - нибудь снова окажется в этой студенческой толпе со своим другом «Митькой» ( Дмитрием Сеземаном). Его другу больше повезло, чем самому Муру; «Митька» смог снова окунуться в атмосферу своей парижской юности; однако и его самого уже давно нет в живых.
Ну а весной, в мае, когда расцветшие платаны раскидывают свои ветви, чтобы защитить путника от порой ярко светящего солнца, то город наполняется особым воздухом, а легкое дуновение ветерка нежно касается шелковой пряди волос какой - нибудь парижанки. Подобные бабочкам, летящим на огонек, все эти молодые существа устремляются в любимые ими кафе. Этот город притягивает также и туристов; повсюду слышна многонациональная речь; город и обещает массу развлечений. А вечером город зажигается тысячами огней и гирлянд; в кафе, на столиках появляются свечи, создавая атмосферу тепла, уюта и некоторой интимности. Этот город поражает не только своей красотой, но и доступностью; развлечения рассчитаны на каждого, будь то богатый или среднего достатка человек…
Не имея денег на ресторан в роскошной пятизвездочный гостинице, можно посидеть и в баре, выпить вина или кофе; никто не отнесется к вам пренебрежительно, а вышколенные и улыбчивые официанты обслужат вас по высшему классу даже если вы просто зашли выпить чашку чая; возможно, что чай будет стоить чуть дороже, чем в обычном кафе; однако сама атмосфера дорогого заведения и прекрасное обслуживание, все это имеет свою цену; да и сервиз будет изысканным, а чайник и ложки из серебра, не говоря о маленьких кружевных салфетках, на которых будут живописно расположены маленькие пирожные, ну а в элегантной вазочки вы увидите все сорта сахара. В дорогих парижских заведениях царит атмосфера шика, но шика не показного, а внутреннего; когда не по одежде можно угадать в каком - либо посетителе завсегдатая сих мест, а по тому, как он разговаривает, держится или смотрит на официанта. Да и знаменитые театры также доступны: порой кажется, что Гран - Опера недоступен простому смертному; да нет, и сюда можно купить недорогой билет, возможно, что это и не будут места вблизи сцены, а чуть подальше от неё, однако и оттуда совсем неплохо видно, да и спектакли, как правило, самые последние новинки, а не старый репертуар. А кому - то, возможно, захочется сходить в другую оперу Парижа - Оперу Бастилии; там хотя и современный, но прекрасный зал с хорошей акустикой.
Париж это город особых звуков, образов, вкусовых ощущений - все прекрасно и неповторимо. Это тот город, в который всегда хочется вернуться. Да и сколько русских писателей восхищались Парижем и его неповторимой атмосферой. Когда - то в парижских кафе сидели Илья Эренбург, Виктор Некрасов; что один, что другой любили прийти сюда утром и посидеть с газетой за чашкой кофе; здесь вас никто не попросит освободить место лишь потому, что вы сидите уже несколько часов перед опустевшей чашкой или бокалом; вы можете с этим пустым бокалом провести здесь хоть целый день, и никто вас не упрекнет в этом. Приехав в Париж и окончательно в нем поселившись в 1974 году, Виктор Некрасов, как и многие другие, выбрал для себя свое любимое кафе - оно находилось по соседству с домом, в котором он жил. Он любил это кафе потому что считал его типично парижским кафе. Заходя туда почти ежедневно, он любил поболтать со своим приятелем-официантом, а заодно и купить сигареты, выпить утренний кофе, прочесть газету. Он еще смог застать и знаменитое «Чрево Парижа» или Центральный рынок, который был так прекрасно описан Эмилем Золя в знаменитом романе под тем же названием.
Для Эмиля Золя этот рынок в качестве главного героя был метафорой общества развивающегося капитализма; именно поэтому он описывает с большими подробностями все, что там продается: начиная от овощей, фруктов и кончая живой рыбой, мясными и колбасных изделиями. Все эти яства у Эмиля Золя описаны удивительно живописно, если не сказать музыкально; описание сырной лавки подобно музыкальной симфонии; именно так он её и называет - «сырная симфония»; ибо для самого автора «Чрева Парижа» сами запахи разнообразных сыров были подобны симфоническому произведению. Да и Виктор Некрасов застал еще этот рынок; позже он сожалел, что рынок перевели за город; он сам наслаждался кипящей ночной жизнью района, ибо по ночам здесь разгружали грузовики с мясными тушами, свежей рыбой и всякой всячиной. Однако жители жаловались на шум, и рынок был переведен за город, а на его месте теперь возвышается торговый центр, а неподалеку от него стоит, как и прежде, одна из последних готических церквей Парижа - церковь Святого Евстафия (;glise Saint-Eustache).
Виктор Некрасов был не единственным русским писателем, который восторгался Парижем; именно с Парижем связан целый период жизни и другого русского писателя - Ильи Эренбурга. В тридцатые годы двадцатого столетия он написал «Мой Париж»; однако это была скорее книга фотографий, альбом; кроме того все фотографии были сделаны скрытой камерой, что было оригинально; кстати о скрытой камере в СССР впервые заговорили лишь в шестидесятые годы, да и то это было связано с американцами… Скрытая камера позволяла получать очень естественные фотографии, ибо люди не знали, что их снимают, поэтому не позировали, а держались очень просто. Это был скорее репортаж о повседневной жизни города; Илья Эренбург жил где - то в районе Монпарнасса и часто снимал этот скромный в то время район; именно в кафе этого района он и любил проводить время…
Среди завсегдатаев кафе осталось немало парижан пожилого возраста; оставаясь преданными своей молодости, они предпочитают по утрам за чашкой кофе читать свежую газету вместо того, чтобы смотреть телевизор или слушать радио. Ни раз наблюдала за соседним столиком пожилого господина, непременно в очках и с элегантно перекинутым шарфом, читающего газету, а рядом с ним шутящего официанта, заботливо предлагающего ему какое - нибудь недорогое блюдо. Вот и мы захотели пожить именно в этой парижской атмосфере. Оставалось лишь осуществить свою мечту. Мы прямо - таки бросились в этот омут неизвестности; муж в течение нескольких дней с утра до вечера читал объявления в газете «Фигаро», да и не только, при этом он был настолько усерден, что забыл обо всем остальном; даже любимые политические статьи перестал читать, а я, вспоминая знаменитую фразу Растиньяка, говорила ему, что обязательно «победим» Париж, хотя и на свой лад: уезжаем туда без квартиры, а вернемся, обязательно, с ней. Я почему - то в этом была уверена, да и он тоже, хотя и лучше меня понимает реальность парижской жизни…
Естественно, что мы прекрасно понимали, что снять квартиру в Париже за те же деньги, что в Брюсселе или в Берлине просто нереально; поэтому подход наш был вполне рациональным: нам нужно было не слишком большое помещение, в котором мы смогли бы расположиться и чувствовать себя комфортно; мы подумали, что 40 метров нам будет вполне достаточно; главное, чтобы было две небольших комнаты; а для меня важна была кухня, из которой в далекие годы жизни в СССР мы умели создавать уютное помещение, похожее на маленькую столовую: абажур над столом, скатерть, да и маленький диванчик. Однако особое отношение к кухням это лишь в России; наша приятельница француженка, к которой мы порой ездили в гости, каждый раз удивлялась моей привязанности к этому банальному месту; у них в семье кухня была предназначена лишь для прислуги, которая там стирала, парила и жарила…
Все та же приятельница всем рассказывала, что я очень люблю сидеть на кухне и что, как видно, все русские любят кухню; отчего и почему - этих вопросов она не задавала; да и объяснить ей это было практически невозможно, ибо сама она выросла в пятикомнатной квартире роскошного дома на самой престижной улице Парижа - Предместье Сен - Оноре. Прислуга в этих домах жила на последнем этаже; мне однажды удалось увидеть эту комнатку - очень милое помещение, чем - то напомнившее мне комнаты в наших коммунальных квартирах, с той разницей, что из небольшого окна открывался вид на крыши Парижа; в старинных романах в мансардах жили бедные студенты. И вот в этой комнате пылилась бутылка вина 1943 года - года моего рождения. Возможно, позже её кому - то продали как коллекционную…
Возвращаясь к теме кухни, могу сказать, что наличие кухни для меня было важно, ибо там можно было бы создать уютное помещение не только для готовки, но и приятных ужинов и завтраков, которые у нас как правило сопровождаются звуками классической музыки. Так что, поехав в Париж на одну неделю, мы разработали свой план и пребывали в сладостных мечтах о будущем; при этом мы были абсолютно уверены в том, что вернемся в Брюссель, сняв квартиру в Париже. Естественно, что нам хотелось найти что - то хотя и не очень большое по размерам, но в старинном здании. Как известно здания периода барона Османа очень похожи друг на друга, ибо тогда, когда они воздвигались к строительству предъявлялись строгие требования: эти здания не должны были иметь более шести этажей - это первое, во - вторых комнаты для прислуги, расположенные на последних этажах были скромными; состоятельные господа жили на первом этаже (у русских это второй). Именно на первом этаже было больше украшений и деталей; кроме того и потолки были высокими именно на нижних этажах.
Первые же посещения нас несколько насторожили; в первый день кроме нас в качестве претендентов на на небольшую квартиру 33 метров было много посетителей; квартира располагалась на милой улочке недалеко от центра; вокруг были красивые старинные дома, да и до метро было недалеко - не более десяти минут ходьбы. Поднявшись на лифте на какой - то этаж, мы увидели маленькую квартирку; между двумя маленькими комнатами дверей не было, а лишь дверной проем; два французских высоких окна выходили во внутренней двор, напротив было здание. Небольшие декоративные камины в каждой комнате придавали шарм, да и квартира была полностью отремонтирована. Что нас сразило так это малюсенькая кухня, которая своим маленьким окошком выходила во двор - каменный мешок; при этом на кухне не было ни газовой плиты, ни холодильника, ни стиральной машины - все надо было покупать и устанавливать за свой счет; для стола места вообще не было, так что ни о какой гостиной, даже самой маленькой, мечтать не приходилось. К счастью, туалет и душевая были разделены.
И вот молодежь, среди которой было много иностранцев, толпилась вокруг агента, задавая ему вопросы. Был там и роскошно одетый молодой человек, говорящий лишь по - английски - то ли англичанин, то ли американец; одет он был элегантно: кашемировое пальто коньячного цвета, чуть потемнее тоном брюки, коричневые кожаные сапожки и небольшая мужская сумка через плечо марки - Ив Сен Лоран. По этому молодому красавцу я сделала вывод, что, как видно, многие приезжают в Париж работать, поэтому многим нужна квартира, вернее спальное место. Были и молодые пары, да и подружки, снимающие в складчину; наше появление на их фоне было странным. Однако квартирка была не из самых дешевых - при средней зарплате во Франции - 2000 - 2500 евро, арендная плата за совсем маленькую двухкомнатную квартиру колеблется между 1100 - 1300 евро, и это без света, газа и отопления. Да и после заключения контракта необходимо заплатить и агенту за его услуги, а это 50%; да и внести месячную гарантию; однако это еще не все, ибо владельцы через своих представителей требуют от претендентов еще массу документов, которые могли бы подтвердить, что у них есть работа, стабильный заработок, подтверждение исправной оплаты налогов, отсутствие задолженностей; требуют и ведомости о зарплате за последние три месяца, да и еще что - то.
От самой квартиры в восторге мы не были; если нам что и понравилось в ней, так это то, что она располагалась в хорошем районе и рядом с красивыми домами. Это было наше самое первое посещение, за которым последовали и другие; иногда муж ходил один. Таким образом, мы посетили около семи квартир: все были малюсенькие, с кухнями - закутками; естественно, что такие квартиры соответствовали заявленной цене.. Если же вы хотите нечто буржуазное, то выкладывайте в два раза больше; да и там конкурс претендентов; этого в Париже избежать никак нельзя..…В итоге, мы решили подать все документы, а там что будет, то и будет, хотя у нас не было никакого сомнения, что предпочтут именно нас: у нас все стабильно - и доход, да и недвижимость в Брюсселе.
За два дня до отъезда муж договорился еще с одним агентом; на этот раз квартира была не совсем в центре; решили мы её посетить лишь для сравнения. Не могу сказать, чтобы район был далеким от центра, но все таки не из престижных; публика на улице совсем другая, и мы это сразу почувствовали. Дом оказался старинным, с лифтом, который в тот самый день как назло сломался; сам же агент, не очень молодой мужчина, приехал на самокате; при этом уже до этого он ни один раз переносил нам встречу. Квартира оказалась на последнем шестом этаже, но так как лифт не работал, то надо было взбираться пешком, а лестницы в этих домах винтовые. Бросив взгляд на присутствующих претендентов, я поняла, что мы единственные, кто относится к людям, как это здесь именуется «третьего возраста»; что касается остальных, то это была молодежь. Причем как раз в тот самый день в Париже выпал снег, было холодно, и молодые были в вязаных шапочках с большими меховыми помпонами. Пока я медленно поднималась на последний этаж, все эти молодые люди шустро бежала вверх, старясь опередить друг друга; помпоны так и мелькали у меня перед глазами; в результате к пятому этажу у меня начала немного кружиться голова - то ли от мелькания этих меховых кисточек, то ли от того, что мне все - таки не столько лет, сколько было тем, кто бежал.
Остановившись для минутной передышки на четвертом этаже, я вспомнила журналиста с радиостанции «Эхо Москвы»; он придумал название для пенсионеров, которые, как правило, голосуют за нашего президента - «вязаные шапочки»; вот здесь, в старинном доме со сломавшимся лифтом, я как раз увидела все наоборот: пенсионеры были без шапочек, имея в виду себя и мужа, а молодежь почти поголовно в шапочках. Безусловно, что «вязаные шапочки», которые имеет в виду наш журналист, говоря о российских проблемах, нельзя сравнить с теми, которые мелькали у меня перед глазами. Это были дорогие шапочки с огромными меховыми помпонами, которые можно увидеть на зимнем курорт во французских Альпах - в Куршевеле; и так как именно в тот день в Париже выпал снег, то непривычный для столицы холод заставил многих одеться по зимнему, как если бы они были на вершинах Альпийских гор…
И вот, наконец, поднявшись на шестой этаж, мы вошли в сдаваемые апартаменты: душевая была за тряпичной занавеской, такого я еще никогда в своей жизни не видела; кухня, как и предыдущие, была крохотной. Две комнаты без дверей сообщались лишь дверными проемами; окна выходили на станцию воздушной линии метро. Я сразу представила эту квартирку в летнее время, ведь окна не открыть, да и шум, наверняка, постоянный. Однако молодежь толпилась вокруг агента - водителя самоката, а он раздавал им анкеты, которые надо было заполнить дома и подать ему в ближайшие 24 часа, не позже. В этот момент я немного отрезвела, поняв, что за эти деньги снимает молодежь; молодежь не живет в квартирах, о чем мечтали мы; они там лишь ночуют, а жизнь проходит за пределами жилища. В России такие места, куда приезжают лишь ночевать, называют спальными районами; ну а здесь в квартирах, особенно молодежь проводит вообще мало времени; вся жизнь - за её пределами. С утра они уже не дома; кто на работе, кто в институте, а в обед они уже в кафе или просто с бутербродом в собственном офисе, а вечером друзья и бар, ну а квартира ради того, чтобы переночевать, выспаться в выходные дни, а потом начинается новая трудовая неделя…
Так как спрос на квартиры огромный, то и агентства, включая и самих агентов не очень бегают за клиентами; они уверены в том, что клиент всегда найдется, да и выбирают из пары десятков кандидатов не агенты, а сами владельцы. В Париже владелец - король, он сам решает, кто ему нужен в качестве временного постояльца. Вероятно, что мы смотрелись на фоне молодежи странно. Кроме того муж мне рассказал одну забавную историю, хотя забавного в ней было мало; однако сама история должна была бы насторожить его. Служащий какого - то агентства рассказал ему, что одна пожилая дама - француженка не могла снять квартиру все в том же Париже; ей было лет под восемьдесят, и пенсия у неё была высокая, ибо после смерти мужа она получала и за него, и за себя. По идее, с такой высокой пенсией проблем у неё не должно было бы возникнуть; а они возникли, ибо никто не хотел ей сдавать квартиру. Она отчаялась. К счастью, она попала на агента, который был в курсе, что новое законодательство защищает пожилых людей, ибо существует закон, который запрещает выселять людей старше 70 лет, даже если по каким - то причинам они вдруг лишились дохода. К данному случаю с пожилой дамой это не относилось, но так как, по словам самого агента, сами агенты не любят ни во что вникать, то на всякий случай и отказывают пожилым. Да мало ли что с пожилым человеком может случиться!!! После этого рассказа мой оптимизм испарился окончательно.
Устав бегать по разным адресам, мы решили подождать ответа и остановиться на одном из трех вариантов, которые нам более менее подходили. Как видно, последний визит нас немного отрезвил, и мы уже начали сомневаться в том, следует ли нам продолжать поиски квартиры. Ответ от трех агентов - положительный или отрицательный должен был поступить через пару дней после нашего визита; однако нам никто не звонил, и у меня закралась мысль, что владельцы избегают пожилых людей, предпочитая молодежь. Так оно как видно и было; в день нашего отъезда из Парижа агент, показавший нам до этого одну крошечную квартиру, да и не в очень престижном районе, сообщил, что нашу кандидатуру владелец не принял - вежливый отказ; другие и вообще ничего не ответили. Не ответили и по сей день.
Это для нас было если и не шоком, то неожиданностью; мы поняли лишь одно, что сами во всем виноваты, ибо, как видно, просто «выпали из реальности». И как было ни вспомнить гоголевского персонажа из «Записок сумасшедшего»; но тот был сумасшедшим, поэтому его оторванность от действительности была понятна; уверенный в том, что он король Испании, попав в сумасшедший дом он подумал, что прибыл наконец - то именно в Испанию. Наша история была несколько иной, однако и в ней нами овладело некое «безумие»…
Мы покидали прекрасный Париж с не меньшей к нему любовью; однако все иллюзии растворились. Мы поняли, что все, что с нами произошло, возможно, и к лучшему - Брюссель хотя и маленький город, немного провинциальный по сравнению с Парижем, но это тот город, где живется спокойно и комфортно. А ведь если бы мы поселились в Париже, то от одной квартиры пришлось бы отказаться, а это лишние 100 метров, с высокими потолками и лепниной на потолка. Да и архитектура самого Брюсселя притягивает в него огромное количество туристов; именно здесь можно увидеть большое количество зданий небывалой красоты: невысокие дома, украшенные изысканным растительным орнаментом, отображающим красоту самой природы. Порой можно увидеть дома восхитительными витражами: белые лебеди на фоне бледно розовых цветов и все это на светло - зеленоватом фоне. Ведь стиль Ар нуво зародился именно в Бельгии. Возникновение этого направления в архитектуре и искусстве в конце восемнадцатого века было обусловлено тем, что стремительно развивалась промышленность; поэтому художники и решили создать для человека более гармоничную среду, поставив в центр искусства саму природу; именно природа и стала главным героем этого художественного течения. А сама эстетика изящных волнистых линий была призвана пробуждать в человеке эмоции и чувственность.
Дома той эпохи были невысокими, с большими окнами, но более широкими и совершенно в другой эстетике, нежели в Париже в эпоху Османа. Господские дома, типичные для эпохи Ар нуво и построенные в конце девятнадцатого и начале двадцатого века, стоят и по сей день. Архитектура этих домов такова, что, попадая внутрь, в холл, вы сразу обращаете внимание на высокие потолки; освещение идет от окошка над входной дверью. Первый этаж или точнее бельэтаж приподнят над землей на 1,5 метра; комнаты расположены анфиладой. Первая комната анфилады предназначалась когда - то для гостиной; она выходила окнами на улицу, в середине была столовая, а в самой глубине дома другая гостиная, которая выходила в сад… Верхние этажи отводились для спальни, а чердак был для прислуги. Вот в такой квартире мы и живем - три комнаты анфиладой, выходящие в маленький садик, где растут гортензии и розы. Наш дом 1922 года не какой - то необыкновенный, но тем не менее выполнен в эстетике того времени. Кстати задняя часть всех этих фасадов никакой эстетической ценности не представляет; все задние фасады банальны и не имеют никаких украшений. Все эти дома называли и продолжают называть « господскими » (maison de ma;tre). Лишь после второй мировой войны было разрешено их перестраивать, превращая в многоквартирные: на каждом этаже устанавливались кухонный угол и ванная.
Я - то хорошо помню, что в девяностые годы, когда я приехала сюда и впервые увидела эти дома, то мне говорили, что этаж в таком доме не снимешь, а уж купить и тем более было невозможно. Я сама всегда мечтала о квартире с высокими потолками; намного позже стало возможным покупать один этаж, на котором были оборудованы и ванная, и кухня. Мой муж как раз и купил квартиру у хозяина, который разделил дом на три этажа - для трех владельцев, а потом он продавал каждый этаж отдельно. Стометровую квартиру на первом этаже с садиком, с высоким потолками и лепниной купить в Париже за те же деньги было невозможно; там она стоила бы сегодня пару миллионов евро. Вот и купили в Брюсселе; причем нашла эту квартиру я совершенно случайно - из окна трамвая увидела вывеску на окне, подошла, записала номер телефона и тотчас же позвонила. Вот так нам повезло. Единственным недостатком этих домов являются старые коммуникации, им почти сто лет.
Часто гуляя по маленьким улочкам Брюсселя, я не перестаю удивляться тому, что практически повсюду стоят очень интересные дома - порой они роскошны, а порой просто красивы: фасады часто украшены удивительным орнаментом, мозаикой, барельефами. Именно в Брюсселе и по сей день можно приобрести не очень дорого предметы той эпохи; ведь Ар нуво это была не только архитектура, но и все предметы интерьера; неспроста два великих представителя этого направления - Виктор Орта и Анри Ван де Велде считали, что Ар нуво это не просто архитектурный стиль, а это образ жизни; для обоих, типичная для этого течения изогнутая линия должна была объединять не только все элементы здания, начиная от дверной ручки до посуды, но и иметь продолжение в платье самой хозяйки дома. Так что и по сей день Ар нуво считается визитной карточкой Брюсселя. Неподалеку от нас, за пару кварталов, стоит удивительный дом Поля Коши; это дом постройки 1905 года; сам хозяин был и декоратором, и художником, и дизайнером мебели, он также стал знаменитым благодаря своей технике сграффито. Фасад его дома почти полностью покрыт рисунками, выполненными в этой технике и изображающими различные аллегории. Да и интерьеры этого дома, который был когда - то школой декоративного искусства, также был спроектирован им самим; очень часто к дому подъезжают автобусы с туристами; среди них много и англичан. Умер он в 1952 году, а дом стоит и по сей день как памятник архитектуры и декоративного искусства той эпохи, когда был в почете Ар нуво.
Были мы и в Лондоне; мой бывший ученик член Европарламента от лейбористской партии, который позже был возведен в лорды, изучал русский язык в частной школе Брюсселя; так как его жена была русской из Санкт - Петербурга, то я давала уроки сразу им обоим - ей я преподавала французский, а ему русский. Позже, после победы на выборах в Англии консерваторов, они окончательно перебрались в Лондон. Как - то они пригласили нас к себе, и мы увидели, как живут англичане. Их квартира находилась в современном здании из красного кирпича; оно мне чем - то напомнило сталинские высотки; дом находился в одном из престижных районов - недалеко от Вестминстера; да и знаменитый парк Сент-Джеймс был неподалеку.
Тогда мы немного и заинтересовались архитектурой Лондона; оказалось, что в восемнадцатом и начале девятнадцатого века в Англии, в усадебных домах, существовали цокольные этажи; их встраивали в объем самого этажа, и называли антресолями (от французского слова entresol); в отличие от домов периода барона Османа, в которых прислуга жила на последнем этаже, в Лондоне все было наоборот - прислуга жила в «подземных» квартирах; вот и у лорда была такая квартира. Оказывается очень многие лондонские дома имеют жилые полуподвальные помещения; в них есть выход в сад, а для англичанина сад - это самое прекрасное, что может быть, все знают о любви англичан к природе и цветам; особенно они любят розы. Недаром существует особый сорт роз - английский, созданный в последней четверти 20 века английским селекционером Дэвидом Остином.
Вот эти полуподвальные помещения служат для спален и ванной комнаты; окошки не очень большие, но свет проникает, и там вполне уютно. Вот и у нашего друга спальни находились внизу, а на первом этаже две комнаты - небольшая гостиная, столовая и маленькая кухня. Дома у лорда было очень мило и уютно, однако он жаловался на то, что антиквариат стоит в Англии очень дорого, в то время как в Париже на Блошином рынке можно купить не столь дорого предметы старины. Да и в Брюсселе они смогли кое - что купить и украсить свою лондонскую квартиру. Лишний раз мы убедились в том, что каждая страна имеет свое обаяние и свой стиль. Уже позже, когда я ездила к ним одна, то смогла посетить и Вестминистр; у них там по четвергам или вторникам организовывались традиционное чаепития для лордов; вдали я заметила тогда уже немолодую Маргарет Тетчер.
Лишь обывателю кажется, что стабильность - это благо; само понятие стабильности предполагает свою противоположность, то есть хаос; Хаос и Логос взаимосвязаны: сама жизнь неизбежно вступает в конфликт с реальностью, устоями, традициями; именно из этого хаотического движения образуется, вырисовывается упорядоченность. Имея в виду людей пожилого возраста, такое понятие как «стабильность» может ассоциироваться и с «вечным покоем»; вот агенты недвижимости, вероятнее всего, и предпочли нечто более динамичное; даже то, что с этими молодыми у них могут возникнуть проблемы их не пугает. Да и если вспомнить все тех же французских писателей, то кто в их произведениях селился на последних этажах, а порой и под крышами, именуемыми мансардами? Все те же - молодые; так что отказ владельцев сдать нам небольшое помещение на верхотуре можно рассматривать как некоторую заботу о нас: не нам же карабкаться по винтовой лестнице на последний этаж, если сломается лифт.
Но есть одна лестница, о которой нам следовало бы помнить; та самая, которая явилась во сне Иакову: она соединяла Землю и Небо, символизируя собой постепенное восхождения в Вечность. Вот эта самая Вечность, к которой мы постепенно «восходим», она существует и внутри нас, ибо сам человек является её частью; именно поэтому способность мыслить и мечтать за пределами времени и пространства вполне закономерное явление; таким образом, все те «странности», которые с нами приключились, становятся вполне объяснимыми и понятными.
И вот буквально накануне нашего отъезда из Парижа, вечером, когда город зажег свои огни, мы наблюдали, как по улице Риволи, вдоль Лувра и Тюильри неслась нескончаемая толпа молодежи; было такое впечатление, что этот движущийся людской поток устремлен в пока никому неизвестное будущее; однако это самое будущее они готовы строить уже сегодня, вкладывая в него всю энергию и страсть своей души… И, возможно, когда - то, лет через двадцать - тридцать, любимый нами Париж, сохранив все самое лучшее, что его отличает от других городов мира, дополнится приметами и нового времени. Прекрасный Лувр, не утратив своей почти тысячелетней истории, будет продолжать славиться и своей стеклянной пирамидой, созданной талантливым американским архитектором; это величественное стеклянное сооружение, современниками которого оказались и мы, будет продолжать оставаться символом тех самых вечных врат, которые открывают путь в Храм искусств. Придут и другие; они также оставят след той эпохи, к которой сами будут принадлежать. В тот самый зимний день 2019 года, когда мы смотрели на молодых людей, несущихся к неведомой нам цели, то я подумала, что, возможно, уже среди них есть будущий Оскар Нимейер, Жан Нувель, Ле Корбюзье, Роберт Стерн, Доминик Перро или Шигеру Бан…Вот это молодое поколение построит новые концертные залы, библиотеки, театры, научные и культурные центры; именно эти новые строения будут дополнять пейзаж знаменитого города элементами современности; этот воображаемый нами город будущего будет сочетать в себе как старое, так и новое, тем самым прославляя человеческий гений, созидающий гармонию и красоту.
Возможно, что и через двадцать или тридцать лет они также будут бежать куда - то; на них будут надеты уже другие вязаные шапочки, в которые будут вшиты маленькие чипы, позволяющие разговаривать с кем - то, кто находится в космосе или на другой планете. Их руки будут свободны, глаза открыты, а в ушах будут тихо звучать позывные какой - нибудь далекой и загадочной планеты…
А рядом с церковью Сент-Эсташ (;glise Saint-Eustache), неподалеку все от той же улицы Риволи, по которой парижане и туристы любимого мной города неслись куда - то, мы увидели необычную скульптуру - памятник; её называют «Ухом Парижа»; это голова человека, прикладывающая свою ладонь к уху и одновременно устремляющего взор в небо. Парижане любят это удивительное произведение искусства и иногда называют его «Лежачая голова» или «Слушающий». С тех самых пор, как центральный рынок, столь любимый Виктором Некрасовым и так прекрасно описанный Эмилем Золя в знаменитом романе «Чрево Парижа», был перенесен с площади за город, на ней и появилась эта скульптура; именно она привлекает теперь внимание многочисленных посетителей вечно прекрасного города…Что слушает этот человек? К чему он прислушивается или что подслушивает? Возможно, он прислушивается к звукам музыки, доносящейся из церкви Сент-Эсташ, а, возможно, и к биению сердца самого города… Для меня это удивительное по смыслу произведение, обращенное ко всем нам, как будто говорит - слушайте самих себя, слушайте людей, окружающих вас и саму Вселенную, наполненную великими идеями и музыкой вечной красоты…
Брюссель, февраль, 2019