4 Сцены из жизни людишек и государя Ивана Грозного

Ольга Барсова
4 Беседа об аскетизме и Бахусе.
Монастырь. Иноки Шуйский и книгочей. Вечер.

                «И сказал: призовите этих юношей, пусть
                они объяснят слова свои. И были призваны
                и вошли».
                (Библия. Вторая книга Ездры. Гл. 3,
                стих 16).

Книгочей:
Затронул аскетизм к чему? Церковная
Стезя и теософия, соприкасаясь тесно,
Различно представляют роль и место
Тех иль иных церковных постулат. За
Ними имена стоят, известные в
Почтенном мире. Но всё-таки людей, 
А, значит, спорны. Чтоб понимать,
Хотя б примерную картину, хотя б
Наполовину, следует читать. Коль
Время есть, прибудут силы. Ещё бы
Капельку ума, радения добавив, – вот
Тогда, всё вкупе, без сомнения
Поможет внимательно текстуру
Изучать. И толковать дословно. Всё
Невозможно знать, хотя и следовало
Знать. Есть постулат второй, для
Эгоиста. И он весом и нерушим: всё
Знать нельзя, но знаю я про всех и вся!
Шуйский (смеясь):
О! Копия владыка! С него б портрет
Писать! Он обожает излагать чужую
Мудрость. При случае, ввернуть
Латынь, о, medicina mentis! Обыз ,
Понятный сам себе. Одни мудрят,
Чтоб соблюсти приличия. Другие,
Просто так. Им нравится внимание.
Возможно, подражатели. Когда не от
Души, всё против бога, и требуется
Покаяние. Церковные мужи мудрят,
Что и понятно только им. Язык
Церковный сложен. Иные мудрецы
Уже не с нами. Труды покоятся на
Полках. Интерпретируй сам, как
Понимаешь. Оспаривать не станут, и
По заслугам воздавать не смогут. Что
Стоит для игумена солгать? Рабом
Прикинуться Господним? А, на
Поверку, в обе руцы брать, смиряя тех,
Кто понял, в чём подлог миссионерства.
Чтобы своим прослыть, в ряду
Влиятельных парсун, всенепременно
Надо много лгать, витиевато
Изъясняясь, подчинять особым
Способом людишек. Их воля в
Поношении, хуле. Они всегда и
Присно виноваты. Идут, несут и
Плачут, требуя кусочек счастья.
Спасает вера. И игумен – проводник.
Плати за труд, потом и кайся.
Проверить мудрость, что внушает,
Невозможно. Она рассыпана
Словесным серпантином. И в мыслях
Застревает, и на ушах висит. Что,
Грешным остаётся? Уйди иль слушай.
А коли можешь, подражай!
Книгочей:
Ты разберись с собой вначале. Зачем
Спешить за мертвецами? Оне прошли
Свой путь. И многие – достойно.
Духовные наставники нас обучают,
Пребывая в храме. Путь каждого перед
Очами каждодневный. А у тебя, какой?
Определись! Учись, пока возможность
Есть, чтоб разбираться в познаниях
Духовных истин. Тогда поймёшь, что
Бог есть абсолют, когда не будешь в
Малом сомневаться. Две истины двери
Откроют. В любую заходи, не
Ошибёшься. Представь, что за одною
Абсолют, а за другою та, что вечно
Споры вызывает. Я назову её, пожалуй,
Относительной. Как человек, живу в
Противоречиях. Но, за порог переступая,
Даю отчёт, зачем. Агностицизм, что
Отрицает абсолютно познание вещей…
Я не агностик. Не понимаю, как можно
Сомневаться, утверждая? Не верить и
Одновременно верить. В том доля
Есть лукавства. До стоиков рукой
Подать, коль мельтешить и по верхам
Скакать, как белка. Смотрите, какой
Скорый! В 15 ритор он. Теософом
Готов себя подать. А что ты знаешь об
Аскетах?
Шуйский:
Почти что ничего. Так разве, слышал
Краем уха в классе, когда игумен с
Батюшкою поучали.
Книгочей:
Они не столько поучали, но излагали
Суть, в чём усмотрели свой изъян. А
Истина аскета очевидна. Она пряма,
Доходчива, хотя невыполнима для
Мирян. Ужасной кажется для тех, в
Ком неизбывность человеческих утех,
Лишения аскета преломляют. Они не
Сострадание вызывают, а отторжение,
Сарказм и идиотский смех. Аскета
Жизнь ограничение всегда. Он веры
Истинный подвижник. Есть среди них
И те, кто, находясь при жизни, себя
Казнят, мумифицируя. Оставшись
Налегке, три года не едят почти что
Ничего, готовятся предстать перед
Всевышним. Есть, кто в вериги тело
Облекает. Железную икону в кожу
Продевает. Когда идёт, из ран сочится
Кровь. Как пёс себя на цепь сажает и
Применяет хлыст, коли без ведома
Рассудка плоть взыграет. Порою,
Ослепляет и даже оскопляет сам себя.
Беспрекословно соблюдает все посты.
Живёт не в храме, и не в келии, как мы, 
В ските, без света, на позёме, чтоб
Поближе быть к земле. Порывы
Страсти усмиряет молитвами, водой,
Вместо еды. И никого не укоряет без
Надобности, но, смирение внушает. И
Просят у него совета и нищие, и короли.
Он воцерковленных смущает. А что не
Видели оне? Аскета жизнь на грани. На
Пределе. На кресте есть те, кто тело
Распинают, уподобляясь сыну бога на
Земле. Поди, чуток хотя бы, так, да
Поживи! Вот аскетизма высшего пример.
И он не терпит полумер. Аскет
Намеренно услады низвергает. А тем,
Кто бога почитают, его суровость
Принимают, особо честь в молитвах
Воздают. И там, и тут осанна раздаётся
Для святых, коих немало на веку природа
Породила. Но все оне аскетами закончили
Пути в юдолие , юже  не выбирали. Их
Серафимы, ангелы сопровождали,
Благословляя вершить богоугодные дела.
А нам завещано молитвой возвещать их
Рьяный и самозабвенный подвиг. Пока
Аскеты в мире пребывают, Земля людишкам
Дозволяет жить.
Шуйский:
Блажити  аскетизм не смею. Иное
Допуская для себя. Коль ведый  ты
Такой, то почему сидишь спиной?
Упрямства иноку не занимать.
Книгочей:
Оборотился я лицом. А ты готов, к
Тому, что я могу сказать? Смердит,
Как из поганой бочки. (Морщится).
Вино… Опять ты пил его!
Шуйский (с долей иронии):
Да, пил. И в поварне был не один. Я
Не отёсан, ты неотразим, отрок
Вселеиный . Амброзией питаешься,
Покуда хватит сил, нектаром горным
Пригубляя.
Книгочей:
С недавних пор ты перепутал Олимп с
Агорой, пантеон богов со смертными.
Последних редко допускали к горам,
Где боги пировали, чтоб смертные не
Досаждали. Про альпинарий  многие
Слыхали. Открыт он для людишек
Круглый год. Могли и там хлебать
Вино. Кто знает? Это было так давно.
Герой Олимпа – божество. В чём
Мериться с богами? Но есть примеры.
Про Бахуса не знает мало кто. И мало
Кто не видел вакханалий. Узреть
Подобие труда не представляет. По
Запаху, что источает изо рта, да от
Козлиной шерсти, ею он покрыт.
Понятно издали, кто перед вами. Вакх
Слишком много пьёт, а по ночам
Блудит. Он сытный стол беседе
Предпочтёт. Безудержен в веселье,
Нетерпелив, похабен, говорлив, а уж
Когда во сне пребудет, напившись
Досыта, храпит. Он честным людям
Жить мешает. Но те, кто взгляды
Вакха разделяют, как бы хвоста не
Замечают, козла раздвоенных копыт.
Целуют, любят, нимфы обожают и,
Угождая, тоже пьют вино. За ним
Сатиры, паны поспешают, играя на
Фаготах, флейтах. Все пьяны заодно.
О! Бахус злое божество. С рогами, по-
Скотски тонкими ногами, с бородкой
Клинышком и узким серым лбом. С
Огромным мерзким животом, куда
Немерено вино вливает. Со сливой,
Вместо носа и кистью виноградною в
Руках. Описан римлянами, греками в
Поэмах, поучительных стихах. Рука
Ваятеля не обошла. И приложилась.
Из мрамора куска природа Вакха в
Образ просочилась. Он притягателен
Порочностью, поганством. Запечатлён
На масляных холстах в веках калякою
Радивым. Ты взял с него пример. Я б
Не посмел. Картины пира и разврата
Не годны для монаха. Вакх вызывает
Отвращение. Я копии видал, висят в
Подвалах при монастырях, чтоб даже
Невзначай никто не видел. На них
Смеялся он, вино алкал, нимф розовых,
Хватая, щекотал, на ушко щедро
Пакости шептал, на шабаш созывая. А
Коли соглашались, преображались, на
Лысу гору мчались, в колдуний там
Переменялись и пели у костра: - Них,
Них, запалам бада, кумара! - Случалось,
И топили казака, который невзначай
Среди гостей ховался, их танцу
Напоследок удивлялся, русалок гладя
Скользкие бока. На шабаше Вакх живо
Совращал. Он, то и дело лгал и правду
Говорил, перемежая. Узнать о чём,
Проверить невозможно. Ведут туда
Неведомы пути. Но Бахус знает, где
Искать ключи. Поэтому, неотразим.
Врач Симмоник  кругами волочился,
Прося бессмертия рецепт. Но Бахус
Не открыл. Как эскулап божился, как
Заклинал! Напрасно. У ведьм Серен
Выспрашивал. Да зря. Они на смех
Подняли, и, заодно наставили рога.
Вакх снизошёл, живым изгнали под
Бока. Симмоник опус написал, его
Сожгли. Шабаш не место для забот
Земных. Он развращает, и душу
Растревожив незаметно, рогатый пан
Заманит Сатану. Тот душу новичка
Заложит, в мгновение ока в изгоя
Превратив. А ведьмы, что в кругу
Собрались, злое величие приняв,
Вердикт приложат. Им, что не хуже,
То милей. Они на шабаше хозяйки,
Кумарили, сражаясь за предпочтение
Вакха. Он пил изрядно, не пьянел,
Рассудок не теряя. Секретов в багаже
У Бахуса навалом. Он строго охраняет
Их, чтоб смертным не достались. На
Шабаше настырный Вакх с фиадами
Кутил и дерзко варакосил! Нимф бог
Немало загубил. Но пили те и гоготали,
А Вакх вино миадам в чашах подносил.
И, к праздности взывая, ласкал и тело
Мял младое до самого утра. Покуда уд 
Стоял, тышкорил. Вот пьянства Бахуса
Отвратная картина! Языцы , как бы
Праведники не старались, смешат
Сатиры, умиляет «щедрый» Вакх.
Людишек души презирая, растлевает,
Они смиряются и, как всегда, молчат.
Шуйский:
И что с того? Аль ты не знаешь, что
Вино в чести? И в Библии отведено
Ему немало места. Хлеб преломляем,
Жажду утоляя, пьём вино, налитое с
Дубовой бочки. Не настоялось в этот
Раз и пьётся стойно сок. Чуть опьянел,
Язык подвёл возможно. Но, эко, диво!
С кем не случалося оно? Пошли сей
Час до поварни. Там тёплые остались
Куличи и в бочке мартовское пиво.
Книгочей:
Не уговаривай. Не буду ни за что.
Меж пьяных рож прослыть занудой
Трезвой? Иль с вами тоже пить? С
Чертями хоровод водить? Плясать
На лавках с пенной кружкой резво.
Уволь! Уж коль на то пошло, меня
Ты пьяным, Шуйский, не увидишь.