Книга бытия, это обо мне. О любом из нас. Это меня разбудило слово, и я нарек имена всем скотам и птицам небесным, и всем зверям полевым. Ведь тогда, когда было произнесено слово, он, неназванный, еще не знал, что называется мной. Лишь ощущал материю-радость-энергию и голос, исходивший извне.
После голос обрел носителя. Мужчину в красной клетчатой рубашке, а энергия-радость-материя распалась на отдельности. Так на свет появилось тело, улыбающаяся женщина, эмалированный горшок, коридор и кухня, полная веселых голосов. Голоса принадлежали другим, а клетчатая рубашка и улыбчивая женщина другими не были.
В восемь, лежа в травме, узнал, что взрослые, раздевшись догола, занимаются противными глупостями. В том числе, его родители. Последнее было непереносимо, ибо делало тех, кто присутствовал в его "я" изначально, другими. Такими же, как все остальные. И тогда исчезли последние проблески радости-материи-энергии. Наступило темное время лет, и только голос привязывал к послушанию.
Зачем прекратил в себе ребенка, нарезал непроходимых границ, красных линий и прочей чепухи - закрылся от людей, от себя. Кому мешал маленький, умненько-умильный Влад в беретике и синенькой курточке, с заботливо повязанным мамой полосатым шарфиком. Почему накрылся алкодуш, который исправно, иногда круглосуточно, принимал веселых друзей и особ опасного пола с загадочной улыбкой и небытовыми глазами.
Тот маятник отмахивал от сумрака подземного царства до бессмертия и второго рождения, проходя через пламенные чувства и муки отстраненности по дуге, на которой уживались успех и полная униженность, широта и недоверие, месть и самоотдача.
Кто, когда и зачем, а главное, как обуздал природу и остановил качание, унял боли и восторги, прекратил размах и самозабвение. Ответ прост до звонкой гулкости пустого коридора. И если бы это был страх или рациональный момент, куда ни шло. Но ведь нет, это не так. Кто-то нашептал неведомым словом, а наш герой благоговейно подчинился неслышимому, ибо это был зов собственного присутствия.