Фотография примерно 1928 года. Семья Зельман, слева мама Мелания Андреевна Лапинь, Внизу Элиза, над ней брат Эволд правее отец Карл Яковлевич и первенец - сестра Лайма.
Предисловие Роберта к Воспоминаниям Элизы
Мой тесть, Аркадий Тимофеевич Кожемякин написал воспоминания о своей жизни в буржуазной Латвии и в советское время. Коротко о себе и родных.
Одна из любимых его внучек, уже в Америке, куда она уехала в поисках трудного счастья, оформила эти воспоминания с большим портретом на обложке. Красиво. Много над этим оформлением потрудился её муж Том.
"Мама, -обратился я к своей матери много времени спустя после появления этих Воспоминаний в нашей семье, - напиши о своей жизни, я помню часть того, что ты рассказывала, но могу ошибиться. Как я смогу рассказывать твоим внукам о прошлом нашей семьи?"
Мать согласилась, а через несколько дней сказала: "Я буду писать, но не буду смотреть как написаны воспоминания Аркадия Тимофеевича."
И она приступила к работе. Но так как в её обязанности входили и домашние работы, то времени у неё было немного и работа над воспоминаниями растянулась на долгое время.
В то время у нас уже появился компьютер и я, в восторге от этой машинки, принялся оформлять свои многочисленные записи в печатном тексте. Начал печатать и воспоминания матери. Дело шло довольно туго. Количество страниц черновиков подошло к четырем сотням и продолжало расти.
Большую помощь мне в ускорении этой работы оказало мое опрометчивое начинание - опубликование начала Воспоминаний на форуме Мембраны. Из многочисленных форумцев нашлось два десятка читателей, кого эти Воспоминания затронули,кому они понравились. От меня требовали продолжения. Это заставляло меня возвращаться к рутинной работе редактирования текста и публикования.
15 сентября 2004 года я закончил оформление основной части (до 1947 года) Воспоминаний и принес матери первые печатные листы в качестве подарка к её 89 годовщине дня рождения.
Воспоминания представляют собой множество отдельных рассказов о жизни тех времен с единой канвой - судьбой моей матери Элизы.
Май, 2007. Роберт.
Детство и юность Элизы.1915-1934
Первые десятилетия Советской страны.Так их увидела латышка Элиза, родившаяся в России.
Моя родословная и немного о себе.
Я, Зельман Элиза Карловна, родилась 15 (2) сентября 1915 года, в деревне Ушаковка Жадовской волости Карсунского уезда Симбирской губернии в царской дореволюционной России. По национальности латышка, крещена в лютеранской церкви.
Мой отец, его родители, братья и сестры.
Мой отец Карл Яковлевич Зельман родился в 1877 году в поселке Айнажи (Видзиме). Его родители Екабс и Юла Зельман были бедными крестьянами. Землю арендовали.
Семья была большая - 6 сыновей и 1 дочь. Сыновья: Карл, Эрнест, Роберт, Янис, Август, Петр. Дочь звали Бертой.
Жили так небогато, что зимой детям, чтобы прокатиться на санках с горки приходилось ждать очереди, так как зимние сапоги были одни на всех. Иногда один шел в сапогах, а другой, если было не очень холодно, бежал босиком. Скатившись на санках, оставлял их обутому и убегал на печь греться.
В бане мылись каждую неделю, а зимой иногда по два раза в неделю, чтобы сэкономить на еде. После бани дольше спали и ели не три раза, а два.
В один год был неурожай, и семья переехала в Валмиерский район, волость Кокмуйжас, хутор Вилюм. Там вновь стали арендовать землю.
Судьба братьев и сестры Карла. .
Роберт, Эрнест и Берта остались работать на земле.
Янис за революционную деятельность в 1905 году был арестован, посажен в Цесискую тюрьму, потом перевезен в Нерете и расстрелян.
Август пошел в Латышские стрелки, был тяжело контужен в боях под Перекопом. Впоследствии он приехал к Карлу и несколько лет у него прожил. Вскоре умер в госпитале.
Пётр учился в г. Корсунь в России, потом в 1918 году оформил отъезд в Латвию. По пути заехал навестил нас. В 1927 году он написал нам письмо, что поступил учиться в Латвийский Университет.
Семья моей бабушки проживала в Яункалнавас. Мой дедушка по матери Лапиньш Андрей, бабушка - Лапинь Мелания. Моя мать Мелания была их старшей дочерью, родилась в 1887 году, младшую звали Анна.
Карл и Мелания.
Карл
Мой отец Карл в 1892 году с 15 лет стал жить отдельно. Работал на паровых молотилках и малых лесопилках, ремонтировал, читал пособия по слесарному делу и технике.
Первое сватовство Карла.
1901 год. Прекрасным летним днем 23-летний Карл стоял около крыльца хутора в растерянности. Из раскрытых окон были слышны женские голоса:
Статный, молодой рабочий с мастерских Кокмуйжас (Деревянного имения), не пьющий и не курящий, спокойного характера считался на местных хуторах, среди молодых красавиц завидным женихом.
О нем хорошего мнения на лесопилке и в мастерских. Год назад, на Лиго познакомился Карл с молодой красивой девушкой с местного хутора.
Вы знаете, что такое праздник Лиго?
Летом на селе работают много, но на Лиго все работы прекращают и празднуют два дня.
Праздник начинается 23 июня. Молодежь празднично одета. У девушек на голове веночки из полевых цветов. Венки из дубовых листьев уже сплетены заранее.
Всем Янисам одевают эти венки на голову, да иногда и не Янисам.
Идут компанией к дому ближайшего Яниса любого возраста, славят Яниса и хозяйку дома, поют Лиго песни.
Их хорошо принимают, угощают пивом и тминным сыром. Когда они уходят, то с ними идет дальше и молодежь этого хутора.
Идут с песнями в другой дом или хутор.
К вечеру на полянах и около рек организовываются костры.
Около них песни, танцы, шутки, массовые игры, веселье всю ночь до утра.
На утро 24 июня все расходятся по домам отсыпаться.
В этот день очень часто идет дождь. Есть даже такая поговорка: лист ка Яню диена (льет как на Янов день).
Вот на такой Янов день и познакомился в прошлом, 1900 году Карл с молодой красивой девушкой, танцевали, веселились, а потом проводил её домой.
Начали встречаться.
К весне Карл решил, что пора жениться. Назначили день, когда он придет и сделает предложение и познакомится с родителями.
Настало это воскресенье, Карл одел новый костюм и отправился к хутору будущей невесты.
И вот Карл стоял около крыльца хутора в растерянности. Из раскрытых окон были слышны женские голоса. Было тепло, пахло летними цветами.
По прибалтийской пунктуальности пришел Карл на полчаса раньше, он уже поднялся на крыльцо и сейчас не знал, что делать.
За приоткрытыми окнами разгорался скандал.
"Дриз Карлис янак... Скоро Карл придет меня сватать, а ты еще мои туфли не почистила!.." Женский голос потише оправдывался: "Я прибирала, готовила..."
Карл тихо сошел с крыльца. "...Надоела ты мне, выйду за Карла замуж, служанку найму! Вот тебе!" На крыльцо сквозь приоткрытую дверь вылетела и упала туфля.
Карл кашлянул и решительно ступая поднялся по ступеням крыльца, прошел мимо лежащей туфли в комнату. Там уже было тихо. Будущая невеста стояла около матери и успокаивала её: "милая мамочка, ты устала, у нас уже все готово! Вот Карл о котором я тебе рассказывала! Встречай дорого гостя! Я сейчас обуюсь.". Мать тихо пригласила Карла войти.
"Не беспокойтесь, - ответил будущий жених, - я зашел на минуту проститься и сказать, что свадьбы не будет.
Я не хочу, чтобы моей женой и матерью моих детей была женщина, которая бросает туфлей в свою мать. Я уезжаю отсюда навсегда. Прощайте"
В этот же день он уехал в город Венден (сейчас - Цесис).
(Я вспоминаю эту семейную легенду и сочувствую той далекой во времени латышской красавице. Очень ей хотелось замуж за красивого парня! Понервничала перед приходом жениха, и все нарушилось... Благодаря той далекой, нелепой для неё случайности я имею сейчас возможность писать эти строки. - Р.)
Карл в одном из технических журналов нашел адрес машиностроительных мастерских Дома Рейтер в Вендене. Вот туда он и отправился. Показал управляющему свои журналы. Рассказал о предыдущих местах своей работы. Его приняли.
С 1901 года по 1910 год он учился и работал в Машиностроительных мастерских Рейтера в г. Цесис (Венден).
Мелания
Ему было 28 лет когда он познакомился с 18-летней Лапинь Меланией Андреевной. Сохранилась фотокарточка Мелании 1906 года
Три девушки и два латышских парня сидят среди зелени, у ребят в руках мандолины.
.
Родители Мелании жили в Мадоне. А учиться её послали в Венден (Цесис).
В первом классе её спросили на уроке русского языка: 'Назови рыб, которых ты знаешь! - Рыба, щука, ящик! - А почему ящик? - Ну, а как же? Его всегда берут, когда ловят рыбу'.
После окончания четырех классов школы она попала в Дом Рейтере. Работала там девушкой.
Помогала по дому, пекла в праздники печенье, была в этом Доме как у себя дома.
Её свадьба с Карлом была сыграна в этом же доме.
(На свадебной фотографии - много народа, впереди седобородые деды, красивый дом, красивые люди. - Р.)
Это произошло спустя пять лет после знакомства Карла и Мелании, 28 ноября 1910 года. Венчались в Вендене в Яня базнице.
(Много лет спустя мы зашли как-то с моей матерью в эту большую и красивую церковь. Шла служба. Народа было немного. Мы посидели на скамейках с высокими спинками, послушали. Потом тихо вышли .
В прихожей церкви задержались, мать захотела положить в большой ящик пожертвований деньги, но 25-рублевки было трудно всунуть в узкую щель. Почти сразу за нами вышел служка, он внимательно посмотрел на старания моей матери.- Р).
Переезд в Россию.
Знакомый из Дома Рейтера пригласил Карла на стройку лесопильного завода в местечко Хотимск Могилевской губернии. Карл и Мелания согласились.
(Мне мама рассказывала, что по дороге в Россию моя будущая бабушка впервые увидела продающиеся на перроне очень красные яблоки и попросила мужа купить их. Карл объяснил ей, что это не яблоки, а томаты. Но купил, Мелания попробовала и в этот первый раз томаты ей очень не понравились.
Спустя несколько лет томаты врач порекомендовал ей есть к большом количестве без соли, чтобы рассосались камни в почках. Помогло. - Р.)
В Хотимске у них в 1912 году родилась дочь Лайма.
("Счастье" в переводе, а также, богиня удачи. - Р.) В том же году хозяин Хотимского лесозавода стал строить ещё один лесозавод и как подрядчик Московско-Казанской железной дороги пригласил Карла на новый завод.
Юрловский завод.
Юрловский лесозавод строился в 20 км. от ст. Барыш, 10-ый км. Тупик Патрикеевской ветки. Карл руководил строительством. Не было ни инженеров, ни мастеров был только один главный механик - Карл Яковлевич Зельман. Бывших крестьян он учил строительным и заводским профессиям.
Завод построили, и заработал он хорошо.
Мельница, семья, жизнь.
Квартира, в которой жила его семья, была хорошая, но средств уже хватало и Карл в 3-х км. от завода купил хороший дом с надворными постройками, большим огородом и полуразрушенной водяной мельницей. Эту мельницу восстановили, чему жители села Ушаковка были очень рады.
В 1913 году родился сын Эволд. На следующий год началась война и смутное время. Карл свои сбережения - 2000 рублей золотыми монетами, чтобы не пропали, положил в Государственный Банк.
(Карл накопил эту сумму золотыми монетами (400 штук, если пятирублевиками). Я как-то взвесил пятирублевую золотую монету. Её вес, помнится, оказался равным 4,25 грамма, следовательно, Карл отнес в царский банк 1,7 килограмма золотых монет.Проверил по Гуглу - чистого золота в монете 3,87 грамма. - Р.)
15 (2) сентября 1915 года родилась дочь Элиза. Это - я.
Моих родителей жители деревни уважали. К маме приходили как к доктору. Она приготовляла из желтка яйца, подсолнечного масла (ложка) и муки (ложка) мазь, которая очень помогала при нарывах. Она примерно так же действовала как мазь Вишневского. Мама помогала лечить простуду и желудочные нарушения. Все это, конечно, делалось бесплатно.
На войну папу не взяли, так как у него было трое малых детей. Много крестьян и рабочих забрали, и жить стало хуже. Поля плохо обрабатывались, деревни нищали.
Новое время - новая жизнь.
Репатриация.
После Февральской революции 1917 года хозяин завода уехал, и Временное правительство прислало директора.
В 1918 году было объявлено - желающие латыши могут уехать в Латвию. Карл собрал нужные документы и отдал их директору завода для отправки их в Москву. Ждет месяц, другой - директор говорит, что ответа ещё нет. Карл оформляет документы ещё раз и идет сдавать в волость, но оказывается, что уже поздно. Директор, желая сохранить нужного специалиста, не отослал документы. Так Карл с семьей остался в Советской России.
Летом 1918 года брат Карла Петр, обучавшийся в г.Корсунь, по пути в Латвию заехал к нам. Оставил нам скрипку и часть вещей. Когда мы его провожали на станцию, Пётр нес меня на руках. Мама говорила мне - иди, дочка, ножками, а Петр - нет, я понесу её. (Элизе было почти три года-Роберт П.)
Неурожай.
В 1921 году была засуха, неурожай и особо трудно было первую половину следующего года. Озимые были засеяны, ждали урожая, люди ели лебеду, дикий лук, несли последнее зерно на мельницу.
Приехал из госпиталя бывший латышский стрелок Август. Стал работать у нас на мельнице. По указанию Карла он бесплатно молол зерно тем, у кого кормильцы были на войне или погибли.
Починка мельницы.
Весной 1922 года прорвало дамбу, пруд вытек, мельница встала. Пришла делегация крестьян и говорит: "Карл Яковлевич, мы, мужики, возобновим дамбу, покорми нас".
Зарезали свинью, стали готовить еду, печь хлебы. Сделать еду помогали две соседки.
Когда дамбу починили, дали работавшим продуктов. Вскоре дамбу прорвало в другом месте.
Снова пришла делегация мужиков. Стали просить восстановить дамбу и обещать, что найдут виновного.
Карл ответил: "виновных искать не надо, восстановите дамбу, буду хорошо кормить, дам муки домой. Но, если будет сделано плохо, и прорвет ещё раз, то больше восстанавливать не будем, мне платить больше нечем и третьей свиньи нет. Обойдусь без мельницы, и вы будете ездить как раньше за 30 км."
Больше дамбу не прорывало.
Денежная реформа.
!921 год и следующий для деревни были очень тяжелыми. Многие разорились, но были и нечестные люди, которые разбогатели.
Одна история того времени.
Один крестьянин с большой семьёй, с малыми детьми несколько лет строил новый дом, экономил, отказывал себе во всем. Летом 1921 года дом построили, но случился неурожай, и он продает дом богатому соседу. Часть взял сразу зерном, чтобы засеять озимые, а на остальное в волости выписали вексель.
В это время объявляется денежная реформа, и большие миллионы превратились в рубли и копейки. Крестьянин пришел к Карлу и в ужасе рассказывает, что сосед принес 1рубль и 90 копеек и требует расписаться в погашении долга.
"Что мне делать, Карл Яковлевич? Помоги! И дома нет, и с голода помрем!" - просит он Карла.
Карл пошел с ним в волость к судье.
Судья распорядился: произвести срочную выплату долга зерном, а иначе будет суд и зерно конфискуют. Крестьянин получил своё зерно. Мужики были довольны восстановлению справедливости.
Контузия Августа все больше ухудшала его здоровье. Иногда он пробовал играть на скрипке, которую оставил Пётр, но что это были за звуки! Голова у него болела всё сильнее. Он лег в госпиталь и оттуда не вернулся.
Налаживание жизни.
Осенью 1922 года и последующие годы урожай был хороший. Вернулись с войны уцелевшие мужчины. Земля была поделена по количеству едоков в семье. Все крупные предприятия были национализированы.
Брюшной тиф.
Жить стало легче, но пришла новая беда. Эпидемия брюшного тифа - тяжелая заразная болезнь. Люди заражались через воду и пищу. Поднималась высокая температура, начинался бред. Многие умерли, но многих и вылечили. После болезни нужно было соблюдать диету, можно было есть только каши и бульоны. Тех, кто съедал ржаной хлеб или острое, кислое, спасти было нельзя.
Оспа.
К весне 1923 года эпидемия тифа утихла. Прошел слух, что приближается эпидемия оспы. Приехала целая бригада врачей, стали делать прививку. Наша семья и многие другие жители сделали прививку, а часть людей не сделала, многие даже прятались.
Оспа пришла. У заболевших тело покрывалось сыпью, которая чесалась так сильно, что не было сил удержаться от жедания расчесать. После почесывания пузырьки сыпи лопались и у выздоровивших оставались глубокие ямки, рябь.
Умирали не все. Наши соседи Семины не сделали прививку. Заболела старшая дочь и наш приятель, её брат Гриня. После выздоровления сестра стала рябой, а её брат нет. Мы повстречались с ним, он не рябой, улыбается. Мы удивленно спрашиваем "Гриня, ты не рябой?" - "Рябой! Но не там!" - отвечает он и показывает свои ноги и живот - все рябое. Гриня не хотел, чтобы над ним в будущем смеялись и когда нестерпимо зудело лицо, он чесал ступни и живот. Ему было всего 8 лет. Оспа закончилась.
Быт.
В деревнях ещё не было колхозов и жили своими продуктами. Немного своих продуктов продавали, чтобы купить керосин, соль, мыло, спички, керосиновые лампы и фитили для них.
Были лампы пяти, семи и 10 линейные. У нас дома была лампа 20-и линейная, так называемая 'Молния' и висела она над столом в столовой. Дома кроме 10-и и 7-и линейных ламп был и керосиновый фонарь под стеклом 'Летучая мышь', чтобы ходить на конюшню и коптилка для бани.
Те, кто работал на заводе или занимался ремеслом - кузнецы, гончары, плотники и зажиточные крестьяне покупали одежду и обувь.
Безлошадные (бедняки) покупали мало и одевали такую одежду только по праздникам и в церковь. В обычные дни ходили в самотканой одежде из конопли и льна.
Чтобы сделать такую одежду из самотканной ткани надо было: посеять, убрать, выдергивая с корнем, лен или коноплю Снопы немного высушить и обмолотить, затем отмочить, высушить, в деревянной мялке мять небольшими частями, чтобы твердая часть стебля - кострика ломалась и отпадала и оставалось волокно. После этого начиналась работа с волокном.
Расчесывали гребнем и на прясле (доска для сиденья с гребнем с одной стороны) пряли веретеном нить.
Женщины и девушки длинными зимними вечерами собирались вместе на 'посиделки' пряли, вязали и пели песни. Весной на деревянных станах вручную ткали полотно, потом стирали, расстилали на траве под солнцем отбеливать. Из льняной ткани делали полотенца, скатерти, кофточки, из конопляного холста бельё, из грубого холста мужские штаны. Красили корой ольхи или купленными красками.
Многие носили лапти - довольно удобную и прочную обувь сделанную из лыка молодых лип. На ноги надевались шерстяные чулки и онучи (портянки) из холста и зашнуровывались веревками (как у римлян) от ступни до колена.
Школа.
В Ушаковке была 3-х классная начальная школа, а за 7 км. на Румянцевской фабрике была 7-летка. Когда моя старшая сестра Лайма закончила 3-й класс, её подруги не пошли учиться дальше и она тоже захотела остаться дома и учиться прясть. Родители настояли на продолжении учебы. Лайму вместе с соседней девочкой возили в дальнюю школу.
НЭП
1923,1924 годы были годами НЭПа, Новой Экономической Политики. Они принесли народу ощутимое облегчение. Была разрешена частная торговля, мелкое и среднее предпринимательство по патенту. Торговля и мелкое производство расцвели.
Ярмарка.
Недалеко от Ушаковки на пригорке стояла церковь и Жадовский мужской монастырь с большим садом, обнесенным каменным забором с узорными металлическими прутьями. Перед входом в церковь была большая площадь Пустынь, на которой три раза в год устраивалась ярмарка.
На Петров день, 30 июня по старому стилю на площади Пустынь проходила ярмарка. Помню такую первую ярмарку во время НЭПа.
Ещё накануне к вечеру, со всей округи и из окрестных волостей съехались на лошадях торговцы, поставили палатки с дощатыми стенами, прилавком, брезентовой крышей. Те, кто победнее - просто палатки из брезента.
Построили большую харчевню со столами и скамейками. Кроме прочего там подавали воблу, вкусные пышки и бесподобные калачи, пили чай и самодельный лимонад.
Ставили временный театр - балаган. Представление давали два приезжих клоуна, им помогали два брата с нашего завода и их сестра.
Зазывала кривлялся и приглашал зайти. Я была с мамой на таком представлении. Комедийные кривляния были не умные и грубые, мне не понравилось. Но публика смеялась и веселилась.
Рядом с балаганом была настоящая карусель, с бархатной крышей, с которой свисали гирлянды стеклянных цветных бус. Садились на лошадей и удобные скамеечки. В середине карусели за пологом играла шарманка с барабаном и звонкими тарелками.
Хотя плата за катание была небольшой, у многих деревенских мальчишек нечем было заплатить, и хозяин брал их наверх крутить карусель.
На следующий заезд они садились вниз, а крутили уже другие ребятишки. Все занимали свои места, хозяин начинал крутить шарманку, помощник бить в барабан, Ребята начинали крутить карусель, сначала тихо, потом быстрее, барабан бил всё громче.
Сердце замирало в груди, все неслось мимо по сторонам. Потом вращение замедлялось, музыка стихала, карусель останавливалась и так повторялось до позднего вечера.
Из развлечений для более взрослых были 5 лодок- качелей и шаги - гиганты. К высокому столбу к вращающемуся на его верхушке железному кольцу были привязаны четыре веревки с петлями - сиденьями. Надо было сидя бежать и затем лететь, пока ноги не прикоснуться с землей. Это было очень весело.
Продавали китайские бумажные игрушки, птички из глины, свистки, губные гармошки.
Шум толпы, свистулек, гармошек, смех.
Продавалось мороженое в нескольких местах по 3 и 5 копеек. Это недорого, но покупали его немногие. Деньги считали по-старому на миллионы, а платили по-новому - рублями и копейками.
Подошли мы с мамой к мужикам торгующим с лотка фруктами, мама спрашивает: - 'Сколько стоит лимон?' Ей отвечают, - 'Двадцать пять лимонов!'
Мы купили лимон, отошли, а я спрашиваю у мамы, как это понять. Оказывается, так называли миллионы.
Праздники.
На рождество папа приносил сосну и мы наряжали её самодельными игрушками. Лили из бараньего сала свечи, мама пекла печенье, папа приносил из магазина большую банку монпансье (леденцы). Зажигали свечи.
Прибегали деревенские ребятишки, спрашивали, - 'Христа славить?' - 'Славьте, славьте,' - отвечала мама. Ребята начинают петь - 'Рождество твоё Христос, Боже наш - и так дальше. - Со светлым праздником вас!' - 'И вас тоже!' - отвечает мама и дает всем печенье и конфеты.
Зимой, за 7 недель до пасхи в воскресенье было Заговенье, праздновали Масленицу. Пекли блины и варили кашу, обильно смазывая скоромным (сливочным) маслом. Была поговорка ' Кашу маслом не испортишь!'
Катались на лошадях с санками, под дугой звенел колокольчик, веселились, пели песни. Ребятишки катались с горки на санках и ледянках.
В 'чистый понедельник' наступал Великий Пост, длившийся 7 недель. Говели, т.е. не ели ничего скоромного (молочного и мясного). Ели хлеб, овощи, грибы и постное (растительное) масло. Рыбу можно было есть в понедельник, среду и пятницу.
Через 6 недель поста наступало Вербное воскресенье. Ломали прутья вербы и в шутку хлестали друг друга, приговаривая:
Верба бела - бьет за дело,
верба красна - бьет напрасно,
верба хлёст - бьет до слез.
Последняя неделя называлась страстной. В это время рыбу есть не разрешалось. Верующие ходили на исповедь, получали прощение грехов. Мне мама тоже разрешила сходить с подружками на исповедь. Подружки мне объяснили, что попу надо рассказать про свои грехи и потом на все (!-Р.) его вопросы отвечать ' грешна, батюшка'.
Так я и сделала, отвечала : "грешна батюшка".
После отпущения грехов целуется рука попа и крест, причащаются хлебом и кровью господней - сладким слабеньким вином.
На пасху ещё в субботу мама специально варила много яиц с луковыми перьями, клала их в большое решето в кухне на стол.
Когда народ возвращался из церкви, ребята подбегали к нашему дому и весело провозглашали - 'Христос воскрес! - Воистину воскрес!' - отвечала мама и давала каждому крашенное яйцо. Эти убегали, прибегали другие, всё повторялось. Мама улыбалась, всем было весело - Праздник!
Религия.
Каждый год в начале июня происходили "Провода".
Провожали икону Казанской Божьей матери в Казань. Шествие было красивое. Крепкие нарядные парни (служители церкви) несли большую икону в золоченой раме, несли хоругви, пели псалмы. Идти было далеко - 20 км. до станции Барыш, поэтому весь путь шли не все. От Барыша везли поездом в Казань.
Позже икона снова появлялась в нашей церкви.
У церкви была пристройка, небольшая белая с голубым часовня. Ниже часовни был крутой спуск под гору.
А из горы бил родник с чистой водой, дно его было выложено светлым камнем. На Крещенье женщины с детьми шли сюда за святой водой, набирали в бутылки и ставили дома за иконы на божницу.
Мы - лютеране.
У нас дома не было ни святой воды, ни божницы с иконами. Мои родители были лютеране. У мамы была одна книга в красивом переплете с крестом на обложке на латышском языке, старинный шрифт. Я в это время ещё не умела читать ни по русски ни по латышски.
В нашей семье посты не соблюдались. Как-то на вербное воскресенье мама напекла пирожков с мясом, ватрушек и булочек. Зашла к нам одна крестьянка, поздравила с праздником и спрашивает, - 'Андреевна, (в деревнях женщин звали по отчеству), чем у тебя так вкусно пахнет?'
Мама пригласила её к столу. От пирожков и ватрушек она отказалась, а булочек поела, похвалила и вдруг спохватилась 'Ой, наверное, они скоромные, на молоке с яйцами? Согрешила!' 'Не беспокойся, - говорит мама - ты же не знала, пусть это будет грех на мне'. 'Ну, прости тебя господь', - гостья перекрестилась и заулыбалась.
В церковь мои родители не ходили, а вот поп к нам 2 раза приходил.
Один раз пришел зимой и спрашивает 'Карл Яковлевич, ты наверно знаешь когда будет пасха, я был в волости, там не знают, а в уезд ехать не решаюсь. Ты человек грамотный, всё умеешь, скажи, какого числа будет пасха, чтобы я мог рассчитать, когда объявить Масленицу и Великий пост'. Папа попросил придти чуть попозже.
У нас был старый дореволюционный календарь с очень подробными сведениями восхода и захода солнца, луны, расчет фаз луны, что очень важно при расчете времени Пасхи.
Расчет такой - после 22 марта (дня равноденствия) в первое полнолуние еврейская Пасха, в первое воскресенье после полнолуния лютеранская и католическая. Если полнолуние попадает на понедельник или вторник, то в первое воскресенье обе Пасхи бывают вместе, а если полнолуние в среду, то православная отступает на неделю. Папа объяснил попу, тот узнал дату и был этим очень доволен.
Крестный ход с молением дождя.
Другой раз поп тоже приходил за советом.
Была весна 1922 года. Голодное время, всходы были хорошие, но было сухо и жарко. Поп пришел и рассказал, что бабы замучили его требованием сделать крестный ход, чтобы молить бога о дожде.
-Как думаешь, Карл Яковлевич, будет сегодня дождь, или нет?
Папа подумал и ответил - нет, сегодня дождя не будет, но скоро должен быть, зайди завтра утром.
Папа знал народные приметы и был наблюдательным.
На следующий день папа сказал ему - сегодня будет дождь.
После утренней службы (обедни) поп объявил крестный ход.
Звонили колокола, впереди шествия шел поп и кропил землю святой водой, пономарь читал псалмы, певчие пели молитвы, парни несли икону и хоругви, за ними шли верующие. Прошли в поле, затем повернули в деревню и в это время яркая солнечная погода стала портиться.
Небо нахмурилось, подул ветер. Шествие было уже в нашем конце деревни, когда пошел дождь. Люди идут, поют, идет дождь, а со стороны из ведер ещё и поливают идущих, потому, что была примета, чем больше их обольешь, тем больше будет дождь. Дождь после крестного хода прошел очень хороший.
Игра в деревенскую Сходку.
На площади, где мы играли в разные игры, стояла трибуна. Как-то кто-то из девчат вспомнил, что осенью был сход и на этой трибуне 'выступали'. Мы стали играть в сход.
Вначале степенно, как мужики подходили к трибуне, начинали мужицкий разговор. 'Урожай осенью был хороший, я всё убрал, засеял озимые и хлеба хватит до нового урожая'. Другая продолжает - 'Я тоже все убрал. На днях был на мельнице, смолол рожь и баба спекла хлеб. Чистый, без лебеды и желудей'. Третья - 'И я был на мельнице, ободрали мешок пшена, баба сварила молочную кашу, как на масленице'.
Потом одна из девчонок забегает на трибуну и кричит - 'Тихо! Собрание считаю открытым! Выступаем по очереди. Да здравствует пятая годовщина Октябрьской Революции!'
Её сменяет следующая, потом еще одна.
По очереди забегаю на трибуну и я, тоже кричу - 'Да здравствует пятая годовщина Октябрьской Революции!' За мной вбегает другая, и так по несколько раз мы бегали на трибуну.
Это была только пятая годовщина!
Хозяйские заботы.
Урожаи 22-го и последующих лет были хорошие. Мельница работала в полную силу. Но надо было за ней следить.
Был только мельник, нанятый по найму, других работников не нанимали. Основная папина работа механиком Юрловского завода требовала от него всё его внимание. В 1924 году папа, посоветовавшись с сельским советом Ушаковки, решил продать мельницу с домом и огородом. Купить захотел Серебряков, хозяин старой ветряной мельницы, находившейся в 20 км. от Ушаковки. По договору Серебряков должен был выплачивать долг за всё это в течении трех лет, с условием, что если за это время всё не будет выплачено, то договор будет считаться недействительным. Мы переехали на жительство в поселок Юрловского завода. На три км. ближе к месту работы папы, куда он ходил, начиная с 1913 года по тропинке через лес, сокращая путь на один км. Переехали вместе с коровой, собакой и кошкой Старушкой.
В поселке Юрловского завода.
Квартиру дали хорошую двухкомнатную, с большой кухней и кладовой, с электрическим освещением, погребом, конюшней, сараем для коровы и сеновалом.
Дом был 4-х квартирный, за ним ещё такой же, а дальше сосновый лес. Напротив, через площадь стоял дом директора.
На площади было место наших игр. С самого утра к нам прибегала младшая племянница директора Галя, которая вместе с сестрой Ниной приезжала к нему летом гостить из Ленинграда, присоединялись другие дети.
Нам оборудовали настоящую детскую площадку - поставили Гиганы (Гиганты), качели. Мы играли в лапту, чижик, пятнашки.
За директорским домом была контора, конный двор с двумя выездными лошадями, тарантасом и санями. У директора был персональный кучер Александр.
Вдоль подходящей к заводу железнодорожной ветки стояли дома рабочих лесозавода. Был небольшой клуб с самодеятельным театром, работала начальная школа с одной учительницей. Больных кучер Александр отвозил на директорской лошади к фельдшеру или в больницу за 7 км. в поселок Румянцевской фабрики. Это был культурный центр нашей волости. Там были почта, театр, больница, 7-летняя школа, в которой мы все трое - Лайма, Эволд и я учились.
Зимой нас возили на санях, весной, когда дороги были плохие, жили там. В другое время ходили 7 км. пешком и это мне не казалось трудным. Через поле, лес, село Жадовку, опять через поле и селение Румянцевской фабрики.
Лечение Крайновых.
В первые годы Советской власти на некоторых заводах зарплату выдавали каждую субботу. Если рабочий болел, то больничный листок не выдавали, но зарплату платили полностью. В основном люди дорожили своим рабочим местом, работали добросовестно, но были и исключения.
На Юрловском заводе было четыре рамы, каждую раму обслуживала бригада рабочих с опытным рамщиком. Два рамщика были братьями из семьи Крайновых. В этой семье было еще два брата, сестра и мать и все любили выпить.
(Это они на ярмарке подрабатывали балаганными актерами).
Начинали пить в субботу, в понедельник, в похмелье посылали младшего брата на завод сообщить, что они больны.
Однажды братья пили до среды, а вышли на работу в четверг. Им говорят, что в следующий раз их повезут в больницу лечить.
В следующий понедельник Крайновых опять на работе нет. Помощник директора сам идет к ним домой, они стонут, мол, мы больные. Помощник идет на фабрику, приезжает на тарантасе, говорит, что директор приказал вести их к доктору.
Привез их к фельдшеру, с которым было заранее договоренность. Тот осмотрел их и сказал им: 'дааа, вы больны, я дам вам лекарство и вы выздоровеете' - и дал им выпить касторки.
Обратный путь для братьев был очень тяжелым. Касторка подействовала очень сильно, и всю дорогу братья бегали в кусты. На завтра они были на работе и больше по понедельникам не болели.
Эту историю я узнала позже, когда мне было уже 10 лет. Жена директора, дружившая с моей мамой, рассказала эту историю ей, а мы с Галей играли рядом с ними и всё это слышали.
Буря.
Мы с мамой ходили в лес за грибами и ягодами. Однажды, мама и мы с Лаймой пошли за ягодами. В лес в сторону Ушаковки. Светило солнце, было тихо. Но вот подул ветер, солнце спряталось, на небе появились какие- то странные облака, что- то в них крутилось. Мы почти побежали домой.
Уже пробежали завод, как сзади раздался сильный грохот - свалило заводскую трубу. Когда мы были почти у самого дома, меня приподняло и бросило прямо на забор. В дом мы добрались, держась за забор. Потом пошел град, разбивавший стекла окон. Некоторые градины были с куриное яйцо. Но продолжалось это не долго. Засверкало солнце, ветер стих, и мы выбежали на улицу. Таял град, валялись доски с крыш.
Когда пастух пригнал стадо, то он был удивлен тем, что творилось в селе, оказывается, ураган прошел очень узкой полосой.
Катание яиц.
Ушаковские девочки собирали в лесу землянику и приносили нам на продажу. Мама покупала ягоды, угощала девочек булочками и ватрушками (она их пекла каждое воскресенье) и однажды спросила, как там наш бывший дом и не видели ли они нашу пропавшую кошку.
Девочки рассказали, что в доме живет мельник Чекушкин с женой, а под крыльцом дома наша кошка принесла котят. Мы с Лаймой решили как-нибудь сходить посмотреть. Собрались на Пасху. Мама дала нам по паре яиц, и мы пошли. Посмотрели на дом, зашли к соседям.
Нам рассказали про наших подружек и про нашу кошку Старушку (так её мы звали). Лайма осталась играть с Леной, а я с Клавдией пошли смотреть как девушки (взрослые) катают яйца.
Катают их с большой деревянной лопаты для выпечки хлеба немного наклоненной. На полтора метра от лопаты полукругом чертится черта (кон) и желающие играть ставят свои яйца на кон. Яйца по очереди ставят на лопату и отпускаются, если задевает какое-нибудь на кону, то катающая забирает его себе и катает дальше.
Девушки очень старались, но не понимали, что яйца не могут катиться прямо. Я так внимательно смотрела на игру, что одна из девушек предложила мне как гостье поиграть с ними. Первый раз я направила не совсем точно, учла это и во второй раз выиграла яйцо, потом ещё и ещё. Мне стало не по себе, и я сказала девушкам, что больше играть не хочу и не знаю, что делать с яйцами. Два отдала маленькой Вере (она была круглая сирота, жила очень бедно с тетей), а остальные три поставила на кон. Распрощалась с девушками и в очень хорошем настроении пошла с Лаймой домой.
Новое назначение.
В начале лета 1926 года директора вместе с механиком (моим отцом Карлом Зельман) вызвали в Москву. На обратном пути папа в вагоне попил чаю с мёдом, простудился и тяжело заболел.
Пенициллина и сульфадимезина тогда не было, и от воспаления легких многие умирали. Болел он тяжело, выздоровел только к осени.
В Москву директора и папу вызывали на собеседование. Рядом с заводом лес был уже вырублен и его через два года собирались закрыть, а вместо него построить Васильевский лесокомбинат, недалеко от Казани, немного выше по Волге. На место механика было решено назначить Карла Яковлевича Зельман.
Отъезд планировался на лето 1927 года.
Отъезд.
Летом следующего года пришло распоряжение из Москвы: прибыть на новое место работы в июле месяце.
Вместе с нами уезжала ещё одна семья - Барыниковы. Нам выделили по одному товарному вагону. Паровоз привез их со станции Патрикеево близко к нашему дому, и мы погрузили все свои вещи и скот.
Часть вещей нам пришлось погрузить в вагон Барыниковым. В нашем вагоне папа отгородил место для нашей коровы Вербочки, оборудовал ясли - кормушку, положили запас кормов и даже опилки для пола. Получилась чистая комната.
В другом конце оборудовали место для себя. Погрузили вещи, продукты, комнатные цветы и даже ящик с розами.
Эти розы росли у нас в Ушаковке под окнами в палисаднике. Оттуда мы перевезли их на Юрловский завод, а сейчас они поехали с нами в Васильево. Розы были очень красивы, и хотя листья и были как у шиповника, но бутон был полный и сам куст был похож на вьющуюся розу. Цвели эти розы всё лето.
Прощальное угощение.
Почти всё погрузили.
За пару дней до отъезда мама, (я и Лайма ей помогали), напекла наше фирменное печенье - сухарики.
Рецепт такой:
растирается сливочное масло с сахаром, хорошо перемешивается с яйцами, добавляется изюм, мука, ещё раз перемешивается и в форме белого батона хлеба, чуть тоньше и длиннее, испекается в печи. Полностью остывшие готовые булки нарезаются ломтиками и на протвине (противне) наполовину подсушиваются в уже немного остывшей печи. Получаются сухарики и хрустящие и мягкие, вкусные и долго сохраняющиеся.
Мы их напекли много и в дорогу и для гостей, пришедших на наши проводы.
Напекли также много пирогов с мясом, ватрушек, разных булочек. Зажарили всех кур, а их у нас было много.
Папа разобрал дощатую стенку между кухней и столовой, сделал длинный стол и короткие скамейки (чтобы удобно было садиться и выходить).
На столе было много разной еды - ветчина, жареные куры, грибы, пироги. Пили чай с вареньем и немного водки. Её наливали два раза по стограммовой стопке. Перед папой тоже стояла стопка с водкой, когда было нужно, он поднимал её и подносил к губам, но к концу застолья она так и осталась полной.
За столом была приятная атмосфера, вспоминали годы совместной работы и жизни. У папы было хорошее настроение. Одних гостей сменяли другие, ставилась новая еда. Мама и Лайма обслуживали.
Было жарко, двери распахнуты настежь. Многие пришли просто попрощаться, но папа выходил, встречал их и приводил за стол. Так продолжалось до вечера. На утро пришло ещё несколько человек проститься, мы их тоже угостили.
Прощание с родиной детства.
Днем пообедали, унесли последние вещи в вагон, привели корову Вербочку.
Я забралась на верхнее сиденье у окна, выходить больше не хотелось. Я мысленно прощалась с Юрловским заводом и Ушаковкой.
Проверка родителей.
Здесь я родилась, здесь прошло моё детство. Вспоминала игры в куклы, сделанные нам мамой, как купались в речке ниже мельницы.
Речка была не глубокой, в глубоких местах лишь до пояса, но с пиявками. Один раз я забралась, где поглубже и выскочила оттуда вся в пиявках, больно не было, но страшно. Поэтому обычно мы купались там, где помельче и играли на чистом песочке.
Когда мне исполнилось семь лет, я с подружками стала ходить купаться на пруд, там мы учились плавать в тех местах, где помельче.
По берегу пруда было несколько деревенских бань, в них по субботам парились парни и голыми бегали в пруд, уплывали далеко и вновь возвращались париться.
Однажды мы с подружками прибежали на пруд, сняли одежду, бросили её прямо на траву, а одна положила на кустик, чтобы не запачкать. Вдруг на тропинке показались какие-то парни, мы голые выскочили из воды и, спрятавшись в кустах, стали одеваться. У той подружки, которая так берегла платье, оно зацепилось за куст и порвалось. Девочка заплакала. 'Боюсь, - говорит, - идти домой, меня за порванное платье будут бить'.
Я очень удивилась и сказала, что меня дома никогда не бьют. 'А если что-нибудь порвешь?' - удивились подружки.
Чтобы проверить я решила порвать свою одежду. Платье пожалела, очень уж оно мне нравилось, порвала переднюю вышитую часть рубашки в узкие ленты. Так пришла домой и сразу к маме, говорю ей - 'у меня порвалась рубашка, ты меня будешь бить?'
Мама говорит - 'сама рубашка так порваться не может, зачем ты её порвала?' - 'Я хотела узнать, будешь ты меня бить, или нет'.
Мама отвечает, - 'нет, никто тебя бить не будет, но рубашку придется выбросить, ты её не жалей, она всё равно уже износилась'.
Игра в прятки.
Вспомнился мне случай в Ушаковке с Франтиком, (так собаку звали).
У этого большего черного дога над глазами были рыжие пятна как брови, а на груди белое пятно как галстук.
Летом мы играли в прятки, и Франтик тоже бегал с нами. Играли так:
все, кроме водящего стоят на перекрёстке у нашего дома, а водящий убегает по улице до гумен, возвращается назад и начинает искать спрятавшихся.
Кто-то сказал 'пусть Франтик тоже водит'. Все встали на обычное место, а я с Франтиком немного впереди, и говорю ему - 'Франтик беги один до гумен и возвращайся, мы спрячемся, а ты будешь нас искать'. Он приготовился бежать и смотрит на меня. Я погладила его рукой и показываю рукой - 'беги один, будешь меня искать'.
Он понял, побежал до гумен, как мы всё время бегали, мы спрятались, быстро вернулся, нашел меня - 'Гав, гав!' Я побежала, застучалась и говорю - ' ищи других!'
Он быстро всех нашел, только и было слышно 'гав, гав!' Мы были удивлены не тем, что он понял нас и стал водить, а тем, что, не видя, куда мы спрятались, так быстро нас нашел.
В 1927 году мне было одиннадцать лет, Прощаясь с Ушаковкой навсегда, я не знала, что ещё через одиннадцать лет мне придется побывать в Ушаковке и Жадовке.