Иван Сергеевич сильно продрог. Он знал, что теперь и вся ночь пройдет в мучении. Заснуть-то вряд ли сможет, потому к утру весь измочалится. Значит, пережить и завтрашний день будет еще тяжелее, нежели день предыдущий. Если же подобную логику распространить на всю его оставшуюся и непростую жизнь, то даже не понятно, что в ней останется для радости.
Он интуитивно натянул ветхое пальто на замерзшую голову в порванной вязаной шапке, но уши всё равно предательски замерзали, ни на минуту не давая покоя.
А чуть погодя, стало пробирать и ноги, несмотря на пару натянутых штанов. И приходилось пальто перетягивать уже на ноги. У них более всего мерзли ступни, поскольку носки так и остались легкими и короткими, с давно оголившимися пятками.
Эти бедные голые пятки, прилипавшие без стелек к гладкой подошве ботинок, никогда не забывали, что они голые и потому чересчур чувствительны к холоду.
Лежать, вытянувшись на сдвоенной трубе, было жестковато – быстро немели бока, принимавшие на себя основную нагрузку. Да и помнить о равновесии требовалось, чтобы не скатиться вниз, туда, где по щиколотку давно скапливалась дурно пахнущая вода.
«И всё-таки этот подвал не самый худший! – подумал Иван Сергеевич. – В хороший, мне ведь всё равно не пробиться. А в этой пятиэтажке не раз приходилось совсем неплохо коротать ночи. Правда, тогда и морозы еще не били по пяткам».
Несмотря на весь комплекс ночных мучений, Иван Сергеевич был вполне счастлив. Его душу согревали воспоминания о вчерашней удаче, внезапно ему повернувшейся. Какая-то славная бабища милостиво разрешила ему относить к мусорке со склада пластиковые бутылки и пустые картонные коробки.Этим она выразила Ивану Сергеевичу свое особое расположение:
- Я тебя, горемычный, и на склад бы пустила, да ведь не справишься! Вижу! Совсем же дохляк! Не по тебе мои ящики с мукой и сахаром! Да, ладно уж! Там поглядим… - обнадежила она.
«Стало быть, - радовался Иван Сергеевич. – Теперь работа у меня будет! Так и до весны здесь можно дотянуть, а там выжить станет куда легче! Бабища еще и подкормила основательно. Батон залежавшейся вареной колбасы до сих пор благородно отрыгивается. Стало быть, хорошую дала колбасу!»
Иван Сергеевич поёрзал на трубах: одна из них, более горячая, излишне пропекала штаны, отнимая минимальный покой.
«Хорошо бы без гостей сегодня обошлось! – подумалось ему, а потом вообще закружило в лихих мечтах и надеждах. – А, может, бабища завтра пустит в склад! Там жизнь совсем другая! Райская! А то еще и сторожить доверит ночью… Крыс гонять, и прочее. О чем тогда еще мне мечтать?»
Ходила между ними, бездомными, красивая легенда, изрядно подпитывающая надежду бедолаг, будто однажды такому же, как они бедолаге, крупно повезло. Баба знатная глаз на него положила, отмыла, приодела… Потом он у нее даже почетную должность занимал. Еще и нам немилосердно поддавал под зад. Сразу забыл, как недавно вместе перебивались…
Но тот везунчик молодым был. Не то, что я! Да еще, якобы, он мент бывший. А у них ни совести, ни чести, ни жалости к людям! У них только хватка, как у жадных псов!
Где-то наверху, в подъезде, гулко хлопнула дверь, затем другая – уже в подвал.
«Ну, вот… Закончился покой!» - с сожалением отметил Иван Сергеевич, догадавшись, куда идут. И действительно. Кто-то на ощупь, но достаточно уверенно приближался к лежбищу Ивана Сергеевича. И это могло стать для него настоящей бедой, ибо отстоять свои владения он не мог из-за физической немощи. И хорошо понимал это. Потому Иван Сергеевич съежился, предчувствуя безжалостные побои в борьбе за теплое место, и притаился, надеясь, что всё еще обойдется – вот только пристроился бы гость где-то там, поближе к входу.
Но не сбылось. Сразу не попав ногой на кирпичи, давно выложенные тропинкой, гость обувкой брякнулся в воду и грязно выругался. По его голосу Иван Сергеевич определил, что сила из него пока не вышла.
Гость сразу, проявляя большой опыт подвальной жизни, устремился в тот угол, где устроился Иван Сергеевич. Там, вдали от заглубленного в землю окошка, на изогнутых под прямым углом трубах рядом с задвижками, было приятнее всего коротать долгую зимнюю ночь.
Гость в полной темноте пошарил рукой, наткнулся на Ивана Сергеевича и сообразил, что его опередили. Однако не спасовал, а сразу перешел в наступление, злобно рявкнув:
- Кто тут? Это мои грибочки! Это я их давеча сажал! Вали отсюда, пока цел!
- Может, нам, уважаемый, вдвоём удастся разместиться? – спросил с надеждой Иван Сергеевич.
- Во, как! - более уверенно отозвался гость, уразумев, что его самого сейчас же не попрёт отсюда преобладающая сила. – Опять ты у меня на дороге, интеллигент! Угадал, что ли? Ты, доходяга?
- Я! – подтвердил Иван Сергеевич, несколько даже обрадованный, что имеет дело уже со знакомым. – Вы устраивайтесь там… Вдоль трубы еще место есть…
- Вот ты туда и катись! – беззлобно распорядился пришелец.
Иван Сергеевич стал осторожно приподниматься, придерживая пальто, чтобы оно не упало в воду. Потом, чтобы не упасть в нее и самому, принялся рывками сдвигаться по трубам метра на три от задвижки, и развернулся в другую сторону – подальше от ног и неприятного запаха, густо издаваемого ночным гостем.
Тот улегся быстро и основательно, будто всё видел в темноте и хорошо знал это место. Видать, с собой притащил какие-то спальные принадлежности. На прежнем месте и Иван Сергеевич имел два подобранных у мусорки ватных матраса. Благодать была! Но три дня назад его прогнали, изрядно накостыляв. О брошенных матрасах пришлось забыть. Теперь вот здесь… Без удобств.
- Интеллигент! Пожрать что-нибудь есть? – выдохнул гость.
- Нет! Здесь нет. Я колбасу в снегу запрятал, чтобы не испортилась…
- Зря! Сходи! – приказал гость.
- Далеко… - ответил Иван Сергеевич, рассчитывая, что гость угомонится.
Но тот молчал, вертелся и стонал:
- Лучше бы ты соврал! Теперь только о колбасе и думаю. Проклятая язва… И изжога, всё внутри горит! Может, хоть воды дашь?
- Панкреатин есть… Пожуёте? Воды тоже нет. Я ночью обычно не пью! – пояснил Иван Сергеевич.
Гость на таблетку не соблазнился, продолжая ворочаться и стонать, отвлекая ото сна и Ивана Сергеевича, а он неожиданно заметил, что, наконец, согрелся. Правда, стали донимать блохи, как-то пробравшиеся в штаны. А еще противно звенели комары, коим в подвале будто никакой мороз не страшен.
Сон куда-то делся. Иван Сергеевич приподнялся на руках, стал устраиваться заново, передвинувшись еще на метр вдоль своих труб. Потом затих, рассчитывая заснуть под бормотание гостя. Но не удалось. Тот вдруг громко засмеялся:
- А ты-то, интеллигент, как среди нас оказался? На путешествия потянуло, что ли?
Иван Сергеевич долго не отвечал, с обидой вспомнив свою нелепую историю, которая и теперь сдавила сердце жалостью к себе, к детям и внукам.
- Да, как вам сказать? – протянул он, наконец.
- Не ломайся! – хохотнул гость. – Если не жена, так дети! Разве не так?
- Внучка… - сознался Иван Сергеевич. – В основном, она! Так уж получилось, чего я от нее совсем не ожидал… Теперь в Израиле живёт. Там хоть тепло! Даже слишком тепло!
- Вот тебе и раз! Так ты иудей, а не интеллигент, оказывается! – зычно захохотал гость!
- Совсем не так! – отверг эту версию Иван Сергеевич. – Так уж вышло! Мать ее - очень уж ушлая на поверку оказалась. Чего угодно ожидал, но не такого…
Помолчали. Потом гость опять начал:
- Ты кем раньше был, интеллигент?
- Давайте лучше спать, уважаемый. К чему вам моя история? Мой нынешний опыт вообще никому не может пригодиться! Тем более, вам!
- Выспишься еще! – властно хихикнул гость. – Душу свою облегчи, тогда и спать будешь крепче!
- Зачем теперь вспоминать? – безнадежным тоном начал Иван Сергеевич. – Когда-то я был уважаемым человеком. Всё-таки, доктор физико-математических… Профессор… Заведующий кафедрой. Только кому теперь это интересно?
- Ну, ты даешь! – присвистнул гость. – И после такой красивой жизни ты в крутое пике вошел? С чего бы это?! Вот же, угораздило тебя! Видно, никакой ум не спасёт людей от их дурной судьбы!
- Понимаете ли? Я сам ошибку допустил! - стал жаловаться Иван Сергеевич. – Когда наша страна зашаталась, я наивно посчитал, будто специалисты моего уровня всегда и везде пригодятся. Вот с этим и промахнулся! Оказалось-то, если моему ушлому руководству результат моей работы не нужен, то не нужен и я, а приглянувшуюся им мою должность вполне смогут занимать их дети или внуки, хотя они в этом деле ни ухом, ни рылом! В общем, выжили меня, легко и просто! Да я и не сопротивлялся, ошарашенный подобной вседозволенностью и сильнейшим напором…
Гость слушал молча. А, может, спал. Но волна воспоминаний и обид уже бурлила в душе Ивана Сергеевича, и он продолжил исповедь:
- А тут еще дочка с внучкой на семейном поприще заговор против меня затеяли… Точнее, не против меня, а для захвата и продажи нашей квартиры. В общем, всё они как-то сумели провернуть в два счета, не глядя на законы и правила, и даже замки сменили… Сказал бы мне кто-нибудь такое годом раньше, не поверил бы! Но теперь с этим и живу! Знаете ли, собственность и право ею распоряжаться по своему усмотрению – это ведь чудовищная зараза! Это же настоящий динамит! Это ядерный заряд под наш социализм! Еще вчера советским пролетариям терять было нечего! Так им - раз, и приватизацию жилья подсунули! Великая идея, надо признать! Великая сила, вмиг разрушившая самосознание некогда бескорыстного народа! И сразу всякие гаденыши активизировались! И такая во всех углах возня началась, такая тряска, что страна по всем швам стала разъезжаться! Знали враги, чем нас добить!
- В яблочко попал, профессор! Я ведь так же продал трехкомнатную, только я сразу однокомнатную себе купил. Думал, самый умный! Деньги свободные появятся! Но мою новую квартиру, потом выяснилось, уже до меня трое купили. Я четвертым оказался! Не при делах оказался, значит! С тех пор и пошло, куда попало, и поехало…
Каждый в одиночку принялся молча вспоминать свои злоключения. Наконец гость возмутился:
- Неужели так легко целому народу мозги заср…!
- Если действовать умеючи, то нетрудно! – подтвердил Иван Сергеевич. – Надо лишь болевую точку обнаружить. Туда и давить, и давить… Люди же наши очень не критичны. Потому их легко убедить, что черное, есть белое! А верх, это в действительности – низ! Особенно, если кино на все мозги подключить, телевидение, театр, эстраду, пропади они пропадом! Солженицыных всяких и Ельцыных! Народы ведь силу духа черпают из своей истории. Если ее нужным образом исказить, то можно даже никчемные народы убедить в том, что они великие… Вон, как грекам внушили или итальянцам… А они ведь самые бестолковые на свете! Вы взгляните на них сегодня, и сами всё поймете! Откуда же у них великое прошлое могло взяться, если они даже сегодня, когда есть у кого поучиться, ни на что не годны? А можно и наоборот сделать: взять великий некогда народ, который не однажды совершал самые достойные дела, другим народам непосильные, и внушить ему, будто он испокон веков был никчемным, неграмотным, забитым, бескультурным, грязным и подлым! Вот и обозлится он на всех, хотя нужно лишь на себя, на собственное незнание и легковерие, да и разрушит, с дуру и от бессилия собственный дом до основания, и свою прекрасную страну… С нами ведь так и поступили!
- Так мы с тобой, интеллигент, такие и есть! Забитые и грязные! – загоготал гость.
- Ну, да! – вынужден был согласиться Иван Сергеевич, забывший о своем нынешнем положении. – Ну, да! Потому лучше будем спать.
Гость закопошился. Казалось, он устраивался для сна, только опять сдержанно заохал:
- Ладно, профессор, давай свою таблетку на мою язву… Ловко ты этих греков! Да ведь перебрал? Сознайся!
- Ничуть. Почти такая же история произошла и с японцами, и с корейцами, а теперь и с китайцами происходит! Не только им, но и всем на Земле в мозги вдавили какое-то невероятное их японское или корейское чудо… А ведь, если на поверку, они интеллектуально почти все беспомощны. Исполнители, да и только! Лишь копировать и способны. И всё их чудо держалось на одной лишь жесткой, как у муравьев, дисциплине. И, что еще важнее, на капиталах крупнейших американских корпораций, которые выжимали из бедных азиатов себе дополнительную прибыль. А когда этим корпорациям всё стало не выгодно, то чудо запросто прищемили… И не стало никакого чуда, ни японского, ни корейского!
- А китайское-то осталось? Они же самые мощные производители! Погляди на коробки – всё в Китае сделано!
- Это так. Но теперь и им не долго осталось! Там ведь тоже всё на американских деньгах первоначально заварилось. Корпорации из США туда ринулись за огромными прибылями, поскольку рабочая сила в Китае была удивительно дешевой. Вот и превратили эти фирмы Китай в большое рабство, хотя и производящее что-попало за все звонкие фирмы мира. Смотришь, например, на компьютер Филипс, а он сделан отнюдь не в Голландии, а китайскими рабами у себя на родине. Только прибыль уходит в Голландию. Потому и рабы! А теперь всё изменилось… И рабочая сила там не самая дешевая, и в США опять решили производство восстанавливать. А как иначе, если с Китаем им вот-вот придется воевать?
- Типун тебе на язык! Тебе что же, крови еще мало? – рявкнул гость.
- Не во мне же дело! – ретировался Иван Сергеевич. – Война всё спишет – именно она и является главным инструментом для перетягивания каната мировой экономики и политики! Вот скажите мне, что такое государственный долг США, про который нам все уши прожужжали, словно США, такие бедненькие стали, ведь вынуждены его кому-то возвращать…
- Ну?
- Никакой это не долг! - стал распаляться Иван Сергеевич. – Это обычная дань! Просто все страны под давлением США периодически скупают у них, так называемые ценные бумаги, никому не нужные, но отдают за них свои природные богатства и труд своих граждан-рабов! В действительности же эти бумаги ничего не стоят, поскольку США обратно их не возьмут ни при каких условиях. Это лишь расписки, чтобы доморощенные наши уроды под шумок не оторвали бы от тех прибылей и себе лишнего! Но когда расписок в мире накопится чересчур много, когда многие страны начнут роптать, тогда следует устроить большую войну, чтобы заявить: «Ну что вы хотите, ребята! Ведь это война виновата! Потому-то всё у вас и пропало! Мы-то причем?» Зная такой подход мировых корпораций, можно понять, к чему мы все, рано или поздно, обязательно придем!
- Уж лучше бы ты спал, профессор! Только сон у меня забрал! Говори теперь, что же нам делать?
- Знал бы я! – отговорился Иван Сергеевич.
- Что же выходит? Не только у нас в стране задница? Выходит, нигде из нее на поверхность не вылезешь? Обратно засосёт! Западня какая-то!
- Не знаю! Может где-то теперь еще хуже нашего! – успокоил Иван Сергеевич.
- Ты мне зубы не заговаривай, профессор! Они у меня пока в порядке! – произнес гость с раздражением и явным презрением. - Ты теперь говори, что нам делать, дабы окончательно не загнуться? Ты, вон, умный какой, образованный и даже воспитанный, видать! Может, даже носовой платок в кармане прячешь! И родители у тебя, конечно, такими же воспитанными и образованными были! Все из себя! Целая династия! Элита! И всегда вы над нами возвышались! Куда нам до вас, до этакой знати! Я же – никто и ни откуда! Только вот, за себя мне никогда стыдно не было; жил по чести, жил по совести!
Гость помолчал, переживая, что было заметно по его интонации, потом почти радостно продолжил:
- Вот ведь, недоразумень какая вышла! Шли мы с тобой, интеллигент, в этой жизни разными путями-дорогами, я - грязными, ты – чистыми, а на финишной всё равно сравнялись! Вышло, будто разом всех нас к общему знаменателю привели! Вот и скажи, почему жизнь так странно устроена, что нас с тобой в одно очко слили? Видно, чердак такой у нас, если в жизни, как ни крутись, а тебя всё равно… Закон курятника – кто сверху, тот на голову и гадит! Ломать такой чердак пора, если с честью не отмыться… Хоть бы революцию затеяли, что ли? Ты что думаешь, интеллигент?
«Ну, какие из нас революционеры? На пустой-то желудок! – молча усмехнулся Иван Сергеевич. - Революционная ситуация… Верхи-низы… Вокзал-почтамт… Черт знает, что! Разве что, какие-нибудь декабристы в наших несчастных краях объявятся… Впрочем, они-то святыми были, да только и им соотечественники в правом деле не помогли! А мы теперь, как видно, совсем уже никчемными стали, если собственную жизнь не в состоянии хоть как-то наладить без посторонней помощи!»
Долго они молчали, недовольные собой, жизнью и друг другом. Затем гость выругался, будто точку поставил:
- Всегда вы так, интеллигенция вонючая! Народ разбередите, а сами - в кусты! Привыкли нашими мозолистыми жар загребать! Но теперь - не дождетесь! Ваша очередь настала каштаны тягать! А мы вам не помощники!
Иван Сергеевич и на это промолчал. Спать расхотелось. Сильно мерзли пятки и уши. Всё больнее кусались блохи. Но жить еще хотелось.
2019, январь.