Красная заря. Начало

Александр Щербаков-Ижевский
Отрывок из рассказа "Красная заря".
Рассказ - номинант национальной литературной премии имени Сергея Есенина "Русь моя".

          Из воспоминаний родителя.

          На дворе шёл июль 1940 года. Я учился в Арском педагогическом училище. В начале лета всех студентов отпускали на каникулы, и те дружно разлетались по родным краям.  Лично у меня выбора не существовало. Надо было помогать по хозяйству своей семье: отцу с матерью, младшим сестрёнкам, братьям.
          В Татарской Автономной ССР удмуртская деревня Старый Кушкет Ципьинского района (ныне Балтасинского) была довольно большая, 286 домов, с населением более 1200 человек. Поясню, что война впоследствии разорила райский уголок. В 1949 году в поселении осталось 654 человека, в 2002 проживало всего 214 крестьян, а в нынешние времена влачат невесёлое существование меньше 100, преимущественно старики. Селение располагается примерно в 115 километрах юго-восточнее Казани, в 30 км севернее Кукмора и в 12 км от Балтасей.
          Во времена СССР все национальности были равны в правах и жили дружно.  По-братски, бок о бок трудились и воспитывали детей русские, удмурты, татары, чуваши. Вместе строили развитый социализм и в большевистскую идею всеобщего равенства и братства верили совершенно искренне. Крестьяне, объединённые в две бригады, вдохновенно трудились на бескрайних полях большого колхоза «Красная заря», занимались полеводством.  Другие не покладая рук работали в свиноводстве, некоторые были у дел при разведении крупнорогатого скота, избранные несли труды и заботы при изготовлении валяной обуви. Гордостью селян были бакалейная и винная лавки. Сотрудники этих заведений точно не потели при занятии торговлей. Одно слово – перекупы. До войны надел общины составлял 2379,6 десятин.
          Моя мама Варвара Трофимовна (14.02.1900-10.10.1959) и отец Пётр Михайлович Щербаковы работали по разнарядкам в колхозе. В быту все домочадцы разговаривали между собой на удмуртском языке. Русский употреблялся лишь для публичного общения. Семья у нас была дружная и большая. Детей было шестеро: Мария, Анисья, Григорий, Геннадий, Анна и я, третий по возрасту, самый шустрый, Иван. Было мне в ту пору 16 лет.

          О развлечениях тогда особо не думали. Все с 1931 года сдавали нормы БГТО (Будь готов к труду и обороне). По результатам спортивных достижений на груди сверкал золотой отличительный значок. Все нормативы я перекрывал с лихвой. Ещё в 1932 году было учреждено звание «Ворошиловский стрелок». Меткач из меня получился классный, при стрельбе не знал промаха. В школе очень много времени уделяли строительству пирамид из 3, 6… 12 и даже 24 человек. Всем спортивно-акробатическое развлечение нравилось. Мы же были совсем ещё юными, ловкими, сильными и сноровистыми. Весёлой была игра «Пионерская скамеечка». Без разницы, хоть сто человек могли усесться по цепочке друг дружке на колени. Если, словно сноп пшеницы, на бок падал один участник, следом валилась по принципу «домино» вся цепочка. Хохоту-то было у ребятни.
          На деревенском пруду взрослые построили вышку для детей, и летом детвора ныряла с неё до одури, до посинения кожи. По хорошей погоде во главе с классным руководителем ходили в турпоходы вдоль нашей речки. Уха из пойманных пескарей с картофелем и перловой «шрапнелью» была гарантированно вкусной. Для аромата в неё бросали нашинкованные ошпаренные листья молодой крапивы. Да, ещё обязательно взбивали и выливали в котелок домашнее куриное яйцо. Правда или нет, но поговаривали, что этот ингредиент добавлял ухе сытость.
          Зимой катались на лыжах. Бегали на время в соответствии с возрастом 3, 5 и 10 километров. Случалось, что на валенки прикручивали обитые жестянкой деревянные полозья и катались по застывшему льду речушки. Вроде бы получалось как на коньках. Называли эту самопальщину на голландский манер «дутыши». Очень популярной была «коза». Это выгнутая металлическая арматурина, на полозья которой вставали у концов, а руками держались за плавное закругление для рук на уровне пояса. Вот были гонки с горы! Никакими санками не догонишь, так стремительно разгонялось «козье отродье». Правда, отталкиваться от дороги приходилось  одной ногой, да ещё со всей мОчи.
          В сельский Красный уголок, что располагался в большой, просторной колхозной избе, привозили из райцентра кинофильмы. Крутили за деньги. Поэтому желающих было множество, а посмотреть могли единицы. Ближе к середине проката местные поклонники кинематографа взламывали оборону одинокого билетёра, и клубное помещение стремительно набивалось битком. Свободно пройти было невозможно, разве что по головам. Но люди не возмущались, все были довольны. Как же, счастливчикам удалось посмотреть новый фильм. Мы обожали Любовь Орлову. Поговаривали, что в неё были влюблены комик Чарли Чаплин, какой-то великий буржуазный художник Пабло Пикассо и сам Отец всех народов. Конечно, нашим юным душам оставалось только воздыхать по недоступной и вожделенной любви.
          Когда кто-либо из городских модников привозил на праздник патефон, молодёжь с упоением танцевала под Утёсова, Лидию Русланову. Редко и только по праздникам было «дрыгоножество» под гармошку. Плясали до упаду русскую «Барыню», татарские народные и удмуртские переплясы. Про разные американские фокстроты слышали, но танцевать не могли. Да и не нравилась сельской молодёжи западная культура.
          Девчата увлекались посиделками, или, как ещё называли, вечерницами. Мы, парни, как мухи на мёд, были рядышком. Все искали единственную и неповторимую любовь. А как без этого?

          Колхозный надел вроде бы не оглядеть взором,  но еды всё равно не хватало. Все деревенские поселенцы жили бедно, можно сказать, впроголодь. Зарплату сельскому люду не выдавали. На трудодни подводами с колхозных полей привозили овощи и сбрасывали прямо во двор капусту, морковь, свёклу. Этакий свежачок, поблажка от сельсовета.  Зерно мололи, из полученной пшеничной муки пекли хлеб. Наше семейство имело возможность высаживать на огороде только картошку, за счёт чего и выживали. Не голодали, но и сытыми «от пуза» никогда не были.
          За посадку смородины, малины, яблок сельские власти требовали оплатить непомерные налоги. Количество и размер скотины тоже регламентировались государством. Самосадов строго наказывали. За все прегрешения могли даже посадить в городскую тюрьму. Более-менее зажиточно жили пасечники. За счёт продажи мёда у них водились денежки. Бортовщики, вне всякого сомнения, имели средства заплатить налоги. Отсюда хозяйства сборщиков мёда и пчеловодов всегда отличались зажиточностью.
          На селе жили не тужили только те, кто находился рядом с колхозной кормушкой или партийной кассой: управленцы, нормировщики, учетчики, члены правления, сельская знать. Они могли себе позволить прикупить нужные вещи, продукты в Арске, Кукморе или даже посадить фруктовые деревья. Для них было не проблемой оформить «нужную» справку.
          Колхозные управленцы, как правило, были малообразованными. Когда случалась необходимость, некоторые из них приглашали меня для разъяснений. Пряча взоры от посторонних глаз, стыдливо просили объяснить, как высчитать путем обмера вес стога сена или что такое мелкогрупповая сдельщина при молотьбе пшеницы.
          Особо веселило всех присутствующих, когда задавались каверзные вопросы:
          – Как найти число по его процентам и определить объём бочки с квашеной капустой? Как определить вес лошади исходя из её размеров?
          Для меня самого были не совсем понятны вопросы типа: 
          – Как правильно рассчитать зарплату пастуха с учётом его участия в оплате по колхозным трудодням, исходя из удельного веса надоев крупного рогатого скота на молочно-товарной ферме?
          Чтобы достойно выглядеть и не попасть в число круглых профанов, приходилось в школьной библиотеке изучать необходимую литературу. Впоследствии не составляло труда объяснить своим «ученикам» правильные ответы. Мой авторитет в глазах колхозного начальства рос изо дня в день.

          Поясню, что такое трудодень. В течение всего года колхозники работали бесплатно. Учётчики вели строгий контроль отработанного времени. Средняя выработка на один колхозный двор составляла 488 трудодней. Обязательный минимум регламентировался 100 трудоднями. Для подростков от 12 до 16 лет годовая норма составляла 50 трудодней. За невыполнение нормы могли наказать обязательными исправительными работами с удержанием 25% в пользу колхоза. Для сравнительного примера: в 1940 году на трудодень выдавали 1,6 килограмма  немолотого зерна.
          Но все эти «отоваривания» на трудодни происходили лишь после того, как колхоз полностью рассчитывался по обязательным поставкам с государством.
          Второй на очереди для расчётов была МТС (Машинно-тракторная станция). Кстати, она тоже была государственной и обслуживала своей техникой колхоз.
          А вот уже оставшаяся сельхозпродукция, в том числе растениеводство, в соответствии с трудоднями распределялась между колхозниками.
          Деньги у простых людей появлялись только после продажи чего-либо сэкономленного из натуральных продуктов. Если же колхозу не хватало средств рассчитаться по взятым на себя социалистическим обязательствам, начальству светили тюремные нары, а простым людям недоедание и голодуха были гарантированы в абсолюте. Как говорится, вся деревня «клади зубы на полку». И это мягко сказано. Но в нашем краю до смертельных исходов от недоедания или до людоедства не доходило.
          Удивительный факт того времени: на колхозников не распространялась государственная пенсия. А правление оплачивать старость людям солидного возраста не могло по определению. Поэтому пожилые люди, инвалиды, иждивенцы, впрочем, как и все мы, жили на «подножном корму». Если у малоимущих горемык своих детей не было или они находились далеко, например, в ГУЛАГе,  деревенский люд, как мог, помогал таким. Но бедных стариков и ребятни из соседних деревень, областей по улицам бродило достаточно много. Нищета была беспросветная, полнейшее бесправие с продовольственным обеспечением и голод. Чем мы отличались от крепостных крестьян, сейчас даже не совсем понятно...

          Ноябрь 2016 года.
          © Александр Щербаков-Ижевский   

          Все права защищены. Рассказ или любая его часть не могут быть скопированы, воспроизведены в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким - либо иным способом, а так же использованы в любой информационной системе без получения разрешения от автора. Копирование, воспроизведение и иное использование рассказа или его части без согласия автора является незаконным и влечёт уголовную, административную и гражданскую ответственность.