На момент преступления Ксюхе было девять лет, а Настюхе одиннадцать. Их матери Тоньке Фонарю – двадцать семь…
Фонарем Тоньку прозвали за постоянный пунцовый фингал под левым глазом. Как только этот фингал начинал терять цвет и подживать, кто-нибудь из алкашей обязательно ставил ей новый. И непременно под левый глаз.
Отцов своих девчонки не знали, а тот факт, что отцы были разными, не подлежал сомнению, ибо Настюха уродилась натурально белокурой куколкой, а Ксюха своей хитренной остроносенькой мордахой и колером смахивала почти один в один на рыжую лисичку.
Различия в происхождении девчонок стали заметны только после того, как их отмыли, одели-обули, научили причесываться и вообще ухаживать за собой. За год же до этого они ничем друг от дружки не отличались: одинаково патлатые, чумазые, в немыслимом рванье, исцарапанные в прах, со струпьями на мордашках и вечно голых (зимой и летом) ножках. Картина, в общем, блин, - врагу не пожелаешь!
Игорь Андреевич, бывший «подающий большие надежды» молодой научный сотрудник одного из многочисленных тульских НИИ, а ныне солидный бизнесмен, заметил девчонок, проезжая на своем «БМВ» мимо мусорных контейнеров. Там, судя по гвалту и однообразным матюкам, назревал нешуточный конфликт с непредсказуемыми последствиями. Кучка бомжей, среди которых выделялась огромная грязная до омерзения бабища, наседала на двух оборванных девчонок, отпихивая их от одного из контейнеров, заполненного выброшенным только что тряпьем. Девчонки упирались. Юркие, они, огрызаясь, уворачивались от тумаков и пинков, отбегали в сторону и, пользуясь неповоротливостью похмельных бомжей, налетали на контейнер с другой стороны, хватали тряпку и снова сторожили удобный момент.
Игорь Андреевич вызвал по мобильнику из своего офиса пару охранников, приказав им ликвидировать помоечный конфликт мирным способом, а девчонок доставить к нему домой. Крутые симпатичные ребятки в модных черных полукомбинезонах подкатили во мгновенье ока, вытащили из багажника джипа «Мицубиси-Паджеро» тяжелую картонную коробку, одарили из нее каждого бомжа бутылкой «Смирноффа» и, между делом, поймали не успевшую увернуться Ксюху. Настюха сдалась добровольно: не бросать же сестренку на произвол судьбы. Обозвала, правда, охранников «козлами». На большее не решилась; вдруг по шее накладут…
Вот так, по мановению волшебной палочки, Ксюха с Настюхой оказались совсем в другом мире. С момента, когда нужда заставила осознавать самих себя, девчонки жили, если это можно назвать жизнью, в абсолютной нищете, в алкогольных миазмах, щедро распространяемых по квартире мамашей и ее бесчисленными собутыльниками. Спали на голом полу, ибо не могли даже упомнить, была ли у них когда-нибудь мебель и прочие принадлежности семейного очага. Тумаки, зуботычины и пинки от матери и ее кобелей воспринимались девчонками как само собой разумеющееся, как данность. Благо еще, Бог миловал от сексуальных притязаний мамашиного сброда. Спасали грязь и короста, а также немыслимая худоба, казалось, навечно прилипшие к детям.
Дома у дяди Игоря и тети Люды девчонки сперва обалдели до заикания. Тетя Люда почти два часа отмывала их в какой-то вовсе непонятной ванне, где бурлили воздушные пузырьки, а вода ласкалась как пушистый котенок. Охранники приволокли целый ворох белья и одежды. Все новенькое, с этикетками. А главное-то, главное, словно с неба упавшие великолепие оказалось девчонкам впору, будто родились они прямо во всех этих шелках и мягоньких джинсухах!..
За столом Настюха настолько растерялась, что даже ненароком прослезилась. Никогда дотоле не плакала и вот тебе! – вдруг рассопливилась. А Ксюха молотила все подряд; котлеты и киви, белужью икру и маслинки, креветочный салат и торт, шоколад и буженину, мороженое и помидоры. Тетя Люда смотрела на девчонок и украдкой вытирала слезы, а дядя Игорь в прихожей полушепотом давал своим телохранителям указание разузнать все подробности о девчонках. У Настюхи вместо ушей были настоящие локаторы, и даже изобильная еда не мешала ей подслушивать.
Когда девчонки налопались до отвала, тетя Люда познакомила их с воображулистым, но добрым и общительным котом Тарасом и огромным мраморным догом Лордом. Дядя Игорь подмигнул тете Люде и сказал девчонкам, что нанимает их на работу. А работа будет заключаться в том, чтобы два раза в день, утром и вечером, прогуливать животных. Платить им дядя Игорь будет одеждой, всякими принадлежностями для школы и питанием. Сестры согласились.
Гулять с животными было одно сплошное удовольствие. Ленивый Тарас забирался Лорду на спину и катался верхом на благородной собаке, ничуть не смущаясь ее чемпионским титулом и внушительным ожерельем медалей. Лорду, похоже, такой наездник даже нравился, ибо он не только не возражал, но и сам ложился на брюхо, давая возможность семикилограммовому увальню Тарасу без напряга взгромоздиться на холку. Дворовые детишки радовались бесплатному представлению и уже с должным уважением глядели на бывших оборванок, заискивали перед ними, будто это и не они еще недавно дразнили их «вонючими крысами».
И все было бы замечательно, не вмешивайся время от времени Тонька Фонарь. Игорь Андреевич пытался устроить ее на работу, только вот толку от этого было чуть. Тонька держалась до первого стакана, а затем пропадала напрочь. «Черные комбинезоны» Игоря Андреевича разгоняли Тонькиных дружбанов, пугали их жуткими карами из арсенала, придуманного воспаленным и неплохо оплачиваемым воображением шустрых отечественных писарчуков, ворвавшихся в литературу и культуру из всяких сокращенных за ненадобностью контор и прочих ведомств. Дружбаны разбегались, потом снова принимались кучковаться у Тоньки, ибо зов стакана сильнее страха. Игорь Андреевич разводил руками: любую самую сложную проблему он решал походя, а тут словно лбом об стенку бился. Положил Тоньке содержание; его парни каждую неделю доставляли непутевой Ксюхиной с Настюхой мамаше продукты, а она их меняла на водку. Купил мебель, кровати девчонкам, Тонька все пропила. Подарил девочкам видеодвойку, мамаша опять пропила. Замкнутый круг…
По делам фирмы Игорю Андреевичу понадобилось лететь в Канаду. Статус и правила хорошего тона предписывали быть у иностранных партнеров непременно вместе с супругой, так что Людмиле Дмитриевне тоже пришлось собираться. Кота и собаку решили оставить на попечение девочек. Можно было бы поручить заботы о животных и охрану квартиры «черным комбинезонам», но кто же мог знать…
Девчонки добросовестно исполняли свои трудовые обязанности. Целыми днями играли с Лордом, оказавшимся не напыщенным и чопорным носителем своего имени, а вполне компанейской собакой, коей не чуждо ничто собачье, присущее самой банальнейшей дворняге. А холеный и ленивый Тарас только внешне был воображулистым, а на самом деле до умопомрачения любил кататься в пыли и харчить свежие огурцы. Девчонкам и животным вместе было весело.
Было весело, пока Тонька, избив в кровь Ксюху, не заставила дочерей украсть из квартиры дяди Игоря и тети Люды что-нибудь на пропой. А ежели, дескать, вы, сучки подзаборные, не любите свою мать, то я вас сдам Греку, он вас на кусочки порубит и пожарит себе на обед.
Грека девчонки боялись. Тонькин любовник, взявшийся незнамо откуда года три назад, поражал своей внешней безобразностью. Гориллоподобный, под два метра ростом (подъездные бабки говорили, Тонька ему в пупок дышит), с треугольными скулами и поросячьими глазками под нависающими с бугристого узенького лба крутыми надбровьями. Внутренне Грек состоял из подлости, злобы и ненависти ко всему и вся, у него напрочь отсутствовали какие-либо моральные тормоза. Мог, к примеру, пнуть любого встречного без всякой причины, поймать кошку и, раскрутив ее за хвост, шмякнуть об стенку. Тоньку бил до полусмерти (правда, с той все как с гуся вода). При этом омерзительно скалился своей несоразмерной с лицом пастью, полной черных гнилых зубов, и басил всегда одно и то же: «отбивная котлета сама в брюхо провалится…».
За украденные девчонками ценности какие-то залетные барыги привезли матери три ящика водки и полмешка семечек. Тонькина компания гудела почти неделю. На девчонок никто не обращал внимания, да они и не светились особо в родной квартире. С утра до темной ночи коротали время у дяди Игоря и тети Люды, благо, еды им оставили вдоволь, да еще кто-нибудь из «черных комбинезонов», с которыми сестры быстро подружились, привозил ежедневно горячие обеды для них и свежую вырезку Лорду с Тарасом. О последствиях своего поступка девчонки не думали. Важно, открутились на какой-то срок от матери, а тетя Люда может и не заметит пропажи. Дяде Игорю, девчонки давно просекли, вообще всякие дамские побрякушки были по барабану. Откуда девчонкам ведать, что одни только часики Людмилы Дмитриевны тянули почти на миллион рубликов!..
А потом случилась беда. Под вечер субботы загорелась Тонькина квартира. Пока соседи вызывали пожарных, пока те гасили огонь, сама Тонька, Грек и еще трое алкашей задохнулись в дыму. Подъездные старушки, которых Грек называл «блокпостом» и грозился взорвать тухлой гранатой, облегченно вздыхали и шептались между собой: «Слава Богу», делая при этом скорбные и сочувственные лица. А девчонки плакали. Им было жалко свою забубенную мать и было страшно за себя, так как бабки им сказали, что теперь их заберут в детдом или посадят в колонию для малолеток за воровство. Все-то они всегда знают, обо всем ведают, эти подъездные старушки…
У троих погибших алкоголиков нашлись родственники, а Тоньку и Грека похоронили за казенный счет. Начальство приказало за нехваткой средств вырыть им одну могилу на двоих, но небритые коммунальные мужики пожалели девчонок и вырыли для их матери отдельную. И работники морга постарались, как могли: Грека отвезли на кладбище в голом нетесаном гробу, а Тоньке постелили стружек, набили стружками принесенную кем-то из дома наволочку, а гроб обили выделенным завхозом городского морга кумачом, на котором с одной стороны были написаны старые советские лозунги. Хранил ведь их для чего-то куркулистый завхоз. Пригодились…
Дядя Игорь не стал сдавать девчонок в детдом или сажать в колонию. О пропаже драгоценностей вообще речь не заводили, хотя девчонки сами видели, как тетя Люда открыла потайной ящичек секретера, побледнела, а потом ушла к дяде Игорю в кабинет. О чем они там шептались, неведомо. Так тихо шептались, что даже Настюха с ее ушами-локаторами ничего не смогла подслушать.
Потом, после ужина, был долгий серьезный разговор между взрослыми и детьми о дальнейшей судьбе последних. Надо было решить уйму проблем. Девчонкам отвели отдельную комнату, обставили ее удобной, по росту и возрасту, мебелью, младшей накупили игрушек, старшей приобрели компьютер. Тут, так сказать, без проблем. Решать надо было другое. И при обоюдном согласии сторон.
Решили. Игорь Андреевич и Людмила Дмитриевна удочерили девчонок, дали им свою фамилию. Официально, законно, со всеми подобающими событию документами. Ксения и Анастасия теперь зовут дядю Игоря папой и это им далось без напряга, понеже своих отцов они в глаза не видели и никогда ничего о них не знали. Тетю Люду пока мамой не называют. Помнят свою мать. Людмила Дмитриевна не обижается. Мало того, набожная женщина регулярно возит девочек на кладбище, где они вместе ухаживают за могилкой, меняют увядшие букеты на свежие, а потом идут в церковь, ставят свечки и заказывают молебен на помин души рабы Божьей Антонины. Людмила Дмитриевна счастлива, хоть ее пока и не называют мамой. Это же и ее дочери, ее любимые девчонки. Мудрая женщина.