начало первой мировой

Константин Миленный
Н  А  Ч  А  Л  О    П  Е  Р  В  О  Й    М  И  Р  О  В  О  Й




  Теперь все роли в семье распределены, каждый занят
своим делом. Дед общим руководством, Лариса магазином, а
Парфена домом и привычной беременностью, которая для меня
лично сыграла историческую роль.

Результатом предпоследней беременности Парфены в
июле 1913 года (к стыду моему напрочь выветрилась из памяти
дата) стала еще одна  дочь, Мария, моя будущая мать, за что я им
всем, принимавшим в этом участие, искренне благодарен. Костаки,
правда, эта очередная осечка расстроила невероятно, потому что
он давно уже  ждал наследника, ждал надеясь сначала на свою силу,
потом  на молодость жены.

А теперь его уже тридцатишестилетняя Парфена в
соответствии с законами геронтологии вообще и, тем более,
применительно к гречанкам, рано созревающим под южным
солнцем, скорее полноценная бабушка, чем будущая мать.

Но он недооценил свою трудолюбивую жену, а она,
как будто в отместку за это, через шесть лет  снова
разрешилась  дочерью. Это были ее последние роды.
В 42 года, ай да Парфена, просто неиссякаемая золотоносная
жила.

И еще, не забудьте, ведь нашему садовнику, который так
усердно поливал своё плодоносное дерево, тоже как-никак шел
уже пятьдесят второй год.

Итак, в доме установилось равновесие, поскольку
старшую дочь устраивала  полная самостоятельность в торговом
деле, правда, в обмен на серьезную ответственность, а отец
обрел, наконец, свободу, к которой он, как большинство мужчин,
обремененных давним браком, стремился, даже в обмен на
частично утерянное всевластие в семье.

Со временем Лариса учредила свои маленькие праздники,
  которые  устраивала на собственные деньги. Будучи человеком с
отменным аппетитом и, к тому же сладкоежка, она по воскресеньям
водила двух не избалованных достатком в своих семьях подружек
в кондитерскую Махонько, расположенную недалеко от нашего дома
на противоположной стороне улицы.

Здесь они объедались пирожными и булочками, запивая
их какао из больших чашек. Я знаю, что это было невообразимо
вкусно, и не только со слов. Исторически сложилось так, что в
южных провинциальных городах России пирожные, торты и прочие
мучные сладости всегда были намного добротнее сработаны, чем
в Москве, например.

Это я утверждаю, во-первых, как любитель и знаток всего
только что перечисленного, а, во-вторых, как племянник Главного
Кондитера города Геленджик, что по соседству с Новороссийском,
Павла Петровича Казанегро, двоюродного брата моего родного отца.

Не знаю как это устроено сейчас, но в пятидесятые годы
прошлого века у  кондитеров были разряды, звания, которыми их
удостаивали в республиканском министерстве легкой
промышленности, располагавшемся в Москве у Красных Ворот.

Здание министерства знаменито своим оригинальным
лифтом, представляющим собой два ряда непрерывно движущихся
пассажирских кабин,  один ряд на подъем, другой на спуск. Кабины
соединены со звеньями вертикально установленной цепной передачи.
Пассажиры входили в медленно движущиеся кабины на ходу и
выходили на нужных этажах тоже на ходу.

Для человека привыкшего к традиционному лифту, который
останавливается на нужном ему этаже, вход и выход во время
движения кабины представляет определенное затруднение.

Ведь непосредственно перед выходом надо еще и успеть
подготовиться к нему, растормошить впереди стоящих, четко уловить
момент когда можно и нужно покинуть кабину, не раньше и не позже.
А еще нужно быть в курсе относительно  желающих выйти на том
же этаже. 

Первый лифт был сконструирован, изготовлен и установлен
в Берлине в начале прошлого века. Назывался лифт такой конструкции
"Патерностер", в переводе с латыни  "Отче наш", что  является началом
известной католической молитвы, да и православной тоже. Первые
пассажиры  лифта перед тем как войти в движущуюся кабину читали
эту молитву.

Они были уверены, что на самом верху кабины должны
складываться. И если вдруг по какой-то причине пассажиры не
успеют покинуть лифт на последнем этаже, то обязательно будут
сплюснуты складывающейся кабиной.

Поэтому и просили бога поспособствовать им благополучно
подняться на нужный этаж и не зазеваться на последнем. Со временем
прозвище этого технического монстра стало его официальным
названием.

Дядька обычно приезжал  на такие квалификационные
комиссии в кампании двух друзей-коллег. Это были известные в
Краснодарском крае мастера своего дела Герасим Димитраков, чуть
позже ставший кавалером ордена Ленина все за те же кондитерские
подвиги, и Михаил Гарибьян.

Им устраивали экзамены, на которых они должны были
собственноручно изготовить образцы продукции, указанные в
вытянутом экзаменационном билете. Они так волновались, что в
этот день даже не вспоминали о вине. А волновались  не потому,
что боялись экзамена, нет, конечно.

Это было волнение людей творческих, способных создать
нечто новое, удивительное, а, может быть даже и неповторимое,
но отнюдь не  "Полет" эа 2 рубля 30 копеек (в ценах после реформы
Хрущева в 1961 году).

Потом начинался кочующий по Москве кутеж по поводу
удачной сдачи экзамена, в котором обязательное участие принимал
и я в качестве племянника и гида. Понятное дело,  что все кондитеры
Новороссийска и Геленджика, несмотря на большую в сравнении
со мной разницу в возрасте, были моими друзьями.


Отсюда  почти профессиональный и безошибочный вкус,
привитый мне моими наставниками в сладких делах в самом широком
смысле этого словосочетания. И еще, в качестве раскаяния, признаюсь,
что каждые девять тонн пирожных из десяти и каждые девять цистерн
вина из десяти я съел и выпил в Геленджике бесплатно.

Потому что каждая моя попытка расплатиться  самому
расценивалась как посягательство на наши добрые отношения и
вызывала искреннюю обиду у моих старших товарищей и, в первую
очередь, у  дядьки, человека врожденного такта и интеллигентности.

Его уже полвека как нет в живых. Он умер от инфаркта
в 50 лет, сероглазый красавец, слегка во хмелю как всегда и с
сигаретой "Шипка" в губах, самыми модными тогда, кажется,
круглыми, в отличие от плоской "Примы", болгарскими сигаретами,
которые я привозил ему блоками из Москвы. Сигарет с фильтром
тогда еще не знали.   

Но вернемся в Новороссийск, в кондитерскую Махонько,
хоть и не в ней вовсе дело. А дело в том, что в соседнем с этой
кондитерской доме жила большая семья греков Коккинаки. В семье
было пятеро сыновей. Трое старших работали грузчиками в порту.

Двое младших, Владимир и Константин, 1904 и 1910
годов  рождения, впоследствии стали самыми знаменитыми в стране
летчиками-испытателями, Героями Советского Союза.

Многие годы спустя после более чем суточного перелета
Владимира в прессе все еще продолжали называть его богатырем.
На что Лариса, наводя меня, пятнадцатилетнего отрока, на
кощунственные мысли, усмехалась: "Видели бы они старших братьев.
Вот те были богатыри".

Теперь-то я понимаю, что тосковала она не только по этим
соседским ребятам, но и по своей золотой весне, да и по всей
промелькнувшей жизни.

А тогда весь город ходил на пристань смотреть как братья
с неподъёмными чувалами с зерном на спине  в строгой цепочке
грузчиков взлетали по гнущимся и широко раскачивающимся  сходням
к трюму судна, не касаясь при этом руками поручней, что было особым
профессиональным шиком.

Ясно, что и ларисин пристрастный взгляд  тоже  гулял по
влажным мускулам Аполлонов. И не только на пристани, соседи,
все-таки. А соседи в ту пору  у греков это почти родственники.

Кстати, фамилия Коккинаки произошла от греческого
коккинос- красный. А фамилия Папандопуло, как я уже говорил,
имеет корни от предков церковников.

Вот так по соседски подружились юноши из семейства
красных грузчиков, а потом и красных летчиков с Ларисой
Папандопуло, потомком поповской касты.

И еще, раз уж зашла речь о героях-летчиках, должен
сообщить, что в Новороссийске (по сведеньям из энциклопедии,
но со знаком вопроса, поставленным самим автором статьи), в том
же 1910 г. родился знаменитый военный летчик маршал авиации
Савицкий Евгений Яковлевич, Дважды Герой Советского Союза.

А вот мой дядька Павел Петрович, утверждал, что его
одноклассник  и друг по Геленджику конца двадцатых годов Женька
Савицкий был уроженцем этого самого Геленджика, а никакого не
Новороссийска.

По закону об увековечении памяти Дважды Героя его бюст
устанавливается на его же родине. Поэтому право на установку
памятника могли оспаривать  два города, если бы могли. Какое там,
ведь город-герой был под личной опекой Леонида Ильича. Значит,
Савицкий просто обязан был родиться в Новороссийске.

Как бы то ни было два бронзовых бюста на высоких
цоколях из полированного красного гранита, русского и грека, стоят
рядом в самом центре Новороссийска, в сквере на улице, на
которой жила некогда большая семья Коккинаки. 

  Но вернемся к юной Ларисе, любимице своего отца, на
женственные плечи  которой легла вся тяжесть торгового дома
Константина Папандопуло.

Работа занимала почти все ее время и силы. Потому,
наверное, совсем не огорчили, хотя и не порадовали, прошедшие
чередой свадьбы старших Коккинаки, грузчиков. Этих, по существу,
предателей дела их общей юности, справедливо наказанных тем,
что им достались на всю жизнь  тощие и кривоногие жены.

А наша красавица без ухажера, потому что будущие
герои-летчики были еще сопливыми мальчишками, не достойными
внимания уже почти взрослой, а главное, самостоятельной девушки.

И, вообще, пусть эти Коккинаки теперь походят в магазин
на Серебряковской. И далеко, и цены выше, и хозяин русский, будет
посмеиваться над их греческим сюсюканием и некрасивыми женами.      

А в остальном мире, таком большом, почти незнакомом
им и уже предельно неуравновешенном, к этому времени созрели
события, страшнее которых в человеческой жизни не бывает ничего.

В течение одной недели (здесь я прошу вашего терпения и
внимания) с 15 (28) июля по 22 июля (4 августа) 1914 года сначала
Австро-Венгрия Сербии, а потом Германия России, Франции, и в
ответ Великобритания Германии объявили войну.

Я уж не стану утомлять читателя подробностями поведения
таких стран, как Италия, Болгария, Румыния.

Это была Первая Мировая Война в истории человечества.
Хотя в русской прессе, судя по журналу "Огонек", полная подшивка
которого за 1914 год чудом попала мне в руки в 60-е годы и, конечно,
сохранилась до сих пор, она называлась Отечественной войной
1914 года.

На первых порах война ощутимых перемен в жизнь жителей
Новороссийска не принесла. Это позже, когда подоспела вереница
смен властей, город, так же как и всю Россию, залихорадило.

Революция, захват власти красными, 18-й год,  в городе
Добровольческая армия генерала Деникина, а в горах в это время
красно-зеленые. Девятнадцатый год, возвращение красных, разруха,
голод, болезни, смерть.

Но какое дело до всех этих эрц-герцогов и кайзеров,
Ллойд-Джорджей и Пуанкаре и даже самого убийцы Гаврилы
Принципа было четырнадцатилетней Ларисе, если её совершенно
не замечал все это время ни в магазине, ни на бульваре возле дома
соседский сын Фёдор, широколобый блондин с интеллигентным
косым пробором.

На фоне молчаливых, часто угрюмых портовых грузчиков
этот парень казался легким и смышленым, приветливым и весело
насмешливым, привлекательным и модным молодым человеком.

Впервые в своей жизни Лариса поняла, что надо не просто
одевать на себя одежду, а тщательно выбирать её, потому что она
не только прикрывает и согревает женское тело, но, и это главное,
украшает его.

Когда Федор, не догадывавшийся о том, что творится в
сердце этого, по его убеждению, ребенка, провожал мимо её дома
своих вполне зрелых подруг, Лариса, крайне возмущенная его
чересчур вольным поведением и нанесенной несправедливо обидой
швыряла ему в спину объеденные початки кукурузы.

Спасала положение его выдержанность. Он был из семьи
Миленных, выходцев из Полтавы, украинцев, перебравшихся в Крым,
проживших до 1908 года в Керчи, где и родился Федор, и поэже
осевших окончательно в Новороссийске.

Глава семьи, Герасим Власиев Миленный собственным
жильем так и не обзавелся, а снимал целиком большой дом по
соседству с Папандопуло, чуть выше по Гончарова, где в одной
половине жила его многочисленная семья. Во второй, с отдельным
входом, он держал свое сапожное дело.

У него было двенадцать наемных мастеров и на тех же
условиях, что и работники трудились два старших сына. А всего
детей у него было шестеро, трое сыновей: Илья-1892 года рождения,
Федор-1896 -го, Иван-1900- го и три дочери: Зинаида-1894 -го,
Ольга-1898-го и  Мария-1902 -го.

Невозможно не обратить внимание на периодичность
в 2 года рождения и строгое чередование отпрысков мужского и
женского полов. Случайность, высший промысел или мистика.
Кто знает, может быть, благодаря этому все они прожили до
почтенного возраста, в отличие от детей соседа, Папандопуло,
рождавшихся хаотично, без малейшего намека на какую бы то ни
было систему.

Главы семейств, добрые соседи, клиенты друг друга и,
как мне известно из достоверных источников, далеко не праведники,
друзьями тем не менее так и не стали. Может быть, из-за социального
статуса, хотя никто никогда не намекал на то, что дед был человеком
заносчивым.

Огрызки кукурузы продолжали летать в спину любившего
модно одеваться Федора до весны 1915 г., когда ему исполнилось
19 лет и когда он, наконец, понял, что это ему скорее льстило, чем
раздражало его.

Но, увы, прозрение ничего не изменило, потому что уже
через неделю после своего дня рождения он был призван в
действующую армию в мотоциклетную роту Карской крепостной
артиллерии, расквартированную на северо-востоке нынешней Турции.

В десятке километров от родины Парфены. Могла ли она
предположить когда-нибудь, что будущий муж её старшей дочери,
ее первый зять, будет защищать её родные места от турок, от которых
некогда страдала она сама.

Наверное, еще и поэтому он был её любимым зятем, к
которому она обращалась всегда уважительно и на греческий манер,
Фэтор. И не просто Фэтор, а кум-Фэтор, путая, наверняка, зятя с кумом.
А поправить было некому, да и зачем. Так ведь и  переучивать Парфену
никто не брался. Пустое дело.
продолжение следует: http://www.proza.ru/2019/02/03/1313