Архетипы датского сказочника

 
(Репортаж №3)

«Моя жизнь - прекрасная сказка, полная счастливых случайностей», говорил Ханс Христиан Андерсен (1805-1875) и был совершенно прав. Действительно, трудно представить более счастливую писательскую судьбу. Он с юности был окружён поклонниками и меценатами, издал первую книгу в семнадцать лет, «стал мировой суперзвездой задолго до сорока лет», дружил с великими писателями и монархами, провёл старость в славе и почёте. (Вайль П., 2015). Мало кто из мировых гениев может похвастаться такой судьбой.

Рассмотрим, из каких составляющих сложилась эта удивляющая нас и сегодня личность, и как она повлияла на его творчество?

У Андерсена отмечают отягощённую в психопатологическом отношении наследственность. Психически больного деда по отцовской линии Андерсен помнил только оборванным и больным стариком. Его именем пугали детей. Ханс никогда не забывал, как дразнили его самого мальчишки, предсказывая, что он будет таким же сумасшедшим, как и его дед. (Брауде Л.Ю., 1978). Мать страдала тяжёлой формой алкоголизма и скончалась от белой горячки «в богадельне».  (Муравьёва И.И., 1959).

Андерсен с детства охотно выполнял женские ручные работы, а впоследствии любил в свободное время шить для кукол платья.

Если вышесказанное позволяет говорить о психологическом гермафродитизме Андерсена, то напомним, что такая форма «божественного единства» в древнегреческой мифологии являлась символом «интеллектуальной активности, которая не связана непосредственно с проблемой полов». (Керлот Х.С., 1994).

Рос ипохондричным и беспокойным человеком, был поглощён состоянием своего здоровья и педантично фиксировал в дневнике любую полученную царапину. Различные фобии сохранились у него до конца жизни. Например, он так боялся погибнуть от огня, что во время путешествий всегда брал с собой верёвку, надеясь спастись с её помощью в случае пожара. Он также очень боялся, что его похоронят живым, и просил друзей, чтобы ему разрезали одну из артерий перед тем, как положат в гроб. «Когда заболевал, то оставлял на столике у кровати записку: “Это только кажется, что я умер”». (Уоллас И. и др., 1993).

Усиливающаяся с возрастом ипохондрия с приступами депрессивного настроения и навязчивостями чередовалась с истерическими симптомами: щегольством и эгоцентричностью. В то же время Андерсен обладал «здоровым вкусом к жизни», исключительным чувством юмора, сердечностью и готовностью помочь. И вся эта необычная смесь синтонных и шизоидных черт личности соединялась с дисгармоничной, почти страшноватой внешностью писателя. (Helweg H., 1927).

Сексуальную сферу Ханса Кристиана биографы характеризовали как «латентно-гомосексуальную». Андерсен сам чувствовал двойственность своей природы. Его биограф Бо Грёнбек (1979) пишет: «Он испытывал нервный страх перед суровой реальностью жизни, ему не хватало мужской твёрдости, из-за чего он временами говорил о своей наполовину женской натуре. Его нерешительность проявлялась в… более чем осторожном отношении к женщинам».

С годами у Андерсена стала нарастать подозрительность, «всюду он видел козни врагов и прятался даже от близких знакомых». Временами возникали идеи отравления. Вот характерный эпизод из жизни знаменитого детского писателя. Однажды анонимные почитатели послали ему большую коробку с конфетами. Андерсен испугался: вдруг это отрава? «Для проверки» он угостил частью этих конфет соседских ребятишек! И только убедившись на следующий день, что с ними ничего не случилось, стал есть конфеты сам.

Уникальной была и внешность писателя: «Неловкий, с большими руками и гигантскими ногами, словно вставленными в костюм, весь этот странный внешний вид вместе с длинным носом и маленькими глазами должен был бросаться в глаза. “Наша иностранная горилла”, говорили датчане. Прозвище грубое, но верное». (Bomans G., 1963).

Психически аномальная личность, отличающаяся внутренним и внешним своеобразием, как правило, накладывает свой отпечаток на творчество. И первое, что бросается нам в глаза при чтении андерсеновских сказок, - среди его героев почти нет великанов или богатырей, а преобладают беззащитные и добрые люди, которых автор заставляет преодолевать неимоверные трудности, часто граничащие с истязаниями. Нередок у него и печальный, нетипичный для народных сказок финал. Разумеется, Андерсен сочинял не только сказки, но прославился он именно последними.

Известно, что к фантазированию особенно склонны закомплексованные невротики. Невротические симптомы проявлялись в творчестве Андерсена садомазохизмом. Последний ярко виден в такой сказке, как «Девочка со спичками», в которой босой и голодный ребёнок вынужден, продавая спички («иначе отец прибьёт»), замёрзнуть на улице в новогоднюю ночь, когда все вокруг веселятся. А в сказке «Дикие лебеди» героиня должна, спасая братьев, связать одиннадцать рубашек из крапивы, которую к тому же надо было не только нарвать, но и размять ногами да при этом ещё «не говорить ни слова». И даже выполнив все эти садистские требования, девушка лишь в самый последний момент избегает участи быть сожжённой на костре.

А вот сюжет очень популярной сказки со «счастливым» финалом - «Огниво». Лихой солдат (по замыслу автора – положительный персонаж) в качестве благодарности за возможность неожиданно разбогатеть обманывает старуху, которой, недолго думая, «взял и отрубил голову». Затем волшебные собаки бесцеремонно притаскивают герою из королевского замка для любовной утехи каждую ночь принцессу. Когда же родители вмешиваются и пытаются наказать его, то те же самые псы набросились на королевскую чету и швырнули их в воздух, в результате чего они «разбились вдребезги». Милая сценка для детской сказочки! И сразу же вслед за этим ужастиком – «хэппи энд» - свадьба бравого солдата с принцессой (так и хочется написать – с сиротой).

Садизм по отношению к своим героям прослеживается и в сказке «Стойкий оловянный солдатик», где верность возлюбленных (один из них, кстати, одноногий калека) заканчивается сожжением героев в очаге – символе домашнего уюта и счастья. Примеры проявления в сказках Андерсена архетипа Танатоса (из коллективного бессознательного) и вытесненного садизма (из индивидуального бессознательного) можно было бы продолжать ещё долго.

Скрытая архетипическая сексуальность без труда обнаруживается в самых невинных на первый взгляд сказках, например, в «Принцессе на горошине». Итак, принц задумал жениться, но только на «настоящей принцессе». «Принцесс-то хоть отбавляй, да вот настоящие ли они?» - сомневался царственный жених. Что мог подразумевать автор под «настоящей принцессой»? Ну, конечно же не легитимность её наследственность прав, проверить которые можно было бы без особого труда. Может быть, он имел в виду девственность? В таком контексте вопрос звучит более уместно: Вокруг девушек хоть отбавляй, да вот «настоящие» ли они?

И вдруг какая-то промокшая под дождём незнакомка является в королевский замок с просьбой переночевать и при этом заявляет, что она «настоящая принцесса»! Здесь подозрения вполне объяснимы, а каждая благопристойная мамаша желает, чтобы невеста её сына была девственной. «”Ну, уж это мы узнаем!” - подумала старая королева». Но как узнать? Ясно, что процедура гинекологического освидетельствования – неподходящий сюжетный ход для детской сказки. Есть старый, как мир, способ проверки – койтус. Но изображение напрямую такого подхода также слишком грубо. И Андерсен прибегает к образной символике, подменяя мужской половой член твёрдой горошиной. Окажется ли этот предмет чем-то незнакомым, чужеродным и мешающим самозваной принцессе? Да ещё если замаскировать его «двадцатью тюфяками» и «двадцатью пуховиками»?

И вот результат. «Утром её спросили, как она почивала: “Ах, очень дурно! – сказала принцесса. – Я почти глаз не сомкнула! Бог знает, что у меня была за постель! Я лежала на чём-то таком твёрдом, что у меня всё тело теперь в синяках!”» После такого ответа сомнений не осталось даже у королевы: принцесса действительно оказалась настоящей, другими словами, девушка оказалась девственной. И судьба незнакомки была решена самым счастливым образом.

Святость девственности и ценность пениса в некоторые эпохи приобретали особенное значение, поэтому вполне логична заключительная фраза сказки: «А горошину отправили в кунсткамеру; там она и лежит, если только никто её не украл». Многозначительно добавление о возможной краже: потребность в проведённой проверке могла возникнуть не только в щепетильной королевской семье. Может быть именно потому сказка «Принцесса на горошине» и приобрела такую популярность, а её название даже превратилось в поговорку. (Можно было бы обратиться и к сказке «Снежная королева», где героиня предпочитает похитить чужого ребёнка, лишь бы сохранить свою девственность).

Всех интересует вопрос целомудрия при выборе невесты. Для Андерсена, оставшегося на всю жизнь холостым и сохранившим свою «девственность», эта проблема, возможно, приобрела гипертрофированное значение, помешав ему решиться на брак. Может быть, рядом с ним в нужный момент просто не оказалась такая хитроумная королева-мать, которая помогла бы сыну устранить с помощью какой-нибудь «горошины» все сомнения, мешавшие ему жениться?

Известно, что Андерсен производил впечатление «незрелого человека», который так и «не отважился вкусить плоды эротики в кратковременной любовной связи, хотя для этого у него были многочисленные возможности… Его потребность в женщинах была велика, но страх перед ними ещё сильнее». (Грёнбек Б., 1979). Только сочиняя внешне невинные сказки, Андерсен мог отомстить социально приемлемым способом (через своё творчество) женской половине человечества, причём во всём его возрастном диапазоне – от девочек до старушек. Именно поэтому он женщин топит, сжигает в камине, замораживает на холоде, отрубает голову или, в крайнем случае, заставляет вязать рубашки из крапивы! Вот ещё несколько характерных беллетристических примеров: «Посреди комнаты стоял открытый гроб: в нём покоилась женщина цветущих лет» («Последняя жемчужина»); «Брачным ложем твоего жениха становится гроб, и ты остаёшься старой девой!» («Из окна богадельни»). В его сказках - повальный мор, причём не только молодых и цветущих. Вспомним, что старушке из сказки «Огниво» солдат вместо благодарности отрубил голову.

Юнг утверждал, что «Всякий образ мыслей обусловлен определённым психологическим типом». (Юнг К.Г., 1994), поэтому можно считать доказанным, что своеобразие произведений не создаётся творцом целенаправленно, а вытекает из его социального, психологического и соматического статусов, в том числе и из их нарушений. (Массу примеров этому приводит Эрнст Кречмер в своей книге «Строение тела и характер»).

Андерсен отражал в своём творчестве не только свои личные комплексы, но и их архетипические соответствия, символы. Его страдания - не просто переживания частного лица, это бессознательные экзистенциальные страдания, свойственные большинству людей. Своими произведениями гений нёс целебную регенерирующую силу, которая помогала не только ему самому, но была способна оздоровлять и общество.

Гениальные сказки Андерсена – больше, чем отражение патологических личностных свойств автора. Основываясь на доминирующих в его бессознательном архетипах, он создавал сюжеты и образы, творил легенды и мифы, которые до сих пор удовлетворяют определённые психологические потребности читателей. И чем ярче проявляется в сказке архетипическое содержание, тем она представляется читателю гениальнее. Ведь гений, как и архетип, выявляет себя только во времени. А наш повышенный и не всегда осознанный интерес к творчеству «безумных гениев» обусловлен надеждой, что только у такого творца можно открыть для себя что-то особенное и близкое, затрагивающее глубинные пласты уже нашей собственной психики.

Ханс Христиан Андерсен с полным правом может претендовать на такой предположительный психиатрический диагноз: Ипохондрический невроз с фобиями. Смешение садомазохистических черт и «сексуальной боязливости».

***
1999 г.