Конечно, они были не пара - слишком уж непохожие.
Он простой, и можно даже сказать, грубый, а она вся такая изысканная и утончённая.
И жили они в разных местах. И ходили-то разными дорожками. Если доводилось им вдруг случайно встретиться, она фыркала и демонстративно от него отворачивалась. А он ужасно стеснялся своей простоты и грубости, и, хоть она ему очень нравилась, не осмеливался с ней заговорить, только пялился на неё простодушно, но ей это ни капельки не льстило, больше раздражало.
Да так уж судьба распорядилась, что, лишившись своих пар, пришлось им век свой вместе доживать. К тому времени он сильно постарел и износился, тяжёлая работа оставила на нём рубцы и глубокие морщины. Она тоже была уж не та, потеряла прежний блеск и очарование, и не старалась, как раньше, выглядеть элегантно.
Вот тогда только они и сошлись. При всех различиях мировозрений, при всей неодинаковости жизненного пути, нашлось им о чём поговорить, чем поделиться. Он рассказывал о металлоконструкциях, станках, сварочных фейерверках, она - о зеркальных залах, дубовых паркетах, бенгальских огнях. Он вспоминал о тяжёлых нагрузках, производственных травмах, она - о танцах, променадах по вернисажам и театрам. Понимать друг друга им удавалось лишь в самой малой степени, но деваться всё равно было некуда. Впрочем, её он слушал с открытым ртом, с таким же восторгом, с каким раньше на неё смотрел. Она же, пожалуй, не слушала его вовсе, да и ничего красивого рассказать ей он не мог, и вскоре диалоги сменились её монологами о прежней жизни. Но он принимал это как должное и лишь иногда, больше для себя, вставлял в монологи эпизоды из жизни своей, не очень-то интересной для неё, если казалось ему, что они уместны.
Так и коротали они время на свалке, куда вместе с другим мусором выгрузила большая оранжевая машина туфельку и ботинок.