"И сниться жуткий сон Татьяне, она совсем одна в стакане, а за стеклом всё женихи, да ей проснуться не с руки!"
"И череп в красном колпаке в обнимку с медведем!"
Итак, я поступаю в один из московских вузов. Самое интересное, я твёрдо уверен в том, что я его уже заканчивал много-много лет назад. Правда, самоё здание мне совершенно не знакомо. Чем-то оно, очень уж отдалённо правда, напоминает мне ту школу 654, в которой учился я в незапамятные времена. После входных дверей в холле располагался гардероб, но мне сдавать туда было нечего. Судя по погоде, стоял конец лета. При входе обозрел я себя в настенное, в полный рост, зеркало. По лицу,вроде, я. Лет тридцати, может, чуть больше. Одет в куртку кожаную американского лётчика времён войны чёрного цвета, джинсы "Монтана", туфли замшевые серые, ну и футболка красная. Хорош! Судя по всему, я в Союзе годов семидесятых, но какой-то он странный Союз этот. Люди не те, машины микст, да и дома и улицы не совсем те, что были, когда я жил там в реальной жизни. И по любому, какой из меня студент в такие лета? Я точно знаю, что прилетел из Штатов, там у меня дом и семья. Почему я тыркаюсь здесь в качестве абитуриента, лично для меня,загадка двадцатого века! Твайлайтзоун! Не спеша поднимаюсь по лестнице на второй этаж и попадаю, как это и положено в школах, с лестничной клетки прямо в длиннющий холл. Никого! Тишина. Все двери закрыты. "Уроки, что ли идут"-думаю я и оборачиваюсь на шум. За стеной коридора происходит нечто. Разводами проступают кровавые пятна, или очень на них похожие. Вот оттуда выкатилась оторванная кровоточащая голова на длинной шее ,из которой свисают мышцы и хлещет кровь. Голова полежала на полу, повела глазами как бы пытаясь увидеть самоё себя, потом выпустила короткие кривые ножки в числе трёх и побежала по коридору, слава Богу, в обратную от меня сторону! Из стены абсолютно молча, но скрипя ногтями по камню, попытался выйти Виторган, так как он это делал в фильме "Чародеи", но чего-то у него не срабатывает, и чародея медленно утаскивает назад. Стена опять становится гладкой. Вместо пятен крови, ковыльная степь, а в конце коридора, прямо навстречу мне, движется похоронная процессия. Всё в цвете и жизненно. Четверо пожилых казаков несут домовину, в которой сидит страшная как посмертная маска Вицли-Пуцли панночка. Расчёсывая свои длинные волосы, она прекрасно поставленным голосом цитирует отрывок из Гоголя со словами про птицу-тройку. Тут же урча простирает руки в мою сторону, смело, без всякой паузы, переходя к песне о просторах родной страны, по которым так хорошо летать в полночь, особенно, ежели, покатаешься, поваляешься и мясца Иванушкиного поешь. Тут же добавляет: "А мне много и не надо. Конь на обед, молодец на ужин, вот я и сытёхонька!" Два бурсака сопровождают под руки в дымину пьяного Хому Брута, старательно выдувающего из горла чёрт его знает какой-по счёту кухоль горилки. Тут же Опанас призывает работать, мушкой не моргая, по заветам товарища Когана, которого он убил вот этой самой рукой. И показывает руку, приставив локоть к пупку, громко жалуясь на комбрига Котовского и утирая разбитую в кровь сопатку. Мне приходится срочно вернуться на лестницу. Из другого конца коридора, качаясь в прозелень травы, появляются поэты Тихонов, Сельвинский и Пастернак, отстреливаясь от наседающих поляков солёными огурцами! Те, в свою очередь, врываются в кабинет биологии и пытаются прикрутить к стволу фикуса старого Тараса Бульбу, громогласно обещая сжечь его к чортовой матери и непременно со словами: "Повесим собака, лайдака и козака!Славна цуйка, вудка польска, матка бозка Ченстоховска! Не позволям! От этой працы не бендзо кололацы!" Но и тут, на лестнице творится непонятное. Сверху спускается руководитель и вдохновитель британской экспансии в русский Крым, пресловутый лорд Пальмерстон, одетый в рваный красный мундир английского пехотинца 19 века, с весьма ржавым зспантоном, используемым в качестве подпорки!Он с песней бредёт вниз. Сначала следует гнусавый речитатив: "Воевода Пальмерстон побеждает Русь на карте указающим перстом." Затем, поставив эспантон возле перил, из кармана штанов достаётся маленькая шарманка, мгновенно достигающую уже нормального размера. Звучит мелодия: "Мальбрук в поход собрался, объелся тухлых щей, в походе обосрался и умер в тот же день. Его похоронили в обосранной могиле, да памятник сложили из чистог" Следует медленный танец, напоминающий вальс, шарманку побоку, свистит флейта, стучит барабан. Следует восклицание: "Ситуация! У рифа того «Патер-Ностер»...
Нет! Не так! Из гавани Саутхемптон, исключительно по четвергам, суда уходят..." И с этими словами оборванец бросается вниз, в пролёт, но не разбивается, а взмывает вверх, чирикает и через чердак улетает! Кто-то холодным носом и шершавым языком пробует мою руку. Просыпаюсь! Моя бульдожица Абигейль смотрит на меня весьма призывно и требует скорее вставать. А я и сам рад. Лучше пойти с любимицей-собакой на улицу, чем опять в сон к чёрт его знает кому. Встаю. И кто нам сны посылает? Явно, я книжек перечитал! Источников знаниев!