Петька с Дашкой очень хотели домой. Но ещё больше они хотели попасть в один из больших городов и посмотреть на жизнь которую они скорее всего больше никогда не увидят.
- Потом буду спорить с Соломонычем - жуя брынзу, с набитым ртом промычал Петька, когда команда из шести человек, отъехав подальше от Лисьих болот, решила перекусить в удобном овражке, где росли петушки, ветреницы, которые так любила Даша у себя там, в будущем.
- Если только Соломоныч поправится - вздохнула Даша, делая глоток кислого кваса из кожаного бурдюка.
- Мирон, а до Новгорода далеко? - обратился Петька к, расположившемуся под развесистым ясенем, Мирону. Тот смотрел по отечески на то как Петька, Дашка и Тихон уплетают еду, которую они взяли с собой в дорогу. Да ещё Сурэ на прощание всучил Даше узелок со снедью, сухарями и вяленным мясом. Он и раненный Вазимир, остались на Лисьих болотах ждать Бахрома. Ехать с Мироном в деревню Сурэ категорически отказался, да и Мирон особо то не настаивал. Как бы восприняли в его родной деревне жители, если бы он привёл двух татар, от которых Русь - матушка претерпела столько горя. Мирон про спасение Мункэ то никогда никому не говорил, разве что отцу. Тот не одобрил поступок сына, хотя как бы поступил он в такой ситуации, сам не знал. Нарушил договор и хан Батый, снова движет войной на Русь а та только на ноги то вставать стала, терзаемая поборами князей и тех же татар.
- Два дня езды с привалом и ты в Новгороде - Мирон зевнул - Хотите посмотреть?
- Хотим - хором сказали Петька и Даша.
Тихон всё поглядывал на Дашку, молча жевал вяленое мясо, по взрослому шевелил ноздрями, медленно втягивая ими воздух, потом отводил взгляд в сторону, после чего опять впивался глазами в Дашу. Та чувствовала на себе его пристальный взгляд и ей было немного неловко. Петька пока ничего не замечал. Да и здесь, в прошлом Даша теперь ему казалось была больше сестрой чем девочкой которая ему очень нравилась. Петька, сам того не замечая, больше восхищался Мотей. Таких вот бойких, смелых, не по годам взрослых, смышлёных девчонок он в жизни не встречал.
" - Конечно - думал он - живи Дашка в это время, может и она бы так бегала по лесам, выслеживая по следам зверя, лазила по деревьям, лихо скакала на коне. Хотя взять Ивашку. Родной брат Моти, а поставь их рядом - небо и земля. Ивашка больше похож на него, на Петьку. Не тютя конечно, но такой воинственности и холодного рассудка как у Моти, ни у Ивашки ни у Петьки нет. Разве что у Мирона. "
Мотя чем то походила на своего старшего брата. Они вдвоём составляли отличную команду. Ивашка в ней был явно лишний, да тот особо и не претендовал. Он, как и Мотя был одиночка, и хотя следопыт и охотник из него был никудышный, зато наездник отменный. Конь Ветер, с которого он практически не слезал и на которого вся деревня смотрела с завистью, служил Ивашке верой и правдой. Два раза коня уводили конокрады. В первый раз Ветер вернулся в тот же день. Из его шей торчала стрела, но та не причинила ему особого вреда. Ивашка боялся что стрела отравлена, но через три дня конь Ветер как не в чём не бывало топтал луга и поля своими копытами Ивашке на радость. Во второй раз Ветра увели когда Ивашка ездил в Новгород за солью и мукой. Мирону тогда было некогда, он помогал соседу убирать одомашненного кабана с огромными клыками. Мясо надо было солить. а соль была на исходе. Денег тогда в карманах деревенских жителей почти не водилось и покупки совершались обменом товара на товар. Пришлось Мирону распрощаться с татарской саблей, добытой им в бою под Калкой. На такую вещь в Новгороде можно было выменять полтора пуда соли или пуд муки. Ивашке было наказано обменять саблю на полпуда того и другого. Менял вещи на муку, соль, крупу Ивашка всегда у одного и того же проверенного человека. Еврей Авид держал на Новгородском рынке небольшую лавку и с удовольствием менял муку и соль на холодное оружие, копья, сабли, мечи, кольчуги, шишаки и другие вещи, необходимые в бою. Поговаривали что сам князь Всеволод Юрьевич закупал у еврея оружие, а уж татарские сабли были всегда в цене, так как по сравнению с русскими мечами были легки, прочны и остры. Ивашка знал что за саблю Авид не только даст ему муки и соли но и насыплет в карман сладких леденцов, которые Ивашка так любил. вот только не повезло ему в тот день. Коня Ветра увели у него прямо на рынке, как раз в то время когда еврей Авид любуясь привезённой ему саблей, цокал языком и нахваливал это произведение искусства. Ветер был привязан к воротам и когда Авид сказал слуге что бы тот принёс мешки с мукой и солью и перевязав их помог Ивашке закинуть на круп коню, Ветра у ворот уже не оказалось. Ивашка, забыв про муку, соль и леденцы, бросился бегать по рынку. Слуга Авида, Абар, тоже бегал с ним или же только делал вид что усердно ищет коня. Но того и след простыл. Ивашка в слезах бросился к Авиду и тот, пожалев мальчишку, велел слуге Абару отвезти Ивашку с мукой и солью на его муле, запряжённым в старую но крепкую арбу.
Дома, получив от отца на орехи, Ивашка забрался на сеновал и под мычание коровы Ночки слёзно выл и звал своего верного друга. Ветер вернулся черед две недели. Он был сильно исхудавший, на шее болтался обрывок пеньковой верёвки. Он громко ржал, бил копытом и тыкался мордой в белокурую голову своего хозяина, шевеля его непослушные волосы своими тёплыми губами.
С того самого дня Ивашка не сводил с коня глаз. Правда тот скинул его когда Петька неожиданно выскочил на дорогу, но Ивашка знал что конь прискачет домой и будет ждать его там, так что особенно не волновался.
Мотя расположилась рядом с Мироном и Ивашкой, закидывала куски брынзы в рот и чавкала, чем вызывала недовольство Даши. Но вслух сделать ей замечание та не решалась, спасительница как ни как.
" - Почавкала бы я вот так в нашей школьной столовой, со мной после такого сидеть бы рядом ни кто не захотел. Вон Тихон, хоть и голодный а ест спокойно, не торопится."
Тихон действительно не спешил, а может у него просто не было аппетита. Услыхав что Петька и Даша собираются в Новгород, в нём стало бороться два человека. Один хотел домой, к больной маме, которую он любил и хотел поскорей успокоить, другой очень хотел как можно дольше оставаться рядом с Дашей, к которой он очень привязался.
- Может всё же домой? - осторожно спросила Даша Петьку - Игем там рвёт и мечет однозначно. Я на распутье.
Петька вздохнул - Я тоже. Давай используем старый проверенный способ. Пятьдесят на пятьдесят.
- Спички будем тянуть? - усмехнулась Даша.
- А почему нет? У меня пара осталась - Петька сунул руку в огромный карман нелепых штанов и достал от туда замусоленный коробок.
Мирон приподнялся на локте и вожделённо посмотрел на коробок.
- Что вы собираетесь делась? - сурово спросил он.
- Спички ломать, вернее одну спичку,потом тянуть - Петька вынул из коробка спички, отломил у одной самый кончик что бы та ещё послужила им, когда придёт время развести огонь, заложил руки за спину и перемешав спички, протянул Даше - Короткая домой, длинная - Новгород.
Дашина рука стала нервно подёргиваться, решаясь за какую же головку селитры ей ухватиться. Даша зажмурила глаза и выхватила спичку. Петька глянул на оставшуюся.
- У меня короткая.
- Значит Новгород? - обрадовалась Даша, искоса глянув на Тихона. Тот устало улыбнулся, грызя какую то соломинку.
- Если Мирон не против - Петька кивнул головой.
- Тихон! А ты как, с нами? - Даша посмотрела на товарища по плену и одарила его такой лучезарной улыбкой что тот засмущался и отвёл взгляд в сторону, но потом взял себя в руки и хмуро произнёс - Я бы маму поначалу успокоил. Кошки скребут на душе, как она там - Тихон чихнул и потрогал свой лоб.
- Ты же простудился - Даша подсела к Тихону - Тебе в деревню скорее надо, чаю с малиной и лежать под одеялом. А маму твою мы можем навестить и успокоить, правда Петя?
Тот нерешительно кивнул - Только как мы его маму найдём, да и вообще эту деревню? Может лучше подождать когда он выздоровеет?
- Не надо мне ни какого чаю, здоров я! А мамка вам не поверит пока меня воотчую не увидит. Мне бы только до дома добраться, мамка отвар хороший из трав приготовит. Хворь как рукой снимет.
Петька тем временем не сводил глаз с Моти. Та закинула в рот последний кусок брынзы, запила водой из бурдюка, легонько икнула и отряхнув ладони от хлебных крошек решительно поднялась со своего места.
- Ну и чего мы сидим? Поели, попили? В дорогу! Деревню твою, Тихон, мы мигом найдём. Да и в Новгороде я давненько не бывала. За солью да мукой туда всё чаще Иванка ездит. Теперь, как мы знаем что неруси татарские людей похищают, нам вместе держаться надо. Но на всякий случай запомните имя татарского начальника - Мункэ. Глядишь ещё не раз спасёт нас это имя.
- По коням! - Мирон неспешно встал, поправил ремень, погладил рукой рукоять меча и лихо взобрался на своего коня - Болезный, давай ко мне - сказал он Тихону - Со мной поедешь. А ты, красивая, с Мотей поскачешь.
Даша с опаской посмотрела на Мотю, затем на ржущего у ясеня привязанного коня,подаренного им так неожиданно Сурэ. Мирон поймал её взгляд и усмехнулся в бороду.
- Да ты не бойсь. Мотя с пяти лет в седле, и хоть она лошадей больно то не жалует, обращаться с ними умеет.
- Ну раз так - Даша подошла к коню, которого Мотя уже отвязала и гладя по гриве шептала что то ему на ухо. Конь вдруг мотнул головой, как бы соглашаясь с нией и .. преклонившись встал на переднее правое колено ноги, давая тем самым возможность Даше и Моте без каких либо хлопот взобраться на него. Петька почесал голову, Ивашка присвистнул.
- Правда говорила что ты по их гутарить умеешь, а я не верил. Смотри ка, слушается!
Мотя гордо взобралась на коня и потрепала его ещё раз по гриве - Мышонок мой! - ласково пропела она коню.
- Вот ты и имя ему дала - басисто рассмеялся Мирон - Хорош мышонок!
- А что? Пусть будет - Мышонок - согласилась Мотя.
Петька с Ивашкой взобрались на Ветра и тут же ринулись вперёд. Ветер уже соскучился по движению и скакал как жеребёнок, который впервые попал на зелёный луг и радуется вольному простору. За ними последовали Мотя и Даша,которая от страха зажмурила глаза. Она хотела крикнуть Моте что бы та не подгоняла так Мышонка, но только она открыла рот как тут же прикусила себе язык. Слёзы выступили у неё на глазах. Она готова была стукнуть Мотю кулачком по спине, но боялась разжать пальцы, которыми впилась в кожаную нелепую куртку Моти, пахнущую каким то гуталином.
Последними скакали Мирон и Тихон. Тихон то и дело сморкался по сторонам, так как сопливая жидкость подступала ко лбу а голова становилась всё тяжелее и тяжелее. Мирон понимал состояние парня, поэтому не говорил ему ни слова а только старался трясти его поменьше. Как назло подул ветер прямо в лицо. Так как Тихон сидел спереди Мирона, тот остановил коня и посоветовал пересесть ему сзади.
- Ветер холодный, ты и так вон весь в соплях!
Тихон покорно пересел за спину Мирона, да так расчихался, что Мирон, через плотную рубаху, зипун и кольчугу, чувствовал каждый чих.
- Вот лихоманка! - качал он головой - Совсем захирел, паря. До Потеряевки далече, можем не довести. Про Новгород пусть пока и думать забудет. Прискачем в Шугань, отдам его в руки старого Прокла. Тот такие хвори за раз лечит, быстро парня на ноги поставит.
До Шугани, на удивление Петьки, доехали быстро. Что он и сказал Ивашке.
- Дорога обратно всегда короче кажется. Скакали то без передышек, ни где не останавливались. Ты этот, как его, свой светлячок не вытряхнул опять? - спросил Ивашка Петьку.
- Фонарик? На месте! - похлопал Петька рукой по рубахе.
Он с опаской посмотрел на высокие частокольные ворота. Ему снова стало не по себе.
- Слушай, Ивашка. А у вас за тяжкие дела как людей наказывают? Головы рубят или вешают?
- На кол сажают - просто ответил Ивашка - А зимой в прорубь загоняют. Головы у нас только в Новгороде и рубят. Такую казнь ещё заслужить надо.
- У нас наш новый учитель истории, Артур альбертович, очень любит про казни рассказывать. благодаря ему я сюда попал. Он пришёл к нам из прошлого и в своём настоящем обличии на человека мало похожь.
Ивашка перекрестился - И ты ещё нас к себе зовёшь? От твоих рассказов меня страх до сих пор пробирает. Но всё равно любопытно. Это как к медведю в берлогу лезть. Страшно, а жрать охота.
Тем временем охранники на воротах, два бородатых мужика в льяных рубахах, один коренастый, другой долговязый, позёвывая и крестя рты, стали отпирать ворота,признав в наезднике Ивашку. Подъехали Мотя с Дашей а следом и Мирон с,завалившимся совсем на бок, Тихоном.
- Зосим, Прокуда! - крикнул Мирон мужикам - чего там телитесь? Отпирайте живо ворота, тут мальцу совсем худо. Как бы не преставился.
Мужики, со скрипом, распахнули ворота и всадники спешно въехали в деревню.
Шугань жила своей тихой и неспешной жизнью. Казалось что люди и не испытали вовсе на себе что такое война, потеря ближнего, нищета. Они в какой то мере сыты, у них есть крыша над головой, хоть это и крыша землянки. Люди в деревне часто умирали, не то от болезней, не то от лесного зверя, не то от лихих людишек. да и татары пакостили, потому смерть здесь была обычным делом и мало кто рыдал над телом усопшего,веря что он отправляется в лучший мир. Потому и к больному Тихону местные жители отнеслись спокойно, когда Мирон снял его с лошади и понёс к дому местного врачевателя, старейшины Прокла.
Это был коренастый седовласый, с огромной густой бородой, старик лет 65-ти, со смуглым морщинистым лицом, орлиным носом и голубыми, как небо, глазами. Прокл лет 10 как обезножил.Просто проснулся утром и понял что не может встать с лавки. Ни жены ни детей у Прокла не было. Вернее раньше была жена, был и сын- удалец. Но вот только сын Борила, сложил свою буйну голову на поле боя на реке Клязьме в битве, тогда ещё с войском хана Чингиза. Мать Борилы, жена Прокла, Меланья, затосковала по сыну да стала чахнуть. Так и померла, в бреду и тоске, не признавая ни кого, ни родных ни знакомых, ни мужа. Прокл очень хотел вылечить жену, зазывал лекарей да знахарей из близлежащих окрестностей и даже из самого Новгорода. Но те только медь да серебро жаловали а лечили так что Меланье только хуже становилось. И Прокл, махнув на всех этих "целителей" рукой, решил сам вылечить свою жену. Когда он был ещё звонким юношей, в соседней деревне жил один знахарь Таракай. Этот Таракай творил чудеса. Заживлял страшные раны, снимал настоями головные боли, зубные и сердечные. Лечил бесплодие, душевные болезни, мог вернуть к жизни уже совсем безнадёжного больного. Прокл на себе испытал чудесный дар врачевания Таракая. Вот только ходить Таракай не мог, отказали ноги. Таракай говорил что это он наказан богами за дар данный ими же. Ведь Таракай лечил людей не просто так а брал с них серебро, медь, продукты, оружие. Даже молодая жена Таракая жила с ним только потому что тот спас её смертельно больного отца, который был единственным родным человеком в её жизни.
Хотел было Прокл отвезти к Таракаю свою Меланью, да побоялся по дороге растрясти жену, уж больно плоха была, а сам Таракай упорно отказывался куда либо ехать, ссылаясь на то что в родном доме и стены помогают а вывези его за их пределы и дар врачевания пропадёт. Жена Таракая, Заринка,по утрам уходила в лес за травами, которые наказывал собирать ей муж. Как то раз ушла Заринка в лес и пропала. Искали Заринку всей деревней. Таракай места себе не находил, очень сильно горевал. А когда, через неделю, исчез Даринкин отец Феоктист, всё всем стало ясно. Не захотела видать больше Заринка жить с, уже не молодым, Таракаем. Да ещё тут одна деревенская баба проболталась как неоднократно видела жену Таракая в лесу с молодым статным парнем. Он видать и подбил её на побег, и отца подговорили.
Таракай месяца два тучей ходил, ни кого не принимал, пил полынную настойку, зарос, запаршивел и если бы не его сестра, которая привезла ему с Новгорода больного внука, знахарь попросту бы спился и погиб. Отсчитала Таракая сестра Фёкла по полной и давай брата его же травами выхаживать. Тот только лежит, трясётся весь да говорит какую траву в отвар бросить, что бы питьё от запоя получить. Оклемался Таракай и внука спас, тот животом болел.
И вот пришёл в то время к нему Прокл. Знал что не пойдёт Таракай в деревню. А у того от переживаний да от настойки ноги отказали. Сам себе не мог помочь Таракай. Многие над ним смеяться да подшучивать стали, мол какой же он знахарь - целитель. раз себе помочь не может. Но вот как то принесли на носилках из леса старосту деревни. Тот на оленя охотился на на стаю голодных волков набрёл. И как на зло полем шёл, на дерево не залезешь. Отбивался от волков староста как мог, да вот только окромя лука да кинжала ни чего у него не было. Спасли его, шедшие мимо, калики прохожие. Камнями да палками стали волков отгонять, а как один из них старец ударил в гусельные струны, волки сами, поджав хвосты, бросились в рассыпную. Здорово старосте досталось, рваные раны были по всему телу, даже шею прокусили, только чудом важные артерии не задели. Калики по скорому соорудили из жердин, еловых веток и льяных верёвок, носилки и наспех перевязав рваными тряпицами раны старосты, понесли его в деревню, особо то и не надеясь что тот выживет. У ворот носилки подхватили стражи - охранники и крикнув ещё людей прямиком двинули к Таракаю. Две недели не было ни каких вестей ни от Таракая ни от старосты. Даже жена старосты, Федора, находилась в неведении, Таракай ни кого в дом не пускал. И вот наконец появился знахарь на крыльце своей хибары, лохматый, небритый, на берёзовых костылях, которые хоть как то в последнее время помогали ему передвигаться. Федора была уже тут и с опухшим от слёз лицом только и простонала - Ну??
- Ну что.. - Таракай обессиленно плюхнулся на лавку,потирая свои безжизненные ноги - Через неделю заберёшь своего Евлампия. Живуч твой мужик оказался. Ещё поди ка всех нас переживёт.
Как вылечил Таракай старосту, только ему одному да господу Богу известно, только после этого чудесного исцеления слухи об врачевателе Таракае полетели по всей округе. И ни кто уже над ним не смеялся. Таракай немного удивился когда Прокл с порога пал ему в ноги и слёзно просил его научить врачевать или дать какую нибудь настойку или порошок.
- Без неё мне не жить, без Меланьюшки моей! - ползал по земляному полу Прокл - Научи, Таракай! Моё добро - твоё добро! я за тебя хошь в огонь, хошь в воду, хошь на меч бусурманский.
Сжалился Татакай над Проклом. После побега его жены надо было ему помощника по хозяйству. Дал он Проклу снадобье, да вот только не понадобилось оно. Пока Прокл до своей деревни добирался. померла его Меланья. Схоронил он её и айда обратно к Таракаю, так как слово дал вернуться, помогать ему по хозяйству, а тот его в свою очередь обещал научить тому что сам знает. Вот так и стал Прокл по маленьку врачевать.
через 3 года вернулся Прокл в родную деревню. Ни кто уже и не ждал его возвращения. Домишко его завалилось, да деревенские жители помогли его поправить. Прокл в долгу не остался, лечил всех без отказу и монету не брал, разве что из еды что нибудь. И вот проснулся как то раз Прокл, хотел было с лавки встать, да чувствует, не может. Испугался конечно, с лавки скатился да к дверям пополз. Крикнул первого прохожего, кузнеца Силантия. Тот его на руки поднял да обратно на лавку, здоров мужик был. Вспомнил Прокл про обезноженного Таракая и слеза повисла на его реснице. Вот значит чем заплатил он за ту науку что ему Таракай преподнёс.
Постепенно смирился Прокл со своей бедой. Да и за жизнь то он шибко не держался, всё к жене своей хотел, родных то нет, держаться не за кого. Давно бы руки на себя наложил, да вот только людей жалко было. Кто же лечить их будет как не он. И уже подумывал, не позвать ли ему кого в ученики. Да вот только в ученики к нему идти ни кто не хотел. Таракай обезножил, Прокл обезножил. Не спроста это. Кому ж охота следующим быть. Так и не пошёл ни кто в ученики к Проклу. Так и состарился он в одиночестве.
Ну дв вернёмся к нашим героям. Мирон подошёл к дому Прокла с Тихоном на руках и осторожно усадил того на большую берёзовую колоду, что стояла во дворе. Раньше на ней Прокл рубил дрова да головы петухам, сейчас она, почерневшая, стояла без надобности. Иногда люди, что приводили больных, садились на неё и ждали пока Прокл не позовёт их в дом.
Тихона трясло как в лихорадке. Даша с содроганием в сердце смотрела на товарища.
- Его бы к нам в больницу а не по знахарям таскать. Не прощу себе если с ним что нибудь случиться - шепнула она Петьке, что бы Тихон не услышал.
- Колодец сначала найти надо - Петька оглядывался по сторонам, как бы пытаясь запомнить всё то что он увидел в этой деревне. Может потом и поглядеть не придётся - А про Новгород забыла? Ведь побывать хотели! Ведь хотели?
- Мы будем по Новгороду гулять а Тихон в это время здесь умирать будет? Я хорошо знаю историю и Михаил Соломонович рассказывал что в это время умереть от любой глупой болячки было плёвым делом.
- Тогда оставайся здесь со своим Тихоном а я отправлюсь на поиски колодца, чего зря время терять. Вон Ивашку с собой возьму, ну и Мотю можно.
Даша поглядела на подъехавшую к ним Мотю с распущенными волосами и красным румянцем на щеках, хотела было возразить но посмотрела на трясущегося Тихона и кивнула - Конечно езжайте. Вот прямо сейчас и езжайте.
Тем временем Мирон вышел из хибарки Прокла, подхватил Тихона на руки как пушинку и сказав ему - Ну, паря, с Богом! - внёс его в дом. Мотя с Ивашкой троекратно перекрестились.