Прожил жизнь. Зачем не знаю. Но читаю и читаю.
Если и возможно в чем-то упрекнуть Камю за его "Падение", то только в излишней откровенности. Читаю в третий раз, а все как будто в первый. Если бы здесь говорилось об Остапе Бендере, то он добрался бы в результате до своего вожделенного Рио и купил бы там себе белые штаны за 12 долларов. Не все ли равно, какие штаны, не все ли равно, за сколько долларов. Потом бы плюнул своей богатой пестицидами слюной на все это и искренне пожелал, чтобы бог увеличил Ипполиту Матевеевичу первичные мужские признаки. Прощать, впрочем, не обязательно, ибо все равно придется обвинять.
Падает и падает Камю так, как если бы просил соизволения потанцевать с вашей дамой и в качестве успокоения пытался вам рассказать, что еще чуть ли не со школьной скамьи состоит с ней в очень вольных отношениях. Ах, не беспокойтесь, именно на этот вечер у меня есть алиби. Я в это время как раз убиваю другого, а потому с вами могу делать что угодно. Кающийся судья - это примерно такая же нелепость как снижение налогов. Камю - судья - это еще большая нелепость.
Если счастье, согласно пословице, не в том, о чем бредишь, а в том, на чем едешь, то по "Падению" Камю этого счастья здесь нет вовсе. Хотя упоминаются оба аспекта, даже тот факт, что пословица русская. Рабство как результат свободы, эта мысль еще платоновская. Но упоминание нашей родины в таком контексте неприятно.
С о временем в данном произведении мне удавалось найти абсолютно любую свою мысль, причем гораздо лучше сформулированную. Одно время, например, я считал высказывание автора в "Падении" на тему того, что изреченная ложь ведет к правде, не очень точным. Здесь уместнее бы было уточнить "удачная ложь со временем становится правдой". В данный момент я понял, что у Камю просто нет определения "удачная ложь", ибо она у него удачная по определению. Вот он этот самый.
Или мое определение патриотизма, где недостаточно покормить собственного кота, а нужно еще и пнуть соседского, у Камю, мало того, что дается на примере собаки, которая побежала не за ним, а за немцем, так оно еще намного красочнее и интереснее. Хотя и гораздо длиннее.
Меня до сих пор удивляет, как автор может так абсолютно спокойно вываливать перед всем миром пеструю палитру собственных комплексов. Истинно, комплексы - это как раз то, о чем любой автор способен писать всю свою жизнь. Тот, у кого их много, тот никогда не испишется.
От "Падения" до теории абсурда еще такой длинный путь, который Камю, в свойственной ему манере, легко и непринужденно, проходит минут за сорок. Ну, пошел с утра умываться, у него вытек глаз. Бывает. Тут же приладил черную повязку и подался в береговое братство. Определенно, быстр. Как лапша роллтон и без сторонних препаратов. Камю, сделай ее счастливой. Никогда! Даже пусть не надеется. Счастье требует хотя бы семи минут в день. Ох. И правда. Где их взять-то, эти семь минут.
Противоречия в "Падении" умышленно, вовсе не от недозрелости, игривые и умозрительные. Все это очень трогательно, хотя сам бы я давно протоптал дорогу к какой-нибудь морали самым аморальным путем. Например, зависть совсем не регулируется, хотя это искусство можно назвать божественным, ибо подобное стремление в нас заложено изначально. Чего только я стараюсь, все равно по окончании этой сказки все, как обычно, заберут назад. И карету, и тыкву, и волшебную палочку.
В своей искренности "Падения" Камю неразоблачим как Штирлиц. Как ему разоблачаться, если он так давно носит немецкую форму, что она намертво приросла к нему и пропиталась его кожей. Поверьте, вся эта нудятина мне самому надоела, поэтому скоро закончу, наберитесь терпения. Это то благо, что прославляется и в "Падении". Бывает, что где-то чешется и невозможно физически заткнуться, не говоря о другом. И это не аллергическая реакция, а давящая тяжесть новообразованной поросли волос лобковых.
В общем, окончательно упасть по Камю нельзя, ибо некая общность бессмысленного не дает этого сделать. Лучшее из изобретений человечества - некая мясистая часть тела с двумя выступающими мышцами, настолько символична, что приходит не только образно говоря, фигурально, в переносном смысле, метафизически, но и вполне реально, во всю свою ширь и необъятную свою растяженность.
Невозможно ее в том или ином смысле избежать. Можем ли мы, например, предупредить пожар. Безусловно можем. Можем, например, сами поджечь еще раньше. Или сбегать к самому пожару и предупредить его о том, что его едут тушить. Но толку-то, если все равно все сгорит. Какой-то низ нам вообще нужен исключительно для того, чтобы не сравнивать с ним, как многие думают, снять с себя какие-то ориентиры, а чтобы извлечь его навсегда из памяти, снять этот вопрос навеки. Не может быть никакого падения, потому как, скажем, красота есть и ничто не сможет ее изменить в худшую сторону. Это не человек, здесь ничто не деградирует в понятиях. В красоте изначально заложено движение, творческий замысел, какая разница - как она развивается, все равно совершенствуется. Тоже самое, например, и с моралью. У меня там где-то список собственных моральных принципов, но от этого самой морали не горячо, ни холодно.
Уверенность у Камю приходит вместе со смысловым постоянством. Ты всегда знаешь, что утром тебя будет, несмотря ни на что, ждать целая куча новых отзывов. Приходя домой, ты наверняка застанешь там кошку, куда она еще денется. А памятник Пушкину так и будет стоять на том же самом месте, даже если пойдет совсем неприличный дождь. Хоть бы кто зонтик поднес. Думаете Пушкин не мокнет?
В общем, в случае с "Падением" Камю иногда здесь проходит врач, а иногда проходит и болезнь, но если врач при этом не проходит в форточку, то его нужно подталкивать. Например, раскаяться искренне, чтобы иметь возможность судить других. Можно, конечно, найти смысл в чужих очень субъективных рассуждениях, но только если вы сами отучились 11 лет на медицинском.
Краткость, как сказал бы Камю, совсем не сестра таланта, ибо они скорее состоят в настолько извращенно-интимных отношениях, что заподозрить их в родственных связях было бы очень неприлично. Самое же главное здесь то, что действительно никому непонятно - кому же из них в итоге хорошо. Камю все это не говорил, но я делаю все это за него.
Самый первый вывод, насколько помню, довольно давно, после первого чтения "Падения", который я сделал, заключался в том, что жизнь бывает короткая и длинная, но короткая похожа на маленькую фекалию, а длинная - это уже запор. Потом я сравнивал это произведение с Анной Карениной. Теперь же я думаю, что покаяние судьи, надуманное и неискреннее, никак ей не соответствует, пусть она и не женщина, а бородатый старец и зовут ее Лев Толстой. Если даже грешить и искусственно каяться, а искусственность заложена в человеческой природе привыкания, то и сам грех со временем становится искусственным. Подобное движение туда-сюда без всякого прогресса никогда ни к чему не приведет.
Впрочем, о религии я в самом начале еще решил не писать и в общем-то у меня это получилось. Но всегда знал, что Камю по этому поводу в своем "Падении" в основном издевается, только на этот раз оно мне не особенно интересно.
"Падение" - это не идея, это не философия, это не книга. Это жизнь. Как можно кому-то рекомендовать жизнь, если жить каждый предпочитает по-своему. Только так, очень в общем. Живите, люди! Живите! Мне не жалко. Камю тем более.