Без мамы... Глава пятая

Эльвира Гусева
Продолжение. Начало в гл.1-4 http://www.proza.ru/2019/02/01/607

Наступило  утро,  тётка  Мария   угостила  нас  завтраком,  рассказала,  как  найти  строчевышивальную  артель  имени  Н.К. Крупской.  Мы  собрались,  я  надела  свои  тапочки,   которые  так  бережно  хранила  в  узелке  всю  дорогу. 

Вдоль  улицы  было  много  цветов,  а  когда  повернули  к  артели,  то  увидели  красивую  сосновую  аллею.  Сосенки  стояли  рядочками  и  были  все  одинаковые  по  высоте,  ровненькие  и  пушистые.  Артель  располагалась  в  красивом  каменном  двухэтажном  здании,  оно  утопало  в  цветах. 

На  проходной  у  нас   проверили  документы   и  направили  в  контору.   Там  нас  встретил  директор,  он  посмотрел  документы  и  сказал: «Этих  возьму,  а тебя  нет,  ты  ещё  мала. Иди  домой  и  живи  с  мамой,  у тебя  молоко  на  губах  не  обсохло».   Я  заплакала  и  ответила: « У  меня  нет  мамы  и  домой  я  не  пойду». 

Вышла  я  на  улицу, села  на  ступеньки  и  горько-горько  заплакала.    Артель  стояла  на  берегу  Клязьмы,  а  она  была  такая  красивая,  голубая  вода  серебрилась,  подёрнутая  ветром, берега  были  зелёные - зелёные.  Глядя  на  эту  красоту,  я  в один  момент  перелистала  всю  свою  жизнь, вспомнила  все  свои  страдания  и  тяжёлую  дорогу  и  окончательно  решила,  ели  меня  не  возьмут,  я  навсегда  останусь  в  этой  Клязьме. 

Воспоминания  вернули  меня  в  дом  отца,  где  было  прожито  столько  страшных  и  унизительных  лет.  Я  начала  строчить  очень  рано  и  уже  в  12  лет  имела  свою  паевую  книжку,  полностью  выполняла  план,  за  что  всем  членам  артели  выдавали  в  Нижнем  Ландехе  муку. 

Однажды  мать  посылает  меня  за мукой,  стояла  весна,  дороги  уже  оттаяли,  было  много  воды,  обуть  мне  было  нечего.  Она  принесла  мне  отцовы  худые  сапоги.  Я  навернула  портянки  и  пошла. До  Ландеха  мы  прошли  8  километров,  но  муку  обещали  давать  на  следующий  день.  Женщины  решили  оставить  до  завтра  свои  паевые  книжки  на  человека,  который  работал  в  коллективе,  это  была  Клавдя  Баландина.  Мы  так  и  сделали,  а  сами  вернулись  домой. 

Дома  были  уже  поздно,  портянки  мои  все  промокли,  ноги  стёрты  в кровь,  у  меня  был  сильный  жар.  Я  легла  на  печь,  ноги  распухли   и  горели.  Всю  ночь  мне  снились  красивые    места,  но  они  меня  не  радовали,  на  сердце  была  тяжесть,  всё  время  хотелось  плакать.  Утром  мать  будит  меня,  посылает  идти  в  Ландех  за  мукой,  а  то  вдруг  обманут,  не  отдадут. 

Идти  я  не могла,  ноги  очень  болели,  и  у  меня  был  сильный  жар.  Она  очень  рассердилась  на  меня  и  сказала: « Уходи  из  дома,  жрать  тебе  не  дам  10  дней,  может,   сдохнешь», - и  вытолкала меня  за  дверь.  Идти  мне  было  некуда,   я  пошла  к  Анне  Поликарповне   и  жила  у  них  несколько  дней. 

Они  всей  семьёй  меня  кормили  и  лечили,  а  я  всё  время  плакала,  лёжа на  тёплой  печи  и  с  завистью  смотрела,  как  она  ухаживала  за  своей  дочкой,  какими  вкусными  блинами,  да  ватрушками  она  её  потчевала,  а я  у  своей  мачехи  ела  один  раз  в  день  картошку  в  мундире  с  ржаным  хлебом.  Как  они  ни  старались  меня  выходить,  всё-таки  ко  мне  опять  привязалась  куриная  слепота.  Домой  я  вернулась  тогда,  когда  пришёл  отец  с  побочных  заработков.

Вспомнился  мне  и  другой  случай.  Стояло  лето,  мать  бежит  с  огорода  и  кричит  самые  последние  слова  в  наш  с  Борькой  адрес: «Бегите  в  баню,  что  вы  там  наделали!»  Мы  бросились  в  баню,  я  зашла  первая  и  увидела  целую  кучу  морковной  ботвы,  я ничего  не  понимала.  Мать  схватила  меня  за  волосы  и  била об  пол,  потом  била  палкой  и  меня  и  Борьку. 

Наверное,  она  убила  бы  нас,  но  вовремя  вступились  соседи  тётка  Арина  и   Таня  Михайлова.  Когда  они  увидели  нас,  таких  избитых,  то  рассказали  ей  правду:  морковь  рвали  у  кого-то,  а   ботву  положили   в нашу  баню.  Мы  не  были  виноваты,  но  страх  поселился  в  нас  на  всю  оставшуюся  жизнь,  а  ещё  ненависть  к ней.  Она  не  стеснялась  в  выражениях,  в порыве  гнева  кричала: «Сдохли  бы  вы,  провалились  бы  вы,  обжоры  проклятые!»

Эти  страшные  воспоминания  были  прерваны.  Ко  мне  подошла  красивая  женщина  в  строгом  чёрном  костюме  и  спросила: «Что  ты  умеешь  делать?»  Позже  я  узнала,  что  это  наш  инструктор  Екатерина  Ивановна,  а  вступился  за   меня  дядя  Миша  Носов,  наш  кассир.  Он  объяснил  Екатерине  Ивановне,  как  далеко  мне  пришлось  идти, да  и  дома  меня  никто  не  ждёт. 

Меня  приняли в группу,  где  все  ничего  не  умели  делать,  а  подружки  мои попали  в  другую  бригаду.  Екатерина  Ивановна  ушла, похоже,  она  была  недовольна,  что  меня  пришлось  взять,  но  дядя  Миша  мне  сказал: «Не  бойся,  она  смирится.»  Вскоре  мне  выдали  на  руки  табельный  номер  1272- я  его  запомнила  на  всю  жизнь.

На  квартиру  я  вернулась  повеселевшая,  на  следующий  день  вышла  в  бригаду    четырёхчасниц,  нас  было  человек  двадцать.  Мне  все  были  незнакомы,  на  меня  они  смотрели  как  на  тёмную  деревенскую  девчонку.  Старались  со  мной  заговорить,  а  когда  я  им  отвечала,  то  хором  смеялись.  Я  это  поняла  и  старалась  больше  молчать.  Так  прошла  первая  неделя. 

В субботу  хозяйка  посылает  нас  в  баню,  а  у  меня  не было  сменного  белья,  пришлось  одевать  то  же  самое.  Когда  я  получила  первую  получку,  то  сразу  же  купила  в  инвалидной  лавке (там  было  дешевле)   сорочку  простую  и  кофточку  под  сарафан.

Продолжение следует  http://www.proza.ru/2019/02/03/565