Лосятинка

Иван Шестаков
Начало баек Писа здесь: http://www.proza.ru/2018/05/03/1616

     Трудное, безработное начало девяностых, конца восьмидесятых. От социализма отказались, а капитализм не идёт никак. Решил человек, похожий на Серёгу Писа, пройти водительскую комиссию. Приехал из деревни в райцентр, нашёл поликлинику. Проходит.
     А комиссия так – одно слово, что комиссия. Но страху натерпелся. Первый раз в жизни начал такое «Дело», а ни о знакомых врачах, ни о медсёстрах не поинтересовался, ни презентики не закупил, ни коньяка не подогнал, ни конфет с шампанским и цветами не заслал впереди себя, гостинцев из тайги и тех не привёз – пожалился. Чего тут ожидать хорошего с такой «артподготовкой»? Комиссия сразу и сникла, смурая стала, неприветливая: в глаза не смотрит, с тобой не разговаривает, бурчит невнятно, не повторяет, всё норовит вывести клиента из себя, чтобы клиент нервничать начал и на простых вопросах сыпался, а анализы, чтобы всю «новогоднюю гамму чувств первого января» сполна показали. Короче, валят нашего брата, почём зря, а мы же деревенские, всё по чистяку принимаем, в светлое будущее коммунизма и мир во всём мире верим и, главное, с ленинским упорством до сих пор воплощаем в жизнь. Комиссии-то что, всё равно, за чем Серёга будет свою старость встречать: за топором в лесу на верхнем складе по пояс в снегу или за крючком с баланами на нижнем и тоже по пояс. Какая разница, где спину надорвёт и пупок развяжет, а вот рычагов трактора «Беларусь» или другого какого «Кировца» при такой подготовке к комиссии ему в жизнь не видать. «Нет, не видать, при такой подготовке, – вторил своим мыслям Пис, – не видать. Пойду на нижний склад, там хотя бы река рядом и гнуса летом поменьше».
     Не пройти такую комиссию. Комиссия совсем не такая, как в Советскую армию после ввода ограниченного контингента войск в Народную республику Афганистан – раздевают догола, чтобы не сбежали, гребут всех подряд на закланье без разбора, и кривых, и больных, с изъянами и без: эти налево, эти направо, а в итоге: всех в один Ан-12 и на Кабул. Вот бы сейчас так, а тут, наоборот, нигде негоден, ни у одного специалиста. Одна и та же картина: разденьтесь-оденьтесь, разденьтесь-оденьтесь, даже к зубарику с окулистом и всё равно «негоден» выводят, все раздевания за зря. Очередь в кабинеты скопилась из-за Писа аж до Северной Двины и не рассасывается никак. Видя такое паскудное отношение врачебной комиссии к пациентам, Пис на очередном «раздевочном» кабинете взбеленился: «Хрен с вами, пойду на верхний склад!» – и голышом, в чём мать родила, проследовал к «мудрецам от медицины»… Прикрывшись набедренной повязкой от «Рашмы Ганди», глазнику оголил томным, невинным взглядом зрение и обнажил оскал вставной челюсти на присоске зубарику. Врачи: окулист и зубной в одном лице, хоть и были шокированы набедренной повязкой, но виду не подали, типа, мы и не такое видали, на что тут смотреть?! А вот молоденькие медсестрички с хи-хи-ками повыскакивали из кабинетов. «Чего это с ними?» – как мог непринуждённей поинтересовался Пис, размахивая повязкой. «Не обращайте внимания, – также непринуждённо отвечала зубарик-окулист, возвращая обратно вставную челюсть. – Молоденькие ещё, практикантки, они пока что всех тонкостей нашей работы не знают. Пожалуйста, проходите в кресло, садитесь. На что жалуетесь?» Вот зачем она спросила о жалобах? лучше бы не спрашивала. Писа, распрощавшегося с тракторными водительскими правами, сейчас ничто не сдерживало, и он «как в последний бой ринулся на врага», отсекая отходы к отступлению. Он пол дня рассказывал о трудностях жизни нижнего склада, сначала в деревне, потом в районе, потом в области, стране… Когда дело дошло до скверной жизни нижнего склада в Марианской впадине и на Луне, его персонально вне очереди пригласили к следующему врачу…
     Следующим врачом оказался, понятно, что психиатр. Поглазеть на бесстрашного клиента в набедренной повязке от Рашмы Ганди, разносящего в клочья непутёвую жизнь Солнечной системы, в кабинете психиатра собрался весь персонал поликлиники с главврачом, уборщицами и пациентами. А Писа же, когда он словил собственную волну, не остановить, тем более при скоплении зрителей, чешет по матери правду матку и всех по матери посылает от Генсека до Президента и всё в стихотворной форме теперешнего репа. И так складно всё у него получается, и всё по делу, точно Жириновский с Зюгановым на выборах в президенты – льют бальзам на иссохшие души обманутых граждан, потерявших опору коммунистической морали и никак не обнаруживающих буржуазную. Долго это продолжалось или коротко, но чей-то пристальный взгляд вдруг начал мешать духовному проникновению «финансовых афёр Писовского МММ». Оглядевшись, он наконец-то видит знакомое лицо – лицо психиатра. Где он мог его видеть, при каких таких обстоятельствах – вспомнить никак не получалось: белый халат страшил и путал воспоминания. Видя муки пациента, психиатр, как и положено врачу, пришёл на помощь: «Как лосятинка?! Понравилась ли?» – уточнил он. И тут Пис осёкся, он вспомнил всё… Кто бы мог подумать, что вот всё так закончится, и где? – у психиатра. «Наверно, и скорая неотложка у дверей поджидает со смирительной рубашкой в пол», – обмякал на стул Пис, на полуслове оборвав тираду о жизни на нижнем складе.

     Эта забавная, а в теперешних обстоятельствах малоприятная история началась поздней осенью, года три назад, под самый закат Страны Советов, в период перестройки и гласности, когда уже мало чего было, но можно было всё, невзирая на лица и должности…
     Известно, что местные жители таёжных посёлков ревностно относятся к чужакам, промышляющим в здешних угодьях и безжалостно истребляющих их (местных) флору и фауну. Пис тоже был не исключение и ревностно относился к флоре и фауне незнакомых чужаков, и как оказалось сейчас, через чур ревностно.
     В деревне с испокон века так. Если умеешь, то «можно» ездить на машинах без прав и обучения, можно ездить везде, на любой технике, в любое время, в любом возрасте, в любом состоянии души и тела с любой скоростью, главное, контролируй безопасный скоростной режим и не въезжай в райцентр, где «промышляет» ГАИ, а к нам им не добраться – вездеходов в ГАИ нет. До райцентра сто километров по прямой, а по кривой! вообще не зачем туда и попадать, по деревням ездить одуреешь, экватор можно намотать. Это я к тому, что и без прав деревенской дорожной романтики хватает.
     Гарцуя на тракторе в пределах такой деревенской дорожной романтики, Пис получил, принесённую на хвосте Сорокой-белобокой, весть о двух снегоходах с чужаками, недавно проследовавших в тайгу в угодья его флоры и фауны. Выяснив, в какую сторону те углубились в лес, Пис всенепременно решил наказать грешников, позарившихся на чужое добро, и таким образом навсегда отвадить их от несанкционированного промысла в родных заимках. Кировец-Беларусь взревел от заливающей его двигательное жерло вонючей соляры и, выбрасывая комья заснеженной промёрзшей земли, скрылся на «задних колёсах» в клубах чёрной гари. Началась погоня. Промчавшись полчаса, Пис так и не увидел наглецов: снегоходный след всё удалялся и удалялся, унося наездников от расплаты. Вконец упрев от погони, он решил сменить тактику: «А почему бы ни извлечь из этого выгоду?!» – осенило его. «Почему бы ни извлечь, – подтвердил запыхавшийся трактор, еле-еле перебиравший колёсами, и посоветовал, – дождись, пока они с гостинцами из леса выйдут»…
     И Пис дождался. Рассчитав сколько времени понадобиться чужеземным неумёхам на сбор гостинцев, он съездил по любовным делам в соседнюю деревню, почесал языком, разведал новости, попил, отобедав, чайку и неспешно отправился в обратный путь на перерез «лошадиной тройке с подарками от Деда Мороза». Под закат дня «неуловимые мстители», уверенные в своей безнаказанности, «тёпленькими» попались «комиссару Котанье». Не подозревая ничего плохого, ничего не страшась, ничего не опасаясь, чужаки разделывали сохатого в килограмм триста пятьдесят с огромными ветвистыми рогами, часто встречающегося на полотнах художника Карла Клеменса. Если бы картина разделки племенного сохатого попалась Пису до того, как он любовно побаловался чайком, то «расхитителей гробниц» ничто бы не спасло, их бы никто никогда больше и не увидел… Но соседняя деревня смягчила душу, расслабила его, и Пис даже ружьё из двух вертикальных стволов двенадцатого калибра взводить не стал, он просто выдвинул его на видное место, а передним ножом трактора нагнал огромную волну снега, грозясь запорошить бедолаг вместе с буранами и Клеменсовской добычей. И так это у него натурально и эффектно получилось, что он и сам испугался своего «Девятого вала» Айвазовского Ивана Константиновича.
     Но надо знать Писа, он ничем не выдал свой испуг, ни одной мимической морщинкой на лице. Наоборот, голосом прокурора, не терпящим возражений, он выдвинул предъявы на отстрел картинных натур лосиного рода: «А лицензия у вас, граждане, есть?» Увидав перед своим носом огромный снежный вал грядущей лавины и изыскано красовавшиеся стволы двенадцатого калибра, горе охотники попятились назад, имитируя непричастность к наполовину разделанной туши. «Опс, а лицензии-то у вас нет! – наседал Пис с юридической стороны уголовного права, не давая улетучиться животному страху смерти у граждан. – Что будем делать, граждане осУжденные?!» И граждане осуждённые ничего лучшего не придумали, как откупиться ветвистыми рогами головы сохатого… «Да, Вы на что намекаете?! – взревел Пис, выхватывая наизготовку стволы двенадцатого калибра. – Свои рога сами носите!»
     …Целый месяц Пис наслаждался сочными эко-котлетами из лосятины, настаивал в русской печи наваристые бульоны для тюри, а на новый год употреблял холодец с чесноком под ядрёной горчицей… Рога он тоже забрал – когда ещё такой шедевр попадётся, может быть, он последним и был в здешних местах…

     И вот сейчас вся эта «незатейливая» история конца восьмидесятых, оборачивалась рэкетом начала девяностых. И вопрос: «Как лосятинка?!», звучал совсем по-другому: «Не поперхнулся ли ты, подавившись? И чего же ты у нас теперича просишь?» На что Пис огрызнулся: «Мало мяса взял».
     Стоя перед психиатром комиссии, получалось так, что Пис просит выдать лицензию на тракторное убийство и узаконить деревенский беспредел. Какой дурак пойдёт на такое и оставит право на орудие преступления, виденное собственными глазами и ощущаемое собственной кожей? – собственными глазами и собственной кожей психиатра!
     Но, видимо, многое уже забылось, или «тоскливая жизнь верхнего склада» так подействовала на присутствующих, что к удивлению Писа, он оказался «годен», годен не только у психиатра, но и у всех других специалистов…

Продолжение баек Писа здесь: http://www.proza.ru/2019/03/11/665

07.01.2019. 1700 … 12.01.2019. 1800 с.Яренск