О, чёрт! Опять не уложился, - в сердцах воскликнул механик, вытирая от маслянистой грязи руки. Он спешно уложил оплётку соединительных проводов, затянул немного потуже болты основных агрегатов, наспех закрепил самые необходимые датчики и закрыл крышкой коробку передач. Примерно так Марина представляла работу Бога в этот момент своей жизни. Ей действительно показалось, что кто-то раскопал в её голове давние секреты, разворошил казавшиеся позабытыми мысли и, устроив из спокойной и размеренной жизни в один миг кавардак, закрыл черепную коробку. И хотя спала она в это утро долго, как никогда, ощущение вялости и рассеянности происходило как будто именно от несобранной в нужном порядке головы.
Про себя Марина звала Бога менее торжественно - Папа, так как порой у них разгорались горячие дискуссии о несовершенстве человека, а обращаться в пылу жаркого спора «Господи» было по меньшей мере странно. Хотя, конечно, и такое бывало. На восклицание «О, Господи!» Папа реагировал, как обычно, то есть никак. Молча выслушивал, пытался понять и принимал те решения, которые считал нужными. Иногда после жарких споров Папа как будто уходил в параллельный мир, и жизнь Марины превращалась в обычную рутину: работа, выходные, домашние дела, редкие поездки к маме. Но бывало, что после разговоров о смысле жизни Папа устраивал для Марины целую полосу препятствий. Припаркованная в обычном месте машина вдруг оказывалась увезённой эвакуатором, в момент подписания важного контракта у клиента вдруг умирал кто-то из родителей, и весь график переговоров летел в тартарары, именно в день вылета в командировку дороги вдруг обледеневали, город сковывали пробки, а рейсы откладывались на неопределённый срок.
Существование каких-то высших сил в своей жизни Марина признала давно. И полоса препятствий просто подтверждала эти выводы.
Последнее, что она увидела перед тем, как погас свет, был летящий на них из-за поворота на полном ходу грузовик...
Потом была приехавшая через несколько минут скорая, долгий путь под вой сирены в районную больницу, врачебные старания и заботливые руки медсестёр. Очнувшись, Марина не сразу поняла, что изменилось в ней. Она чувствовала себя такой же сильной и свободной женщиной, какой была до аварии. Врачи в один голос утверждали, что девушка родилась под счастливой звездой, следователь, проводивший разбор инцидента, не помнил столь благополучных исходов подобного рода ДТП. Она помнила все свои последние встречи и переговоры, руки и ноги слушались её беспрекословно, окружающие улыбались, видя её прекрасное настроение, а молоденькая девочка-санитарка, которая убиралась в палате, даже нарвала ей по дороге букетик придорожных ромашек.
Он был чудесным, этот милый знак внимания, символ расцветающей за окном природы, но...совсем не пах. Марина растерла пальцами один из цветков, и поднесла кончики пальцев к носу. Втянув воздух, она не почувствовала ничего похожего на тот чудесный терпкий аромат, который помнил её мозг.
Слегка ошарашенная свалившимся на неё открытием, Марина с нетерпением дождалась пришедшей её проведать мамы. Вместе они выяснили, что с обонянием действительно возникли проблемы: в палате стоял стойкий запах лекарств и дезинфицирующих средств, принесённые мамой апельсины дразнили цитрусовым ароматом, и, конечно, источал радость лета стоящий в маленьком пластиковом стаканчике ромашковый букетик. Но Марина этого не чувствовала. Пожалуй, впервые за свою почти тридцатилетнюю жизнь она почувствовала себя уязвимой.
Конечно, поднялся большой переполох! Врачи боялись, что могли пропустить какое-то осложнение черепно-мозговой травмы, не заметить скрытое повреждение какого-нибудь микроскопически малого сосуда. Всевозможные исследования мозга, бесконечные осмотры неврологов, ЛОР-специалистов и психиатров не выявили сколь-нибудь значимых причин отсутствия обоняния. Томограммы свидетельствовали о полном благополучии мозга, все неврологические тесты говорили о том, что авария не причинила никакого вреда. Но факт оставался фактом: запахи Марина различать перестала. Выписавшись из больницы, Марина ждала, что обоняние вот-вот вернётся к ней. Она с упоением втягивала носом воздух на улице, но ни цветочные ароматы, ни запах готовящейся еды не возбуждали в ней никаких эмоций. Постепенно это состояние стало привычным. Дыхание по-прежнему приносило клеточкам её тела кислород, а большего вроде как и не подразумевалось. Слава богу, духи и косметику она давно подобрала для себя и не искала ничего нового. Какие-то вещи с новыми запахами просила выбирать лучших подруг, а когда кто-то вокруг восхищался возникшим в воздухе ароматом, с лёгкой улыбкой кивала головой собеседнику. За месяц после аварии Марина научилась даже находить плюсы своего нового состояния: её уже не раздражали находящиеся рядом курильщики и места возле туалета в самолёте во время её бесконечных командировок, пища без запаха позволила ей даже сбросить пару килограмм. И хотя Марина и до произошедшего была стройной высокой девушкой с русыми вьющимися волосами, оказаться ещё более хрупкой показалось ей замечательным. Обращаясь к Папе, Марина, конечно, негодовала и спрашивала, за что её постигло несчастие жить в мире, где цветы - это просто красивая картинка, а люди не источают волнующих сердце феромонов. Папа загадочно улыбался, и от ответа уходил. Успокоив себя мыслью, что так и должно быть, что слух и зрение в качестве божественной компенсации у неё теперь станут более развиты, Марина с головой окунулась в свою активную жизнь, и постепенно перестала обращать внимание на свою новую особенность.
В тот день самолёт мог бы, наверное, зайти на посадку обычным маршрутом. Но густой туман подразумевал другой алгоритм действий. В таких случаях посадка происходила по приборам и сигналам аэродрома, и оставалось лишь надеяться на их исправную работу и опыт экипажа, который привык к особенностям местных метеоусловий. Облака охватывали густой белой пеной самолёт подозрительно долго. Внезапно появившаяся из молочного сгустка земля оказалась неожиданно близко. Вместо долгожданной радости от приближения привычной тверди всех пассажиров охватил ужас и страх. А выпавшие из панелей над сиденьями маски быстро привели к панике. Умело лавируя крыльями, самолёт жестко коснулся земли и подпрыгнул. В следующее мгновение со стороны носа раздался дикий скрежет, и в салоне запахло дымом. Запаха Марина не чувствовала, но общая атмосфера ужаса и смог, ползущий между кресел, и ей не оставляли сомнений в аварийности посадки. Пассажиры, сжав руки и ноги между креслами, молились, кричали и прощались с жизнью. Однако, и в этот раз полоса препятствий была пройдена. Через аварийные выходы под чутким руководством стюардесс всем пассажирам удалось выбраться живыми.
Марину встречал её молодой человек, Евгений, сослуживец из транспортного отдела, с которым они встречались уже почти три года. Встречи эти носили переменный характер: они то съезжались и жили у Жени, как настоящая семья, то вдруг решали, что чувства уже не те, и им пора разойтись. В тот вечер Евгений решил попробовать ещё раз наладить отношения с Мариной, так как с ней ему было легко, удобно и понято. Марина разрешила ему себя встретить, хотя обычно, возвращаясь из деловой поездки, она предпочитала такси, чтобы войдя в свою однокомнатную квартиру и быстренько разобрав чемоданчик, наслаждаться покоем и тишиной. Когда наконец-то Евгений прорвался через стену ограждения, за которой пострадавших пассажиров осматривали врачи и опрашивали следователи, и обнял девушку, она была рада его объятиям, хотя тепла не почувствовала. По дороге у Марины несколько раз выпадала из рук сумочка, но это было объяснимым следствием пережитых эмоций.
Однако, следующим утром она почувствовала неладное. Обычно охватывающая своим теплом и мягкостью кровать казалась какой-то чужой. Евгений уже убежал на работу, Марине же после аварии дали два дня на восстановление. Обычно она бы продолжила заниматься рабочими делами и дома, но в этот раз решила понять, что за новые испытания начались в её жизни. Догадаться ей удалось почти сразу. Умывая лицо водой, она осознала, что не понимает, холодными или тёплыми чувствует она капли касающейся кожи воды. Приготовив чашку кофе, она опять не смогла почувствовать, была ли кружка достаточно горячей, а напиток - достаточно остывшим. Чтобы наверняка не обжечься, Марина налила в кружку достаточное количество молока и расплакалась.
- Папа, за что? Зачем? Что я делала не так, что ты вновь испытываешь меня?
На этот раз высшие силы отозвались достаточно быстро.
- Эй, детка, что за слёзы? Ты же сама несколько лет назад сформулировала себе задачу: за пять лет перейти на руководящую позицию в своём отделе. Вижу, что не укладываешься сама. Папа решил помочь, ускорить процесс. Ну, разве я зря вмешался: после первой аварии ты стала больше концентрироваться на рабочих делах, ароматные фантомы теперь даже являются редкими и приятными сюрпризами. Так что не так? Сейчас ещё избавимся от пары чувствительных помех, и всё, позиция начальника отдела, считай, твоя!
О каких помехах говорил ей внутренний голос, Марина поняла уже следующим вечером, когда пришедший с большим букетом цветов Женя решил обнять её. Она чисто механически почувствовала касание человека, глаза которого видела напротив своих, но не испытала никаких эмоций. Ни одной волнующей искры не пробежало от кожи внутрь, ни один мало мальский электрический разряд не достиг её сердца. Марина попыталась поцеловать знакомое ей место на шее, но ощущения были, как от стука замерзшими пальцами по деревянной двери. Ночь прошла ужасно. Евгений ни о чем не догадывался, и старался передать максимум эмоций от своего истосковавшегося тела. Для Марины же это была череда слов, вздохов и механических трений, не доставлявших ей того удовольствия, о природе которого она раньше не задумывалась. Справедливости ради надо отметить, что пару раз мозг издавал радостные звуки, когда до него доносился вкус знакомого тела и нежные слова, на которые Женя традиционно был щедр. Эти детали раньше почти не выделялись из общей картины страстной ночи, но вдруг оказались чрезвычайно важными. В целом выглядело всё, как песня без припевов: вроде и смысл понятен, и общее содержание порой даже не страдает, но без повторяющихся нескольких строк никто не поёт. Только в марининой ситуации всё было наоборот. Припевы повторялись, а смысл песни не доходил...Не понимая, что происходит с его подругой, Евгений неоднократно старался поговорить с Мариной, но у неё так и не хватило духа всё ему рассказать. Холод между ними, которого не чувствовала Марина в буквальном смысле, пронзал её мозг, заставлял её дольше оставаться на работе, чтобы приходя домой, не бороться с мрачными мыслями о своём внезапно изменившемся теле. Решив, что настал период пожить отдельно, наши герои опять расстались.
Девушка стала пристальнее присматриваться к коллегам, пытаясь у кого-то найти хотя бы намёк на схожие с её изменениями симптомы. Однако, сослуживцы были, как на подбор, веселы и здоровы: они обжигали язык горячим кофе, купленным в кофейне по дороге на работу, долго растирали и грели пальцы, приходя с мороза в тёплые кабинеты, легко по насыщенному амбре вычисляли, кто перебрал на вчерашнем празднике.
Удивило Марину то, что во время регулярных наблюдений ей стали бросаться в глаза мелочи, которых она раньше почему-то не замечала. Так, менеджер из соседнего отдела по закупкам явно испытывал проблемы с потоотделением: он менял рубашку порой три раза за день, к концу дня корзинка для мусора у его стола была полна использованных салфеток. Но его проблема совершенно не оказывала влияния на окружающих. Более того, привычку исследовать воздух вокруг себя он возвёл в ранг искусства. Движения его носа были изящны и почти неуловимы для окружающих, и по лицу никогда нельзя было догадаться, насколько он удовлетворён результатами проведённых его обонянием исследований.
Маркетолог из отдела по исследованию рынков страдал каким-то заболеванием кишечника. Если все сотрудники обедали один раз в день, то его перекусы повторялись каждые два-три часа и неизменно сопровождались приёмом какого-то лекарства. Порой его явно мучила какая-то боль в животе, и тогда он либо склонялся к ногам, делая вид, что поправляет шнурки или что-то ищет в самом нижнем ящике своего рабочего стало, либо надолго удалялся в уборную, откуда возвращался с немного побледневшим лицом и не всегда со следами облегчения на нём.
Марину удивило, насколько слепа к этим сигналам она была раньше, и насколько много сопереживания стали вызывать в ней эти маленькие моменты человеческих жизней. Она стала понимать, как много работы над собой, помимо работы над оперативными задачами, проводят некоторые сотрудники, чтобы удержаться на работе в их крупной компании, считавшейся одной из самых престижных в городе. Задумавшись, как сослуживцы видят её со стороны и стремясь тоже изменения в своей чувствительности свести для окружающих к минимуму, Марина завела себе ряд новых привычек. Она стала просить коллег из своего кабинета захватить ей из кухни чашечку кофе или чая, чтобы ненароком не обжечься, после чего несколько минут с упоением работала на компьютере. За неделю она вычислила средний интервал, после которого коллеги приступали к осторожному употреблению горячего напитка. И лишь выждав необходимые для остывания кружки минуты, отрывалась от компьютера и неторопливо выпивала свою чашечку, наслаждаясь вкусом напитка. Перед выходом на работу Марина минут десять проводила, пристально наблюдая, как одеты люди на улице и подбирая себе гардероб таким образом, чтобы он не бросался в глаза окружающим и содержал все необходимые аксессуары. Один раз в морозный день, Марина забыла взять перчатки. В тот день будильник не прозвонил, и чтобы не опоздать к началу рабочего дня, она решила за перчатками не возвращаться. Забежав на этаж и привычно наблюдая за окружающими, она вместе со всеми дышала на кончики пальцев и растирала как будто замёрзшие от мороза руки. Но когда в конце утреннего совещания она взглянула на них, то поняла, что руки перемерзли не на шутку: цвет пальцев был почти бордовым, а на красных ладонях то тут, то там проступали белые пятна. Благо, что все держали в руках планшеты, записывая задания на предстоящий день, и не обратили на неё внимания. Марина спешно убрала руки со стола и вместо того, чтобы продолжать со всеми планирование своей дневной активности, срочно бросилась в интернет искать советы, как поступать при обморожении. Её мозг лихорадочно искал способы понять, как можно в туалете добиться температуры воды в 20 градусов и до какой всё-таки степени она заморозила руки. Ничего не придумав, Марина стала с ужасом ждать, что будет дальше. К обеду она поняла, что пальцы стали отекать: глазами она уловила, что пальцы стали непривычно толстыми, печатание в обычном для неё ритме явно замедлилось. Отпросившись с работы под предлогом встречи с клиентом, Марина побежала в травмпункт. Пожилой травматолог, сказав «Милочка, ну разве можно так относиться к нежным женским ручкам?», осмотрел пострадавшую. Несколько раз, когда Марина ради приличия ойкнула и поморщилась, удивленно покачал головой и предупредил, что через 1-2 дня на коже могут появиться пузыри. В случае темного цвета волдырей или повышения температуры тела, было строго-настрого рекомендовано прийти опять. Больничный Мариша брать не стала, потому что объяснять причины такого далеко зашедшего процесса не хотелось. Назначенная травматологом мазь помогла: уже к вечеру цвет рук стал бледнее, волдырей было всего два и небольших. Марина без проблем вскрыла их и образовавшиеся раны также смазала ранозаживляющим составом. На работе утром Марина сказала, что обожглась неудачно упавшей кастрюлей с кипятком. Высказав необходимую долю сочувствия, и выдав все известные советы по данной теме, коллеги успокоились и продолжили свою обычную рабочую жизнь.
А Марину накрыло осознание, что теперь она не может стать руководителем отдела, как планировала. Та неуверенность, которую она стала чувствовать из-за отсутствия обоняния и осязания, не давала ей сил двигаться вперёд, уверенно произносить указания и озвучивать накопившиеся претензии. Мариша поняла, что надо как-то менять свои цели на жизнь. Но чего она хочет теперь на самом деле: стать здоровой? Продолжать двигаться по карьерной лестнице? В первую очередь, если чувствительность не восстановится, завести семью и родить ребёнка? Каждое из этих желаний было важным, нужным и первостепенным, но в свете происходящих событий каждое из них рождало массу философских рассуждений и безответных вопросов. Решив всё-таки, что ребёнок может унаследовать её болезнь (а именно болезнью Марина считала теперь всё то, что с ней происходит), поставив крест на продвижении по служебной лестнице у себя в компании, Марина сказала себе, что хочет за ближайшие три года стать здоровой. Сказано - сделано. И она пошла к врачам.
Масса тестов, проб и анализов находили некоторые отклонения, но в картину какого-то определённого заболевания не укладывались. Большинство специалистов разводили руками и сообщали, что подобных случаев в их практике не было. Один из ведущих ревматологов города посоветовал Марине обратиться в ведущее НИИ неврологии в Москве, где брались за изучение самых необычных случаев, и она поехала в центр. В целом Марина была здорова: сердце и сосуды работали исправно, высшая нервная деятельность не страдала, кишечник функционировал «как часы», гормоны и все маркёры различных заболеваний находились в рамках разрешённых диапазонов. Связав нарушения чувствительности с перенесенными стрессовыми ситуациями, пациентке назначили общеукрепляющую терапию, ряд препаратов, улучшающих питание тканей и нервную проводимость, курс массажа и физиотерапии и выписали домой.
В этот вечер Марина впервые не почувствовала вкус еды, приготовленной на ужин. Весь прошедший день казался страшным кошмаром. Сначала шеф вызвал её на серьезный разговор. Едва сдерживая гнев, он ходил по кабинету и никак не мог успокоиться. Дело в том, что один из важных клиентов хотел разорвать с ними контракт. Из-за обследования Марины, её частых отсутствий, клиента передали другому менеджеру, который тут же допустил несколько ошибок в документах. Теперь возникали расхождения в финансовых отчётах, необходимость согласования ряда проблемных моментов с юристами, и всё это, конечно, взбесило директора компании. Помимо этого, сослуживцы жаловались, что Марина стала замкнутой и рассеянной. Она теряла служебные бумаги, и из безотказной помощницы, которой была раньше, превратилась в обузу для коллектива. Шеф ценил всё, что за пять лет службы сделала Марина, но продолжать работать в условиях постоянно возникающих на пустом месте проблем ему не хотелось. Разговор был неприятным, долгим, тягучим. Мариша всё понимала, ей не хотелось обременять команду, но и изменить что-либо в своей ситуации она была не в силах. По согласованию сторон с неплохим выходным пособием она покидала ставшую почти родной компанию.
Потом были долгие слёзные прощания с коллегами, которые были уже не столь болезненны с учётом рассказанного только что в кабинете директора, сбор своих вещей из рабочего стола, и бесконечно долгий и одинокий путь домой.
Её челюсти механически перемалывали картошку с котлетой, мягкий пережеванный комок плавно спускался в желудок, но осознание какого-то собственного умирания по частям делало ужин удивительно печально-безысходным.
Ночь была беспокойной. В голову лезли мысли о самоубийстве, о никчёмности прожитой жизни и о неизвестности, которая ждёт впереди.
Папа обиделся на смену жизненных задач, и на все её вопросы отвечал, что она здорова, как и просила, а посему разговор закончен.
Переболев всеми грустными мыслями, приняв на себя все возникшие изменения и долго размышляя, что же делать дальше, Марина решила попробовать себя в качестве блогера. Теперь, когда позволяло настроение, она садилась за компьютер и рассказывала своим подписчикам о тех наблюдениях, которые ей удалось сделать за прошедший день. К её удивлению, аудитория поклонников стала активно расти, людям было интересно спрашивать о том, как Мариша справляется с теми или иными жизненными ситуациями, слушать человека со столь необычными отклонениями. Несколько человек даже сообщали, что и у них после внезапных событий отключались то слух, то обоняние, но со временем все функции восстанавливались. Это вселяло в Марину уверенность, что и её впереди ждёт полноценная жизнь. Ведение блога стало приносить неплохой доход, и жизнь вновь заиграла новыми красками.
Мама старалась больше времени проводить с дочерью, вопреки ненужности, готовила разнообразные блюда, стараясь придать им визуальный вкус с помощью изысканной сервировки и необычной подачи. Они ходили в кафе и маленькие ресторанчики, где мама рассказывала Марише о запахах, витающих вокруг, о вкусах приготовленного поварами. Мозг Марины вспоминал о своих ощущениях от рассказанного, и эти походы доставляли не меньшее удовольствие, чем и раньше. Подписчики также присылали Марине фотографии блюд со всех концов света и подробными описаниями гастрономических особенностей кулинарных шедевров и мест, с которыми они связаны. Жизнь казалась прекрасной и полноценной, если бы не одно НО. Ужас за своё будущее порой охватывал цепкими когтями. Что я потеряю следующим? - спрашивала себя она, и не находила ответа. Какие ещё переживания могут привести к новым потерям? От одних этих мыслей становилось страшно, и хотелось забиться в самый дальний угол своей квартиры, накрыться с головой одеялом и уснуть. Ведь во сне всё было чудесно, легко и как раньше.
А жизнь и молодость брали своё, весна заставляла выходить на улицу и слушать звонкое щебетание птиц, радоваться зелени, пробивающейся из-под уставшей за зиму серой земли, петь любимые песни и улыбаться навстречу ставшим по-весеннему добрей прохожим. Марина набрала себе дополнительной дистанционной работы, и совершая «холодные звонки» по заказу разных работодателей, чувствовала себя по-прежнему востребованной и нужной людям. Она даже задумалась о получении дополнительного психологического образования и в свободное время изучала статьи в интернете на эту тему.
Денег от работы и ведения блога поступало достаточно, и, накопив нужную сумму она записалась на сертифицированный двухлетний курс по психологии.
Марине подтвердили её включение в ближайшую группу на сентябрь, выслали массу обучающих материалов и рекомендовали тщательно готовиться к началу курса. Однако, наступил сентябрь, а учебный процесс так и не начинался. На все вопросы по известному ей адресу приходил неизменно вежливый ответ, что у научно-образовательного объединения, на базе которого Мариша должна была учиться, возникли сложности с лицензированием, и как только все проблемы будут решены, зачисленные курсанты начнут ожидаемое обучение. Но проходил месяц за месяцем, а учеба всё не начиналась...Указанные во всех документах телефоны перестали отвечать, вежливые письма приходили реже и реже. Работодателей, которые нанимали Марину для создания клиентских баз, постепенно становилось всё меньше. В одном из агентств после упорных расспросов сказали, что клиенты не очень довольны качеством совершаемых им предложений, что они хотели бы узнать больше, но их «как будто не слушали» и бросали трубку, не предоставив запрашиваемых разъяснений. Некоторые поклонники тоже стали отписываться от марининого блога, объясняя это тем, что раньше с ней было интересно поговорить, а теперь они перестали её понимать. Тишина вокруг Марины становилась зловещей, и в конце концов мама, признавшаяся, что у Марины действительно нарастают проблемы со слухом, согласилась на госпитализацию в отделение неврологии того самого НИИ в Москве, в котором Марина уже ранее бывала.
Солнечная и светлая палата, в которую положили Марину, была прямо противоположна той жуткой тьме, которая царила у неё внутри. Лечащий врач, который занимался обследованием, был внимателен и заботлив. В те моменты, когда начинал понимать, что Мариша его не слышит, он переходил на написание вопросов. Марина отвечала, когда словами, когда тоже в ответ на записанные в блокноте вопросы начинала отвечать письменно. Весь персонал относился к ней с огромным сочувствием и симпатией, ведь у этой молодой девушки не было ни одного возражения против бесконечных проколов вен и мышц, качества больничной пищи и мягкости застеленной кровати. В её полных печали глазах почти всегда светился и лучик радости, которой она пыталась приободрить и себя, и окружающих её врачей и медсестёр. Лёжа в кровати, она вспоминала те моменты жизни, которыми делились с ней далёкие и порой совсем незнакомые ей люди. Садясь за компьютер, Марина писала ответные письма тем, кто был далеко и близко, и просила их стать её руками, ушами и носом, впитывать жизнь по-полной за двоих. В её палату часто приносили цветы и различные детские игрушки от немногочисленных, но преданных подписчиков, корзины с фруктами и всевозможные маленькие открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления. Мама, которая не могла из своего города приезжать так часто, как ей хотелось бы, относила угощения медперсоналу. Игрушки переезжали в соседнее детское отделение и радовали там маленьких пациентов. Некоторые из них потом даже приходили с родителями в гости к Марине, подолгу сидели рядом с ней на кровати или гуляли за руку по отделению, смотрели своими огромными детскими глазами в ласковые глаза Мариши, и судя по живой артикуляции, мучили родителей вопросами, почему эта красивая и добрая тётя так долго и сильно болеет. Когда Марина спала, мама украдкой плакала, рассматривая все те открытки и рисунки, что оставляли дети её любимой дочке. Она очень постарела за прошедший год. В отличии от Мариши, мама знала, что живет и дышит только ради единственного чуда, которое подарил ей Папа много лет назад. И теперь кусочек её самой угасал, а у неё не было сил вдохнуть жизнь в это чудесное создание ещё раз. Мама понимала, что Марина без неё утратит последний интерес к жизни, но каждый раз, навещая её, понимала, что сердце болит всё сильнее и сильнее, а белый туман охватывает её голову всё более плотной пеленой. Той ночью дежурившая медсестра сделала всё, что было в её силах и даже больше. В реанимационную палату маму Марины доставили быстро, и врачи использовали все современные возможности, которыми были оснащены. Но тромб рос давно, и шансов справиться с ним не было даже у лучшей бригады клиники.
По взгляду врача утром Марина поняла, что случилось худшее. Проводив его взгляд до прикроватной тумбочки, она увидела фотографию мамы в траурной рамке. Марина закрыла глаза, и свет для неё погас навсегда...
По всем показателям Марина продолжала быть здоровым человеком.
Эпилог
В своём сне Котозавр был одним из тех странных существ, которые выдумал его мозг. Между собой они называли друг друга людьми, и у них была необычная привычка давать названия всему вокруг. Даже самая мелкая деталь, самый ничтожный винтик, самое непостижимое понятие должно было иметь имя, должно было быть измерено, взвешено и описано в каких-либо инструкциях. Зачем это было надо, они уже не помнили, но делали так, как было заведено исторически. Правда, были некоторые вещи, которые ну никак не поддавались измерениям, поэтому Человек придумывал им отдельные имена. Так появились Душа, Бог, Любовь, Чёрная дыра...Эти понятия люди вроде осознавали, но так и не смогли прийти к общему мнению, что же всё-таки они точно означают. Поэтому одни называли любовью физическое влечение, другие - длительный брак без скандалов и ссор, третьи - всё, что происходило между мужчиной и женщиной наедине вне служебных отношений.
Котозавр в образе человека в своём сне всегда был одним из героев той эпохи, в которой он находился. Иногда это был простой человек, как та необычная девушка, Марина, а иногда приходилось примерять на себя роль лидера нации. Так, например, в последнем своём сне он попал в штат компании Apple в период её самого расцвета, и непосредственно участвовал в переходе аналогового мира в цифровой. Когда изменилась магнитная ось земли, и настал период глобального изменения климата, он возглавил один из Фондов защиты дикой природы и занимался сохранением разнообразия живого мира на планете. И последнее, что он помнил из сна - это была всемирная борьба со сдвигом тектонических плит Земли. Планета умирала, и люди были бессильны изменить этот процесс. Океаны менялись местами с материками, часть земли то появлялась на поверхности водной глади, то вновь уходила на глубины. Вулканы гасли и вновь оживали, забирая последние живые существа обратно в свои недра, и погружая все движение в грозный застывающий мрак. Именно ощущение проваливающегося в огонь огромного куска земли, вырывающаяся с клокотаньем и фонтанами брызг лава, заставили мозг Котозавра проснуться и очнуться от ожившей во сне фантазии.
Он потянулся, зевнул и через Чёрную дыру, которая была входом в его нору, выскочил на утреннюю прогулку с такими же, как он, существами. Папа с улыбкой протягивал Котозаврам ладонь с новой пищей для ума.