Воспоминания советского сапожника
Глава восьмая. Лёня-«Шипр» оператор
Номенклатурного Лёню жена впустила в квартиру.
После возвращения в семью, Бородина словно подменили. Он изменился, как дома, так и на работе. О доме я судил по телефонным звонкам его жены. По телефону она просила мужа по пути домой зайти в продуктовый магазин и сделать покупки. Или предупреждала, что уходит и, возможно, задержится.
На работе Бородин целыми днями сидел за столом, на котором стояла кинокамера, и читал инструкцию к ней.
Но главное – он не пил.
В один из дней, войдя в кабинет, я едва не потерял сознание: кинокамеры на столе не было. Вместо нее стол, за которым сидел электрик, был завален какими-то деталями.
- Камера где? – прохрипел я с порога.
- Вот, - показал Лёня на стол.
- Ты в своем уме? – похолодел я. – Она же тысячи стоит…
- Пока я не пойму, как она устроена, я не смогу с ней работать, - ответил Лёня.
Скоро я понял, почему электрика Леонида Петровича Бородина до сих пор не выгнали с работы за пьянство и почему на фабрике у него две клички: Лёня-шипр и Лёня-левша.
Первая. Желая скрыть запах выпитого алкоголя, Лёня обильно опрыскивал себя одеколоном «Шипр». На фабрике знали – если запахло «шипром», значит, электрик уже выпил. По запаху одеколона Лёню быстро находили в огромном здании обувной фабрики.
Вторая. Он был самородком. У него, действительно, были «золотые руки», как у лесковского левши. Когда в поломке сложного оборудования не могли разобраться даже слесари-ремонтники, посылали за Бородиным.
Все работавшие на фабрике несли Лёне из дома свою неработающую бытовую технику от мясорубки до старинных настенных часов, кукушка которых от старости уже не могла куковать. После ремонта помолодевшая пичуга выскакивала из своего окошка с таким задором, словно желала улететь вместе с часами.
Раньше я, как и все, был уверен: занимается он этим из-за рублей и водки, которыми владельцы отремонтированной техники благодарили электрика. Но увидев преобразившееся лицо Лёни, собиравшего кинокамеру, понял – дело не только в рублях и водке. Техника – его призвание…
… Я договорился с главным режиссером телестудии о стажировке у них Лёни помощником оператора.
Пока Лёня познавал азы операторского мастерства, я попытался овладеть навыками сценариста.
Из словаря я узнал о том, что сценарий является литературной основой фильма. То есть, в нем следует описать будущий фильм. Точнее, не описать, а пересказать события фильма. Придумал несколько вариантов. Из них мне нравился вариант в виде рассказа сына о нашем городе своему погибшему на войне отцу. Сын как бы продолжает рассказ, который слышал от отца в детстве. На этом варианте и остановился. Фильм решил назвать «Продолжение рассказа».
Через три недели сценарий был готов.
…Вместе с инструктором я сидел в кабинете секретаря обкома партии по идеологии, который должен был утвердить мой сценарий.
Секретарь перелистывал листы сценария и внимательно осматривал верхнюю часть каждой страницы, будто проверяя их нумерацию.
- А где же начало? – наконец спросил он.
Секретарь вопрошающе посмотрел на меня.
- Начало чего? – уточнил я.
- Здесь написано «Продолжение рассказа», - секретарь показал пальцем на лежащий перед ним лист. – Раз есть продолжение, должно быть и начало…
- Видите ли…- начал я.
- Пока я ничего не вижу, поэтому и спрашиваю.
- Понимаете, это такой сценарный ход…
- А это что? – продолжал секретарь, будто не слыша мой ответ.
Он показал пальцем на левую и правую часть лежащей перед ним страницы и пристально посмотрел на меня.
- Левая часть листа – это описание того, что зритель будет видеть на экране, правая – то, что в это время будет слышать с экрана, - пояснил я.
- Слева читаю: «В разных местах нашего города мы видим проходы молодого парня. Это наш герой.» А справа написано «Звучит красивая лирическая музыка»…
Секретарь поднял голову от страницы.
- Как это понимать? – спросил он, помолчав.
- Так и понимать: герой фильма идет по улицам родного города, любуется им, у него хорошее настроение, которое подчеркивает красивая музыка…Он идет и рассказывает погибшему отцу о преображенном нашем городе…
- Меня интересует кто он – Герой труда, передовик производства, победитель социалистического соревнования? Кто?
- Просто молодой житель нашего города…
- Это я понимаю, но мне не понятно какое отношение он имеет к нашему юбилейному фильму? И как он может рассказывать отцу, если тот погиб?
- Я уже говорил - это такой сценарный ход…
- Я знаю один «ход», которым идет наш город и область – это поступательное движение вместе со всей страной по пути, предначертанному партией Ленина…Я вам говорил об этом при первой нашей встрече…Где этот «ход» в сценарии? Судя по всему, вы забыли, о чем должен быть фильм.
Он замолчал, углубившись в чтение сценария. Продолжая читать, достал из ящика стола пачку сигарет «Мальборо» и закурил. Инструктор рукой незаметно вытер пот со своего лица. Я молчал. Вспомнил Вольского, предупреждавшего: фильм должен быть таким, каким хотят видеть его обкомовские товарищи. Отметил прозорливость предсказания.
- Вижу, разговоры с вами ничего не дают,- сказал секретарь, гася сигарету в пепельнице, - поэтому даю вам готовый юбилейный сценарий…
Он вынул из ящика стола и протянул мне папку.
- Это копия доклада первого секретаря, с которым он выступал на последнем пленуме…По нему и делайте фильм. И никаких соплей…
Когда я встал и направился к двери, секретарь остановил меня:
- Заберите свою беллетристику…
Он передал мой сценарий стоявшему ближе к нему инструктору, который брезгливо, как змею, передал его мне.
…Не успел я войти в свой кабинет и сесть за рабочий стол, как ко мне влетел секретарь парторганизации фабрики.
- Из обкома звонил инструктор, - раздраженно заговорил с порога. - Кричал, матерился…Пообещал мне строгача, если ты сорвешь задание ...Что ты там натворил?
- Если не хочешь до «строгача» получить колодкой в лоб – отстань…
- Предупреждаю, я все передам инструктору…
Я схватил деревянную сапожную колодку.
Секретарь выскочил из кабинета.
Глава девятая. Съемки фильма.
Прошла неделя.
Я сидел в кабинете инструктора обкома, ожидая возвращение хозяина кабинета, ушедшего к секретарю по идеологии утверждать мой новый сценарий. Честно говоря, мне было стыдно называть сценарием принесенный на утверждение материал. Скорее всего это был конспект доклада, полученного мною здесь, в обкоме, неделю назад.
На правую часть страницы я переписал текст из доклада, в котором говорилось о конкретном комбинате или заводе области и его трудовых достижениях.
На левую - название данного комбината или завода, о котором шла речь в тексте на правой части страницы. Как я и объяснял секретарю прошлый раз, зритель будет видеть на экране комбинат или завод и его рабочих. А диктор будет рассказывать об их трудовых победах. Ни молодого героя, идущего по улицам родного города, ни его рассказа, ни красивой лирической музыки в этом сценарии не было.
В кабинет торопливо вошел инструктор и сказал, что секретарь по идеологии хочет видеть меня.
Быстро прошли по ковровым дорожкам обкома партии.
- Уважаю мужчин, умеющих признавать свои ошибки, - встретил нас секретарь, когда мы с инструктором вошли в его кабинет. – Но еще больше уважаю тех, кто допущенные ошибки исправляет…
Предложив нам сесть, продолжал:
- К новому сценарию у меня лишь одно замечание, - сказал секретарь. – В нем недостаточно полно раскрыто отраслевое многообразие области. Поэтому я включил в него еще несколько передовых предприятий. Их перечень я дописал на последней странице. Они тоже есть в докладе, из которого вы все это списали...
Он показал пальцем на страницы моего сценария.
- Спасибо, - поблагодарил секретаря инструктор. – Они обязательно будут включены в сценарий…
- Ты то чего благодаришь? – спросил инструктора секретарь.
- Так ведь общее большое дело делаем…
- Верно подметил, - удовлетворенно сказал секретарь. – На большое идеологическое дело замахнулись. И его нужно сделать мощно, по-пролетарски, без всяких сантиментов…
Он протянул мне через стол папку со сценарием.
- Я утвердил его, - сказал он.
- Спасибо, - сказал инструктор.
…Съемки шли в хорошем темпе. По одному объекту в день. За день до прибытия на предприятие я звонил его секретарю парткома. Известие о включении обкомом их предприятия в фильм о лучших трудовых коллективах области встречалось с энтузиазмом. На следующий день, в назначенное мной время, он ждал нас у проходной, куда мы подъезжали на машине, выделенной автотранспортным предприятием города.
Стажировка на телестудии обогатила словарный запас Леонида операторскими терминами. Теперь в его речи то и дело звучало «крупный план», «средний план», «отъезд», «наезд», «стоп-кадр», «панорама»…И если новые слова мало что говорили собеседнику, то плетенный черный галстук на резинке, с пальмой и обезьяной на нем, недвусмысленно давали понять незнакомым людям, что они имеют дело с интеллигентом.
Поправляя галстук одной рукой, а второй держа ремень кинокамеры на плече, Лёня подходил со мной к встречавшему нас парторгу.
- Бородин, оператор, - представлялся он, пожав руку секретарю и поправляя галстук. – Учитывая, что цеха у вас темноватые, а снимать придется крупные и средние планы, возможно, даже и панорамы, поэтому мне нужен электрик…
Пока секретарь соображал, хорошо это или плохо для трудового коллектива крупные и средние планы с панорамой, Лёня задумчиво добавлял:
- Боюсь, придется использовать широкоугольный объектив…
Вконец оробевший секретарь заверял Бородина, что электрик будет с нами от начала до окончания съемок и сделает все необходимое для использования широкоугольного объектива…
Так начинался съемочный день на металлургических, химических, энергетических и других крупных предприятиях.
Совсем другим было начало съемок на кондитерской, макаронной и колбасной фабриках, мясокомбинате и овощной базе…
В то время как я разговаривал с встретившим нас партийным секретарем, Лёня, с галстуком на груди и камерой на ремне через плечо, прохаживался перед проходной, откуда настороженно следил за ним охранник. Затем он заходил в помещение проходной и просил охранника поворачивать голову в разные стороны, наводя на него камеру.
- Снимаю, - говорил Лёня, включая камеру.
Охранник сразу замирал, а от шума начавшей работать кинокамеры вздрагивал и начинал потеть.
Увидев первый раз подобную сцену, я спросил у своего оператора:
- У нас в сценарии есть охранники?
- Нет…
- Тогда чего ты тратишь на них пленку?
- А в кассете нет пленки, - сказал Бородин, вынимая кассету из кинокамеры и показывая ее мне.
Пленки в кассете не было.
- Тогда зачем ты обманываешь людей?
- Я не обманываю…
- А что, по-твоему, ты делаешь?
- Налаживаю контакт, - ответил Лёня. – После него охранник никогда не заглянет в футляр для камеры, когда мы будем уходить…
Действительно, ни один охранник после «контакта» не проверил при выезде содержимое футляра кинокамеры, если сама камера висела на груди у оператора…А заглянуть бы следовало.
Каждый раз, приезжая со съемок «семейных» объектов, Лёня привозил в футляре, как он говорил, образцы их продукции. «Семейными» он называл предприятия, продукция которых ежедневно используется в семье. Я не мог упрекнуть его в «расхищении социалистической собственности». Сам он ничего не брал. Ему все давали работники, после его рассказов о детях, жене и теще.
Рассказы всегда соответствовали месту. На кондитерской фабрике он рассказал о своих двух детях, обожающих шоколадные конфеты. На мясокомбинате о жене, прекрасно готовящей котлеты и пельмени. Коллектив засолочного комбината узнал о прекрасном вкусе законсервированных женой помидорах и огурцах. Швейная фабрика радовалась вместе с рассказчиком за его тещу, умеющую хорошо шить…
Слушатели, в основном женщины, после откровений Лёни отсыпали ему в футляр конфеты, заворачивали в бумагу куски мяса и колбасы разных сортов, давали упаковки крышечек и резиновых прокладок для закатывания бутылей при консервации овощей, передавали его теще упаковки швейных иголок и ниток…
…Через месяц съемки были закончены.
Для завершения фильма нужна была киностудия. В нашем городе студия отсутствовала. Директор выписал мне командировку в Киев. Я запасся письмом-ходатайством нашего обкома к партийной организации киностудии с просьбой оказать содействие в изготовлении фильма. Лёня помог загрузить отснятый материал в купе, и я поехал навстречу неизвестному.
Ночью, сквозь сон, слышал дребезжание своих коробок под полкой. Если бы я знал, что везу в них – прямо в трусах спрыгнул бы с поезда…
Глава десятая. На киностудии.
Наличие в Киеве нескольких киностудий теоретически гарантировало размещение хотя бы на одной из них нашего заказа на производство фильма. Но на трех студиях мне сразу же отказали. У них самих были проблемы с выполнением своего юбилейного плана. Посоветовали обратиться в четвертую, последнюю киностудию хроникально-документальных фильмов.
Документалисты заказ приняли, но без всяких гарантий выполнить его до юбилейных торжеств. Робко напомнил им о ложке, которая дорога к обеду.
- О ложке попытайтесь договориться непосредственно с исполнителями, - посоветовали мне.
…Из справочников я знал: в студии фильм начинают делать с проявки отснятой пленки. Пошел в цех проявки. За бутылку водки договорился с начальником смены, что при первой же возможности наш материал будет запущен в проявку.
- А когда она появиться? – осторожно спросил я.
Начальник смены пожал плечами.
Дальше решил действовать упреждающим методом. Пока будет проявляться пленка, решил договориться о монтаже.
Переговоры с режиссерами киностудии ни к чему не привели. Каждый из них считал унизительным для себя монтировать материал, отснятый сапожниками.
Воспользовался советом земляка-вахтера на проходной. Он предложил оставить в покое режиссеров и переключиться на монтажниц.
- Знаешь, какие они у нас толковые? Любому режиссеру фору дадут…
Договорился с молодой монтажницей, у которой скоро свадьба. Платить придется наличными. Монтировать наш фильм она начнет сразу после завершения планового студийного. Для скорейшего его окончания уговорила руководство разрешить ей работать над студийным фильмом ночами. Упросила и режиссера с которым работала. Невесте не отказали…
Несколько дней и ночей тихонечко просидел в монтажной комнате, наблюдая за монтажницей и режиссером-профессионалом. Пожалуй, впервые понял всю сложность предстоящей работы.
Первая сложность: монтажница скоро сможет заняться моим фильмом, а монтировать нечего…Наш негатив до сих пор не проявлен и не отпечатан рабочий позитив. Она, как строитель на стройке без кирпича…
Последующие дни чувствовал себя пехотинцем, поджигающим танки бутылками с горючей смесью. Разбросал их по территории киностудии больше десятка. Бросал всем, кто мог посодействовать скорейшей проявке и печати моего материала. Метал бутылки согласно субординации – кому водку, кому коньяк или шампанское.
Скоро понял: командировочных не хватит, чтобы ударить Запад по зубам. За эти гроши мне просто не дотянуться до них. Пришлось на оставшиеся деньги купить на барахолке старую, ржавую сапожную «лапку», кусок резины, кожи, дратвы, гвоздей сапожных и острый портняжный нож.
Ремонт босоножек моей будущей монтажнице сделал бесплатно. Увидев свои старенькие босоножки после ремонта, она издала возглас восхищения и бросилась показывать их в соседнюю монтажную.
Теперь каждый из нас занимался своим делом: монтажница монтировала студийный фильм, я ремонтировал обувь ее коллег.
Плату за ремонт брал мизерную, но на фоне моего безденежья, получаемые рубли и трешки, были на вес золота. С деньгами сапожника в кармане я почувствовал себя режиссером.
В последнюю ночь монтажа студийного фильма я принес с собой бутылку шампанского. Где-то за полночь решили сделать перерыв. Я достал из сумки булку, масло, докторскую колбасу и шампанское. Бутылка вызвала крики одобрения друзей-профессионалов, щеголявших в отремонтированной мною обуви.
Когда открыли шампанское, произошла заминка. У нас не оказалось стаканов. Режиссер, замученный профессиональной жаждой, попробовал сделать несколько глотков прямо из горлышка бутылки. Но сразу же закашлялся, побледнел и долго хрипел, с опаской поглядывая на пузырящееся содержимое бутылки
Ни монтажница, ни я после синеющего от удушья коллеги пить шампанское из горлышка не решились.
Режиссер предложил мне пройтись по коридору студии, заглядывая во все монтажные.
- Какая-то точно будет открыта, - сказал он, - там могут быть стаканы.
Ослушаться профессионала я не посмел. Подергав в темноте почти все запертые двери, в самом конце коридора одна монтажная оказалась открытой. В ней, как и предполагал режиссер, оказались стаканы.
К утру режиссер закончил студийный фильм. Монтажница готова была начать монтаж моего фильма.
Решил сходить в проявочный цех и узнать готов ли мой материал.
Глава одиннадцатая.Арест.
Выйдя из помещения монтажной, увидел толпу людей в конце коридора. Несколько человек были в форме милиционеров. Один из них держал на поводке овчарку. По-видимому, в коридоре собрались участники массовки в ожидании съемок.
Когда проходил мимо них, овчарка вдруг бросилась ко мне и громко залаяла. Уже через минуту понял – это не массовка, а настоящая милиция.
Меня арестовали.
Заведя в кабинет директора киностудии, милиционеры предложили добровольно сознаться в совершенном преступлении – ограблении студийной кассы, в которой была крупная сумма денег. Оказывается, ночью обокрали кассу, расположенную на том же этаже, где и монтажные комнаты.
- На каком основании вы меня задержали? - опешил я.
- На том, что вас опознала собака, - ответили милиционеры.
- И вы ей поверили? – в отчаянии выкрикнул я.
Через час мне предъявили более серьезное доказательство моей вины, чем субъективное мнение собаки. Милиционеры сообщили - на дверной ручке кассы обнаружены отпечатки моих пальцев.
- Вы можете объяснить, как они там оказались?
- Конечно, могу…
Милиционеры переглянулись.
- И как же?
- Очень просто: я искал стаканы…
У блюстителей порядка округлились глаза.
- Что искали? – переспросили они.
- Стаканы…
- Обычно преступники в кассе ищут деньги…
Милиционеры засмеялись.
- Ну и нашли?..- перестав смеяться, спросил один из милиционеров.
- Нет…
Писавший протокол милиционер оторвался от лежавшего перед ним листа бумаги и посмотрел на меня.
- Значит, вы украли несколько тысяч рублей для покупки
стаканов?
- Если бы даже я и украл деньги, где я мог купить стаканы ночью? – возмутился я.
- Вы признаетесь в том, что ночью проникли в помещение студийной кассы?
- Повторяю – я искал стаканы, - попытался разъяснить свое ночное поведение.
- Про стаканы мы уже слышали, - нетерпеливо перебили меня. – Придумайте что-нибудь более правдоподобное…
- Придумывать мне нечего, - сказал я. – Говорю вам еще раз: в поисках стаканов я перетрогал ручки всех дверей на втором этаже киностудии.
- Зачем?
- Затем, что искал стаканы…
Милиционер положил передо мной чистый лист бумаги и ручку.
- Будет лучше, если ты напишешь чистосердечное признание, - сказал он.- Отрицать очевидное нет смысла… Собака тебя опознала? Опознала…Пальчики свои на дверной ручке кассы оставил? Оставил…
- Допустим, и собака узнала меня, и следы мои на ручке двери остались, - согласился я. – А где же деньги? Я ведь из киностудии не выходил, можете спросить у охранников на проходной…
- Видать, по-хорошему ты не понимаешь, - сказал милиционер, спрятав в папку лежавший передо мной чистый лист бумаги и опуская в карман ручку. – Поехали…
- Куда?
- В отделение милиции. Там с тобой поговорят по-другому…
- Я не могу, мне работать нужно…
- Мне тоже, - сказал милиционер, вставая из-за стола. – Поэтому, вперед, на выход!
Не успели мы дойти до двери кабинета, как в кабинет буквально влетел его хозяин.
- Деньги нашлись, - почти выкрикнул он, - воры задержаны…
Директор в изнеможении упал в свое рабочее кресло.
Сопровождавшие меня двое милиционеров остановились посреди кабинета.
- Как нашлись? – спросил у директора один из них.
- Где нашлись? – уточнил другой.
Директор открыл рот, чтобы ответить, но в кабинет вошел еще один милиционер.
- Петров, Никитин заканчивайте с этим, - сказал он, кивнув в мою сторону. –Едем в отделение…
- А с ним что? – спросил один из сопровождавших меня милиционеров, указав взглядом на меня.
- Отпустите, - сказал вошедший.- Пусть делает свой фильм…
Когда милиционеры были уже у двери, я неожиданно для себя спросил:
- А мне объяснить вы ничего не хотите?
- Вас отпускают – вот и все объяснение, - ответил мне милиционер. – Произошла ошибка…
- Я требую, чтобы собака была наказана…- осмелел я.
Блюстители порядка переглянулись.
- Обязательно, - пообещал милиционер, зашедший в кабинет позже всех. – Мы ей объявим строгий выговор и понизим в звании…
Троица вышла из кабинета.
Я повернулся к директору. Он понял мое состояние.
- Деньги украли двое строителей, делавших ремонт в помещении студийной кассы, - сказал он. – Они сделали слепки ключей от двери и сейфа… Изготовили по ним ключи… А задержали их в общежитии, где они обмывали удачную операцию, спрятав ворованные деньги под матрацем койки…Растратили всего-то десять рублей…На водку и закуску…Правда, дураки?
Продолжение следует