На перроне

Татьяна Пороскова
Это было в девяностые годы. Вологда. Я приезжала проведать сына, который учился.
Утро. Зябко и безлюдно на вокзале. Иногда вскрикнет железная дорога что-то своё. Иногда голос - сообщение из микрофона. На первых путях стоит моя электричка Вологда- Коноша.

На перроне  холодно и одиноко.

И только один человек. 
Он обернулся, и мы  встретились глазами.
Небольшого роста старик с седой бородой и с тревожным, почти суровым взглядом.
Мы стояли друг против друга. Я  сразу узнала его.
Василий Белов.
Больше некому. А для него я была просто чужая женщина  с озабоченными усталыми глазами и сумками в руках.
В  глазах ни теплоты, ии радости.

Мне было невдомёк, что потом всё время буду жалеть.
Почему не улыбнулась и не подошла?
А ведь могли бы целый час разговаривать о деревне.
Я знала, что ему ехать до Харовска.  Соседние районы. Вожегодский район упирается уже в Архангельскую область.

Шли девяностые годы. Жила только одним днём, ездила проведать сына, который учился в Вологде за триста километров от дома с пятнадцати лет.
Это было тревожное и страшное время.

Утром в вестях по телевизору танки в Москве. Страшные мысли о неизбежном,  непредсказуемом, когда толпа может смять и растоптать.

 А сын тем временем уже становился чужим, отсыхал. У него не было возможности ездить домой,  не на что. И что я могла привезти ему?
Картошку, домашние продукты.
Подавленная этим я была закрыта для всех.

Через много лет я приеду в этот город. Меня пригласит в гости женщина, с которой я познакомлюсь вот здесь, на сайте проза.ру.
Корни её рода будут уходить в ту землю, которой я отдам почти тридцать лет.
Это глухая умирающая деревенька. Она отдала Руси всё, что у неё было, такая же, как тысячи других деревенек. И если верить статистике, Вологодская область занимает второе место по количеству умерших деревень. Они не сами исчезают. Сначала закрывают школы. А потом уже вынуждены уехать и люди с семьями.

И буду  к  этому времени  я уже другой, пропитанной болью  и обидой за её людей, за единственную дорогу, которую уродуют лесовозы, за заросшие дикими травами поля, за вырубленные леса.

И  совсем недавно я приду опять к Василию Белову, перечитаю его «Плотницкие рассказы», где всё  мне понятно.

В Ковыринском районе, который был когда-то окраиной города, куда ездили собирать малину, поднялись девятиэтажные красивые дома.

Среди улиц, заполненных машинами и рекламами,  приютился небольшой одноэтажный светло-зелёного цвета особнячок.
Это Центр писателя Василия Белова. Здесь небольшая библиотека, зал, где бывают встречи с писателями, Ковыринские посиделки под гармошку. Здесь можно услышать заветное и любимое…Николая Рубцова.

В горнице моей светло
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро.
Тихо принесёт воды.

Если верить, что душа бессмертна, то светло и чисто в этих стенах и щемящее душе  писателя Василия Белова.

 Но взгляд его из- под седых бровей так же суров, словно спрашивает он нас:
- А не забыли ли вы деревни-то?
- Есть ли к ним дороги?
- Поля травами заросли. Почему?
- Как там живётся старикам?

Вот она его гармошка, которую в голодные годы матушка выменяла за полпуда зерна. В небольшой комнате его личные вещи.
Чёрный портфель с замочком. Печатная машинка. Телефон красного цвета. Личные фотографии.
А за окном - родная деревенька Тимониха..