Ты стал просто невыносим! Живёшь в деревянной каморке, на свет выходишь очень редко, потому что в последние два года стал избегать солнечных лучей. От этого у тебя помутнели глаза и приобрели призрачно-голубо-серый оттенок. Кожа твоя стала зеленой до такой степени, что летним ясным днём ты можешь с лёгкостью смешаться с полынью. Порой возникает ощущение, что я общаюсь с водяным; а несёт от тебя, кстати, болотной сыростью.
Ты запустил себя. С тех пор, как вы с ней расстались, ты ушёл в лес: стал питаться одними ягодами и пить только росу. Рот твой стал синим, как грозовая туча, а зубы, поняв, что в них больше не нуждаются, кучей выпали из твоего рта, а ты был только рад избавиться от них и даже не попрощался.
Я изо всех сил пытаюсь как можно чаще навещать тебя, но с каждым разом мне становится всё труднее отыскать твоё место обитания в этом бору – ведь месяц за месяцем, ты уходишь всё дальше вглубь. Общаться мне становится с тобой всё труднее и труднее. Приходится сидеть в окружении твоих воронов, которые так к тебе привязались. А один из них стащил у меня зеркало! Дорогой мой друг, пойми, это так оставлять нельзя.
Когда я начинаю рассказывать о цивилизации, ты издаешь звуки, похожие на тувинское гортанное пение (и как только тебе это удаётся?). Ты больше меня не слушаешь, а сам ни о чем не рассказываешь. А мне так не хватает наших разговоров.
Ты отдаляешься от меня; я ничего с этим не могу поделать. Говоришь, что у тебя теперь другая среда обитания, а мои проблемы тебе больше не понятны. Я бесконечно рада за твоё новое миропонимание, но чувствую себя запредельно одинокой. Порой мне хочется вернуть те времена, когда мы сидели в 5 часов утра на твоей кухне и говорили о том, что нас ждёт в далёком-далеком будущем. Я скучаю. Ты никогда не вернёшься, а я изо всех сил пытаюсь справиться с этим. К письму прикладываю три головки сыра, твои полевые мыши это любят.
Навеки твоя,
Обреченность