Адмирал Октябрьский против генерала Петрова-2
Часть вторая. Развитие конфликта. Декабрьский штурм.
Немецкая периодизация боев под Севастополем принципиально отличается от советской. Наши военные историки, базируясь на отечественных отчетных документах и воспоминаниях руководителей обороны, называли три штурма Севастополя: ноябрьский, декабрьский и июньский. Немецкие историки, основывавшие свои исследования на мемуарах фельдмаршала Манштейна, и вторившего ему военного историка Типпельскирха, ноябрьские бои считали чуть ли не разведкой боем, первым штурмом называли – декабрьский и вторым – июньский…
По специфики нашего исследования, направленного на выяснения роли морской и армейской составляющих в процессе этапов обороны Севастополя нам бы больше подошла немецкая периодизация, но с учетом корпоративной солидарности с нашими историками, я никогда не согласился бы с тем, что отражая «разведку боем», мы бездарно потеряли в боях с десяток тысяч моряков и пехотинцев. В первой части нашего исследования я отмечал дни в ноябре, когда наши суточные потери превышали две тысячи человек. И таких дней было немало. Признавая тот очевидный факт, что морские батальоны, понеся колоссальные потери, не пропустили врага к Севастополю, мы будем по-прежнему утверждать, что в период с 30 октября по 20-е ноября наши воины отразили первый штурм противника.
По ходу дальнейшего анализа событий нам предстоит ответить на следующие вопросы:
1. Насколько эффективную систему обороны обеспечил генерал И.Е. Петров, после выхода на позиции частей и соединений Приморской армии, и как себя проявили армейские части в период отражения второго – декабрьского штурма Севастополя.
2. Какие решения, действия или поступки командующего СОР вице-адмирала Ф.С. Октябрьского и его заместителя по сухопутной обороне генерал-майора И.Е. Петрова были признаны ошибочными в процессе отражения декабрьского штурма.
3. Дать оценку действий вице-адмирала Октябрьского в должности командующего СОР и генерал- майора Петрова в должности его заместителя по сухопутной обороне в период отражения декабрьского штурма.
Читателю, настроенному на остросюжетное и увлекательное чтение, эта часть исследования покажется нудной и малоинтересной. Что можно ожидать от анализа суточных сводок и политдонесений, составленных смертельно уставшими комбатами и полуграмотными политруками? Если бы авторы этих донесений восстали из небытия и предстали перед нами, то даже методом перекрестных допросов с пристрастием едва ли можно было бы восстановить истинный ход событий тех дней декабря 1941 года. В этой связи, мое нудное повествование можно сравнить с материалами уголовного дела по расследованию деятельности группы нечистых на руку бухгалтеров, или грамотных, прожженных фальсификаторов служебной документации, которые на фоне сотен истинных фактов внедряли в текущую или отчетную документацию явную дезинформацию, призванную затруднить или направить по ложному следу следователей или нечаянных исследователей. С той лишь разницей, что по требованию следователей им предоставляется вся отчетная документация, а исследователи моего уровня вынуждены работать с разрозненными архивными документами, и воспоминаниями участников событий, наломавших «таких дров», что и представить себе страшно… И потому, более заинтересованных в сокрытии, либо фальсификации многих фактов.
Вернемся в Севастополь середины ноября 1941 года. Слишком неожиданно, нелепо и трагически завершилась судьба старого, любимого всем флотом и населением города крейсера «Червона Украина».
По настойчивому требованию командующего флотом за пять дней до трагедии на крейсере происходит смена командиров, затем, в нарушение стандартных требований по обеспечению безопасности при большой вероятности воздушных налетов, крейсер несколько суток не меняет место якорной стоянки. Финал известен: в результате массированного удара авиации противника крейсер гибнет. Что это – злой рок, трагическое стечение обстоятельств, или результат безобразного управления силами и средствами Главной базы флота?
При торжественном освещении в 1915 году спущенный на воду в Николаеве очередной легкий крейсер был наречен «Нахимовым» и только враждебные вихри антирусской революции и братоубийственной гражданской войны превратили корабль в «Червону Украину». Какая та Украина Червона?? Было ясно и тогда, и тем более теперь… Тем не менее, судьбе было угодно так распорядиться, что орудия «Нахимова», снятые с уставшего носить чужое имя корабля, и установленные на старых севастопольских бастионах, с максимальной эффективностью громили врага, осаждавшего Севастополь..
При анализе катастрофы с «Червоной Украины» меня не отпускает мысль о том, что гибель крейсера, не зависимо от причин, была использована для реализации конкретных целей командующим Филиппом Сергеевичем Октябрьским. Вы помните, с чего началась в 1898 году война между Испанией и США? Правильно, на рейде Сантьяго 15 февраля взорвался и затонул старый американский броненосец «Мэн». Причина взрыва могла быть всякой: от халатности с боеприпасами до подрыва корабля с целью провокации войны с Испанией. Я очень сомневаюсь, что Филипп Сергеевич в те годы был знаком с историей флотов иностранных государств, поэтому всякие аналогии здесь неуместны. Хотя, пределов дикости и извращенности человеческой мысли не существует.
После трагической гибели на Севастопольском рейде старого линейного корабля «Новороссийск» был снят с должности Главнокомандующий ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов. Среди «особо информированной» публики, блуждающей по курилкам первого этажа Главного штаба ВМФ, циркулировали слухи о том, что факт гибели линкора использовал в карьерных соображениях первый заместитель главкома – вице-адмирал Горшков. Большей глупости и нелепости представить сложно – Сергей Георгиевич Горшков своей последней должностью и несомненными заслугами и без того являлся первым и основным преемником Кузнецова… Вы скажете: какая связь между этими тронутыми гнилью баснями и личностью адмирала Октябрьского? Да ровно никакой, если не считать, что с должности первого заместителя главкома, в отличие от Горшкова, Филипп Сергеевич был отправлен в отставку с резолюцией Кузнецова – «Вам в Военно-Морском Флоте работы нет» [4].
Может прозвучать кощунственно и даже дико, но с гибелью крейсера «Червона Украина», у командующего Черноморским флотом появились серьезные основания требовать у наркома разрешения на быстрейший перевод основного корабельного состава флота в более безопасные кавказские базы и, как следствие, перенесение туда же своего КП…
С погибших или безнадежно поврежденных кораблей снимали орудия. Впервые с начала боевых действий вместо старого, списанного орудийного металлолома, в доты и на свободные позиции береговых батарей стали устанавливать современные высокоэффективные морские орудия, сыгравшие немалую роль в ходе отражения второго и, особенно, третьего штурма.
Майор В.Ф. Моздалевский в октябрьских боях на Перекопе командовал 120-м артиллерийским дивизионом, где, прикрывая отход частей Приморской армии, бойцы дивизиона проявили исключительный героизм. Батареи дивизиона эффективно использовались, уничтожая противника. Израсходовав боеприпасы, артиллеристы подорвали стационарные орудия, а затем, под руководством своего командира с боями прорвались к Керчи. Здесь они прикрывали переправу частей 51-й армии и последними из организованных групп переправились на Тамань. В ноябре 1941 года В.Ф. Модзалевский вместе с 211 бойцами бывшего 120-го артдивизиона прибыл в Севастополь.
О батареях так называемого «зимнего формирования» (так окрестил А. Неменко береговые батареи, вооруженные в Севастополе в ноябре-декабре 1941 г. орудиями с погибших и поврежденных кораблей). В конце ноября 1941 года были оснащены батареи:
№ 111 – два 130-мм орудия «Б-13» с ЭМ «Совершенный» – Малахов курган (командир-капитан-лейтенант А.П. Матюхин);
№ 112 – два 130-мм орудия «Б-13» с ЭМ «Быстрый» – высота в районе лагеря училища БО на Северной стороне (командир – капитан И.Н. Никитенко, бывший командир 411-й батареи в Одессе);
№ 113 – два 130-мм орудия Виккерса («Б-7») с «Червоной Украины» – район Английского кладбища (командир – лейтенант Г.И. Денисенко);
№ 114 – два 130-мм орудия Виккерса («Б-7») с «Червоной Украины» – х. Дергачи (командир – бывший командир БЧ-2 старший лейтенант П.С. Рабинович);
№ 115 – два 130-мм орудия Виккерса («Б-7») с «Червоной Украины» – район станции Мекензиевы Горы (командир – лейтенант В.И. Дуриков);
№ 116 – два 130-мм орудия Виккерса – район дачи Макси¬мова (командир – лейте¬нант П.И. Меньшиков).
На формирование этих батарей был направлен личный состав артиллерийских боевых частей кораблей, трагически погибших или безнадежно поврежденных в процессе последних налетов немецкой авиации на Севастополь. Личный состав крейсера «Червона Украина» был распределен следующим образом: на батарею № 111 было выделено 124 чел. На батарею № 113 – 130 чел (в последствии половина л/с была выделена для укомплектования расчетов 116-й батареи). Батарея № 114 – 110 чел. Батарея № 112 была укомплектована л/с эсминца «Совершенный» (87 чел). Батареи № 111, 113, 114 и 115 вошли в состав 4-го артиллерийского дивизиона. Батарея № 112 вошла в состав 2-го дивизиона, а батарея № 116 – в состав 3-го дивизиона. 130-мм орудия системы Виккерса были сняты с затонувшего крейсера «Червона Украина» рабочими артмастерских, водолазами и личным составом корабля.
Нужно сказать, что батареи № 111 и 112 уже стояли на своих позициях к началу 2-го штурма, а приказом командующего официально оформили их существование. С крейсера были сняты не только башенные 130-мм орудия. Спаренные 100-мм зенитные установки «Минизини» (3 шт.) были сняты и установлены на крейсер «Красный Кавказ» для усиления его зенитного вооружения. В Севастополе не было смысла оставлять эти орудия, для них было слишком мало боезапаса. Кроме того, часть 55/130-мм орудий «Виккерса» из казематов крейсера были сняты и использованы для замены или ремонта орудий действующих батарей. Орудия «21К» и крупнокалиберные пулеметы были использованы для вооружения севастопольских дотов. Сколько же всего орудий с поврежденных и потопленных кораблей имелось в Севастополе? Ответить на этот вопрос несложно. В таблице по состоянию на 19.11.1941 года указано: «Резерв/пушки затопленных кораблей, которые могли быть сняты и установлены на сухопутных позициях: 19 – 130-мм, 6 – 100-мм, 2 – 76-мм, 45-мм – 9 шт.».
Более внимательное изучение вопроса показывает, что 6 100-мм орудий – это спаренные установки «Минизини», которые установили на крейсер «Красный Кавказ», 2 – 76-мм орудия – это одно исправное орудие «34-К» «Совершенного» (второе было разбито) и одно «Беспощадного» («Беспощадный» переведен в Поти с одним 76-мм орудием 34-К). 9 45-мм орудий – это 4 орудия «Червоной Украины», 2 – с «Беспощадного», 3 – с «Быстрого». Вопрос со 130-мм орудиями несколько сложнее. С «Червоны Украины» подняли девять палубных щитовых орудий «Б-7» (казематные орудия подняли позднее, в январе 1942 г.); с «Беспощадного» демонтировали 3 орудия «Б-13»; с «Быстрого» подняли 4 орудия «Б-13». То есть, на долю «Совершенного» приходятся три орудия.
Еще до того как Севастополь отбил ноябрьское наступление первые два орудия крейсера, ранее ставшие на позициях береговой батареей № 114, были установлены на хуторе Дергачи в районе бывшей стационарной зенитной батареи № 54, орудия которой еще в октябре перебросили к Камчатскому люнету. 20 ноября новая батарея открыла огонь по противнику. Орудия установили на временные деревянные основания. За период небольшого затишья между первым и вторым штурмами успели сделать достаточно много: за две недели установили еще три батареи: 113-ю, 115-ю, 116-ю. Перенесли два уцелевших орудия со стационарной батареи № 19 (из-под Балаклавы. – Б.Н.) на новые позиции в районе совхоза № 10 (10-й км Балаклавского шоссе. – Б.Н.), а на старой позиции 19-й батареи была оборудована ложная батарея.
Может случайно, а может, нет, но именно в период между штурмами «исчезает» загадочная батарея № 12 на массиве бывшей царской батареи № 3. Зато в этот же период на позициях довоенной 12-й батареи появляются 100-мм орудия восстановленной батареи № 2 (командиром батареи был назначен ст. л-т Саламбек Дзампаев).
Большая часть батарей, о которых идет речь, обозначены на схеме «Группировка и действия артиллерии под Севастополем в декабре 1941 года» (стр. 19).
Батарея № 2, действительно, была восстановлена, как писал Моргунов. Заинтересовавшись интересной фразой, А. Неменко сравнил снимки 2-й береговой батареи до войны и снимки, датированные декабрем 1941 г. Орудия имели разные щиты. Первоначально на батарее стояли орудия с угловатыми щитами, производившимися до второго полугодия 1939 г. А на более позднем снимке орудия имели обтекаемые щиты, похожие на щиты орудия «Б-13-2». Вторая зацепка к решению задачи попалась чуть позже: совпали номера орудий в доте № 11 с одним из орудий «довоенной» береговой батареи № 2. То есть, почти однозначно можно сказать, что первоначально установленные орудия были сняты перед первым штурмом для установки в дотах береговой обороны. И восстановлены они были лишь перед вторым штурмом за счет 100-мм орудий с недостроенных тральщиков проектов 53 и 58, которые получили щиты орудий «Б-13» более позднего выпуска. Но, что интересно, восстановлена 2-я батарея была уже не на старом месте – у форта Константиновский, а на месте демонтированной батареи № 12 (бывшая «старая» № 4). Орудия батареи были установлены не на прежней позиции, а выше, с тем расчетом, чтобы они могли вести эффективный огонь на обратной директрисе стрельбы по береговым целям, поддерживая сухопутные части.
При этом два орудия батареи устанавливаются в крайних двориках бывшей старой батареи № 4, а одно орудие – на левом фланге бывшей старой батареи № 3. В этот же период демонтируется батарея 60/102-мм орудий, снятых с СКР «Шторм» и «Шквал». Два орудия устанавливаются в дотах БО № 25 и 29.
Я воспользовался материалами исследования Неменко для подробного описания процесса установки и формирования расчетами батарей, так как эти батареи, установленные с расчетом непосредственной поддержки рубежей обороны, сыграли исключительно важную роль при отражении второго и особенно, третьего штурма Севастополя.
Филипп Сергеевич Октябрьский считал создание вышеперечисленных батарей своей личной заслугой... Ну, что здесь можно сказать? Угробив еще пару крейсеров, снятой с них артиллерией можно было бы вооружить дополнительно с десяток батарей. Должность командующего Севастопольским оборонительным районом позволяла адмиралу Октябрьскому возглавить и координировать действия всех батарей. Вот тогда уж точно Филипп Сергеевич мог претендовать на лавры Павла Степановича Нахимова. С той только разницей, что ходить под неприятельским огнем адмирал Октябрьский считал непозволительной бравадой. Тем не менее, ордену Нахимова 1-й степени, полученному в августе 1944 года за операцию по взятию Констанцы, Филипп Сергеевич придавал особое чуть не сакральное значение и носил на парадной тужурке особняком от прочих не менее высоких наград.
Бои «местного значения» с конца ноября до середины декабря 1941 года
Войска севастопольского оборонительного района в период относительного затишья предпринимали попытки локальных наступлений. Их также называли «беспокоящими действиями» и «разведками боем».
26.11.41 года. Командир 8-й бригады морской пехоты полковник Вильшанский не оставлял надежд улучшить свои позиции (точнее, – вернуть позиции, назначенные бригаде 1 ноября. – Б.Н.) и выступил с инициативой провести разведку боем. И.Е. Петров, одобрил инициативу: «…Нельзя оставлять врага в покое. Надо его тревожить, чтобы не вздумал считать нас слабее себя». Очень сомнительно, чтобы генерал Петров произнес такую заумную фразу, приписываемую ему Владимиром Вильшанским. 8-я бригада морской пехоты силами двух рот с 3.00 вела разведку боем. Первая ударная группа (командир – стар¬ший лейтенант Я.Г. Кибалов и политрук А.П. Иванов), перебив вражеское боевое охранение, ворвалась на окра¬ину д. Калымтай (Тенистое), занятого передовым охранением противника. Вторая группа (командир – лейтенант А.П. Савельев и политрук – Г.Н. Бубнов) прошла вперед по плато Кара-Тау. К 6.00 эта группа, не встретив сопротивления, вышла к истокам Змеиной балки. Однако, вскоре обе группы подверглись сильному обстрелу противником и вынужде¬ны были отступить. Огневые точки противника при этом не засекались и не подавлялись артиллерией, т.к. артиллерийский боезапас на батареи еще не поступил. Разведка установила расположение частей и подразделений 22-й немецкой дивизии, развернутых про¬тив бригады.
3.12.41 года. Во второй половине дня подразделения 1-го Севастопольского полка морской пе¬хоты (командир полка – полковник П.Ф. Горпищенко), выравнивая линию обороны, продвинулись вперед на 700-900 м. Атака производилась без поддержки корабельной артиллерии, авиация не могла действовать из-за плохой погоды.
6.12.41 года. На участке 2-го морского полка проведена разведка боем силами усиленной роты 1-го батальона 7-й брига¬ды морской пехоты под командованием капитана В.П. Харитонова. Огневую поддержку осуществляли минометный дивизион бригады и две батареи морского полка. Поставленная задача – выявление огневых точек и сил противника в районе деревни Куч¬ки. Огнем с лидера «Харьков» была подавлена выявленная огневая точка. Остальные подавить не смогли, не хватало армейского боезапаса, а огневые точки были скрыты складками местности и были вне досягаемости корабельных орудий.
8.12.41 года. Из воспоминаний Д.С. Озеркина: «...Окрыленные успехами, через неделю мы решили повторить вылазку, в батальонах чувствовалось воодушевление, но появились шапкозакидательские настроения...» (19). Именно в этот день начались самые серьезные бои на участке 8-й бригады, которые стоили бригаде целого батальона, но о которых нет упоминаний в специальной литературе.
В 7 ч 15 мин после непродолжительной артподготовки, проведенной минометным дивизионом ст. л-та Мошенина, три роты 8-й бригады морской пехоты атаковали противника в долине р. Кача, в районе дер. Калымтай, еще две роты атаковали позиции в районе горы Сар-Таис (отм. 165.4). Минометный дивизион находился на оборудованных закрытых позициях над современным с. Тенистое (Калымтай).
Три роты первого батальона лейтенантов Ю.П. Филиппова, В.Я. Меньшикова и М.Н. Климина при поддерж¬ке 6-й роты (2-й батальон, бывший батальон БО полковника И.Ф. Касилова) из 90-го стрелкового полка (командир – старший лейтенан¬т Ф.Г. Сидоров) выбили противника с занимаемых им позиций, заняли высоту Сар-Таис и большую часть деревни Калымтай. Роты понесли потери, но задачу выполнили. Авиация противника нанесла бомбоштурмовые удары по боевым порядкам морских пехотинцев. Затем вражеская пехота начала контратаку в направлении Калымтай (Тенистое)–Аранчи (Суворово). Командование 8-й брига¬ды в помощь контратакованным подразделениям пере¬бросило две роты старшего лейтенанта Н.Р. Семенченко и лейтенанта Г.И. Кибалова из второго батальона. По контратакующему про¬тивнику открыли массированный огонь советские орудия. В связи с тем, что 8.12.41 года ждали нового штурма противника, огонь открыли всеми наличными огневыми средствами.
Огонь вели: 1-й дивизион (капитан Н.С. Артюхов) 57-го артполка (12 76-мм дивизионных пушек); 2-й дивизион (старший лейтенант И.Д. Крышко) 397-го артполка (12 76-мм дивизионных пушек); 2-й дивизион (капитан Б.Г. Бундич) 265-го корпусного ар¬тиллерийского полка (8 122-мм орудий), 10-я береговая батарея, 227-я зенитная батарея, приданная 8-й бригаде как противотанковая.
Это мощное огневое противодействие заставило противника пре¬кратить контратаку. Авиация СОР нанесла бомбо-штурмовой удар по подтягивающемуся по Бельбекской долине противнику, который понес серьезные потери. По данным из немецких источников в этом бою были серьезно повреждены последние остававшиеся в строю два румынских танка, которые немецкое командование выдвинуло в помощь атакованным подразделениям. Атака, которая задумывалась как попытка улучшения позиций, переросла в полномасштабный бой. Однако это не остановило немецкие войска. Атаки противника продолжались.
В ходе боя командир 1-й роты 8-й бригады морской пехоты лейтенант Г.И. Кибалов был ранен, но не поки¬нул поля боя пока не потерял сознание. Командование ротой взял на себя инструктор политотдела батальон¬ный комиссар П.А. Пивненко, через час он был убит. Командование ротой взял на себя командир взвода лейтенант Г.А. Бондаренко, но вскоре и он получил тяжелое ранение. Офицерский состав весь выбыл из строя. Тогда роту возглавил сержант Н.Ф. Окунев.
Из воспоминаний Д.С. Озеркина: «...на левом фланге было совсем тяжело, «юнкерсы» и «мессеры» испахали пулями и бомбами всю вершину, в чистом поле укрыться от них было негде. Винтовочный огонь и огонь ручных пулеметов на них не действовал. По телефону командир связался со штабом и запросил помощи... Буквально через час появились наши самолеты. Немецкие к этому времени ушли за горизонт... «Илы» утюжили немецкие позиции километрах в пяти перед нами». При поддержке авиации немецкие атаки были отбиты, моряки закрепились на отбитых позициях. Три роты потеряли около половины личного состава, общие потери 8-й бригады составили около трехсот пятидесяти человек… ...как прощальный салют по нашим товарищам около полуночи прогрохотали корабельные орудия Черноморского флота, мы не видели разрывов, но знали, флот с нами...» (19).
Правильно заметил комиссар Озеркин – в большинстве случаев артиллерийская поддержка кораблей, приходивших в Севастополь с пополнением и боезапасами, оказывала больше моральную поддержку защитникам Севастополя. Благодаря искренним воспоминаниям Озеркина в противовес «запискам» его бывшего начальника полковника Владимира Вильшанского мы узнаем, что авиационная поддержка была произведена с опозданием на час, поддержка корабельной артиллерии запоздала на 4 часа… К сожалению, в большей части случаев, именно такие воспоминания остались у защитников Севастополя. Кинофильм «Малахов курган» был создан, что называется «по свежим следам» – по воспоминаниям участников боев за Севастополь и посвящен подвигу группы моряков во главе с политруком Фильченковым, о котором мы вели речь в первой части исследования. В фильме есть эпизод, в котором после завершения боя с немецкими танками при подсчете потерь раздались залпы корабельной артиллерии, и моряки, сняв бескозырки, с надеждой и гордостью взглянули в сторону моря…
Активные действия советской авиации не позволили немцам днем подтянуть силы, но в ночь на 9.12.41 г. противник пополнил атакующие части. В 7.00 противник открыл артиллерийский и минометный огонь по боевым поряд¬кам 8-й бригады морской пехоты. Одновременно его авиация нанесла бомбовые и штурмовые удары силами трех звеньев Ю-87. Около 9 утра пехота противника численностью до двух батальонов 22-й дивизии, при поддержке четырех штурмовых орудий перешла в на¬ступление на высоту 165,4 (Сар-Таис). Моряки стойко сражались за высоту, но силы были неравны. Они несли потери. Руководя боем, погиб начальник штаба 8-й бригады майор Т.Н. Текучев.
Вот так, как бы походя, между делом, в суточные сводки и вносилась «героическая дезинформация». О нелепой и трагической гибели майора Текучева мы вели речь в первой части исследования при описании боевых действий, в ходе которых с позиций 8-й бригады полковника Вильшанского предполагалось силами 40-й кавалерийской дивизии и 773-го стрелкового полка атаковать противника с целью «улучшения позиций 8-й бригады…» (8).
Более подробно на обстоятельствах гибели майора Т. Текучева, не нарушая хронологии событий, мы остановимся по ходу исследования.
Из воспоминаний Д.С. Озеркина:
«...командир 1-го батальона умолял о поддержке, но артиллеристы запаздывали, говорили: нет боезапаса... Единственное, чем мы могли помочь – открыли огонь своим минометным дивизионом, прикрывая отход... Потери наши были очень велики, из первого батальона боеспособных оставалось человек пятьдесят, не больше. Было много раненых и контуженых, офицеров и политработников в строю не осталось, командовали краснофлотцы и старшины… Первый батальон на два дня был отведен на вторую линию обороны для пополнения, но вскоре опять брошен в бой.
Захваченные накануне вражеские пози¬ции морякам пришлось оставить и отойти на свои преж¬ние рубежи. Причиной тому было несвоевременное введение в бой артиллерии сектора, малая эффектив¬ность ударов нашей авиации по неразведанным(?!) целям и слабо налаженное взаимодействие разнородных сил».
Нужно ли уточнять, что за координацию действий авиации и артиллерии по поддержке войск в секторах обороны отвечали офицеры-направленцы штаба СОР, которыми должен был руководить начальник штаба – капитан 1 ранга Васильев и командующий – вице-адмирал Октябрьский?
10.12.41 года. В первом секторе разведывательная рота 514-го стрелкового полка 172-й дивизии при поддержке артиллерии в 4.00 овла¬дела северным отрогом высоты 440,8 и удерживала позиции в течение суток. В роте служили, в основном, симферопольцы из первоначального состава дивизии, прошедшие бои на Перекопе.
Через день разведгруппа вернулась: из 50 бойцов – 19, включая раненых. Смысл этого мероприятия непонятен. Разведка боем? Но тогда почему не велись стрельбы или штурмовки по выявленным целям? Опять вопросы на уровне взаимодействия штабов армейских со штабом СОР…
12.12.41 года. В долине реки Кача противник решил взять реванш и провести разведку боем. К исходу суток рота противника, пройдя незамеченной от родника Алтын-Баир по долине, атаковала стык левого флан¬га 1-го батальона 8-й бригады морской пехоты и право¬го фланга 3-го батальона 90-го стрелкового полка. Атака производилась при поддержке бронетехники: двух транспортеров и одного танка. Недавно сформированная 9-я рота 90-го полка, в которой было много новобранцев прибывших с Кавказа, отошла. Противник занял ее окопы. Ни в этот день, ни на следующий, артиллерия и авиация не оказывали огневого противодействия противнику. Они почему-то действовали на другом участке. 8-я бригада и 90-й полк были слишком ослаблены боями 8-9 декабря, чтобы предпринять контратаку.
13.12.41 года. Около 7 утра в районе деревень Шули (Терновка) и Чоргунь (Черноречье) противник общей численностью до 5 батальонов пытался перейти в наступление. Огнем артиллерии СОР и ударами авиации эта попытка была отбита. Удар по атакующим нанесли шесть МБР-2 и один ГСТ в районе деревни Шули. После полудня противник попытался повторно атаковать, но при поддержке авиации был опять отбит. Семь Ил-2 в сопро¬вождении четырех И-16 штурмовали войска противника в районе высоты Зыбук-Тепе (над дер.Терновка) и соседних высот. Развивая достигнутый успех, в 12.00 в районе дер. Калымтай противник силами до двух рот пехоты опять атаковал 1-й батальон 8-й бригады мор¬ской пехоты. При поддержке огня 57-го артполка моряки отбросили противника, который оставил на поле боя око¬ло 50 солдат и офицеров. Безуспешной оказалась и по¬пытка противника просочиться через позиции 90-го полка на участке г. Кара-Оба–дер. Аранчи (Суворово). К исходу дня совместными действиями двух рот 90-го стрелкового полка и роты 8-й бригады морской пехоты положение на участке 9-й роты 90-го полка было восста¬новлено.
15.12.41 года. Вражеская пехота силою до батальона в долине р. Бельбек неоднократно атаковала позиции наших войск с целью разведки боем, овладения отдельными высота-ми, но безрезультатно. При отражении наступлений противника бойцам оказывала содействие авиация. Атакующего противника штурмовали одиннадцать Ил-2, шесть Як-1, восемь И-16 и один МиГ-3. Было уничтожено: 31 автомашина, до взвода кавалерии, даль¬нобойное орудие, зенитное орудие и минометная бата¬рея. В 12 ч 50 мин огнем тяжелой неприятельской батареи с мыса Лукулл на ба¬тарее береговой обороны № 10 выведены из строя два 203-мм орудия. Загорелись заряды. При борьбе с пожаром от разрыва вражеского снаряда погибло 5 батарейцев, в том числе, военком батареи – старший политрук Р.П. Чер¬ноусов, ранено 12 бойцов.
Что еще происходило в эти три недели? Флот активно занимался перевозками и тралил собственные мины, расширяя фарватеры. Нужно ли мне напоминать о том, что эти мины, поставленные в первые недели войны, весь период обороны грозили подрывами нашим судам, и являлись чуть ли не основной проблемой, держащей в напряжении силы ОВРа при обеспечении движения наших судов по фарватерам, ведущим к Севастополю. И в этой связи Филиппа Сергеевича Октябрьского лихом поминали не армейцы, а его подчиненные – моряки…
ТЩ-27, минный заградитель «Дооб», морской буксир «Курортник», семь катеров-тральщиков вели тральные работы по рас¬ширению ФВК № 3 Главной базы. Затралено и уничтожено пять своих мин. Средствами ОВР производилось конт¬рольное траление немецких магнитных мин на внешнем рейде главной базы. Мин не обнаружено Катера-тральщики и сторожевые катера ОВР главной базы в течение дня производили тральные работы по очистке и расширению ФВК № 3. На кромках фарвате¬ра затралено и уничтожено восемь своих мин.
15.12.41 года корабли ОВР главной базы производили траление немецких мин на внешнем рейде Севастополя, поиск плавающих мин в районе рекомендованных курсов от бонового за¬граждения до подходной точки ФВК № 3 и расширение ФВК № 3, в котором затралено и уничтожено 13 мин. В районе Херсонесского маяка расстреляна плавающая мина. Т.е. в основном флот боролся со своими собственными минами. Вот вам и факты активной деятельности командующего СОР и его штаба! Было выставлено несколько тысяч мин, так что без работы тральщики не остались и в течение ближайшего послевоенного десятилетия
Морские перевозки в интересах обеспечения СОР
Севастополь остро нуждался в пополнениях, продовольствии, боеприпасах. Все это можно было доставить только по морю. Поэтому вопрос морских перевозок для Севастопольского оборонительного района стоял очень остро. Часто войска СОР не могли противодействовать противнику именно из-за отсутствия боезапаса. Эвакуация раненых так же шла в основном морем.
Еще 26.11.41 года сразу после отражения штурма командующий флотом адмирал Октябрьский направил начальни¬ку штаба Закавказского фронта генералу Ф.И. Толбухину и наркому ВМФ адмиралу Н.Г. Кузнецову теле¬грамму:
«Для прочной обороны Севастополя требуется: одна стрелковая дивизия полного состава (т.е. около 12 тыс. человек – Б.Н.), один танковый батальон, один гвардейский дивизион PC. Требуются орудия: полковых 76-мм – 24; дивизионных 76-мм – 24; 152-мм пушек-гаубиц образца 1937 г. – 12; минометов – 52; станковых пулеметов – 56; ручных пулеметов – 96. Пополнять снарядами ежедневно по 1/4 боекомплекта. Создать неснижаемый запас боезапаса до 5 боекомплек¬тов... Каждую неделю подавать четыре маршевые стрел¬ковые роты и одну пулеметную. Перевозки и обеспечение – кораблями флота. Погрузка Новороссийск–Поти. Жду решений.
Октябрьский. Кулаков».
Морские перевозки осуществлялись двумя разными ведомствами. Часть перевозок выполнял Черноморский флот, часть перевозок осуществлялась транспортами, подчиненными Наркомату морского флота. Хронология морских перевозок в период между штурмами была такова:
28.11.41 года начальник штаба СОР капитан 1 ранга А.Г. Василь¬ев донес в Главный морской штаб, что из всего заплани¬рованного пополнения в Севастополь на 28 ноября прибыло лишь четыре маршевые роты в составе 1000 че¬ловек без оружия. Роты были распределены по одной на сектор обороны. В первом секторе одну роту получил 383-й полк, отведенный в резерв, на ее базе начали формирование третьего батальона этого полка. Одну роту получил 3-й полк морской пехоты, одну роту получил 90-й стрелковый полк 95-й дивизии и в его составе начали формирование 3-го батальона полка. Четвертая рота была выделена в распоряжение командира вновь формируемого 241-го полка. В этот день в главную базу прибыли: танкер «Москва» (коман¬дир – старший лейтенант Б.С. Кузьмин) с грузом котель¬ной воды и бензина, транспорт «Чапаев» (капитан – А.И. Чирков) с 76- и 152-мм боеприпасами, а также боезапасом для минометов. Корабли прибыли в сопровождении крейсера «Красный Крым» (коман¬дир – капитан 2 ранга А.И. Зубков) и эс¬минца «Железняков» (коман¬дир – капитан-лейтенант В.С. Шишканов). Котельная вода прибыла по заявке флота, бензин был доставлен автомобильный и авиационный.
1.12.41 года. Прибыл транспорт «Жан Жорес». На большом транспорте – только 1 тысяча самозарядных винтовок СВТ-38. Транспорт прибыл в балласте: корабли не только доставляли грузы в Севастополь, но и вывозили из города оборудование заводов и ценные грузы.
Через четыре дня транспорт «Жан Жорес» в охранении эсминца «Железняков» вышел из Севастополя в Поти. На «Жан Жорес» было погружено 1500 т боезапаса артиллерийского отдела ЧФ, 1280 т имущества отделов флота, 4 зенитных орудия, 10 автопрожекторов, 6 трак¬торов, 21 автомашина и принято на борт 500 эвакуиро¬ванных граждан. В тот же день (1.12.41 г.) танкер «Москва» в сопровождении тральщика «Трал» (командир – капитан-лейтенант Б.И. Фаворский) вышел из Севастополя в Новороссийск с грузом в трюмах и с полевыми кухнями и автомашинами 51-й армии на палубе. Спустя две недели в Севастополь будут доставлять машины, полевые кухни 388-й дивизии. Будут доставлять в город зенитные орудия и флотский боезапас, но это будет потом...
Обратите внимание, в ноябре командование 51-й армии, оставляя немцам Керченский полуостров, и в спешке переправляясь через пролив, бросило в Керчи значительную часть технических средств тыла. Теперь же собирая «ошметки» своей армии на Кавказе генерал-лейтенант Батов самым бессовестным образом требовал возвращения тех же полевых кухонь, что попали в Севастополь в составе тылов дивизий 51-й армии, отошедших в составе Приморской армии. Ведомственные барьеры приводили к тому, что одни и те же грузы завозились в Севастополь и вывозились из города! Кто этот процесс должен был контролировать и согласовывать? Не генерал же Петров, обладавший как командарм, значительно меньшим влиянием на московское руководство, чем Батов, вечно пытавшийся прыгнуть «выше своей головы»? Спрашивается, куда смотрел командующий фронтом, почему не реагировали прокурор флота и чекисты?
Нужно ли напоминать о том, что согласовывать во фронтовых и московских инстанциях эти проблемы был обязан командующий СОР!!??
2.12.41 года в 19 ч 51 мин в главную базу прибыл крейсер «Крас¬ный Кавказ» (командир – капитан 2 ранга А.М. Гущин). Имея на борту 1000 бойцов маршевых рот и девять ваго¬нов боеприпаса. В основном, это были выздоравливающие из госпиталей, маршевые роты пошли на пополнение 90-го и 241-го полков.
3.12.41 года. Заместитель начальника Генерального штаба А.М. Василевский передал командующему Закавказ¬ским фронтом (копии наркому ВМФ и командующему Черноморским флотом) приказание Ставки ВГК: «...для усиления Севастопольского гарнизона перебросить 388-ю стрелковую дивизию из состава войск Закавказского фронта. Перевозку по железной дороге из района Кутаи¬си до Поти начать немедленно. Боевое обеспечение пере¬возки по морю распоряжением командующего ЧФ...».
Спустя сутки, 4.12.41 г., имея на борту 18 зенитных орудий ЧФ, 350 бойцов 51-й армии и 320 эвакуиро¬ванных граждан, крейсер «Красный Кавказ» направился в Новороссийск.
5.12.41 года в 6 ч 22 мин лидер «Харьков» (командир – капитан 3 ранга П.А. Мельников) прибыл в Севастополь, имея на борту 500 бойцов маршевых рот.
В 16 ч 20 мин транспорт «Белосток» и плавбаза «Львов» в охранении крейсера «Красный Крым» вышли из Севастополя в Туапсе. На борту их было 486 т различ¬ных грузов, в том числе, 90 т флотского боезапаса, 890 раненых и 140 эвакуированных граждан.
7.12.41 года в порту Поти началась погрузка войск 388-й стрелковой дивизии на транспорты и боевые корабли. Не смотря на строгое указание командующего флотом не загружать боевые корабли личным составом с техникой в связи с неподачей транспортов, людей начали грузить на боевые корабли. Первыми встали под погрузку крейсер «Красный Кавказ» и эсминец «Сообразительный».
8.12.41 года. Крейсер «Красный Кавказ» и эсминец «Сообрази¬тельный» доставили в Севастополь первый эшелон 388-й дивизии: личный состав 782-го стрелкового полка (1200 бойцов и коман¬диров).
9.12.41 года. В 5 ч 10 мин транспорт «Серов», имея на борту 1700 бойцов и минный заградитель «Островский» с 1000 бойцами 388-й стрелковой дивизии, в охранении эсминца «Шаумян» (командир – капитан лейтенант С.И. Федоров) и тральщика «Щит» (командир – капитан-лейтенант В.М. Генгросс) прибыли в Севастополь.
11.12.41 года. В 00.00 плавбаза «Львов» с 16 вагонами продо¬вольствия прибыла из Новороссийска. В 9 ч 27 мин транспорты «Ногин» и «Зырянин» в охра¬нении эсминца «Незаможник» прибыли из Поти в Сева¬стополь. Они доставили личный состав, 10 грузовиков, боевую технику и стрелковое ору¬жие 388-й стрелковой дивизии.
12.12.41 года. Транспорты «Георгий Димитров» и «Калинин» в охранении крейсера «Красный Крым» прибыли в Севастополь. Они доставили 3050 бойцов 388-й стрелковой дивизии, 317 лошадей, 61 повозку, 12 кухонь и два орудия. Прибыл в главную базу в охранении тральщика «Взрыватель» и транспорт «Абхазия», который доставил 2200 бойцов 388-й дивизии, два орудия и четыре кухни. Переброс¬ка частей 388-й стрелковой дивизии (командир – полков¬ник А.Д. Овсеенко, военком – полковой комиссар К.В. Штанев) была завершена. В дивизии насчитыва¬лось 11 197 бойцов и командиров. Вместе с войсками было доставлено: 21 76-мм пушек, 5 122-мм гаубиц, 146 82-мм и 50-мм минометов, 52 станковых пулемета, 67 ручных пулеметов.
Прибывшие части 388-й стрелковой дивизии сосредоточивались в районе станции Инкерман. Штаб дивизии разместился в помещениях станции.
14.12.41 года. Транспорты «Белосток», «Калинин» и «Г. Димитров» вышли из Севастополя в Туапсе, забрав раненых и большое количество эвакуируемых грузов (в т.ч. и флотского боезапаса).
15.12.41 года. Транспорт «Курск», имея на борту 1800 бойцов мар¬шевых рот, 137 лошадей, 51 кухню-повозку и 250 т армейского бое¬запаса, в охранении тральщика «Взрыв» прибыл в Сева¬стополь.
Если проанализировать перевозки этого периода, то получится, что в Севастополь, в период с 28.11.41 г. по 15.12.41 г. было доставлено 17 565 человек. За этот же период из Севастополя убыло 1580 человек из флотских частей и частей 51-й армии. Было вывезено 1257 раненых. Учитывая невозвратные потери за период между штурмами, можно сказать, что гарнизон Севастополя увеличился очень незначительно. Советские источники указывают: «После успешного отражения первого планового на¬ступления немецко-фашистских войск на Севастополь пополнение гарнизона Севастополя, в период между штурмами, составило около 21 тыс. бойцов и командиров». Подтвердить цифру эту по имеемым источникам не удалось.
По данным Г.И. Ванеева: «...Это в основном достав¬ленные с Кавказа морем маршевые пополнения (21 стрел¬ковая рота и 7 специальных рот) и части 388-й стрелко¬вой дивизии». Подсчитаем сколько это. 28 рот, если брать по штатной численности, то это не более 5 тыс. человек, 388-я дивизия – 11,7 тыс., итого, не более 17 тысяч человек – без учета потерь и вывозимых бойцов. Двадцать тысяч бойцов – это общее количество бойцов, доставленных в Севастополь, начиная с самого начала обороны, без учета боевых потерь.
С учетом потерь после доставки 388-й дивизии численность Севастопольского гарнизона увеличилась очень незначительно. Я не беру во внимание качество пополнения. 388-я дивизия, сформированная в Кутаиси и Нальчике, не прошедшая стандартного этапа подготовки, вряд ли могла заменить даже тех необученных пехотным премудростям моряков, которые выбыли из рядов защитников во время первого штурма.
Можно подсчитать количество доставленных в период между штурмами войск еще одним способом: за период с конца первого штурма по 31 декабря 1941 г. в Севастополь было доставлено 33 890 человек. Если вычесть из этого количества 345-ю дивизию, 79-ю морскую стрелковую бригаду и пополнения, доставленные уже во время штурма, то получится 15 786 человек. То есть, даже меньше, чем по другим данным. С уверенностью можно сказать, что Севастополь держался в основном за счет внутренних резервов. Количество пополнения было явно недостаточным.
Несмотря на недостаток бойцов, Севастополь продолжал совершенствовать свою оборону. Все части, не занятые в первой линии обороны, были задействованы на строительстве укреплений.
Строительство укреплений
Бои по отражению первого штурма выявили ряд недостатков в организации и строительстве обороны, были потеряны два из четырех опорных пунктов, а оборудование главного рубежа находилось в очень низкой степени готовности. Командующий Черноморским флотом и СОР вице-ад¬мирал Ф.С. Октябрьский получил шифротелеграмму на¬родного комиссара ВМФ Н.Г. Кузнецова, в которой говорилось: «...заставить по опыту Ханко боевые части зарывать¬ся в грунт, несмотря на его каменистость...». Очень ценное указание, особенно учитывая разницу между болотистым черноземом на Ханко и скальным грунтом на рубежах Севастополя…
Но и без этой телеграммы севастопольцы уделяли большое внимание строительству укреплений. Опыт первых дней обороны показал важность установки пулеметов в дотах и дзотах, что значительно повышало их живучесть. Морозная погода сильно осложнила ведение работ. В Севастополе было еще много цемента и арматуры, и была возможность строить бетонные долговременные точки, но морозная погода не позволяла заливать монолитный бетон. При заливке в мороз бетон крошится и не схватывается. Выход был найден. Широкое распространение получают сборные железобетонные огневые точки (СЖБОТ) для размещения полевых орудий и пулеметов. На сборку СЖБОТ у защитников Севастополя уходило две ночи: в первую выкапывался котлован, во вторую собиралась конструкция из отдельных блоков, имевших специальные отверстия. Сквозь отверстия пропускалась арматура, скрепляющая блоки. СЖБОТ стали делать упрощенной конструкции: без «сквозника». Фронтальная часть новых дотов была не полукруглой, а граненой, что в значительной мере упростило изготовление элементов дота и его сборку.
По утверждению генерала А.Ф. Хренова сборные железобетонные доты подтвердили свою высокую живучесть. Он писал: «Даже прямое попадание снаряда орудия среднего калибра не приводило к полному разрушению дота. Уже после войны в руки наших военных инженеров попали документы, в которых немецкие военные специалисты подводили итоги сражения за Севастополь. Там, в частности, отмечалась высокая надежность наших дотов, быстрота и экономичность их постройки. По распоряжению немецкого командования один из сборных дотов после оставления Севастополя был подвергнут испытанию на разрушение артиллерийским огнем» (21).
Результаты испытаний показали, что СЖБОТы имели очень слабую конструкцию. Тем не менее, сборные доты обладали рядом достоинств и применение их в обороне было в условиях Севастополя целесообразным. Кроме СЖБОТ на Главном рубеже строились бетонные доты комбинированной: сборно-монолитной конструкции. Нижняя часть дота собиралась из массивных бетонных блоков, а перекрытия заливались монолитным бетоном. По размерам такие доты были больше СЖБОТ, имели шестигранную форму и более мощную конструкцию. Заканчиваются работы по строительству артиллерийских дотов на Тыловом и Главном рубежах. Строятся командные пункты батарей (взводов) дотов. Они представляли собой бетонную плиту 6х6 м, армированную рельсами, перекрывающую котлован. На плите устанавливался бетонный колпак диаметром 2,7 м с амбразурами. Иногда колпак отливался вместе с плитой.
Вырубая в скалистом грунте Севастополя окопы, войска приспособились сооружать огневые точки, по устойчивости мало в чем уступавшие бетонным сооружениям. По форме это укрепление напоминало СЖБОТ, но его нижняя часть вырубалась в скале, а верхняя выкладывалась из бута на цементном растворе. Перекрытие этого дота отливалось из бетона. Был еще один вид комбинированных укреплений, однако, проект их отличался от типового проекта дзота, разработанного еще в довоенное время. Обычно севастопольский дзот представлял собой сооружение, вырубленное в склоне горы с перекрытием из бревен в два-три наката. Лес использовали местный, нестроевой. Амбразуры оформлялись не бревнами, а вырубленным камнем или специально отлитыми небольшими бетонными блоками. К дзоту шел крытый ход сообщения. Иногда перекрытия выполняли из бетона или из тонких бетонных плит.
Дерева в городе также не хватало, поэтому часто колючая проволока растягивалась на низких колышках или ее витки пришпиливались к земле металлическими костылями. Такое проволочное заграждение получило название «немецкий забор», но часто именно этот вид заграждения использовался и советскими войсками при обороне Севастополя. Проволочные заграждения опоясывали дзот и шли вдоль всего переднего края. В дзоте устанавливались один-два пулемета с большим количеством патронов (до 20 тысяч), расчет дзота составлял 7-10 человек. Достоинством таких укреплений явилось то, что эти укрепления были малозаметны на местности, для сооружения требовали мало материалов и трудозатрат. Получили широкое распространение крытые траншеи и окопы, для перекрытия которых часто использовали железнодорожные шпалы.
Опыт первого штурма показал, что 45-мм калибр является недостаточным для установки в казематных дотах. Эффективность огня 45-мм орудий против пехоты оказалась невысокой, а количество танков и транспортеров, для сдерживания которых и строились доты, оказалось гораздо меньше ожидаемого. В то же время эффективность 100-мм орудий оказалась высокой. Были приняты все меры для того, чтобы увеличить количество 76-мм орудий в полосе обороны главного и тылового рубежей обороны.
По данным, приведенным в книге «Военные строители Черноморского флота», всего было построено 18 дотов под 76,2-мм орудие Лендера, но результаты полевых разведок, проведенных группой А. Неменко, этого не подтверждают. Всего для 76,2- и 75-мм орудий было построено и перестроено не более 12 дотов и дзотов. Конструкция укреплений и структурная схема береговой обороны к началу второго штурма существенных изменений не претерпела. Были лишь завершены некоторые укрепления, строительство которых было начато ранее. Оборона имела ту же линейную структуру, но в строительстве укреплений начинают появляться некоторые особенности. С учетом опыта первого штурма большее внимание стали уделять полевой фортификации, защите мест размещения личного состава, строительству землянок и блиндажей. Учитывая то, что немецкие части использовали малейшую возможность для прорыва, линия обороны становится сплошной, а не перехватывает только дороги, как это было ранее. Бронепоезд «Железняков» находился в зависимости от обстановки в оперативном подчинении комендантов II или III сек¬торов, в районе которых он мог действовать. Железнодорожная ветка через Новые Шули на Балаклаву к декабрю еще не была достроена. В начале 80-х годов старая ж/д насыпь была использована при прокладке ветки в район горы Гасфорта с перспективой вывоза руды.
Артиллерия и пулеметы батальонов дотов и дзотов Береговой обороны, а также несколько полевых тяжелых батарей оперативно подчинялись комендантам секторов и использовались по их ука¬занию. Во время первого штурма Севастополя три артиллерийских дота были уничтожены прямым попаданием в амбразуру, в результате чего происходила детонация боезапаса. В связи с этим и для того, чтобы уменьшить зависимость дотов от подвоза боезапаса рядом с ними стали строить отдельные погреба. П.А. Моргунов отмечал в книге «Героический Севастополь»: «...установка орудий среднего калибра в одиночных дотах малоэффективна. Противник легко обходил их позиции, лишенные пехотного прикрытия...» (13). Противник, действительно, обходил и ликвидировал и доты, по мере того, как в них заканчивались боеприпасы, но только в том случае, если они не имели пехотного прикрытия.
Начиная с 12 ноября 1941 года, орудия 100-130 мм стали устанавливать, в основном, в двухорудийных батареях. Чаще всего это были те же доты открытого типа, но с двумя отдельными погребами боезапаса и собственной системой обороны, командными пунктами, корректировочными постами. Орудия таких батарей стояли на расстоянии 80-150 м друг от друга. Позиции батарей оборудовались круговой обороной, обеспечиваемой пулеметными дзотами, противотанковым рвом и проволочными заграждениями. Живучесть и эффективность таких укреплений была намного выше. Строились не только укрепления, ремонтировались дороги, создавались новые аэродромы, причалы, КП, цеха подземных заводов, землянки для личного состава. Но П.А. Моргунов немного лукавит: 100-мм доты, вооруженные орудиями Б-24БМ, никто не демонтировал, более того, в период между первым и вторым штурмами строится несколько новых дотов, вооруженных 100- и 130-мм орудиями. Иногда разница между батареями и отдельными дотами была чисто номинальной. Ведь многие вновь установленные батареи приборов управления стрельбой не имели, и огонь велся по пристрелке.
Отрицательную роль в дальнейшем развитии укреплений Севастополя сыграло уменьшение трудоспособного населения в связи с эвакуацией и гибелью жителей города. Несмотря на это было сделано очень многое. Что же было потеряно во время первого штурма, и что было построено за время трехнедельной передышки? Как уже отмечалось, в ходе боев по отражению первого штурма, защитники Севастопольского оборонительного района вынуждены были отступить из Дуванкойского и из части Черкез-Керменского опорных пунктов.
Всего за период первого штурма было эвакуировано 20 орудий из разрушенных и оставленных дотов. Девять дотов Дуванкойского узла (№ 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61), семь дотов Черекез-Керменского (№ 62, 63, 65, 66, 67, 68) и один дот в Чоргуньском (№ 69). Орудия из двух дотов Чоргуньского узла сопротивления (№ 73 и 72) и один Главного рубежа (№ 75) были демонтированы, чтобы избежать их захвата противником. Были повреждены доты № 1, 2, 4 и 52. Вышли из строя и были заменены орудиями из резерва два 45-мм орудия 21-К 7-й отдельной батареи дотов в районе Балаклавы. Построенные в 4-м секторе между штурмами доты № 80, 81, 82 по документам не проходят и, скорее всего, по состоянию на 15 декабря 1941 г. орудий не имели. Зато на тыловом рубеже были достроены, укомплектованы и вооружены 9 дотов.
План строительства оборонительных сооружений Севастопольского оборонительного района изменился. Новый план разграничения секторов и рубежей обороны был разработан генералом А.Ф. Хреновым к 1-му декабря 1941 г. Планом предусматривалось, как и ранее, со¬здание и инженерное оборудование трех основных оборо¬нительных рубежей с последующим развитием их вглубь обороны до тех пор, пока они не сольются в сплошную оборони¬тельную полосу. Линии нахождения рубежей, особенно передового, были изменены в соответствии с конкретной обстановкой после отражения первого наступления про¬тивника.
Кроме основных рубежей были предусмотрены несколько отсечных позиций. Был разработан общий план строительства оборонительной инфраструктуры СОР. Прежде всего, начали строить дороги к оборонительным позициям. Особое внимание уделили третьему сектору обороны, где ранее коммуникации практически отсутствовали.
Планом предусматривалось строительство казематов для самолетов, защищавших от воздействия налетов штурмовой авиации противника; расширение аэродрома «Куликово поле» и рубежей при¬крытия авиационных баз. Для рассредоточения движения на дорогах каждому сектору определялись свои дороги, содержание, уход и эксплуатацию которых до городской черты организовывали коменданты секторов под общим наб¬людением начальника инженерных войск армии.
В официальных источниках очень редко упоминается о строительстве подземных командных пунктов. Так, в период с сентября 1941 по март 1942 года были проведены колоссальные по трудозатратам и по использованию материалов работы по оборудованию командного пункта Инженерно-строительного управления флота. Этот командный пункт был оборудован в потернах под бывшим собором Петра и Павла. О затратах стратегически важных строительных материалов можно судить по схеме этого сооружения. В недрах холма, на котором в настоящее время Исторический бульвар, а в период первой обороны был 4-й бастион, оборудовали КП ПВО.
Первый рубеж (передовой) протяженностью почти 46 км был оборудован только средствами полевой фортификации (окопами, стрелковыми позициями и т.д.). Он проходил по линии: Балаклавская башня, запад¬ные склоны высоты 212,1, совхоз «Благодать», деревни Камары, Нижний Чоргунь, западные склоны высоты 269,0, опуш¬ка леса западнее хутора Мекензия, высоты 319,6, 278,4, 209,9 и 165,4, Эфендикой, Аранчи, отметка 57,0 и далее на за¬пад до моря, по большей части повторяя передний край СОР.
Второй рубеж (главный) протяженностью 38 км обо¬рудовался по линии: берег моря, высота Кая-Баш, Кадыковка, Федюхины высоты, гора Сахарная головка, Камышлы, высота 103,9, деревня Мамашай (Орловка), р. Кача и далее до моря.
Третий рубеж (тыловой) протяженностью 30 км про¬ходил по линии бывший Георгиевский монастырь, высо¬та 244,1, Сапун-гора, Инкерман, кордон Мекензия № 1, высота 104,5, Любимовка и далее до берега моря. В качестве опорных пунктов линии обороны на Северной стороне были использованы старые земляные укрепления (т.н. «Нагорные редуты» времен первой обороны). Кроме того, предусматривалось восстановление старых земляных фортов двух линий системы «Камьеж» французской обороны времен Крымской войны в качестве отсечных позиций. Отсечные позиции прикрывали Херсонесский аэро¬дром, основные береговые батареи и Стрелецкую бухту.
Наложив карту рубежей и секторов СОР на карту расположения артиллерийских огневых точек, можно подсчитать их общее количество. Учитывая введенные в строй доты и, отняв доты, захваченные противником, мы получим, что к началу второго штурма в строю должно было находиться: 29 дотов на тыловом рубеже, 18 – на главном и 7 – на передовом; всего 55 дотов. Это уже вместе с 7-й отдельной батареей дотов в Балаклаве. По данным штаба Береговой обороны по состоянию на 1.12.41 года имелось 57 исправных орудий дотов. Расхождение небольшое, тем более, что речь идет об орудиях без уточнения, установлены они или нет. А. Неменко сравнил эти цифры с архивными данными. Общая цифра расходится, расходятся и цифры по секторам. Нет согласия и у историков, которые работали с одними и теми же документами, по одному и тому же периоду. Вообще в данных по количеству долговременных огневых точек (как пулеметных, так и артиллерийских) очень много нестыковок. Их число явно завышено, в том числе, и по количеству пулеметов, установленных в дотах и дзотах.
Не находят подтверждения данные, приведенные П.А. Моргуновым: «Используя передышку, войска СОР проводили боль¬шую работу по восстановлению и совершенствованию инженерного оборудования рубежей. На данный день (15.12.41 г.) только на главном рубеже было восстановлено и модер¬низировано 29 артиллерийских дотов, построено 173 пу¬леметных дзота, вырыто 804 окопа, 114 ниш для пуле¬метных точек, установлено 67,9 км проволочных заграж¬дений и 42 208 мин».
Цифра «29» – восстановленных и модернизированных пушечных дотов на главном рубеже при общем их количестве 22 шт. (это максимальное количество, которое там могло быть), вызывает недоумение... Если взять количество артиллерийских дотов по документам, хранящимся в музее военных строителей ЧФ, то мы получим еще одну цифру, с иной разбивкой по секторам обороны. Причину такого разнобоя в данных пока понять сложно. Попробуем разобрать ситуацию по отдельным секторам обороны. Прежде всего, по размещению артиллерии.
Артиллерия дотов береговой обороны и Приморской армии. На 17.11.41 года в дотах числилось 10 шт. 100-мм орудий 16 шт. 76-мм орудий 4 шт. 75-мм орудий 21 шт. 45-мм орудий. По документам в период с 17 по 21 ноября вышло из строя 15 орудий, установленных в дотах, т.е. в строю должно было оставаться 36 орудий.
Анализ состояния артиллерии дотов показывает, что количество 100- и 102-мм орудий на рубежах сократилось на 8 единиц. Часть 100-мм орудий (3 шт. модификации Б-24 БМ) ушла на восстановление батареи № 2. Добавились два 60/102-мм ОСЗ-Виккерса. Т.е. потери 100-мм орудий составили 5 шт. Добавились 4 шт. 130-мм орудия с потопленных и поврежденных эсминцев, установленные в дотах. Количество 76-мм орудий сократилось на 9 единиц и на 2 единицы сократилось количество 45-мм орудий. Т.е. общие потери составили 16 единиц. Цифры совпадают. Правда, распределение по секторам непонятно, но попробуем разобраться с этим позже. С полевой артиллерией Приморской армии и береговой обороны так же ситуация более или менее ясна. В береговой обороне по состоянию на рассматриваемую дату состояло две четырехорудийных батареи пушек «МЛ-20» (другое название, пушка-гаубица образца 1937 г.).
Аналогичные орудия стояли на вооружении 51-го артполка Приморской армии (бывшего армейского артполка 51-й армии), который стал дивизионным артполком 2-й дивизии генерала Новикова. Командовал этим артполком сначала майор Жидков, затем полковник Бабушкин. На вооружении 52-го артполка состояло 13 экзотических для Советской армии гаубиц Шнейдера, калибра 155 мм. Этот полк также ранее являлся армейским артполком 51-й армии. К сожалению, полк редко открывал огонь для поддержки войск: не хватало боезапаса. Командовал полком майор Хаханов.
Трехдивизионный 265-й корпусный артполк полковника Богданова имел на вооружении орудия двух видов: 152-мм пушки-гаубицы «МЛ-20», которые стояли на вооружении 1-го артдивизиона полка, 2-й и 3-й дивизионы были вооружены 107-мм корпусными пушками образца 1910/1930 г. Всего в составе полка находилось 22 107-мм пушек и 12 152-мм пушек-гаубиц «МЛ-20».
Если сравнить количество орудий, приведенных в справке, то можно заметить, что 152-мм артиллерия Приморской армии причислялась к гаубицам, что не соответствовало фактическому положению. И 51-й полк и 265-й полк имели на вооружении именно 152-мм пушки-гаубицы, однотипные орудиям 724-й и 725-й подвижных батарей береговой обороны. Это количество 152-мм орудий «МЛ-20» сохранялось до конца обороны. В остальном данные по количеству орудий совпадают.
Наиболее распространенным типом гаубицы в частях СОР были 122-мм гаубицы нескольких модификаций. Сейчас сложно определить, какие модификации орудий, в каком полку стояли. Но общее количество орудий в вышедших к Севастополю частях Приморской армии совпадает с данными, взятыми из таблицы.
В 134-м гаубичном артполку было 18 122-мм гаубиц, в 99-м гаубичном полку было 11 шт., по одному орудию было в 1330-м полку и в бывшем батальоне Дунайской флотилии в составе 1-го Севастопольского полка.
В составе дивизионных артполков преимущественно находились 76-мм орудия: 6 шт. УСВ (в 69-м АП) и Ф-22; 12 шт. было в 57-м артполку, 12 шт. – в 397-м. Два дивизионных орудия были в 1-м АП 172-й дивизии. Еще 8 шт. находились в составе ардивизиона 40-й дивизии. Полковая и противотанковая артиллерия частей Приморской армии и морской пехоты была представлена тремя видами орудий: полковыми орудиями обр. 1927 г., пушками обр. 1900 г., 1902 г. и 45-мм пушками. Два орудия образца 1902 г. были на вооружении 2-го полка морской пехоты, орудия обр. 1900 г. были на вооружении 7-й бригады морской пехоты. Первоначально их в бригаде было 8, Севастополь с Перекопа вернулось 6. Два орудия, как пишет Е. Жидилов, были оставлены партизанам. Интересно то, что это были пушки, изначально предназначенные для оснащения севастопольских фортов.
Перед вторым штурмом в Севастополь стали прибывать части 388-й дивизии. В составе дивизии прибыл 953-й артиллерийский полк. В составе полка числились 21 горное 76-мм орудие обр. 1938 г., 5 122-мм гаубиц обр. 1910/30 г. и 4 45-мм пушки. Аналогично был оснащен и 905-й артполк полк 345-й стрелковой дивизии, прибывшей уже в ходе штурма. В составе полка числились 21 горная пушка и 5 гаубиц 1910/30 г. Прибывшая к концу штурма 386-я дивизия артиллерии не имела. Транспорт, перевозивший орудия 952-го полка был потоплен немецкой авиацией, и свой штатный 952-й артполк бригада получила только в марте 1942 г. Прибывшая в ходе штурма 79-я морская стрелковая бригада имела свою штатную артиллерию: 8 полковых орудий и 4 122-мм гаубицы обр. 1938 г. Кроме того, в составе бригады было 6 45-мм противотанковых орудий. Если не считать минометов, то это была вся артиллерия СОР на период второго штурма.
Распределение артиллерии по секторам и размещение по позициям можно проследить по приведенной схеме.
Перечислив артиллерию, находившуюся на вооружении дивизий Приморской армии, реально сопоставлять, возможности нашей артиллерийской группировки противостоять артиллерии противника. Для более объективной оценки наших возможностей потребуются данные по артиллерийским дотам и батареям береговой обороны, так как в совокупности с полевой артиллерией секторов они являлись практически костяком рубежей обороны, и от их эффективности и боевой устойчивости на отдельных этапах отражения штурма на 75% зависел успех боев в обороне. Подробно перечисляя артиллерию, находившуюся на севастопольских рубежах, я исключаю возможность каких-либо спекуляций на тему самодостаточности севастопольской артиллерийской группировки. Наша артиллерийская группировка совместно с береговой артиллерией главной базы флота была в состоянии противостоять артиллерии 11-й армии генерала Манштейна, даже с учетом сверхмощных орудий, что использовал противник при штурме города в июне 1942 года.
Основной проблемой на всех этапах борьбы за Севастополь оставалась проблема обеспечения нашей артиллерии боезапасами. И эта проблема решалась с переменным успехом. Задача доставки артбоезапаса в Севастополь была поставлена перед военными транспортами и боевыми кораблями. И с этой задачей в период отражения 3-го штурма Севастополя по ряду объективных и субъективных причин флот не справился. Это стало одной из основных причин потери нами Севастополя. И ответственность за это, в части касающейся, должен был нести вице-адмирал Октябрьский. К этой теме мы вернемся в третьей части нашего исследования.
Рассмотрим укрепления СОР и расстановку артиллерии береговой обороны в дотах по секторам. Для этого необходимо определиться с границами секторов обороны.
1-й сектор обороны
Граница справа по берегу моря Балаклава – мыс Феолент – б. Казачья слева хутор Делагарди – Сапун-Гора – подножие горы Гасфорта по Ялтинскому шоссе). Передовой рубеж в границах 1-го сектора проходил вдоль подножья Балаклавских высот и долговременных укреплений, действительно, не имел. Исключение составлял левофланговый люнет Южного укрепления (Форт – Балаклава – «Южный»), занятый советскими передовыми частями.
На главном рубеже должно быть: 8 дотов – №№ 1А-8А 7-й отдельной батареи дотов. Доты лишь условно можно назвать таковыми. Они представляли собой, в основном, открытые орудийные дворики под 45-мм орудия с двумя погребами боезапаса. В ходе первого штурма часть дотов была повреждена, но между штурмами их успели восстановить. Восстановление дотов было выполнено силами расчетов. Орудия из части дотов были перенесены на новые позиции в связи с изменением обстановки. Один из дотов (№ 7А) был отнесен немного назад, к харчевне Каранской (чуть ниже развилки Ялтинского и Балаклавского шоссе). Он продолжил линию дотов № 27, 28 у подножья Сапун-горы к деревне Карань (Флотское).
Силами отведенного в резерв 383-го полка было начато строительство сборных железобетонных дотов на Караньской позиции. Доты ранней постройки отличаются большим размером блоков и толщиной стен. Два из них имели сквозники, как доты постройки сентября-ноября 1941 года. Всего в Балаклавском районе успели построить 18 сборных огневых точек. Над Караньской позицией было начато строительство КП 1-го сектора, который поначалу располагался в домике ветроэлектростанции. Вышка ветряка служила наблюдательным пунктом. Штаб 383-го полка находился внизу, в деревне Карань, в церкви. На тыловом рубеже в этом секторе должны были находиться: 1-й взвод 6-го управления дотов (ДОТы № 29, 30, 31, 32, 33, 34 (6 дотов) и 3-й взвод – ДОТы № 27, 28 (2 дота). Итого: 8, а числится 9 дотов. Скорее всего, это ошибка, т.к. если рассмотреть вооружение дотов получится 8 орудий.
Вооружение дотов тылового рубежа 1-го сектора по данным документов, хранящихся в ЦВМА:
– 1 шт. 60/102-мм орудие (это орудие дота № 29, располагавшегося на развилке Ялтинской и Балаклавской дорог);
– 2 шт. 76-мм орудия Лендера (8К) (орудия дотов № 30 и 28);
– 2 шт. 75-мм орудия Канэ (это орудия дотов № 33 и 27);
– 3 шт. 45-мм орудия 21К (орудия дотов № 34, 32, 31).
Итого 8 орудий.
В первом секторе были построены два дота, изначально предназначенных для 75-мм орудий Канэ. Это доты № 33 и 27. Остальные доты под эти орудия являются перестройками из 45-мм дотов. В то же время в сводных данных по артиллерии дотов 7-й батареи дотов (доты 1А-8А) в составе артиллерии сектора нет. В секторе были установлены 18 сборных железобетонных дотов. СЖБОТы находились: 1шт. ниже развилки Балаклавской и Ялтинской дорог; 3 шт. в районе 1-го Турецкого редута; 5 шт. – в районе Карани (Флотское); 3 шт. – вдоль Балаклавской дороги; 3 шт. – в районе 1-го редута; 2 шт. – на Сапун-горе и в районе дотов № 27 и 28.
Местонахождение еще двух огневых точек группой Неменко не установлено. По воспоминаниям участников событий одно 76-мм орудие Лендера было установлено на развилке Сапунгорской и Ялтинской дорог там, где сейчас сиротливо стоит ресторан, так и не введенный в эксплуатацию, а недавно там поставлена часовня. Расчет орудия состоял из моряков Береговой обороны ЧФ. Возможно, там находился недостроенный дот № 46. Но орудие было установлено открыто, а не в доте, возможно, именно его числили в составе дотов.
2-й сектор
По второму сектору разобраться намного сложнее. Здесь числится 23 орудия, из них: 2 шт. 130-мм, 1 шт. 102-мм, 1 шт. 100-мм, 5 шт. 76-мм, 2 шт. 75-мм, 12 шт. 45-мм. Границы второго сектора были следующими: граница справа Ялтинское шоссе, слева: восточный Инкерманский маяк – хутор Мекензия. Орудий много, но не все они относятся ко 2-му сектору. Два 130-мм орудия – это орудия новых дотов в районе Федюхиных высот. Тыловой рубеж 2-го сектора должны были занимать расчеты 1-го и 2-го взводов 1-го управления дотов. 1-й взвод – ДОТы № 15, 16, 17, 18, 19 (5 дотов). 2-й взвод ДОТы № 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26 (всего 7 дотов).
Итого 12 дотов, 12 орудий; по отчетам – 15. Остается восемь орудий, ровно столько, сколько было в 7-й отдельной батарее дотов, пропущенной в 1-м секторе, в Балаклаве.
130-мм доты в отличие от типового проекта имели по одному погребу боезапаса, расположенному справа. Это было вызвано особенностью расположения орудийных двориков с целью уменьшения вероятности попадания снарядов в погреба. Несмотря на то, что доты территориально находились во втором секторе, они оказывали огневую поддержку войскам, оборонявшим первый сектор. Доты могли вести огонь прямой наводкой по скатам высот 212,1 и 386,6, могли обстреливать участок Ялтинского шоссе. Расположение дотов нужно признать очень удачным. В этот же период на Федюхиных высотах начали создавать опорный пункт обороны. Огневыми точками перекрывались балки между высотами. В дотах планировали установить одно орудие «Совершенного» и одно «Беспощадного», но осуществление этого проекта требует уточнения.
На местности остались только груды щебня и осколки бетона, долгие годы доты и орудийные позиции на Федюхиных высотах подрывники инженерного батальона флота использовали для ликвидации взрывоопасных предметов…
Находившаяся в полосе 2-го сектора долина Кара-Коба была перекрыта линией противотанковых надолбов, пересекавших ее примерно посередине, и минными полями. Долина простреливалась артиллерией сектора. Основой обороны долины на горе Читаретир (Кара-Коба) являлся опорный пункт, построенный силами 105-го отдельного саперного батальона, в который входили курсанты училища береговой обороны им. ЛКСМУ. Опорный пункт представлял собой цепочку дзотов вдоль вершины горы, соединенных траншеей. У подножья горы были построены три СЖБОТа. Еще пять СЖБОТов были построены в районе Федюхиных высот, два в районе д. Новые Шули (Штурмовое). Два СЖБОТа были построены в районе дороги к х. Мекензия. Два в районе Сахарной головки. Всего в полосе 2-го сектора было 20 сборных железобетонных дотов, остальные огневые точки были деревоземляными.
В этот же период была построена деревоземляная линия укреплений по берегу реки Черная вдоль современной дороги, идущей от поселка Штурмовое к поселку Хмельницкое. В настоящее время вдоль южного берега реки существует импровизированная зона отдыха.
3-й сектор
3 сектор (граница слева: западный Инкерманский маяк – дер. Камышлы). Здесь по документации числятся пять дотов на тыловом рубеже и восемь на Передовом и Главном. А вот с подсчетом орудий сложнее: числятся всего два 130-мм орудия. Попробуем разобраться в ситуации. На тыловом рубеже числится пять дотов. Это 3-й взвод 2-го управления дотов – ДОТы № 9, 10, 11, 12, 13 (всего 5, цифра совпадает). В этом случае их вооружение должны составлять 1 – 100-мм Б-24БМ, 4 – 21К (45-мм). Но эти орудия в секторе не числятся. Зато они числятся в 4-м секторе, т.е. просматривается явная путаница, поскольку в 3-м секторе числятся еще два 130-мм дота, которые на самом деле стоят в 4-м секторе (это доты № 81 и 78). На главном и передовом рубежах сектора числится 8 дотов. Здесь находился 2-й взвод 2-го управления дотов – ДОТы № 3, 4, 5, 7, 8, 39 (6 дотов). Вооружение 1 – 45/100-мм «Б-24ПЛ», 1 – 76-мм «8К», 1 – 75-мм «Канэ», 3 шт. 45-мм орудия «21К». Их орудия почему-то тоже отнесены к вооружению 4-го сектора. Чуть позже, в январе 1942 г. в секторе был вооружен 100-мм орудием дот № 11а.
В 3-м секторе в связи с тем, что часть оборудованной линии укреплений была потеряна в ходе боев, оборонительная линия создавалась заново. От обрыва в долину Кара-Коба вдоль Камышловского оврага достраивается линия СЖБОТов. Строительство велось силами 2-го полка морской пехоты, 80-го отдельного разведывательного батальона и 105 отдельного инженерного батальона. Эти СЖБОТы составили как бы главный рубеж обороны. СЖБОТы смыкаются с цепочкой ДЗОТов 4-го сектора, образуя сплошной рубеж.
Впереди этой линии находилась цепочка дзотов, повторявшая линию переднего края. Она проходила от долины Кара-коба (обрыв) вокруг хутора Мекензия, далее до высоты Яйла-Баш и оттуда к станции Бельбек (Верхнесадовая). Линия дзотов смыкалась с дзотами 8-й бригады морской пехоты. Тыловой рубеж обороны в 3-м секторе составляли доты тылового рубежа СОР БО ГБ.
4-й сектор
Граница – слева вдоль моря. На передовом рубеже находилось 3-е управление группы ДОТов (5 дотов): 1-й взвод – ДОТы № 76, 77; 2-й взвод – ДОТы № 51, 52, 78. На главном рубеже – 1-й взвод 2-го управления дотов – ДОТы № 1, 2, 35,36, 37 (5 дотов). Всего 10 шт. По «Приложению» числится 12 шт. и еще 8 шт. на тыловом рубеже – всего 20 дотов. Орудий числится 17 штук: 1 – 100-мм, 1 – 76-мм, 1 – 75-мм, 14 – 45-мм. По утверждению Неменко, сравнившего отчетные данные со следами на местности, эти данные не соответствуют действительности.
В перечне артиллерии 4-го сектора нет ни одного 130-мм орудия, при этом есть два «неучтенных» (?) 130-мм дота в 3-м секторе и оба они относятся не к 3-му сектору, а к 4-му. Это доты № 77 и 78, установленные на новых позициях. При этом, орудия (100-мм, 76-мм и 7 – 45-мм), числящиеся в 4-м секторе, наоборот, относятся к 3-му сектору. И 100-мм орудия Б-24БМ дотов № 78 и 37 снимаются для ремонта и затем устанавливаются на 2-й батарее. Вместо них в дотах на временных деревянных основаниях устанавливаются другие орудия. 45-мм пушки стояли в дотах № 1, 51, 37, 35, 36, 52, 76. Дот № 2 имел 75-мм орудие. Т.е. в 4-м секторе в дотах находились 2 шт. 130-мм орудий, 1 шт. 75-мм, 7 шт. 45-мм орудий. На тыловом рубеже стояло всего одно орудие в доте № 6. Т.е. количество орудий совпадает, а в Приложении № 13 указаны «лишние» доты. Большого криминала в этих разночтениях нет – орудия снимались для ремонта, заменялись более мощными или наоборот.
Линия обороны в районе Качи, по состоянию на конец ноября 1941 года, была удержана нашими войсками. Основу ее составили доты Аранчийского узла сопротивления. Этот участок обороны занимал 90-й стрелковый полк, который сменил на этом участке Местный стрелковый полк. Вернее не сменил, а «вобрал» его в себя. В состав 90-го полка в качестве второго батальона вошел батальон школы запаса береговой обороны (полковника И.Ф. Касилова), ранее входивший в состав Местного стрелкового полка. Вторым батальоном полка стал... батальон электромеханической школы (командир – майор Кагорлыцкий). То есть, с линии обороны условно сняли часть войск «усилив» линию обороны лишь штабом 90-го стрелкового полка.
В период между штурмами за счет пополнений приступили к формированию третьего батальона полка. Именно силами формируемого 3-го батальона были достроены доты № 35 и 36 и восстановлены доты № 1 и 2. Все пулеметные точки в секторе были дерево-земляными. До настоящего времени они не сохранились.
Александр Неменко проделал колоссальную работу, подняв пласт архивного материала по долговременным сооружениям, определился на местности с каждым объектом исследования. Если эти долговременные сооружения с установленными на них орудиями и пулеметами, являлись костяком основой обороны, то исчерпывающие данные о них и судьбе их расчетов призваны стать основой в освещении многих спорных или малоизученных эпизодов борьбы за Севастополь.
Несколько слов в развитие идеи А. Неменко… Определившись с положением значительного числа батарей, дотов и дзотов, мы создаем стартовую базу данных для поиска информации по большому числу защитников Севастополя, составлявших расчеты этих укреплений и огневых точек, и погибших в ходе отражения декабрьского штурма и особенно, пропавших без вести в период третьего штурма Севастополя. В архивах частично сохранились списки личного состава батарей, дотов и дзотов, составленные в октябре, ноябре, декабре 1941 года и в мае 1942 года. Ориентируясь на эти списки, с учетом специфики боев за удержание тех же ДОТов и батарей, можно с полным на то основанием считать их братскими могилами, с присвоением им после соответствующего оформления официального статуса. В этом направлении много сделано поисковыми отрядами Севастополя.
Можно по-разному оценивать личные качества и стиль работы Ф.С. Октябрьского, и П.А. Моргунова, но десь следует признать, что силами личного состава Береговой обороны Главной базы совместно с Инженерным управлением флота в кратчайшие сроки была создана мощная и разветвленная система стационарных батарей, ДОТов и ДЗОТов, объединявшая и цементировавшая рубежи обороны. Но в то же время вся эта структура превращалась в грозную преграду для противника только при условии насыщения ее пехотными подразделениями с обязательными артиллерийскими и минометными батареями во вторых и третьих эшелонах.
Декабрьский штурм, день за днем
17 декабря, среда
День 17 декабря оказался одним из самых трагичных и тяжелых за всю оборону Севастополя. Ванеев пишет: «...в 6 ч 10 минут началась короткая, но мощная немецкая артподготовка». Но штурм начался намного раньше. В 4 ч 30 минут на участке 8-й бригады морской пехоты разведывательный батальон 22-й немецкой дивизии произвел диверсионную операцию и вырезал передовое охранение правого фланга бригады. Впереди штурмовой группы батальона шли около двух десятков предателе (из числа местных жителей и военнопленных), переодетых в советскую морскую форму. Идея операции принадлежала герою 11-й армии полковнику фон Боддену – командиру разведывательного батальона 22-й пехотной дивизии. Передовые посты 8-й бригады приняли немцев и их пособников за свою возвращающуюся из немецкого тыла разведку и были бесшумно ими уничтожены. Из воспоминаний Д.С. Озеркина: «...я наклонился к раненному бойцу, его лицо было страшно изуродовано. «Как же вы немца проглядели?», – спросил я. «Не проглядели мы, товарищ батальонный комиссар, предатели впереди шли, переодетые в нашу форму, когда опомнились мы, поздно было...». Я с ужасом посмотрел на его лицо, изрезанное ножами, на лбу моряка была вырезана звезда, кровь в виде звездочки просочилась через бинты...» (19).
В некоторых источниках указывается на участие в этой операции взвода из состава учебного полка «Бранденбург» – немецкого диверсионного подразделения в составе Абвера. Подтверждений этому найти не удалось. Не подтверждают эту версию и немецкие источники. Из воспоминаний бывшего военнослужащего 22-й дивизии Мюллера: «...за бокалом крепкого вина, оберст фон Бодден поделился подробностями задуманной операции, при этом он заметил, что от добровольных помощников из числа местного населения отбоя не было, особенно старались крымские татары. Из их числа было отобрано человек пятьдесят наиболее пригодных для операции... Еще в октябре 1941 года, в селении Ак-Шейх (Красная Заря), нами был захвачен большой склад с обмундированием, которое было решено использовать для операции. ...Командир разведчиков 22-й дивизии был неистощим на выдумки... Тогда еще никто не знал, что скоро нашего героя не станет...» (24).
А вот житель Крыма Панов-Никитский, в годы войны сотрудничавший с немцами, пишет: «На начальном этапе татары не особенно охотно шли служить в немецкие подразделения. Они организовывали отряды местной самообороны, получая от немцев оружие и обмундирование, занимались реквизицией излишков продовольствия... или охраной своих сел. В немецких частях татар практически не было, не говоря уж о румынских. Утверждения о том, что татары в 1941-42 г. служили в немецких частях – не более чем выдумки. Лишь в 1943 г. с изменением немецкой политики, и с походом Советской армии к границам Крыма, их отношения изменились... В 1941 году немцы вербовали своих помощников среди пленных, чаще всего солдат – моряки, одурманенные большевистской пропагандой, почти всегда отказывались от сотрудничества с немцами, предпочитая быть расстрелянными...» (23).
Так или иначе, почти все передовое охранение на участке 8-й бригады морской пехоты было снято, и бригада почти полностью потеряла первую линию обороны на правом фланге. Отчаянное сопротивление оказали только три дзота на левом фланге, своим огнем подняв тревогу. Их мужественное сопротивление позволило вывести часть минометного дивизиона и сохранить часть минометов бригады. Однако уже через полчаса в 5 ч 30 м дзоты, оставшиеся без пехотного прикрытия, были забросаны гранатами и умолкли. Противник атаковал из деревни Чоткара (Малодворное) по дороге и от деревни Калымтай вдоль балки Коба-Джилга. Около роты 1-го батальона 8-й бригады оказалось в окружении. В 06.10 началась общая артподготовка немецких войск, а в 06.50 немецкие и румынские войска перешли в наступление по всему фронту обороны Севастополя.
Противник ввел в бой пять немецких пехотных дивизий (72-ю, 50-ю, 24-ю, 132-ю и 22-ю), 1-ю румынскую королевскую горнострелковую бригаду, а также части 5-й и 6-й румынских бригад. Нужно отметить хорошую работу немецкой войсковой разведки. Большая часть ударов наносилось на стыках наших разнородных соединений и секторов обороны. На острие главного удара были 22-я и 132-я немецкие дивизии, которые с двух сторон обходили Бельбекскую долину по господствующим высотам.
22-я дивизия атаковала слабо укрепленный стык 8-й бригады морской пехоты и 241-го полка. 132-я била в стык между 3-м и 4-м секторами: между 241-м полком 95-й дивизии и 287-м полком 25-й. Части 132-й дивизии попытались отсечь от основных сил 1-й батальон 287-го полка и батарею 69-го артполка, оборонявшихся на выступе высоты Яйла-баш. 22-й дивизии сопутствовал успех, первым ночным броском был почти полностью уничтожен многострадальный 1-й батальон 8-й бригады, попали под артиллерийский огонь и понесли потери второй третий и пятый батальоны бригады. Основной удар немцы наносили по дороге, которая по диагонали пересекает плато и выходит в Бельбекскую долину. Дорога превосходно сохранилась по сей день и идет из современного села Красные Зори (Краснозорье? – Б.Н.), мимо поселка Семиренко, и далее мимо воинской части к Симферопольскому шоссе. Атакой передовых частей немецкой 22-й дивизии удалось вклиниться в оборону до холма Азис-Оба, на котором находился КП бригады. Линия обороны на правом фланге бригады откатилась сразу на два-три километра.
Особенно упорный бой разгорелся в районе горы Азис-Оба, где оборонялись подразде-ления 2-го и 3-го батальонов бригады. Несмотря на превосходство противника в силах, бойцы стойко оборонялись, неоднократно пе¬реходя в контратаки и отбрасывая гитлеровцев. Политрук В.Н. Загальский трижды поднимал за собой краснофлотцев в контратаку. На помощь подоспела рота 5-го батальона, и пози¬ции были удержаны.
Тогда враг снова начал усиленную обработку боевых порядков бригады артиллерийско-минометным огнем и ударами с воздуха. Подразделения 2-го и 3-го батальонов понесли большие потери. Когда противник снова атаковал, ему удалось вклиниться в нашу оборону, а затем около 12 часов окружить холм Азис-Оба, на котором находился КП бригады. На КП засел взвод охраны штаба и раненные краснофлотцы с расположенного рядом перевязочного пункта. Через час высота была взята, но за это время бойцы 2-го и 3-го батальонов успели организовать оборону в 700 м позади КП. Против них действовало два полка 22-й дивизии, поддерживаемые двумя батареями штурмовых орудий Stug III.
Из воспоминаний Г.И. Иванченко: «Залегли в чистом поле, слегка припорошенном снегом: цепочка моряков в черных шинелях. Вдоль цепи шел комиссар И.И. Малыгин. Он шел, не сгибаясь, и кричал: «Окапываться, всем окапываться!» Взяло зло, я ткнул лопаткой землю, и под мерзлой землей зазвенела скала. «Как тут окопаешься?! Скала!». Комиссар обернулся и спокойно сказал: «Хочешь жить? Грызи скалу зубами, но окопайся!». После чего повернулся и пошел дальше, больше комиссара я не видел».
В бой вступили основные силы 22-й немецкой дивизии, поддержанные еще одной батареей самоходных (штурмовых) орудий Stug III.
Части 22-й пехотной дивизии немцев нанесли удар в стык 2-го (командир – капитан Е.И. Леонов, военком – старший политрук И.И. Шульженко) и 3-го (командир – майор С.Н. Бутаков, военком – старший политрук Г.Г. Кривун) батальонов бригады. Несмотря на сопро¬тивление морских пехотинцев между батальонами стал образовываться разрыв. Командир бригады направил на опасный участок 5-й батальон (командир – лейтенант Н.С. Паняшкин, военком – политрук И.И. Малыгин) с задачей восстановить положение. Противник не выдер¬жал штыковой атаки моряков и отступил. В бою пал смертью героя политрук И.И. Малыгин, находившийся в первых рядах атакующих.
Несмотря на большие потери, левый фланг бригады удержал свои позиции. Немцы продвинулись вглубь обороны бригады только на правом фланге вдоль дороги над Бельбекской долиной. Лишившись почти всех приданных ей орудий и минометов, 8-я бригада запросила поддержки береговой артиллерии. Но в 13 часов вышла из строя одна из самых сильных батарей СОР, 35-я. Из-за технических неполадок произошел взрыв в орудийной башне, полностью уничтоживший ее оборудование.
Натолкнувшись на упорное сопротивление 8-й бригады на плато между Бельбеком и Качей, немецкие части и бронетехника по грунтовой дороге спустились вниз на Симферопольское шоссе, выходя в тыл 241-му полку 95-й дивизии. По большому счету назвать полком часть, удерживавшей позиции в Бельбекской долине, сложно. Основу полка составлял все тот же героический 18-й батальон морской пехоты. Второй батальон полка еще только начали формировать в районе станции Мекензиевы горы из бойцов, прибывших с Кавказа.
По другую сторону долины ситуация складывалась не менее сложная... Если посмотреть на карту театра военных действий СОР, то между селами Верхнесадовое (Дуванкой) и Фронтовое (Орта Кесек и Биюк Отаркой) находится урочище Кизил-Баир – холмистое невысокое плоскогорье, покрытое редким лесом. От горы Кая-Баш (возле современного села Холмовка) тянется гряда высоких гор до станции Верхнесадовая. Продолжение этих гор идет под прямым углом вдоль речной долины до Камышловского оврага. Горы имеют довольно крутые склоны, понижаясь лишь в двух местах: в районе ЖД полустанка, в районе горы Яйла-баш и в районе станции Верхнесадовая. Гора Яйла-Баш (тюркск. – «Плоская вершина») является отрогом гряды гор, выступающим вперед почти на 2,5 километра.
С одной стороны высота имеет пологий склон в урочище Кизил-Баир, с другой – обрывистый склон в долину, где расположены села Холмовка и Красный Мак. Этот обрывистый склон имеет седловину между горой Яйла-Баш и основной грядой гор. По этой седловине из долины (от села Холмовка) поднимается дорога. На плато эта дорога соединяется с Екатерининской дорогой, идущей от села Фронтовое, обходя высоту Яйла-Баш с другой стороны. Эти две дороги, соединяясь «у трех дубов» (местный топоним. – Б.Н.), поднимаются на плато Мекензиевых гор и идут к Севастополю. Вторая дорога, построенная русскими саперами в середине ХIХ века, шла от основной дороги Севастополь-Симферополь, мимо Пироговки (Хаджикой), пересекала ж/д полотно, реку Бельбек (возле ж/д полотна сохранился даже мост над сухим руслом) и шла через урочище Кизил-Баир, поднимаясь на плато в районе второго понижения гор. Дорога проходила параллельно речной долине, выходя в один из отрогов Темной Балки (Камышловский овраг). Эти две дороги, идущие параллельно через массив Мекензиевых гор, имели (и имеют по сей день) хорошее гравийное покрытие и проходимы для автотранспорта и для боевой техники до сих пор.
Анализ карт и схем, прилагаемых к различным историческим исследованиям, показал, что их авторы наверняка не побывали в этих местах, не принимают во внимание особенности рельефа, искажая реальность. Это касается и немецких источников. Стрелки немецких ударов с нарисованными на них значками танков смело пересекают горные хребты. На самом деле все было совершенно не так. Немецкие военные хорошие специалисты своего дела, почти всегда воевали вдоль дорог. Обладая хорошей разведкой и грамотными добровольными помощниками, они умело пользовались теми проселками и старыми дорогами, которые не принимались во внимание нашим командованием, привыкшим «воевать» по старым неоткорректированным картам.
Основные события начали разворачиваться около 9 часов утра. За два часа до этого противник нанес отвлекающий удар в районе хутора Мекензия. В 8 час 35 мин силою до двух батальонов немецкие войска атаковали вдоль долины между высотами 319,6 и 278,4 по дороге, идущей через седловину. Их поддерживали семь штурмовых орудий и две батареи минометов. Огневую поддержку атаки осуществляли три немецкие батареи крупного калибра, расположенные в долине у села Заланкой (Холмовка), и высоты Кая-Баш. Удар пришелся на стыке позиций 287-го стрелкового полка (командир – подполковник Н.В. Захаров, военком – старший политрук Я.Г. Лебедев) и 2-го Перекопского полка морской пехоты (командир – воентехник 3 ранга И.Н. Кулагин, военком – батальонный комиссар Н.М. Толстиков), занимавшего оборону на высоте 319,6.
Наиболее ожесточенным атакам первоначально под¬верглись позиции 1-го батальона, оборонявшего выступ. Наши пехотинцы при поддержке 69-го артиллерийского полка (командир – майор А.И. Курганов) упорно обороняли свои позиции. Артиллеристы подбили и уничтожили несколько штурмовых орудий. Но противник, не сбавляя темпа атаки, вводил в бой все новые силы, и, наконец, ему удалось ворваться в окопы 1-го батальона 287-го полка. Противник потеснил роту под командованием младшего лейтенанта А.Ф. Попова и политрука Ф.Г. Дворникова, защищавшую седловину и дорогу, но, атакованный бойцами роты лейтенанта Г.3. Волкова и политрука М.М. Серегина со стороны Яйла-Баш, вынужден был отступить.
Чуть позже в 9 часов был нанесен второй удар силами примерно трех батальонов при 10 штурмовых орудиях. Удар наносился по узкому участку в стык между 241-м и 287-м полками из урочища Кизил-Баир. Войска немцев атаковали вдоль старой Инженерной дороги. Участок прикрывал второй батальон полка. В траншеях 5-й роты (командир – младший лейтенант П.С. Богачев, политрук – Н.3. Комликов) завязался рукопашный бой, в котором погибли почти все бойцы роты. Особенно отличился комсорг полка младший политрук Н.И. Голубничий, заколовший штыком шесть фашистов. Будучи раненным, он не покинул поля боя и продолжал сражаться.
Напряженными были бои и на участке 2-го Перекоп¬ского полка морской пехоты. Особенно трудно приходилось бойцам 2-й (командир – старший лейтенант Д.С. Гусак, младший политрук В.В. Прокофьев) и 4-й (командир – младший лейтенант Я.П. Сенкин, политрук – В.И. Ширяев) рот 1-го ба¬тальона. Здесь неоднократно дело доходило до рукопаш¬ных схваток. После трех атак немцам удалось прорвать тонкую линию обороны в районе дороги, и, развивая наступление, два немецких батальона двинулись по ней, в сторону Камышловского оврага. В задачу прорвавшихся частей входил глубокий охват 241-го полка, защищавшего долину и дальнейшее соединение в тылу у него с частями, атаковавшими по высоте Кара-Тау, с другой стороны долины. Добившись местного успеха, немецкое командование активно вводило в разрыв новые части. Этому интенсивно противодействовала батарея 69-го артполка, располагавшаяся на высоте Яйла-Баш. Поэтому вторая волна атакующих силами около батальона при поддержке штурмовых орудий повернула влево, вдоль хребта, и атаковала советские войска, прикрывавшие седловину между основным хребтом и г. Яйла-Баш. Седловина между высотой и хребтом оказалась атакована с двух сторон и взята в клещи. Стремление немцев отрезать войска на высоте вполне понятно, дальнобойные 76-мм орудия «УСВ» 69-го артполка с высоты простреливали все подходные пути, не позволяя противнику перебрасывать подкрепления для развития успеха.
Натиск противника все усиливался, в 13.00 левый фланг 287-й полка, а затем и весь полк начал отходить к деревне Камышлы. В 16 ч 30 мин подразделения полка закрепились на рубеже 800 м восточнее деревни, а 9-я рота (командир – лейтенант А.Т. Воробьев, младший политрук М.Д. Галкин), прикрывая отход товарищей, вела бои в окружении. Отход полка прикрывали артиллеристы 69-го полка. Прямой наводкой артиллеристы подбили 2 самоходных орудия, уничтожили много живой силы противника. Выполнив задачу, они буквально из-под самого носа врага снялись с позиций и перешли на новый рубеж обороны. Высота Яйла-Баш была оставлена, кроме того, левый фланг обороны 287-го полка загнулся вдоль Инженерной дороги, которую теперь заняли немецкие войска и начали окапываться вдоль нее. Образовался прорыв в нашей обороне, по которому немецкие войска устремились к Камышловскому оврагу.
Вторая колонна 132-й немецкой дивизии встретилась с частями 22-й дивизии в Бельбекской долине. 241-й полк был окружен в районе станции Бельбек (Верхнесадовая). Бой продолжался в районе церкви Преображения в 3 км от станции. Дальнейшими атаками Немцы вынудили части 3-го сектора занять оборону вдоль Камышловского оврага, далее – на 1 км южнее хутора Мекензия и до скатов в долину Кара-Коба. Большая часть плато Мекензиевых гор была потеряна. В середине дня 17 декабря ожесточенные бои завязались в районе хутора Мекензия.
После тяжелых изнурительных боев 287-й стрелко¬вый полк к исходу дня отошел к северо-восточным ска¬там Камышловского оврага, а 2-й Перекопский полк морской пехоты – к западным скатам высоты 264.1. От¬ход опять прикрывал своими шестью 76-мм пушками «УСВ» 69-й артполк (командир – майор А.М. Кур¬ганов, военком – батальонный комиссар А. Арбузов). Сплошной оборонительной линии в 4-м секторе уже не существовало. К 15 часов 17 декабря немецким войскам в Бельбекской долине противостояла... только одна рота, преграждая им путь к Севастополю. Это была пулеметная рота, состоявшая из моряков Электромеханической школы под командованием лейтенанта М. Садовникова из батальона капитана Жигачева. Шесть дзотов первой линии и шесть СЖБОТов второй линии против двух дивизий. 135 комсомольцев и два коммуниста, которые дали друг другу клятву не отступить ни на шаг.
Из воспоминаний командира роты дотов Дуванкойского УРа Михаила Садовникова: «По предложению комсорга тринадцатого дзота Шевкопляса защитники Бельбекской долины дали клятву: «Над нашим родным городом, над главной базой, над всеми нами нависла смертельная опасность. Враг рвется в наш любимый город Севастополь. Мы клянемся Родине: не отступать назад ни на шаг; ни при каких условиях не сдаваться в плен; драться с врагом по-черноморски, до последней капли крови; быть храбрым и мужественным до конца». Текст клятвы комсорг роты краснофлотец Луговской написал на листе фанеры и обошел дзоты. На ней расписались все 135 комсомольцев». Примем на веру эту красивую легенду, представленную в политдонесении от 17 декабря.
Легко сбив передовые части и окружив в районе станции Бельбек (Вернесадовая) 1-й батальон 241-й полка (бывший 18-й батальон морпехоты), немцы рассчитывали, что путь к Северной бухте открыт. Они повели наступление силами трех батальонов при поддержке штурмовых орудий вдоль Симферопольского шоссе и... завязли. Продвижение противника было задержано почти на два дня двумя артдотами береговой обороны и двенадцатью пулеметными огневыми точками, которые занимала рота моряков. Чуть позже из района станции Мекензиевы горы был срочно переброшен до конца не сформированный 2-й батальон 241-го полка. Но это было уже к вечеру, а три часа оборона держалась только огнем нескольких дотов и дзотов. Вот вам пример прочности обороны, опирающейся на систему дотов и дзотов.
Подвиг дзота № 11 общеизвестен благодаря записке А. Калюжного, найденной в противогазной сумке, но он сражался на самом правом фланге роты, и этот дзот не оказывал решающего влияния на ситуацию. Основной удар приняли на себя пулеметные дзоты, находившиеся в Бельбекской долине № 12, 13, 14, 15 и артдоты береговой обороны № 4 и 39. Именно они приняли бой во второй половине дня 17 декабря.
Командующий 11-й армией Манштейн после войны признал: «...50-я и 24-я пехотные дивизии, наступавшие с востока в направлении Северной бухты, не продвинулись сколько-нибудь заметно в поросшей почти непроходимым кустарником горной местности. В боях за упорно обороняемые противником долговременные сооружения войска несли большие потери» (11).
17 декабря 1941 года, 15 часов. Первым о появлении в Бельбекской долине гитлеровцев доложил по телефону на командный пункт роты командир 13-го дзота старшина 2-й статьи Романчук. Тринадцатый дзот находился впереди остальных на скате взорванного железнодорожного моста через Камышловский овраг. Его поддерживал своим огнем дот № 39, находившийся неподалеку. Одновременно вступили в бой дот № 4 на левом фланге и дзоты № 12 и 11 на правом. Дот № 4 остановил продвижение противника по Симферопольскому шоссе. Дзот № 12 остановил немцев на грунтовке, но был быстро подавлен артиллерией. И. Еремков, посланный за поддержкой в 11-й дот, вернуться уже не смог, 12-й был уничтожен. Немцам удалось засечь дзот и по нему вели огонь два 37-мм орудия. Чуть позже подошло штурмовое орудие и тоже открыло огонь по дзоту. После него вступил в бой 13-й.
М. Садовников так описывает бой дзота № 13: «Дзот № 13 атаковало более роты фашистов. Подпустив гитлеровцев метров на пятьдесят, Романчук открыл огонь из «максима». Тут же Шевкопляс ударил из трофейного пулемета. Раздались винтовочные выстрелы. Первую атаку отбили. Захлебнулась и вторая. Тогда гитлеровцы выкатили 37-мм противотанковую пушку и стали бить по дзоту прямой наводкой. Осколками снаряда был ранен Романчук, упал сраженный насмерть краснофлотец Шевкопляс, потом погибли еще двое. После обстрела враги вновь пошли в атаку, но их снова остановил меткий пулеметный огонь. К концу дня в живых остались трое: тяжело раненный Романчук, краснофлотцы Зинченко и Деркач. Пулемет был разбит, к трофейному пулемету кончились патроны. Зинченко вызвался уничтожить орудие. Оно стояло метрах в двухстах от дзота и продолжало вести огонь. Взяв связку гранат, краснофлотец пополз. Спустя несколько минут там, где стояло орудие, прозвучал раскатистый взрыв... Вечером дзот умолк, связь с ним прекратилась».
Вечером 17-го декабря бой вокруг дзота смолк, но немецким войскам не удалось прорваться по дороге, их встретил огнем СЖБОТ № 25, стоявший во второй линии в 50 метрах от дороги.
Дот № 4 сдерживал противника до вечера. Его атаковали пионерные (саперные) части численностью до двух рот при поддержке 37-мм орудия и 2-см Flak (зенитного автомата). Немцы установили орудия рядом с дорогой, в кювете. Дот вел непрерывный огонь и разбил одно из орудий, но, окруженный со всех сторон, был взорван после того, как закончился боезапас. Судьба личного состава неизвестна. К вечеру умолк и 39-й артдот. Около 14 часов к доту прорвались три моряка с крупнокалиберным пулеметом и заняли оборону около дота. Около 15 часов к доту прорвался 16-летний комсомолец-самокатчик с приказом командира батальона. Попав под пулеметный огонь, он бросил велосипед и добрался к доту ползком. В этот момент немецкий снаряд попал в то место, откуда вели огонь из пулемета краснофлотцы. Пулемет был уничтожен, а самокатчик, матрос Васильев был ранен осколками.
Из воспоминаний Васильева: «Отдав пакет, я ползком добрался в район дорожного тоннеля в районе бывшего томатного завода. В этот момент на месте дота прогремел взрыв...». Немецкие саперы забросали дот гранатами, обойдя его с тыла. При этом сдетонировал остававшийся в доте боезапас. Взрыв полностью разрушил левую часть дота.
Ожесточенные бои во второй половине дня шли и на плато. 22-я немецкая дивизия вновь атаковала позиции 8-й бригады морской пехоты. Гитлеровцам удалось от¬теснить 2-й, 3-й и 5-й батальоны и опять овладеть бывшим КП бригады на холме Азис-Оба. Из воспоминаний Д.С. Озеркина: «…За день мы трижды отбивали холм, где когда-то был наш КП, и трижды отходили на новую линию обороны в 700 метрах. Орудий не было, оставался один 82-мм миномет и несколько пулеметов. В строю оставалось не более трети личного состава».
Сражавшийся в долине 1-й батальон 241-го полка (командир полка – капитан Н.А. Дьякончук, военком – старший политрук В.А. Жуковский) отбил все атаки и оборонялся вокруг станции. Группа немецких ав¬томатчиков просочилась в его расположение, но была уничтожена моряками. Безуспешными оказались и попытки вражеской пехоты рассечь оборону на левом фланге сектора на участке 90-го полка (командир – майор Т.Д. Белюга, военком – батальонный комиссар И.Ф. Синченко). Полк поддерживали установленные на его участке морские орудия дотов № 77 и 78. По воспоминаниям Озеркина на участке вели огонь два 130-мм и два 100-мм орудия, установленных в дотах береговой обороны. На равнинной местности в районе устья Качи огонь морских орудий оказался исключительно эффективным. Зафиксировано попадание прямой наводкой в румынскую танкетку 100-мм снаряда морского орудия. Огнем дотов наступление противника в районе Качи было остановлено, а румынский эскадрон, прорвавшийся по дороге, огнем бойцов полка был рассеян. Еще два эскадрона с танкетками были рассеяны авиацией. Отбиты все атаки противника на стыке полка и 8-й бригады вдоль р. Кача, где моряки 8-й бригады, наученные горьким опытом предыдущих боев (хорош, правда, опыт, который стоил бригаде потерей более 60% личного состава), держались крепко, не теряя связи с соседями из 90-го полка.
Во втором секторе 50-я пехотная дивизия немцев атаковала на участке 2-го морского полка (командир – майор Н.Н. Таран, военком – старший политрук Н.И. Калашников), 514-го стрелкового (командир – подполковник В.В. Шашло, военком – батальонный комиссар О.А. Караев) 172-й дивизии и 31-го (командир – подполковник К.М. Myxaмедьяров, военком – батальонный комиссар В.Т. Швец) полка 25-й стрелковой дивизии. Первыми приняли на себя удар бойцы 105-го отдельного саперного батальона. По официальной версии они находились в боевом охранении. Фактически они были заняты строительством заграждений на дороге, входящей в долину. Около 11 часов противник атаковал курсантский взвод младшего лейтенанта В.И. Соколова, находившийся в боевом охранении 105-го отдельного саперного батальона 25-й стрелковой дивизии. Бой завязался в районе дороги. Первоначально враг обрушил на позиции взвода артиллерийско-минометный и пулеметный огонь, а затем на курсантов устремилась рота вражеской пе¬хоты. Разгорелся неравный бой. Курсанты стояли насмерть, но кончился боезапас. Виктор Соколов приказал подчиненным отходить, а сам с тремя бойцами остался прикрывать их отход. Тяжелораненного Соколова и его боевых товарищей схватили враги. Они пытались допросить Соколова, вы¬ведать у него нужные сведения, но Виктор молчал. Фа¬шисты зверски пытали командира, но он не сказал ни слова. К утру следующего дня противника удалось выбить с захваченных позиций. Курсанты похоронили изувеченное тело своего командира на высоте рядом с дорогой. К сожалению, ныне его могила утрачена, местоположение ее неизвестно.
Во втором секторе пехоте противника удалось овладеть окопами части подразделений 2-го морского полка на высоте с Итальянским кладбищем и несколько потеснить подразделения 31-го полка, оборонявшегося левее.
«Бой сам не видел, но когда удалось выбраться из убежища, был поражен: весь склон высоты по правую сторону от дороги был усеян серыми шинелями. Гребень высоты, которую атаковали немцы, был усеян серыми фигурами особенно густо, они четко выделялись на свежевыпавшем снегу. Еще весной 1944 года, когда мы уезжали из родных мест на склонах горы лежали сотни черепов. Мы туда не ходили, опасно было...» – такую картину после боя на склоне горы Гасфорта воспроизводит один из местных жителей Р.С. Усеинов.
Во второй половине дня противник атаковал левее, усилив натиск на позиции 1-го Севастопольского полка морской пехоты (командир – полковник П.Ф. Горпищенко, воен¬ком – старший политрук П.А. Чапский). Фашистам уда¬лось сбить 2-й батальон полка (бывший батальон морской пехоты Дунайской флотилии, командир – капитан Петровский, военком – старший политрук Рыбаков). В ходе рукопашной схватки погиб командир батальона, возглавивший контратаку, а сменивший его военком был тяжело ранен. Комендантом сектора полковником Ласкиным было принято решение восстановить положение войск сектора сила¬ми находившейся в его резерве 7-й бригады морской пехоты. Для атаки бригаду разделили побатальонно: 1-й батальон этой бригады (командир – капитан B.П. Харитонов, военком – политрук И.Д. Бурган) со¬вместно с 1-м батальоном 2-го морского полка (коман¬дир – капитан А.А. Бондаренко, военком – старший политрук П.И. Жулидов) контратаковали противника на горе Гасфорта и вернули утраченные позиции.
Одновременно 2-й батальон 7-й бригады (командир – капитан А.С. Гегешидзе, военком – батальонный комиссар А.П. Турулин) стремительно атаковал немцев на участке 2-го ба¬тальона 1-го Севастопольского полка и также отбросил их в исходное положение. В ходе боя батальоны понесли серьезные потери. В этом бою совершил свой подвиг бывший подводник, парторг роты И. Личкатый. Когда выбыли из строя все офицеры, он возглавил атаку моряков, которая увенчалась успехом. Его пробитый пулей партбилет хранится сейчас в музее КЧФ. А вот могила его на высоте, за которую шел бой, не сохранилась. 4-й батальон 7-й бригады (командир – капитан В.И. Родин, военком – старший политрук Т.И. Белов) был введен в бой на стыке 2-го и 3-го батальонов 31-го стрелкового полка, где он приостановил дальнейшее продвижение немецких войск.
5-й батальон 7-й бригады (командир – капитан К.И. Подчашинский, военком – старший политрук М.К. Вилявдо) совместно со 2-м и 3-м батальонами 2-го морского полка выбили противника с безымянной высоты южнее села Нижний Чоргунь. Оборону морских пехотинцев своим огнем поддерживали два крупнокалиберных пулемета, установленных в бывших артдотах № 70 и 71. 3-й батальон 7-й бригады оставался в резерве и находился на Северной стороне в районе станции Мекензиевы горы.
В первом секторе 72-я немецкая пехотная дивизия атаковала наши войска. Вражеской пехоте первоначально удалось вклиниться в передний край обо¬роны 383-го полка (командир – подполковник А.Д. Дорофеев, военком – батальонный комиссар В.В. Прохоров) 2-й стрелковой дивизии. Полк лишь незадолго до штурма был выдвинут на позиции, сменив 1330-й полк. К исходу дня контратакой резервного батальона полка противник был отброшен в ис¬ходное положение. Активно действовала авиация противника, которая произвела несколько налетов на город и порт, в которых участвовало 98 самолетов. На плавбатарею № 3 («Не тронь меня!»), которую поставили на отмель в районе бухты Казачья, было совершено пять налетов по 3-4 бомбардировщика в каждом. Они сбросили на ба¬тарею 45 бомб, но безрезультатно. Её экипаж продолжал вести огонь и сбил вражеский бомбардировщик.
В течение всего дня артиллерия Приморской армии и береговой обороны непрерывно вела огонь по наступающим пехоте и танкам противника, который нес большие потери, но упорно продолжал рваться вперед. Огонь вели все батареи, кроме 35-й, выведенной из строя взрывом башни. Особенно эффективным оказался огонь вновь оборудованных батарей и дотов, на которых были установлены орудия с потопленных и поврежденных кораблей. Вместе с тем было признано, что расположение некоторых батарей является слишком открытым для авиации и артиллерии противника. 17 декабря ак¬тивно действовала немногочисленная Севастопольская авиагруппа. Штурмовики майора Губрия (10 «Ил-2») под прикрытием 17 истребителей (ведущие – капитаны М.В. Авдеев и К.Д. Денисов) неоднократно выручали 8-ю бригаду морпехоты. Ил-2 штур¬мовали немецко-фашистские войска в четвертом секто¬ре от берега моря до горы Азис-Оба. Штурмовики подбили одно самоходное орудие, а в ходе повторной штурмовки на участке 90-го полка уничтожили три танкетки, три бронемашины, два штабных автобуса и до двух эскадронов румынской кавалерии. 6 штурмовиков (ведущий – старший лейтенант Ф. Тургенев) нанесли удар по вражеской колонне на Ялтинском шоссе. В районе Варнутки десятки автомашин были разбиты, на дороге образовалась пробка. Прикрывая позиции войск и город, решительно действовали летчики-истребители 8-го авиаполка. Они сбили 9 немецких самолетов, 7 из них – 1-я эскадрилья.
По результатам первого дня боев противник на отдельных участках смог продвинуться вглубь наших позиций на 5-7 км. Вражеский «клин» пришелся вдоль границы 3-го и 4-го секторов. На этом участке войска 3-го и 4-го секторов оказались не в состоянии отразить наступление противника.
Таким образом, в итоге первого дня боев создалась тяжелая обстановка на северо-восточном участке обо¬роны. Поскольку в четвертом секторе батальоны 8-ой бригады мор-ской пехоты в очередной раз оставили гору Азис-Оба, а в третьем секто¬ре 287-й стрелковый полк откатился к Камышловскому оврагу, созда¬лась угроза прорыва противника к селениям Бельбек, Камышлы и полустанку Мекензиевы горы. Кроме того, прочно удерживающий свои позиции на стыке секторов 241-й стрелковый полк оказался окруженным. Боевые действия этого героического и многострадального полка заслуживают отдельного исследования. Его батальоны приняли на себя первый удар немецкой группировки, наступавшей от высоты Азис-Оба вдоль границы 3-го и 4-го секторов.
Несмотря на серьезное положение меры по стабилизации обстановки были предприняты только ночью. По приказанию генерал-майора И.Е. Петрова в четвертый сектор из резерва ар¬мии была направлена немногочисленная 40-я кавалерий¬ская дивизия (командир – полковник Ф.Ф. Кудюров, воен¬ком – батальонный комиссар И.И. Карпович), а также 773-й полк 388-й стрелковой ди¬визии (командир капитан К.М. Ашуров, военком – старший политрук В.В. Елисеев). Мы уже вели речь об этом малоприятном боевом эпизоде. Первым прибыл к месту, обозначенному в диспозиции штаба 4-го сектора артдивизион 40-й дивизии, чуть позже стали прибывать спешенные конники. Часть личного состава доставили на грузовиках. И если 40-я кавдивизия выдвинулась немедленно и была на исходных для атаки позициях вечером 17 декабря, то 773-й полк вышел на марш только к утру. Причина задержки с выходом полка на марш объясняется крайне низкой организацией в ротах и батальонах и отсутствием боевого опыта у командного состава. Пройти полку предстояло около 10-12 км пешим порядком. Его маршрут следования проходил из деревни Уч-Куя (Учкуевка) по дороге мимо совхоза им. Софьи Перовской и далее, на плато по хорошей грунтовой дороге.
Возникает немало вопросов. Почему не были выделены грузовики для доставки бойцов полка, почему штаб сектора не выделил своего представителя для помощи командиру полка, не знакомому с местными условиями? К «героическому» маршу на позиции 773-го полка мы вернемся, описывая дальнейшие события.
Для восстановления обстановки на стыке 3-го и 4-го секторов в распоряжение командования 3-го сектора из резерва были направлены: 778-й полк той же 388-й дивизии (командир дивизии – полковник А.Д. Овсеенко, военком – старший батальонный комиссар К.В. Штанев), местный стрелковый полк двухбатальонного состава (командир – подполковник Н.А. Баранов, военком – старший политрук Е.Ф. Мельник). Более того, 3-му сектору были выделены резервы 2-го сектора. Сюда был переброшен 3-й батальон (командир – майор С.Ф. Маль¬цев, военком – батальонный комиссар А.И. Модин) 7-й бригады морской пехоты. 778-й полк своевременно прибыл на выделенный ему участок обороны в районе верховий Камышловского оврага, сменив на позициях 287-й и 2-й Перекопский полки выделенные для атаки. Бойцы 778-го полка, совершив многокилометровый марш из деревни Бартеневки, прибыли на позиции ночью. Третий, 782-й полк 388-й дивизии, оставался в резерве в Инкерманских казармах. Немногочисленный 149-й полк (40-й дивизии, командир полка – подполковник Л.Г. Калужский), стоявший отдельно, в деревне Бельбек (Фруктовое) был переброшен по Симферопольскому шоссе в помощь 2-му батальону 241-го полка и занял позиции левее, на скатах плато Кара-Тау. 3-й и 4-й сектора, получив столь серьезные подкрепления, должны были восстановить прежние позиции.
Теперь самое время сделать маленькую паузу и напомнить, что с переходом в активную фазу процесса подготовки десантной операции в Керчь и Феодосию, адмирал Октябрьский убыл на Кавказ, оставив за себя контр-адмирала Жукова. По всем признакам в Севастополе готовилась премьера второй части «Севастопольской героической симфонии», но партитуру рискнули оставить прежнюю, что использовалась в первых числах ноября, и «дирижера» пригласили хоть из второго состава, но опытного, проверенного, безотказного, в надежде, что публика терпеливая, многоопытная…
Уже в ночь на 18 декабря исполняющий обязанности ко¬мандующего СОР контр-адмирал Г.В. Жуков и член Военного совета Черноморского флота дивизионный ко-миссар Н.М. Кулаков, объективно оценив обстановку, направили донесение:
«Василевскому. Кузнецову. Октябрьскому.
17/ХII-41 г. «Противник при поддержке авиации, артиллерии, танков с утра перешел в решительное на¬ступление по всему фронту. В результате боев наши час¬ти удерживают рубежи, на отдельных участках, неся крупные потери, отошли на 1-1,5 км. Потери против¬ника: подбито 12 танков, 5 самолетов, уничтожено много живой силы. С утра 18 декабря ожидается повторная атака. Пополнение частям требуется единовременно не менее 4000 человек, из них 50% вооруженных, в после¬дующем – пополнения четыре маршевые роты еже¬дневно».
Обратите внимание, как легко вражеский клин, глубиной более пяти километров в направлении Камышловского оврага и станции Мекензиевы горы, в донесении командования СОР «укоротился» до полутора километров… К чему приводили такие «вольности» в донесениях, мы оценим по ходу событий.
В такой тревожной обстановке закончился первый день отражения декабрьского штурма.
18 декабря, четверг
На 18 декабря командующим Приморской армией И.Е. Петровым было назначено контрнаступление в 3-х и 4-х секторах.
Г.И. Ванеев пишет: «Коменданту 4-го сектора генерал-майору В.Ф. Воробьеву была поставлена задача силами 40-й ка¬валерийской дивизии, 8-й бригады морской пехоты и 773-го стрелкового полка рано утром следующего дня контратаковать противника вдоль дороги в направлении горы Азис-Оба, восстановить положение». Это – в корне неверное утверждение: 773-й полк должен был занять позиции тех батальонов 8-й бригады морской пехоты, которые выделялись для атаки.
От коменданта 3-го сектора генерал-майора Т.К. Коломийца И.Е. Петров требовал восстановить положение и соединить фланг с 241-м стрелковым полком – правофланговым в четвертом секторе. Был ли смысл контратаковать? Может быть, стоило измотать противника в обороне, одновременно укрепляя свои фланги? Одно слишком очевидно: контрнаступление всерьез не готовилось и должным образом не обеспечивалось. Результат его был вполне предсказуем.
В 5 ч 50 м утра батареи береговой обороны и поле¬вая артиллерия четвертого сектора нанесли десятиминутный по врагу удар, после которого наши части должны были перейти в атаку. Как уже отмечалось ранее, 773-й полк вышел из деревни Учкуевка только в 6 утра – к расчетному времени атаки на позициях в 4-м секторе оказалась только 40-я «дивизия (численностью немногим более пехотного батальона).
Обратите внимание: артподготовка по позициям противника проведена 5.50-6.00, а полк, выделенный подмены на позициях батальонов 8-й бригады, назначенных для атаки противника, начал выдвижение в исходный район в 6 часов. Причем, полку пешим порядком предстояло пройти 9 километров.
Как уже отмечалось, один из полков 40-й дивизии, во главе со своим комдивом Кудюровым, прибыла на назначенный рубеж накануне поздно вечером. Артиллерийский дивизион дивизии в составе восьми 76-мм дивизионных пушек Ф-22 участвовал в артподготовке. Позиция для атаки спешенным конникам была назначена между Симферопольским шоссе и дорогой на плато, то есть, правее правофлангового батальона 8-й бригады. Почему было решено атаковать противника в лоб, вдоль дороги, столь малыми силами? Почему атака спешенных конников не была поддержана правофланговыми батальонами 8-й бригады?
По плану, разработанному штабом 4-го сектора, в атаке должны были участвовать два правофланговых батальона 8-й бригады морской пехоты и спешенные конники 40-й дивизии. Командир бригады полковник Вильшанский, поставив в известность командование сектором о том, что батальоны 773-го полка не заняли рубеж позади позиций его бригады, заявил «о неготовности» начать атаку батальонами, выделенными для атаки. Штурмовая группа 40-й дивизии не превышала 500 человек. Тем не менее, сигнал к атаке был подан в 6 часов утра, и штурмовая группа успешно продвигалась вдоль дороги, но в 6.30 началась массированная артподготовка противника, а затем последовало встречное наступление штурмовых батальонов 22-й немецкой дивизии. Спешенные конники продолжили контратаку, но потери их были исключительно велики. Им удалось продвинуться на 500 м, но дальше пробиться было невозможно. Бойцы залегли. В контратаке был убит командир 151-го кавалерийского полка 40-й дивизии майор Н.А. Обыденный. Его заменил капитан П.И. Сыров. Бойцы 40-й дивизии сражались отчаянно, 50-летние кубанские казаки, в силу обстоятельств, ставшие севастопольской пехотой, дрались упорно и мужественно, но победить противника, который был вдвое больше их по численности, они не могли. С большой долей вероятности можно утверждать, что при участии в атаке двух сборных батальонов 8-й бригады, наша атака имела бы значительно большие шансы на успех. Самое время уточнить, где находился 773-й полк на момент принятия решения об атаке противника силами казаков 40-й дивизии?
...В 8 ч 30 минут пешая колонна полка, растянувшаяся вдоль дороги по направлению к спуску в Бельбекскую долину, была атакована фашистской авиацией. К этому времени головной батальон только приблизился к спуску. Уже на тот момент полк «опаздывал» с выходом на назначенный рубеж как минимум на 3 часа!
Из воспоминаний бывшего бойца 773-го полка Георгадзе: «…Собирались выступить долго. Взводные и ротные никак не могли построить колонны. Всюду слышалась перебранка и мат. Громче всех ругались интенданты, требуя то лошадей, то повозок. Машин не было, их забрали накануне для перевозки артполка. Наконец, когда стало светать, колонна вышла... Шли уже час, по дороге от Любимовки, голова колонны только вышла в долину реки, как в небе кто-то заметил немецкий самолет. «Рама» висела минут десять, на нее показывали пальцами... Вдруг как-то сразу нас накрыло разрывами, а из-за ближайшей высоты вынырнули немецкие самолеты. Бойцы побежали в разные стороны, бросив все... Убитые люди и лошади лежали кучами, я не мог сдвинуться с места от страха и просто смотрел на эту картину. Кто-то рванул меня за рукав, и я покатился с насыпи...»
Г.И. Ванеев пишет: «Обнаруженный немецким самолетом-раз¬ведчиком полк попал под артиллерийский обстрел и последующую штурмовку с воздуха. Затем был атакован пехотой и танками. Понеся большие потери, полк начал отхо¬дить...».
Какие танки, какая пехота противника в районе Любимовки 18-го декабря 1941года? Полк, сформированный в селах вокруг Кутаиси, необученный и необстрелянный, просто понес бесполезные потери, и разбежался, даже не выйдя на назначенный ему рубеж обороны. Чтобы собрать остатки полка, были направлены помощник начальника штаба 8-й брига¬ды майор Т.Н. Текучев, военком бригады бригадный ко¬миссар Л.Н. Ефименко, начальник оперативного отдела 95-й стрелковой дивизии майор А.П. Какурин. Этим офицерам с большим трудом, под угрозой применения оружия, удалось собрать около пятисот-шестисот бойцов и командиров и довести до места назначения. При этом майор Т.Н. Текучев был убит; точные обстоятельства его гибели до сих пор неизвестны. По официальной версии он был убит при артобстреле. Но... к этому времени артобстрел и налет авиации закончились.
Интересна одна фраза из воспоминаний Д.С. Озеркина: «...мы даже не смогли проститься с нашим товарищем, Тимофеем Наумовичем Текучевым, жизнь которого оборвала вражеская(?) пуля...». В беседах оставшиеся в живых ветераны 8-й бригады однозначно утверждали, что начальник штаба был убит, когда пытался остановить группу бойцов 773-го полка, готовящихся перебежать к противнику. Вот такие «защитнички» прибыли с Кавказа в Севастополь! Самое время было осмотреться…
По прика¬зу коменданта сектора генерала В.Ф. Воробьева 149-й полк 40-й дивизии, не участвовавший в первой атаке, был усилен последними резервами сектора: ротой охраны штаба 8-й бригады морской пехоты и разведротой 90-го стрел¬кового полка. Артиллерийским огнем 8-ю бригаду морской пехоты поддерживали батареи 2-го дивизиона (командир – старший лейтенант И.Д. Крыжко) 397-го артиллерийского полка 95-й стрелковой дивизии. Всего восемь 76-мм дивизионных орудий «Ф-22». Об атаке уже и речи не было, впору было сдержать атакующего противника. Прорвавшись через бое-вые порядки 8-й бригады, три вражеских штурмовых орудия вышли в район огневых позиций батарей 2-го дивизиона. Одно¬й из самоходок удалось раздавить 76-мм орудие 4-й бата¬реи. Командир батареи старший лейтенант Т.Н. Дюкарь открыл из оставшихся орудий огонь прямой навод¬кой. В результате два штурмовых орудия были уничтожены, а третье повернуло обратно. На скатах плато вступил в бой 16-й дзот пулеметной роты лейтенанта Садовникова и дзоты 8-й бригады, находившиеся на плато и на скатах с плато в долину.
Уничтожив 13-й дзот и два артдота накануне днем, положив в утренней атаке в грязный снег спешенных конников, противник атаковал, рассчитывая, что перед ним не осталось войск и укреплений, способных оказать сопротивление. И все же в Бельбекской долине гитлеровцам не удалось продвинуться. Для начала им преградили дорогу дзоты № 14 и 15, державшие под перекрестным пулеметным огнем всю долину. К полудню бой разгорелся с новой силой. После артиллерийского и минометного огня в атаку пошла пехота. Ударили пулеметы дзотов. Под их прикрытием бойцы 1-й стрелковой роты 241-го полка, занявшие окопы рядом с 14-м дзотом, и часть моряков дзота бросились в контратаку. По дороге на Мекензиевское плато из Камышловского оврага противника остановил СЖБОТ № 25. До той поры держался и 11-й дзот. В итоге 18-го декабря по Бельбекской долине противник пройти так и не смог. В течение дня пулеметчики четырнадцатого дзота вместе с бойцами тыловых частей 241-го полка и бойцами 40-й кавдивизии отразили еще несколько атак. Вечером подвели итоги: за день уничтожили более пятидесяти вражеских солдат и офицеров, захватили станковый и два ручных пулемета.
8-я бригада морской пехоты, оправившись от очередного тяжелого поражения, заняла надежную оборону. Во второй половине дня противник усилил натиск на позиции бригады. Особенно упорные бои разгорелись на участке четвертого батальона. Герои-ческий подвиг в одном из боев совершил военком батальона – стар¬ший политрук В.Г. Омельченко. Во время атаки враже¬ской пехоты, поддержанной танками, он поднял моряков в контратаку. В ходе боя В.Г. Омельченко и с ним 11 краснофлотцев были окружены. Комиссар приказал прорываться к своим. Всем бойцам группы удалось выйти из окружения. Омельченко, при¬крывая их отход, израсходовал все гранаты и был окру-жен фашистами. Они потребовали сдаться. Тогда он бро¬сился на подошедшего немецкого офицера, резким уда¬ром сбил с ног и покончил с ним. В это время подос¬пели бойцы, пришедшие на выручку своему комиссару.
К исходу дня в очередной раз был окружен КП 8-й бригады морской пехоты. На окруженном КП находилась неболь¬шая группа краснофлотцев, командиров и политработ-ников бригады, незадолго до этого прибывшая группа воинов-кавалеристов и на перевязочном пункте рядом с КП 24 тяжелораненых бойца. Окруженных возглавили начальник штаба бригады – майор В.П. Сахаров и заместитель начальника полит¬отдела – батальонный комиссар Д.С. Озеркин.
Из воспоминаний Д.С. Озеркина: «До ночи удалось продержаться, отбиваясь из двух пулеметов, к ночи один заклинило, восстановить не удалось. Нас оставалось человек тридцать-тридцать пять и более двадцати тяжелораненых. Кто мог передвигаться – шли сами, раненых тащили на плащ-палатках, носилок не было... Шли долго, часа три, прошли около семи километров, только после этого вышли к своим...».
Из воспоминаний Озеркина выходит, что за неполные сутки противник продвинулся более чем на 7 километров... Левый фланг удерживаемых сектором позиций проходил вдоль высоты, на северной окраине Любимовки. На приведенной мной схеме, этот участок позиции удерживали казаки 40-й дивизии.
В третьем секторе ситуация складывалась тревожнее чем в четвертом. 778-й полк 388-й дивизии занял оборону по намеченным для него рубежам вдоль истоков Камышловского оврага, высвободив часть сил сектора для атаки. Остатки 287-го полка, местный стрелковый и 2-й Перекопский полки, 3-й батальон 7-й бригады морской пехоты начали атаку, стремясь деблокировать основной состав 241-го полка и восстановить положение на своем участке.
Г.И. Ванеев пишет: «Перво¬начально наметился успех. Но вскоре противник открыл сильный артиллерийско-минометный огонь и прижал наши части к земле, а затем перешел в наступление». Не было никаких признаков успеха. И не могло быть. Наступать приходилось на очень узком участке старой дороги, вдоль крутых склонов лощины с труднопроходимым низкорослым лесом. Сбив немецкую разведку, атакующие колонны, не выходя из лощины, были накрыты минометным и артиллерийским огнем. Более глупо и бездарно положить людей было невозможно. Большая часть бойцов даже не смогла вступить в боевое столкновение с противником, а была расстреляна минометным и гаубичным огнем.
Неменко пишет, что даже до конца 1970-х годов это место выглядело жутко: груды касок, фляги, черепа, кости... Быть может, мы разными тропами ходили, но меня поразило здесь обилие грубых, усохших от времени солдатских ботинок, во многих из которых оставались кости ног их бывших владельцев. Действительно – жуткая картина.
Остатки подразделений, попавших под обстрел, были атакованы противником. В ходе боя взвод 8-й роты 287-го стрелкового полка под командованием главного старшины С.А. Шустова попал в окружение. Весь день бойцы вели неравный бой, а ночью прорвались к своим. Отделение старшего сер¬жанта В.А. Козлова из 3-го батальона 7-й бригады мор¬ской пехоты в течение двух часов сдерживало натиск взвода пехоты противника. Бойцы отошли с рубежа толь¬ко после того, как израсходовали весь боезапас. В эту мясорубку попали лучшие части СОР…
Наступление было отвратительно спланировано штабом и еще хуже проведено комендантом 3-го сектора. При штабе третьего сектора в резерве числилось несколько десятков старших офицеров, часть которых имела опыт штабной работы. Неужели в этих условиях некому было подготовить и обеспечить атаку двух батальонов? Можно ли было после этого оставлять на должности командира 3-го сектора генерал-майора Коломийца? Как здесь откровенно не посочувствовать генерал-майору Петрову, имевшему во главе секторов таких генералов, как Воробьев и Коломиец. Свое мнение о боевых и организационных качествах генерал-майора Новикова нам еще предстоит сформировать, но уже в Ялте в первых числах ноября и в ходе отражения ноябрьского штурма он проявил себя не самым лучшим образом. С Новиковым все обстояло не так просто: этот 36-летний генерал был преемником генерала Петрова в должности командира 2-й кавалерийской дивизии, ставшей основой 109-й стрелковой…
А что же окруженный на станции Бельбек (Верхнесадовая) 241-й полк? Получив информацию о том, что части, посланные на помощь полку, разгромлены, в ночь на 19 декабря бойцы полка, основу которого составляли матросы бывшего 18-го батальона морской пехоты, атаковали противника. Остаткам полка удалось выйти из окружения, и он занял позиции в Бельбекской долине, соединившись с остатками второго батальона, избежавшими окружения… Напрашивается печальный вывод – в Бельбекской долине противник был остановлен не благодаря, а вопреки «наступательной операции», проводимой комендантом сектора генерал-майором Воробьевым.
По результатам событий 17-19-го декабря, генерал-майор Воробьев был освобожден от должности командира 95-й дивизии и командующего 4-м сектором обороны и направлен в распоряжение командующего Приморской армией. На его должность был назначен опытный военачальник командир 161-го полка 95-й дивизии полковник Капитохин. Кстати, начальник оперативного отдела Приморской армии Андрей Ковтун исключительно уважительно отзывался о генерале Воробьеве. Удивляет тот факт, что авторитет генерала Воробьеву в руководящих армейских сферах были настолько силен, что не прошло и двух месяцев, как он был назначен на должность начальника штаба 44-й армии Крымского фронта. При штабах фронтов и отдельных армий существовала должность заместителя командующего по формированию и комплектованию войск… Вот на таких «плазматических» должностях и прослужил генерал Воробьев до конца войны. Быть может, и снимать с должности не следовало этого «носителя высокой штабной культуры», как характеризовал Воробьева генерал Андрей Ковтун?
Как уже отмечалось, основной причиной неудачного наступления группировки сектора на немецкие позиции была крайне низкая организация подготовки и проведения операции. Немалую проблему составляло и то, что бригады морской пехоты, находясь в оперативном подчинении у командарма и комендантов секторов, напрямую подчинялись вице-адмиралу Октябрьскому по его должности командующего флотом. Такая двойная система подчиненности существовала весь период обороны и неоднократно приводила к тяжелейшим последствиям. Командиры бригад, пользуясь своим «особым положением» среди остальных соединений группировки войск, позволяли себе критически оценивать распоряжения и приказы командующих секторов и руководящих сотрудников штаба армии.
Немало проблем возникало и с теми флотскими формированиями, что на правах батальонов были включены в армейские полки 25-й, 95-й и 172-й стрелковых дивизий. И только приказом наркома ВМФ, озабоченного ненормальной обстановкой в полках и бригадах смешанного состава, эта матросская «вольница», в том числе и с формой одежды, была приведена в соответствие с требованиями общевоинских уставов.
Мы еще неоднократно обратим внимание на скандальные эпизоды, связанные с повседневным и боевым управлением 79-й и 7-й бригадами морской пехоты. Вместо того, чтобы попридержать свои непомерные амбиции, и способствовать полной централизации командования соединениями и частями сухопутного фронта в руках генерала Петрова, Октябрьский продолжал упиваться своей властью, зачастую нанося вред делу обороны. Поражает и то, что по прошествии двадцати послевоенных лет Филипп Сергеевич не только не признал своих ошибок, но и с гордостью, замешанной на фанатизме, вспоминал о том, что бригады морской пехоты являлись чуть ли не его «личной» гвардией…
Стоило ли после подобных заявлений удивляться тому, что тот же полковник Владимир Вильшанский, потерявший большую часть бригады в отчаянных, но бестолковых атаках за возвращение позиций, которые были назначены бригаде с первого дня боев, оказался в 60-70-е годы среди ближайших соратников адмирала Октябрьского в его скандальных демаршах против генерала Петрова?
Во втором секторе, где противник наносил вспомога¬тельный удар, наступление вражеских войск началось рано утром. Враг непрерывно атаковал позиции 2-го мор¬ского полка, 7-й бригады морской пехоты и 31-го стрел¬кового полка. К 13.00 противнику удалось в районе Итальянского кладбища немного потеснить 1-й батальон 7-й брига¬ды морской пехоты и 1-й батальон 2-го морского полка и овладеть восточными скатами высоты. Комендант сек¬тора полковник Ласкин ввел в бой находившуюся в резерве роту батальона школы связи Учебного отряда под командованием капи¬тана Н.С. Серенко и политрука И.М. Мельника. Поло¬жение было восстановлено.
К развитию проблемной темы о существовании в составе стрелковых дивизий подразделений морского формирования. Кроме того, что в оперативном подчинении коменданта сектора находились 7-я бригада морской пехоты и 2-й морской полк, в резерве у полковника Ласкина находился батальон школы связи Учебного отряда флота… Для того, чтобы в этих условиях обеспечить эффективное управление отдельными частями и соединениями секторов требовалась строжайшая централизация управления, чего и добивался генерал-майор Петров, и чему, по сути, препятствовал командующий СОР вице-адмирал Октябрьский… Всякий раз, получая боевой приказ от того же полковника Ласкина, командир бригады полковник Жидилов (или морского полка подполковник Затылкин) должны были получить подтверждение или согласовать свои действия с начальником штаба СОРа капитаном 1 ранга Васильевым. А как в этих условиях могло быть иначе? До назначения командиром бригады морской пехоты Жидилов служил начальником строевого отдела штаба флота и, что называется, со всеми «потрохами» зависел от Октябрьского. И в то же время, не сложно себе представить познания общевойсковой тактики начальником штаба СОР капитаном 1 ранга Васильевым, который и в своей-то военно-морской тактике не особенно был силен, и проявил себя более как исполнительный военный администратор.
На участке 31-го стрелкового полка бои шли с пере¬менным успехом. Вскоре между 2-м и 3-м батальонами полка образовался разрыв. Вводом в бой резер¬вов к 14.00 положение было восстановлено. На участке безымянной высоты в районе Верхнего Чоргуня 2-й и 3-й батальоны 2-го морского полка первоначально от¬бросили врага, но к исходу дня ему удалось овладеть высотой в 1 км южнее Нижнего Чоргуня (точнее, Телеграфная гора. – Б.Н.).
В первом секторе противник вел наступление мелки¬ми группами на позиции 383-го стрелкового полка (ко¬мандир – подполковник П.Д. Ерофеев, военком – батальон¬ный комиссар В.В. Прохоров) с целью просочиться в нашу оборону и тем самым сковать войска сектора. Во второй половине дня фашистам удалось вклиниться в наше расположение на участке 3-го взвода 7-й роты. Контрата¬кой роты противник был отброшен на исходные позиции.
Потери СОР были исключительно велики. Только невозвратные потери составили около 3500 человек, и это за два дня боев. Так, 8-я брига¬да морской пехоты потеряла около 1700 бойцов и коман¬диров, т.е. почти половину личного состава. Причем в бригаде погибли и выбыли из строя 85% офицеров и политработников. Столь высокие потери привели командование СОР к мысли, что в этих условиях продолжать контратаки было неце¬лесообразно.
В ночь на 19 декабря генерал-майор И.Е. Петров боевым приказом за № 0012 потребовал от комендантов секторов «…закрепиться на занимаемых рубежах, создать необходимые резервы (интересно, из каких источников? – Б.Н.), которые использовать для контратаки в исключительных случаях, при прорыве противником обороны...». Будь отдано (да еще и выполнено) такое распоряжение месяц назад, многих бойцов и командиров удалось бы сохранить.
19 декабря, пятница
В ночь на 19 декабря удалось собрать остатки 773-го полка, который занял оборону между совсем малочисленной 8-й бригадой и еще более малочисленной 40-й кавдивизией. В 8-й бригаде в строю оставалось около 2 тыс. человек, в 40-й кавдивизии – не более тысячи. Вышедший из окружения 1-й батальон 241-го полка, основу которого составляли моряки бывшего 18-го батальона морской пехоты, занял позиции в Бельбекской долине. На левом фланге 4-го сектора 90-й полк, опираясь на огонь двух орудий 10-й батареи и дотов, удержал свои рубежи. Линия обороны сектора проходила по правому берегу реки Кача до родника Алтын-Баир (пруд под горой Куба-Бурун, напротив современного с. Суворово) – деревня Аранчи (Суворово) – высота 133.3 – Камышловский овраг.
В начале второго штурма противник воевал исключительно «по расписанию». 19 декабря после завтрака в традиционное время, 6 часов 20 минут, немцы начали артподготовку. После артиллерийско-минометной подготовки противник возобновил наступление на всем фронте, но главный удар по-прежнему наносился в III и IV секторах. В 4-м секторе, завязнув в боях вдоль дороги на Мекензиевское плато, противник перенес атаки на левый фланг, в стык между 90-м полком и 8-й бригадой по долине Качи между родником и деревней Аранчи (Суворово).
В ходе боев были приведены к молчанию и потеряны два дота № 51 и 52, части 8-й бригады и 90-го полка отошли на 500 м от деревни Аранчи, но локтевой связи не потеряли. Удивительно высокую стойкость проявили бойцы 773-го полка (командир – майор Леонов). Несмотря на то, что накануне часть полка разбежалась, а отдельные группы даже попыталась уйти к противнику, оставшиеся в строю бойцы и командиры сражались очень стойко. Вполне естественный процесс: всякая шваль разбежалась, часть перебежала к немцам, а оставшиеся стали воевать.
Самые активные действия развернулись в Бельбекской долине. Противник в лоб атаковал скаты высот над современным селом Поворотное (ВИР). Две ключевых высоты над Бельбекской долиной в районе современного селения Поворотное, немцы называли Bunkerberg («Гора с бункером») и Olenberg («Масляная гора»). Второй удар был направлен вдоль дороги из Камышловского оврага к хутору (кордону) Мекензия № 1.
Немецкими пионерами (саперами) в верхней части дороги был проложен участок так, чтобы он не простреливался войсками СОР. Из воспоминаний Михаила Садовникова: «Утром 19 декабря противник бросил в атаку еще большие силы. Штурмовые группы атаковали позиции 14-го дзота одновременно с разных сторон. Командир дзота Иван Пампуха вызвал огонь батареи по скоплениям вражеской пехоты и по просьбе командира батареи сам стал его корректировать. Гитлеровцы вынуждены были повернуть назад. А вскоре земля вокруг дзота задрожала от разрывов бомб. Но не помогла и бомбежка «юнкерсов»...
Против 15-го, который стоял на противоположной, северной стороне Бельбекской долины (сегодня на его месте возвышается памятник), фашисты утром выкатили противотанковую пушку и открыли из нее огонь. Однако Петру Гринько удалось подобраться к ней и метнуть противотанковую гранату. Пушка умолкла, но погиб и Гринько. К вечеру к дзоту приблизился танк и бил прямой наводкой. От попадания снаряда разворотило накат дзота. Погиб командир – старший краснофлотец Умрихин, был разбит пулемет. Бутылками с зажигательной смесью танк удалось поджечь. Выскочивших из пылающей машины танкистов моряки уничтожили. А обстрел и атаки продолжались. Когда враги приблизились к разбитому умолкшему дзоту, из дымящихся амбразур под ноги им покатились гранаты. Два израненных, умирающих моряка уже не могли бросать гранаты и, собрав остатки сил, выталкивали их из амбразур...
Весь день, то затухая, то вновь ожесточаясь, шел бой у 16-го дзота. Здесь, на плато, гитлеровцы первые же свои атаки вели при танковой поддержке. Впереди пехоты, непрерывно стреляя, двигались два танка. Им навстречу, как заранее условились между собой командиры 16-го и соседнего 17-го дзотов, поползли по два бойца. Вскоре погиб один из них, потом второй. Оставшиеся двое продолжали ползти незамеченными, стараясь оказаться на пути танков. И когда машины приблизились, в них полетели бутылки и гранаты. Замер один танк, вспыхнул другой. Двигавшиеся за ними автоматчики тут же повернули назад. Новая атака началась спустя несколько часов. И опять впереди пехоты двигались два танка. Не дойдя до все еще дымящих машин, они остановились и открыли огонь. Снова два моряка устремились навстречу, но погибли. За танками шли в атаку автоматчики. Раненый в голову старшина 2-й статьи Григорий Пузик открыл огонь из пулемета. После прямого попадания в дзот связь с ним прекратилась...
Продолжал сражаться 11-й дзот, третий день держался 14-й. Положение его было тяжелым. Гитлеровцы, захватив стоявший неподалеку взорванный дот № 39, установили под его прикрытием 37-мм противотанковое орудие и били по дзоту прямой наводкой. Краснофлотцам Шевченко и Жаботинскому удалось подобраться к доту и забросать его гранатами. Но атаки врага продолжали следовать одна за другой. Погибли Шевченко, Турчак, Алешин, а затем и командир дзота Иван Пампуха. В живых остались лишь тяжелораненые Григорий Жаботинский и Николай Курганский. В эти же дни тяжелые бои с противником вели гарнизоны других дзотов. Четверо суток держался и 25-й, который прикрывал лощину, что вела со стороны Камышлов на Мекензиевы горы. Дзот штурмовали автоматчики, атаковали танки, обстреливали орудия и минометы, бомбили самолеты. Но гарнизон, вместе с собравшимися в нем несколькими оставшимися в живых бойцами из других дзотов, отражал одну атаку за другой. Даже когда гитлеровцы обошли дзот, и он остался в тылу врага».
В ходе боев противнику удалось в очередной раз потеснить бойцов 8-й бригады, 40-й дивизии и 773-го полка. Остатки этих подразделений заняли оборону на высоте 133,3 в 2,5 км северо-восточнее деревни Бельбек (Фруктовое). Их поддерживали огнем артдоты № 77 и 78.
241-й стрелковый полк, пополненный вышедшим из окружения в ночь на 19 декабря 1-м батальоном (командир – капитан Черноусов) прикрывал долину реки Бельбек. Бойцы полка отразили атаки врага силой до двух батальонов с танками и удержали позиции.
В долине реки Кача, несмотря на неоднократные прорывы немецких войск, 90-й полк удержал свои позиции. Активное участие в обороне участка оказали доты Береговой обороны. Проблемным участком обороны полка являлся только стык с 8-й бригадой. Командир полка – майор Т.Д. Белюга лично возглавил контратаку с целью поддержки 8-й бригады и восстановил поло¬жение на ее левом фланге. Однако, позже 8-й бригаде опять пришлось отойти. Бой с 8-й бригадой морской пехоты и 90-м полком вела 22-я немецкая дивизия полковника Вольфа.
В третьем секторе противник одновременно атаковал позиции нескольких подразделений. Бои шли на участке 3-го полка морской пехоты (командир – майор С.Р. Гу¬саров), его атаковал немецкий 31-й полк 24-й Саксонской дивизии. Позиции 2-го Перекопского полка морской пехоты (командир – майор И.И. Кулагин) и 54-го стрелкового полка 25-й дивизии (командир – майор Н.М. Матусевич) были атакованы немецкой 132-й дивизией (командир – Линденберг). Здесь атаку вел немецкий 436-й полк. В районе деревни Камышлы противник силами 438-го полка 132-й дивизии атаковал 287-й полк 25-й стрелковой дивизии (командир – подполков¬ник Н.В. Захаров) и 778-й полк 388-й стрелковой ди¬визии (командир – майор И.Ф. Волков).
Из воспоминаний Г. Бидермана: «В предрассветные часы 19 декабря 132-я пехотная дивизия двинулась вперед с намерением прорвать вражескую оборону и захватить высоты к северо-востоку от реки Черной и обеспечить безопасность выхода к Северной бухте. Дальнейшее наступление разворачивалось очень медленно по причине сопротивления, становившегося все более упорным. Успешно отражались постоянные контратаки доведенных до отчаяния частей морской пехоты, а наше продвижение тормозилось из-за огня ранее не выявленных минометных батарей и дальнобойных морских орудий, которые обстреливали наши позиции мощным заградительным огнем. Цели, поставленные на тот день, были в конечном счете выполнены ранним утром 20 декабря. В правом секторе дивизии 436-м пехотным полком был взят город Камышлы, а после тяжелого боя 438-й пехотный полк захватил высоту 251».
На участке 54-го стрелкового полка подразделения 1-го батальона (командир – лейтенант Г.Ф. Дромин и во¬енком старший политрук П.В. Новиков) при поддержке огня артиллерийской батареи старшего лейтенанта И.С. Николаенко и минометной батареи младшего лей¬тенанта Н.И. Корячко отбили две яростные атаки про¬тивника и удержали занимаемый рубеж. Сорвана была атака врага и на стыке 287-го и 778-го стрелковых пол-ков, Существенную помощь бойцам оказали артил¬леристы 953-го артполка 388-й дивизии (командир полка – майор В.Н. Попов) и минометчики 82-мм минометной батареи лейтенанта А.А. Межурко. Особенно эффективным был огонь пяти 122-мм гаубиц полка, которые 19 декабря еще имели достаточное количество боезапаса. 6 батарей 76-мм дивизионных орудий полка (всего 21 шт.) были размещены на возможных путях прорыва противника. Неприятелю удалось вклиниться в оборону 3-го полка морской пехоты (командир – майор С.Р. Гусаров).
Для вос¬становления положения была направлена находившаяся в резерве рота старшего лейтенанта А.Н. Сергеева и старшего политрука И.И. Евдокимова. В процессе боя командир роты был тяжело ранен. Находившийся рядом с ним младший лейтенант П.А. Семеникин взял командование ротой на себя и возглавил атаку. Положение было восстановлено и моряки весь день прочно удерживали свой рубеж. Пользуясь упорным сопротивлением 241-го полка, два батальона 782-го стрелкового полка 388-й дивизии, находившегося до этого в резерве, заняли оборонительный рубеж высота 124.5 – выс. 104,5 (высоты, между которыми проходит Симферопольское шоссе, поднимаясь от деревни Фруктовое к Севастополю). Один батальон 782-го полка остался в резерве.
На направлении вспомогательного удара, во втором секторе обороны 50-й немецкой дивизии (командир – полковник Шмидт) удалось достигнуть некоторых успехов. На стыке 1-го и 2-го секторов в районе Ялтинского шоссе 514-й стрелковый полк под ударами 123-го полка 50-й дивизии противника отошел на 200-300 м в районе между горой Гасфорта и дер. Камары.
В районе деревень Нижний и Верхний Чоргунь противник с утра дважды атаковал второй (командир – капитан Ф.И. Запорожченко) и третий (командир – капитан С.С. Слезников) ба¬тальоны 2-го полка морской пехоты. 2-й полк морской пехоты упорно оборонял деревню Нижний Чоргунь и гору с Итальянским кладбищем, которые несколько раз переходили из рук в руки. При этом 2-й полк понес значитель¬ные потери и для усиления этого направления были переброшены 1-й Перекопский батальон и 5-й батальон 7-й бригады (командир батальона – капитан К.И. Подчашинский). Однако, несмотря на присланные подкрепления, к исходу дня вра¬гу удалось оттеснить подразделения 2-го полка и 7-й бригады морской пехоты и овладеть высотой с Италь-янским кладбищем, а также восточной окраиной деревни Ниж¬ний Чоргунь.
Следует учесть, что составляя донесения, наши военачальники, начиная от командиров батальонов и кончая комендантами секторов обороны, опасаясь обвинений в паникерстве, всячески пытались сгладить обстановку, преуменьшить свои потери, подзапутать информацию о захваченных противником рубежах. Так и в последнем донесении, если бы звучало: «…противник овладел горой Гасфорта…» – это означало бы потерю стратегически важной высоты на берегу реки Черной, напротив селения Нижний Чоргунь. А когда в донесении написано: «…противник овладел высотой с Итальянским кладбищем», то оставалась надежда, что пока начальник оперативного отдела или офицер-оператор генштаба найдут на карте это «кладбище», возможно, удастся в очередной отчаянной атаке отбить у противника гору Гасфорта. Кстати, так и бывало с той же горой неоднократно. В течение очень длительного времени, действуя с переменным успехом, наши морские пехотинцы занимали позиции по юго-западному склону высоты, а немецкие егеря – по северо-восточному… И поди ты, разберись, кому в этой ситуации принадлежала та высота с мраморной итальянской часовней?
…При обстреле немецкий снаряд попал в землянку, в которой находились командир 7-й бригады полковник Жидилов и начальник штаба бригады подполковник Кернер. Жидилов был ранен, а начальник штаба убит. В ходе боев противник наращивал силы, на участке появились батальоны 121-го полка немецкой 50-й дивизии. Из-за этого в бой пришлось ввести резервы сектора. Вся 7-я бригада морской пехоты уже находилась на передовом рубеже.
Вечером транспорт «Чехов», приняв на борт 473 ра¬неных и погрузив 110 т артиллерийских и винтовочных гильз, а также 140 т боезапаса ВВС ЧФ, вышел из Севастополя в Туапсе в охранении тральщика «Мина». Интересно то, что в самом скором времени по требованию командующего СОР в Севастополь будет доставлять с Кавказа этот самый ВЫВЕЗЕННЫЙ из Севастополя авиационный боезапас.
Вечером в 21 час контр-адмирал Г.В. Жуков и член Военного совета ЧФ дивизионный комиссар Н.М. Кулаков посла¬ли очередное, отчаянное донесение:
«Сталину, Кузнецову, Октябрьскому, Рогову.
Про¬тивник, сосредоточив крупные силы, часть свежих войск, при поддержке танков, авиации в течение трех дней ве¬дет ожесточенные атаки с целью овладения Севастопо-лем. Не считаясь с огромными потерями живой силы, ма¬териальной части, противник непрерывно вводит свежие силы в бой. Наши войска, отбивая атаки, упорно отстаи-вают оборонительные рубежи... Большие потери мате¬риальной части, оружия, пулеметов, минометов... Войска отошли на второй рубеж. Резервы и пополнение не по-лучены. Снарядов 107-мм корп. артиллерии, 122-мм гау¬биц, 82-мм минометных нет. Остальной боезапас на ис¬ходе. На 20 декабря с целью усиления частей, действующих на фронте, вводится личный состав кораблей, береговых и зенитных батарей, аэродромной службы и т.д. Дальнейшее продолжение атак противника в том же темпе – гарнизон Севастополя продержится не более трех дней. Крайне необходима поддержка одной стрелковой ди¬визией, авиацией, пополнения маршевых рот, срочная доставка боезапаса нужных калибров!
19/XII–41 г. Жуков, Кулаков».
Если отбросить традиционную воинскую лирику, то весь смысл телеграммы сводился к последнему предложению. После заседания военного совета был подписан приказ командования СОР о выделении личного состава, по которому к 6 часам утра 20 декабря следовало сформировать: из состава артиллерии Береговой обороны (Южной стороны) – стрелковый батальон в составе пяти рот и местную стрелковую роту, всего 640 человек. В основном, личный состав выделался с временно недействовавшей 35-й батареи и за счет сокращения л/с батарей № 113, 114, 116; химчастей Береговой обороны (отряд 200 человек); ОВРа, ВВС и флотского экипажа – батальон морской пе¬хоты в составе четырех рот (600 человек); ПВО – стрелковый пулеметный батальон в составе трех рот (350 человек при 12 пулеметах); саперных батальонов Береговой обороны (178-го) и Приморской ар¬мии (82-го) и 95-го строительного батальона – сводный батальон в со¬ставе 4 рот (600 человек); состава артчастей Приморской армии по одной роте от каждой артгруппы (сектора) – 600 человек; состава береговых батарей № 10 и 30 – две роты по 150 че¬ловек; состава флотского экипажа – один батальон (600 человек).
Стоит обратить внимание на решительные действия контр-адмирала Гавриила Жукова по экстренному формированию флотских батальонов в поддержку защитников рубежей в 3-м и 4-м секторах обороны. Нечто подобное предпринималось им в последних числах октября и способствовало удержанию Севастополя. Если бы подобные действия были произведены 20-25 июня 1942 года, то можно было бы сдержать противника на Северной стороне и если не предотвратить, то значительно оттянуть катастрофу Приморской армии.
Ситуация складывалась критическая и опять, как в ноябре, Ф.С. Октябрьский… отсутствовал в Севастополе, возглавляя на Кавказе подготовку к Керченской десантной операции. Между тем, спешно сформированные подразделения направлялись в распоряжение генерала Петрова. К утру 20 декабря приказ был выполнен, сформированные батальоны были использованы для создания заслонов на Северной стороне.
20 декабря, суббота
Реакция Ставки на донесение из Севастополя о тя¬желом положении была на редкость быстрой. В 1 ч 35 мин на¬чальник Генерального штаба Красной Армии маршал Б.М. Шапошников передал командующему Закавказ¬ским фронтом, командующему Черноморским флотом, ВРИО командующего СОР и в копии наркому ВМФ ди¬рективу Ставки за № 005898, которая в 4 ч 20 мин была уже получена в Севастополе.
«Ввиду обострения обстановки в Севастопольском районе, согласно донесению Жукова за № 1528, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
Подчинить во всех отношениях СОР командую¬щему Закавказским фронтом с получением настоящей директивы. Тов. Октябрьскому немедленно выехать [в] Сева-стополь.
Командующему Закавказским фронтом тов. Коз¬лову немедленно направить [в] Севастополь крепкого общевойскового командира для руководства сухопутны¬ми операциями…
4. Козлову немедленно отправить [в] Севастополь одну стрелковую дивизию или две стрелковые бригады.
Оказать помощь Севастопольскому оборонитель¬ному району авиацией Закавказского фронта силами не менее пяти авиаполков.
Немедленно отправить [в] Севастополь маршевое пополне¬ние не менее 3000 человек.
Командующему Закавказским фронтом немедлен¬но подать Севастополю снаряды, учтя, что снаряды 107-мм, 122-мм гаубичные, 82-мм мины совершенно из¬расходованы.
8. Получение подтвердить. Исполнение донести. По поручению Ставки начальник Генерального шта¬ба Красной Армии Шапошников».
Боезапас был отправлен в Севастополь еще до получения телеграммы, но отправили то, что нашлось на ближайших базовых складах в Новороссийске и в Туапсе. В 1 ч 30 мин в Севастополь под охраной тральщика «Искатель» прибыл транспорт «Чапаев», который до¬ставил из Новороссийска боеприпасы и продовольствие. «Чапаев» ошвартовался в Северной бухте, и тут же началась его разгрузка. Это позволило подать снаряды на огне-вые позиции еще до рассвета. Правда, ни снарядов для 107-мм пушек, ни снарядов для 155-мм пушек Шнейдера, ни для 122-мм гаубиц на этом транспорте достав¬лено не было, а мины прибыли только 50-мм, которых было и без этого в избытке, так как они изготавливались в подземных цехах Севастополя.
Часть севастопольской артиллерии оставалась без боезапаса. Во исполнение той же директивы уже днем 20 декабря Ок¬тябрьский дал телеграмму Кулакову, Жукову и Елисееву: «1. Сегодня из Новороссийска на КР «Красный Крым» и «Красный Кавказ», л/д «Ташкент», ЭМ «Незам.» и «Бодрый» выхожу в Севастополь с 79-й бр морской пехоты. Буду утром 21 декабря. Сегодня выходят транспорты «Абхазия» и «Белосток» с боезапасом и 1500 человек 9-й бр мп. Сегодня грузится из Поти боезапас на т/х «Ташкент».
В Поти на днях прибудет 10 маршевых рот. Сегодня начата погрузка 345-й сд, будет в базе 23 декабря. За себя оставил Елисеева».
20 декабря Н.М. Кулаков получил от Ф.С. Октябрьского и И.И. Азарова следующую телеграмму: «Тов. Сталин еще раз приказал ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах никог¬да Севастополь не сдавать. Нажмите. Не разрешайте ни шагу отходить назад. Силы имеете, большая помощь идет. Противник не может иметь больших резервов, бросает последние силы».
Любопытен тот факт, что телеграмма была направлена не в адрес ВРИО командующего СОР контр-адмирала Гавриила Жукова, а в первую очередь Члену Военного совета дивизионному комиссару Николаю Кулакову! Октябрьский напомнил Кулакову о традиционном «комиссарском» принципе, обязывавшим старшего политработника контролировать решения и действия старшего воинского начальника. Откровенный намек на то, что если Жуков вздумает сдать Севастополь, то и тебе Кулаков не сносить головы.
…В 6 ч. 30 минут 20 декабря бои продолжились. Сформированные в ночь на 20 декабря роты и батальоны к утру были уже в назначенных им секторах. Две роты, сформированные из личного состава из батарей № 10 и 30, были переданы в 8-ю бригаду морской пехоты. Батальон береговой обороны (командир – капитан-пограничник Шейкин) направлен в район кордон Мекензия № 1 в качестве резерва армии.
Батальон, сформированный в Черноморском флот¬ском экипаже, передан во II сектор в район позиций 2-го полка морской пехоты. Батальон ПВО (без одной роты) передан комен¬данту III сектора. Сводный батальон из саперно-инженерных частей придан 388-й стрелковой дивизии в районе Мекензиевы Горы (IV сектор). Роты химчастей приданы местному стрелко¬вому полку. Батальон из артчастей армии заканчивал формирова¬ние.
В первой половине дня в 4-м секторе атаки противника успеха не имели, но во второй половине дня ему удалось не¬сколько вклиниться в оборону на участке 40-й кавале-рийской дивизии и 773-го полка 388-й стрелковой диви¬зии. Генерал-майор И.Е. Петров передал в штаб 40-й дивизии: «Сдерживать сколько можно. Использо¬вать выгодные рубежи. Утром 21-го ожидайте поддерж¬ку. Пока помогу самолетами». Однако подтверждений тому, что авиация поддерживала войска 4 сектора во второй половине дня не найдено. В основном все вылеты датированы первой половиной дня. Всего за день авиация главной базы сделала 143 самолётовылета. Из них: на бомбардировку – 28, штур-мовку – 20, на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков – 45 и на прикрытие главной базы – 50 вылетов.
Любопытный факт, генерал Петров, в самый критический период боев в 4-м секторе, обращается не к командующему сектором генералу Воробьеву, а к командиру 40-й кавалерийской дивизии полковнику Кудюрову, как к более опытному и надежному из командиров соединений сектора обороны. Кудюров в очередной раз оправдал доверие, оказываемое ему командармом. Несмотря на то, что обещанной поддержки авиации не было, используя последние резервы, 773-й стрелковый полк и часть сил 40-й кавале-рийской дивизии устремились в контратаку на врага. Полк вел в атаку лично его командир – майор Ф.Т. Лео¬нов. В ходе атаки командир полка был убит, но бойцы выполнили задачу – положе¬ние на участке полка было восстановлено.
Прочно удержива¬ли весь день рубежи бойцы 8-й бригады морской пехоты, 90-го и 241-го стрелковых полков этого сектора.
Четвертый день сдерживали врага дзоты и СЖБОТы пулеметной роты Михаила Садовникова. В строю оставалось два дзота и два СЖБОТа, которые сражались в полном окружении. Только один СЖБОТ № 20 на высоте 104.5 над изгибом Симферопольского шоссе еще не вступал в бой. Противник пытался просочиться через стыки между советскими подразделениями, мелкими штурмовыми группами из отлично подготовленных егерей. Трем группам автоматчиков, каждая численностью до роты под прикрытием самоходных орудий удалось прорваться на участках 3-го морского полка, на стыке 54-го стрелкового и 2-го Перекопского морского полков, а так¬же на стыке 287-го и 778-го стрелковых полков. Для восстановления положения на участке 3-го морского полка была выдвинута рота (командир – старший лейтенант С.М. Карнаухов) из состава третьего ба¬тальона 7-й бригады морской пехоты, усиленная пуле¬метным и минометным взводами. Совместными усилиями этой роты и резервных подразделений 3-го полка про-тивник был отброшен.
Восстановлено было положение и на стыке 54-го стрелкового и 2-го Перекопского морского полков. Выдвинутые сюда роты местного стрелкового полка под командованием лейтенанта Д.П. Диденко и младшего лейтенанта К.К. Дьяченко совместно с ротой (командир – старший лейтенант Д.С. Гусак) 2-го Перекопского полка друж¬ной атакой, доходившей до рукопашных схваток, выбили просочившиеся вражеские подразделения и прочно удер¬живали свои рубежи.
Не удалось ликвидировать прорыв только на стыке 54-го полка и 3-го полка морской пехоты. Противник был остановлен двумя СЖБОТ и тремя дзотами, но стал накапливать силы для дальнейшего прорыва. К исходу дня командующий Приморской армией ге-нерал-майор И.Е. Петров переподчинил 778-й и 782-й полки 388-й стрелковой дивизии коменданту четвертого сектора, в составе которого с первого дня декабрьских боев на-ходились теперь уже жалкие остатки 773-го полка этой дивизии. Так все три стрелко¬вых полка дивизии вошли в состав четвертого сектора, что, естественно, было удобнее для управления, однако, это удлинило полосу обороны 4-го сектора за счет сокращения полосы 3-го. Наверняка, это решение командарм принял по инициативе хитрющего генерала Коломийца, убедившегося в низких боевых качествах полков 338-й дивизии.
Во втором секторе бои шли всю ночь и весь день. Утром 2-й полк (командир – майор Н.Н. Таран, военком – батальонный комиссар В.Я. Тарабарин) и 7-я бригада (врио командира – старший ба¬тальонный комиссар Н.Е. Ехлаков) морской пехоты пе¬решли в наступление. К 10.00 выбили противника с вы¬соты с Итальянским кладбищем (гора Гасфорта – Б.Н.)
Враг сосредоточил сильный артиллерийский и минометный огонь на высо¬те, что принудило полк и бригаду оставить ее и опять отойти на исходные позиции. Ситуация все осложнялась, т.к. за счет сужения полосы атаки противник стремился прорваться по долине р. Черная. Для усиления войск сектора был передан из первого сектора 1330-й полк (ко¬мандир – майор А.Т. Макеенок, военком – батальонный ко¬миссар М.Т. Иваненко, начальник штаба – майор Г.В. Перерва), сюда также был переброшен вновь формированный ба¬тальон морской пехоты из состава флотского экипажа. Во второй половине дня, после артиллерий¬ской подготовки, первый батальон 2-го полка морской пехоты (ко¬мандир батальона – капитан А.А. Бондаренко), усиленный за счет прибывшего батальона моря¬ков флотского экипажа, перешел в наступление против немецкого 123 полка (50-й дивизии) с задачей вернуть высоту с Итальянским кладбищем.
Его поддерживали пятый батальон 7-й бригады (командир батальона ка¬питан К.И. Подчашинский) и второй ба¬тальон (командир – майор А.И. Жук) 1330-го стрелкового полка. Рота (лейтенант В.С. Без¬руков, политрук А.С. Базарин) 7-й бригады и рота (ка-питан М.П. Барышев, политрук Н.М. Дудкин) 2-го пол¬ка морской пехоты к 14 ч 30 мин вышли к часовне на вершине горы, но попали под огонь немецкой артиллерии и были контратакованы противником. На вы¬ручку подоспели роты под командованием лейтенанта Б.С. Шелехова и техника-интенданта 1 ранга (старшего лейтенанта. – Б.Н.) А.М. Отвагина из состава 1330-го стрелкового полка. Противник был не только остановлен, но и отброшен к исходу су¬ток, и войска сектора вновь овладели «высотой с Италь¬янским кладбищем».
21 декабря, воскресенье
Бои в третьем и четвертом секторах в направлении главного удара противника носили еще более ожесто¬ченный характер, чем в предыдущие сутки. Части СОР пытались стабилизировать положение, но уже не хватало людей и боеприпасов.
В первом секторе все вражеские атаки были отбиты советскими вой¬сками. На этом участке создался своеобразный паритет: ни советские войска не могли перейти в наступление, ни немецкие. Часть скатов высоты 212.1 простреливались советской артиллерией с Караньских и Федюхиных высот, противоположные скаты простреливалась немцами со стороны высоты 386,6.
Во II секторе противник несколько раз переходил в наступ¬ление в районе горы Гасфорта (Kappellberg – «Гора с часовней», – на немецких картах). Шли упорные бои за деревни Верхний и Нижний Чоргунь. Деревни были почти полностью разрушены. В этот район для усиления были переброшены 2-й батальон 1330-го стрелко¬вого полка и сводный резервный батальон Черноморского флот¬ского экипажа. После жестоких двухдневных боев в основном удалось удержать занимаемые рубежи, лишь на левом фланге 2-го полка морской пехоты противнику удалось потеснить наши войска, которые отошли западнее на 500 м в районе высоты 154.7 (высота над дорогой со стороны Севастополя над современным селом Черноречье). В результате нарушилась локтевая связь с 31-м стрелковым полком, который оборонялся левее, на высотах, вдоль дороги к современному селу Терновка и фактически попал в окружение. Далее противник прорваться не мог, т.к. скаты высоты 154.7, обращенные к долине Кара-Коба и Сапун-горе, простреливались артиллерией СОР и береговой батареей № 114. Значительно сложнее и тяжелее складывалась обстановка в 3-м секторе. Несмотря на то, что протяженность рубежа 3-го сектора значительно сократилась и составляла чуть больше 5 км, ситуация у генерала Коломийца была очень сложной. Потеряв значительное количество личного состава в предыдущих боях, комендант 3-го сектора постоянно просил помощи.
П.А. Моргунов пишет: «Противник в течение двух дней непрерывно атаковал при поддержке танков и артиллерии». Действительно, поддержка артиллерией и минометами у немецких войск была неплохой, но вот танки в данной местности использовать абсолютно невозможно. И противник их здесь ни разу не использовал. Позиции обороняющихся войск были удобными, только оставалось очень мало личного состава: не более трети от первоначальной численности. 3-й полк морской пехоты, 54-й и 287-й стрелковые полки вели ожесточенные бои, доходившие порой до рукопашных штыковых схваток. 287-й, местный стрелковый и 2-й Перекопский полки отбили все атаки немецкой 132-й дивизии и удержали занимаемые рубежи.
Коменданту 3-го сектора Т.К. Коломийцу была поставлена задача ликвидировать войска противника, прорвавшиеся на стыке 3-го полка морской пехоты и 54-го полка (в верховьях Камышловского оврага). К этому времени все советские огневые точки в этом районе были уничтожены огневым налетом немецкой артиллерии, и противник накопил здесь силы численностью до батальона с целью дальнейшего наступления в направлении верховий Мартыновского оврага.
На этот раз комендант сектора действовал грамотно. Атакой резервных частей он отсек противника от основных сил и закрыл брешь в обороне. Немецкий батальон оказался отрезанным от своих войск и перешел к круговой обороне. На уничто¬жение его генерал-майор И.Е. Петров выделил из ре¬зерва Приморской армии сформированный накануне из личного состава батарей Береговой обороны батальон моряков под коман¬дованием капитана-пограничника К.С. Шейкина. Достав¬ленному на машинах батальону были приданы три тан¬кетки Т-37А, и батальон стал выходить на исходную позицию. Танкетки застряли на пнях срубленного для засеки леса, и от них пришлось отказаться. Как только артиллерия СОР от¬крыла по противнику огонь, моряки атаковали врага с ходу. Одновременно с флангов по окруженному вра¬жескому батальону ударили подразделения 3-го морско¬го и 54-го стрелкового полков.
Завязался штыковой бой, в ко¬тором отличились: главный старшина Б.К. Мельник, крас¬нофлотец 3-го морского полка И.И. Лукинов, командир батальона 54-го стрелкового полка капитан В.И. Гальченко. Бой завершился ликвидацией вражеского батальона. Захвачено много трофеев в т.ч., 3 орудия, 12 минометов, несколько пулеметов. Это был первый крупный успех войск СОР в ходе обороны.
Вот что рассказывал потом об этом бое Т.К. Коломиец: «На рассвете 21 декабря я поехал к шоссе у кордона № 1, чтобы лично встретить батальон моряков. Картина была своеоб¬разная. Они приехали на фронт со своими матрацами, одеты были кто во что горазд, кто в бушлате, кто в черной морской шинели, кто в серой армейской, кто в телогрейке, но зато все были в бескозырках. Моряки были вооружены винтовками и имели 10-15 станковых пулеметов.
Командир батальона капитан К.С. Шейкин доложил, что он принял батальон ночью, лично ни людей, ни командиров не знает и не уверен, что батальон в таком составе способен выполнить задачу по уничтожению прорвавшегося противника.
Я приказал капитану двигаться на исходный рубеж для атаки. И батальон двинулся с матрацами на плечах. Моряки не хотели их оставлять.
...Когда я минут через 40 подъехал к своему КП, то увидел моряков, разлегшихся на матрацах.
– Что вы делаете? – спрашиваю. А они смеются.
– Перешли к обороне, товарищ генерал!
– Где ваш комбат?
– А вот где! – и они показали на вход в мою землянку. Комбат пошел получать задачу. Когда я вошел в землянку, там увидел капитана Шейкина, он говорил начальнику штаба ди¬визии, что с этим батальоном невозможно выполнить задачу.
Тогда я на него прикрикнул:
– Ты почему не выполняешь боевую задачу? Почему уговариваешь начальника штаба? Немедленно выполняй мой приказ.
Шейкин пулей выскочил из землянки и не скомандовал, а прямо-таки затрубил своим сильным голосом: «Батальон, за мной! Вперед!»
Моряков как будто током подбросило, и они ринулись вперед за комбатом. По выражению лица и тону Шейкина они сразу поняли, что дело серьезное и неотложное. Как только наша артиллерия открыла по противнику огонь, моряки атаковали врага с ходу. В результате штыковой атаки и нашего артиллерийского огня прорвавшийся вражеский батальон был уничтожен. 20 гит¬леровцев было взято в плен. Все вооружение противника осталось в качестве трофеев у бесстрашных моряков. Напрасно капитан Шейкин сомневался в силе моряков!»
Рассказ яркий и с легким оттенком хвастовства, присущего Коломийцу. Есть и другое описание те же событий:
«…Немцы сопротивлялись отчаянно, но было видно, что боезапас у них кончается. Никакой артподготовки не проводилось. Заревел двигатель танкетки, которую нам придали в качестве усиления, это был как сигнал для нас. Мы шли сначала шагом, потом побежали. Мы бежали сквозь кустарник с широкими прогалинами. Танкетка налетев сходу на камень, потеряла гусеницу и, завертевшись остановилась. Из нее выскочил водитель, но тут же был сбит на землю взрывом минометной мины. Мы бежали все быстрее, кто-то что-то кричал. Бежать по лесу было легко, но дальше местность была перепахана воронками, ботинки вязли в глине. До нашей старой линии окопов, которую теперь занимали немцы, добежала приблизительно половина бойцов. Сильный удар сбил меня с ног, пуля попала во флягу и осколками стекла пропорола мне бок. Дохромав до окопов, я спрыгнул вниз. Дно оказалось мягким. С ужасом я разглядел, что он до половины завален трупами. Зеленые, серые фигуры лежали вповалку. Больше всего было черных. Подошел матрос, вытирая штык самозарядной винтовки куском немецкой шинели. Мы в отряде были с разных батарей и мало знали друг друга. «Давай перевяжу, братишка!». И он вырезал с ватника убитого бойца большой клок, приложив к моей ране, а после стал шарить у лежащего неподалеку немца в подсумке, бормоча: «У немчуры всегда бинты есть...» «Ты что, меня немецким бинтом перевязывать собрался?» «Тебе-то какая разница?» ...Смеркалось, бойцы нашего отряда строились в колонну. Она была намного меньше, чем до боя.... Я еще раз окинул взглядом полянку с линией окопов. Она сплошь была усеяна трупами, они были везде» (5).
В последнем отрывке воспоминаний стоит обратить внимание на эпизод с разбитой пулей фляжкой. Эти стеклянные фляги по форме напоминавшие современную «тару» под водку «Первак», достали из хранилищ, где они находились со времен первой мировой войны, напоминая о режиме экономии металла. Нашим тугодумам интендантам было невдомек, что сберегая до лучших времен металлические фляги, они ставят под угрозу жизни новых владельцев стеклянных фляг. В нашем случае моряку повезло, – его стеклянная фляжка была пуста, либо заполнена водой. Хуже бывало, когда в такую фляжку попадала зажигательная пуля или горячий осколок, спирт во фляжке воспламенялся и ее владелец превращался в пылающий костер…
Когда в тринадцатилетнем возрасте я прочитал воспоминания Трофима Калиновича Коломийца, мне показался совсем неуместным его солдатский юмор по поводу матрасов и гитар, что прихватили с собой матросы береговых батарей, направленных в морскую пехоту. А ведь это был тот псевдо-генеральский стиль, характерный для Трофима Калиновича. Хорошо представляя боевую задачу, что предстояло выполнить батальону капитана Шейкина, Трофим Калинович заранее предполагал, что большей части матросов, эти матрасы уже не понадобятся. Так, привычно сберегая солдат-одесситов, которые воевали в 25-й дивизии с августа 1941 года, этот хитрющий мужик с полноватым, побитым оспой лицом и генеральскими звездами на петлицах, постоянно требовал от командарма пополнений, причем, исключительно моряками. Сам Коломиец никогда не скрывал того, что основную боевую работу в его дивизии выполняли батальоны и полки морского формирования. В дальнейшем, с командиром 79-й бригады морской пехоты, оперативно подчиненной командиру сектора, такие шуточки не проходили. Тут уже перекуры и басни с моряками бригады были не в почете…. Полковник Потапов знал цену себе и своим подчиненным, и такого «стратега» как Коломиец мог запросто послать в нужном направлении…
В рассмотренным же нами случае, оставив немцам ранее удерживаемый рубеж, допустив прорыв немецкого штурмового батальона на своем участке, вместо того, чтобы восстановить ситуацию собственными силами, Коломиец потребовал от врио командующего СОР адмирала Жукова срочно прислать ему батальон для проведения контратаки. Его нисколько не смутил тот факт, что батальон этот состоял из необстрелянных матросов-батарейцев, не представлявших даже куда и зачем их посылают. На требования опытного капитана-пограничника Шейкина обеспечить атаку батальона огневой поддержкой, Коломиец ответил привычным генеральским матом, пристыдил капитана, и заставил моряков идти в атаку без соответствующего обеспечения. Даже тот факт, что в атаку батальон был послан вдоль просеки с многочисленными пнями, не позволившими использовать танкетки, свидетельствует о наплевательском отношении к жизням тех же моряков. Как результат, приказ генерала был выполнен, остатки немецкого батальона были разгромлены. При этом, в окопы, ранее удерживаемые немецкими егерями, вторым «слоем» плотно полегли наши моряки. Мягко, однако, и матрасы не понадобились…
Когда вы в очередной раз обратите внимание в Википедии на упитанную, привычно улыбающуюся физиономию Трофима Калиновича, – вспомните об этом эпизоде из боевой хроники 20-го декабря 1941 года.
В районе четвертого сектора 778-й (командир – майор И.Ф. Волков) и 782-й (командир майор И.А. Бекин) стрелковые полки 388-й дивизии с утра вели упорные бои за высоту 192.0 (высота над деревней Камышлы). В 14.00 противник овладел верши¬ной высоты, но контратакой наших полков был отбро¬шен в исходное положение. На этом бои не утихли. Че¬тыре раза в течение дня высота переходила из рук в ру¬ки. Высота над дер. Камышлы (пос. Дальний) являлась важной, но не ключевой позицией в обороне. Обе стороны понесли большие потери. В советских полках они составили до 40% личного состава. Однако, немецкие войска, в отличие от советских, имели достаточное количество резервов. Во второй половине дня немцы, подтянув свежие силы и 11 штурмовых (самоходных) орудий, снова перешли в наступление и к исходу дня вновь овладели высотой 192.0.
Наши источники повествуют скромно: «На участках 778-го и 782-го стрелковых полков 388-й стрел¬ковой дивизии бои шли с переменным успехом, но к вечеру 21 декабря противнику удалось захватить высоту 192.0. Полки 388-й дивизии, понеся тяжелые потери, отошли на 1 км западнее и заняли новый рубеж: 778-й полк – стык дорог в 1,5 км юго-за¬паднее Камышлы – безымянная высота в 0,5 км северо-западнее стыка дорог – высота 64.4, 782-й стрелковый полк с приданным саперным батальоном (резерв) – безымянная высота южнее из¬гиба железной дороги, что в 1 км юго-восточнее Бельбек» (из суточной сводки за 21-е декабря).
На самом деле ситуация была намного тяжелее. Из воспоминаний Бидермана:
«Обойдя наши огневые точки, противник атаковал при поддержке танков. Их низкие силуэты выползали по дороге из оврага. Я бросился на батарею 76-мм пушек, стоявшую рядом. «Почему молчите?» Лейтенант артиллерист показал на пустые ящики: «Снарядов нет!» Я опешил: «А почему стоите на виду у противника?!» «Приказа отходить нет. Может, хоть видом своим испугаем». Танки отсекали от нас вершину горы, на которой находился КП полка. Было видно, как с вершины высоты бегут фигуры бойцов. Некоторые фигурки падали и более не поднимались».
На высоте над современным поселком Поворотное (ВИР) были отрезаны и пленены две или три роты 388-й дивизии. Однако расчеты двух СЖБОТов, один – на высоте над современным поселком ВИР, второй – около дороги из Камышловского оврага, продолжали сражаться в окружении. Линию обороны удалось стабилизировать только с подходом вновь сформированного батальона из состава саперных частей СОР.
Полки 388-й дивизии были отброшены и заняли оборону на высоте над изгибом железной дороги и далее до оврага. Оставленная высота являлась ключевой позицией в обороне Бельбекской долины и устья Камышловского оврага. После ее захвата противник навис над флангом 241-го полка. Ни на шаг не уступил своих позиций 241-й стрел¬ковый полк (командир – майор Н.А. Дьякончук), по-прежнему защищавший рубеж в долине реки Бельбек. Захват противником высоты над правым флангом полка осложнил ситуацию, пришлось отвести часть подразделений полка на новый рубеж.
В направлении деревни Аранчи 8-я бригада мор¬ской пехоты и 90-й стрелковый полк 95-й дивизии отра¬зили три атаки врага. Наши источники пишут об 11 танках, но подтверждения в немецких источниках нет. Все румынские танкетки к этому моменту были уничтожены, и участвовать в атаке не могли. Остатки частей СОР, обороняющиеся в этом районе, держались стойко. 8-я бригада уже четверо суток не выходила из боя, но держалась. И все же к исходу дня противник овладел деревней Аран¬чи. Командир 8-й бригады полковник В.Л. Вильшанский бросил в бой свой последний резерв – сводную роту бое¬вого охранения штаба, которую возглавил начальник опера¬тивного отдела – майор В.И. Носков. Противник был вы¬бит из деревни Аранчи (Суворово).
Не имея резервов, командование СОР не имело возможности сменить войска, чтобы дать бойцам хотя бы обогреться. Декабрь 1941 г. был морозным и ветреным, бойцы зачастую спали прямо на промерзшей земле. Командиру 8-й бригады прибыло небольшое пополнение – охранная рота с 30-й батареи и рота с 10-й батареи. Но это было совсем небольшое пополнение. Во второй половине дня на правом фланге бригады противник несколько потеснил роту, прибывшую с 30-й береговой батареи во главе со старшим лейтенантом В.И. Окуневым. А в 16 ч 30 мин вражеская пехота атаковала в стык 149-го и 151-го спешенных полков 40-й кавалерийской дивизии на скате плато Кара-Тау. При поддержке самоходных орудий противнику удалось прорваться на стыке двух полков. Пытаясь закрыть прорыв, пал смертью героя командир 149-го полка подполковник Л.Г. Калужский. Он лично руководил развертыванием батареи дивизионных орудий на новых позициях с целью прикрытия КП дивизии, но был убит.
Два немецких штурмовых орудия устремились на командный пункт 40-й ди¬визии. Находившийся рядом расчет 45-мм противотанковой пушки вел огонь прямой наводкой по вражеским маши¬нам. Разорвавшимся снарядом был убит наводчик, его тут же заменил командир дивизии – полковник Ф.Ф. Кудюров. Орудие продолжало вести огонь. Прямым попа¬данием 75-мм снаряда из штурмового орудия в пушку командир дивизии герой Гражданской войны Кудюров был убит. И все же артиллеристы-конники сумели огнем отсечь от штурмовых орудий наступавшую за ними вражескую пехоту. Переброшенный сюда разведывательный батальон 95-й дивизии при поддержке огня первого артдивизиона (командир – капи¬тан Ф.Н. Расщупкин) 397-го артиллерийского полка контратаковал врага и восстановил положение.
Противник наносил удары в разных местах, находя слабые места в обороне. Упорные бои шли и во втором секторе, где немецко-фашистские войска наносили вспомогательный удар. На участке 2-го полка и 7-й бригады морской пехоты неод-нократно переходила из рук в руки высота с Итальян¬ским кладбищем. Дождавшись момента, когда резервов у обороняющихся не осталось, командование 11-й немецкой армии ввело в бой свежую 170-ю пехотную дивизию.
При таком соотношении сил врагу удалось овладеть не только высотой с Итальянским кладбищем, но и деревнями Верхний и Нижний Чоргунь. Части 2-го сектора откатились назад. Ситуация сложилась угрожающая. Но... утром отряд кораблей под флагом командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьско¬го подходил к мысу Фиолент. Погода была пасмурная, но к 11.00 туман рассеялся. Отразив воздушный налет, преодолев огневое сопротивление противника, в 13.00 в главную базу вошли боевые корабли ЧФ.
Крейсера «Красный Кавказ» (ко¬мандир – капитан 2 ранга А.М. Гущин, военком – баталь¬онный комиссар Г.И. Щербак) и «Красный Крым» (командир капитан 2 ранга А.И. Зубков, военком – ба¬тальонный комиссар Ф.П. Вершинин), эсминцы «Бод¬рый» (командир – капитан 3 ранга В.М. Митин, военком – старший политрук В.В. Шумилов) и «Незаможник» (командир – капитан 3 ранга П.А. Бобровников, военком – старший политрук В.3. Мотузко), доставили из Ново¬российска 79-ю морскую стрелковую бригаду (командир – полковник А.С. Потапов, военком – полковой комиссар И.А. Слесарев, начальник штаба – подполков¬ник И.А. Морозов). Бригада была доставлена в полном составе и со всем вооружением. Сформировал и возглавил бригаду полковник А.С. Потапов – прослуживший 8 лет командиром орудийной башни линкора «Парижская коммуна», который ушел с добровольческим отрядом в Одессу. После эвакуации Приморской армии из Одессы он за месяц сформировал и успел обучить морскую стрелковую бригаду, состоявшую в основном из курсантов и запасников флота. По сути, это была та же морская пехота, но имевшая немного больше тяжелого вооружения и оснащенная не за счет ВМФ, а за счет РККА. Бригада была высажена на причалы Инженерной балки и тут же ускоренным маршем вышла на рубеж обороны.
Лидер «Харьков» (командир – капитан 3 ранга П.А. Мельников, военком – старший политрук Д.А. Алексеенко) доставил из Туапсе батальон 9-й брига¬ды морской пехоты. Командовал батальоном уроженец Евпатории – капитан К.Г. Бузинов, который через двадцать пять дней погибнет в Евпаторийском десанте. Военкомом батальона был старший политрук Г.И. Глушко, начальник штаба – капитан Л.П. Головин. Батальон уже побывал в боях и показал себя с самой лучшей стороны. Именно 9-я бригада морской пехоты, сформированная из моряков Керченской военно-морской базы, прикрывала эвакуацию войск Керченского оборонительного района. Ее остатки были сведены в два батальона. Высадка войск с крейсера «Красный Крым» осущест¬влялась в Южной бухте на причалы Каменной приста¬ни, а с остальных кораблей – в Северной бухте: крей¬сер «Красный Кавказ» – на причалы Сухарной балки, а лидер «Харьков», эсминцы «Бодрый» и «Незамож¬ник» – на причалы Клеопиной балки. Высадка была произведена в минимальные сроки. 79-я бригада сосредо¬точивалась в районе ст. Мекензиевы Горы, кордон Мекензия № 1, куда в соответствии с боевым распоряже¬нием И.Е. Петрова она должна была выйти к 6.00 следую¬щего дня и к 8.00 быть в готовности атаковать врага. Батальон 9-й бригады был разделен на две части: две роты прибывшего батальона 9-й бригады морской пехоты были направлены на доукомплектование 8-й и две 7-й бригады морской пехоты. Тогда же, на лидере «Харьков» в Севастополь прибыл «крепкий армейский командир» генерал-лейтенант С.И. Черняк. Транспорт «Чапаев», приняв на борт 425 раненых, вышел из Севастополя в Туапсе в охранении тральщика «Искатель».
22 декабря, понедельник
Так и не найдя слабых мест в обороне Севастополя, командование 11-й немецкой армии сузило фронт атак. Теперь атака велась не по всему фронту, а на двух направлениях: на участке 4-го сектора обороны и на 2-й. Подтянув новые силы, немцы в 6 ч 30 минут возобновили наступление, упредив контратаку 79-й бригады. В принципе, немецкие войска во время второго штурма чаще всего вступали в бой примерно в это время – после завтрака. Рассчитать время немецкого наступления было несложно, и если бы были в достаточном количестве снаряды к полевой артиллерии, особенно гаубичные, то изготовившегося к наступлению противника можно было накрыть артогнем. Но боезапас был на исходе. К морским орудиям снарядов было достаточно, но настильная траектория стрельбы морских орудий не позволяла накрыть противника, скапливавшегося в лощинах. Противника можно было бы тревожить минометным огнем, дистанция позволяла, но не было минометных мин 82-мм и выше, а дальности и эффективности 50-мм минометов не хватало.
Сосредоточив силы, противник усилил натиск. На участке шириной всего около 3 км на плато Кара-Тау наступала 22-я немецкая дивизия. Если судить по немецким документам, то дивизия понесла серьезные потери. Начиная с 22 декабря, она именуется группой, то есть потеряла около трети личного состава. Но в дивизии в строю оставалось еще не менее 10-12 тыс. человек. Бойцы этой немецкой дивизии отличались великолепной подготовкой. Дивизия была сформирована в Ганновере и Ольденбурге и готовилась как воздушно-десантная. Ей противостояли части СОР общей численностью около 4,5 тыс. человек – остатки 40-й дивизии, 773-го полка и 8-й бригады.
На самом левом фланге румынская бригада регулярно атаковала позиции 90-го полка – иногда довольно успешно. Здесь противник также имел численное преимущество, но, опираясь на доты береговой обороны и два действующих орудия 10-й батареи, малочисленный 90-й полк неизменно восстанавливал свои позиции. В бой была введена свежая 24-я дивизия (Саксонская), левее – в районе Камышловского оврага и высоты 192.0 позиции советских войск атаковал полк 132-й дивизии, до этого дня находившийся в резерве. Введение свежих сил на участке нашей 388-й дивизии оказалось решающим. 778-й и 782-й полки не выдержали натиска противника и, оставив свои позиции, в беспорядке отступили. Организовать оборону остатками этих полков удалось только на тыловом рубеже обороны в районе станции Мекензиевы горы. 241-й стрелковый полк, до этого оборонявший выступ обороны в Бельбекской долине, вследствие отхода полков 388-й стрел¬ковой дивизии, вновь оказавшийся в окружении, упорно отбивал атаки противника.
Противник, преследуя отходящие батальоны 388-й дивизии, вышел на Симферопольское шоссе. Огнем батареи № 115 и дотов БО №№ 7-11 немцы были остановлены. Сплошной обороны уже не было, поэтому часть 79-й морской стрелковой бригады пришлось выделить, чтобы прикрыть участок, оставленный полками 388-й дивизии. Отдельным группам автоматчиков противника численностью до взвода удалось просочиться к высоте с Братским кладбищем, где завязался скоротечный бой с ротой охраны штаба 95-й дивизии. Отвлечение части сил 79-й бригады несколько ослабило мощь удара, но атака получилась очень удачной. Неожи¬данно для противника 79-я бригада перешла в стреми¬тельную контратаку и вернула оставленные ранее рубежи. К исходу дня бригаде удалось закрепиться на рубеже: высота 192.0–высота 104.5. Последствия отступления полков 388-й стрелковой дивизии были ликвидированы. Были деблокированы расчеты двух СЖБОТов, сражавшихся в окружении. Из 137 человек роты дотов Михаила Садовникова в живых осталось всего 17 человек, в их числе и два защитника дзота № 11 – тяжелораненые краснофлотцы Доля и Еремков.
Оценивая материалы суточных сводок и донесений, следует отметить многочисленные случаи, когда батальоны или отдельные роты морских пехотинцев выполняли задачи, которые оказывались не под силу целым пехотным полкам. Но это ни в коей мере не меняет наше отношение к командующему Приморской армией генерал-майору Ивану Ефимовичу Петрову. Он командовал теми войсками, что были в его распоряжении. И то, что полки и дивизии «кавказского» формирования, состоявшие на 85-90% из жителей горных аулов, показывали крайне низкие боевые качества, составляло общую беду нашей армии. Именно в эти месяцы появляются директивы Генерального штаба, требовавшие в максимально возможной мере «разбавлять» эти национальные формирования опытными бойцами и командирами из числа русских, украинцев и белорусов.
В полосе 3-го сектора противник продолжал наступление сила¬ми 132-й и части 24-й пехотных дивизий. До двух батальонов с танками атаковали на стыке 2-го полка морской пехоты и 54-го стрелкового полка. После упорного боя, когда противник бросил в бой резервы, левофланговый батальон 3-го полка был вынужден отойти на 250 м. На остальных участках части 3-го сектора удер¬живали рубежи. Командование сектора начало готовить контр¬атаку с целью восстановления положения на левом фланге 3-го полка морской пехоты. С выходом к долине р. Бельбек подразделений 79-й бригады этот полк прорвал окружение и снова занял оборону в долине р. Бельбек в 500 м вос¬точнее д. Бельбек. На высотах правого берега р. Бельбек части 40-й кавалерийской диви¬зии и 773-го стрелкового полка, отбив атаки вражеской пехоты и танков, сохранили свои прежние позиции. Вражеская 356-мм батарея накрыла огнем 30-ю батарею и прямым попаданием вывела из строя одну из башен.
Во втором секторе на направлении вспомогательного удара противника шли бои на участке 31-го, 514-го стрелковых полков и 7-й бригады морской пехоты. Враг атаковал силами подошедшей с Керченского полуострова 170-й дивизии. Ему удалось потеснить четвертый батальон 7-й бригады, и занять восточные скаты высоты 154.7 (скаты, обращенные к дороге на Шули), создав тем самым угрозу окружения двух батальонов 31-го полка, стоявших на высотах левее. Фронт проходил по гребню высоты. Через гребень высоты противник перевалить не смог, остановленный огнем батареи Береговой обороны № 114 и огнем кораблей ЧФ. Армейская артиллерия 2-го сектора обороны большей частью молчала из-за нехватки боезапаса. Было решено перебросить в этот район три минометные батареи с тем, чтобы не дать противнику накапливать силы на обратных скатах высот, но не было боезапаса к минометам калибром 82-мм.
С наступлением темноты немецко-фашист¬ские войска обошли высоту 90.5 (гора Телеграфная – через реку от горы Гасфорта), атаковав ко¬мандный пункт 7-й бригады, находившийся в старых погребах рядом с мостом через р. Черная. Контратакой морских пе¬хотинцев враг был выбит с высоты и дорог, ведущих к мосту через реку. В связи с нехваткой боезапаса для армейской артиллерии, артиллерийскую поддержку войскам в этот день оказывали прибывшие с пополнением корабли. Огонь велся из 305-мм орудий линейного корабля и 180-мм, 130-мм и 100-мм орудий крейсера и эсминцев. Было выпущено 1627 снарядов (общим весом почти 100 т). Корабли вели огонь более 20 часов.
Несмотря на столь массированный артиллерийский огонь, не везде корабельная артиллерия могла оказать эффективную поддержку. Сложный рельеф окрестностей Севастополя позволял противнику укрываться в лощинах вне досягаемости огня корабельной артиллерии. Отчасти этот недостаток восполнялся работой авиации. Севастопольская авиагруппа, взаимодействуя с на¬земными войсками, успешно подавляла узлы сопротивле¬ния врага. За день она совершила 131 самолетовылет, в том числе на бомбоштурмовые удары – 47. Удары наносились по скоплениям войск противника в районе деревни Камышлы, хутора Мекензия, деревни Верхний Чоргунь, т.е. по тем участкам, куда не доставала артиллерия кораблей. Безусловно, это был удачный день для защитников СОР, казалось, наметился перелом в ходе боев, но....
П.А. Моргунов описывает ситуацию так: «Очень тяжелое положение создавалось для частей IV сектора, находившихся севернее реки Бельбек: 90-й стрелковый полк, 40-я кавалерийская дивизия и 8-я бригада морской пехоты весь день отбивали упорные атаки противника и к вечеру 22 декабря с трудом удерживали свои рубежи. Враг, подтянув резервы, создал угрозу ударом вдоль долины Бельбек перерезать дорогу в сторону поселка Кача. Ослабленные подразделения 151-го кавалерийского полка под ударами самоходных орудий были вынуждены отойти в район совхоза им. Софьи Перовской, а остатки 773-го стрелкового полка – к деревне Любимовка. После кратковременного отдыха оба полка были направлены на позиции».
Из воспоминаний Д. Озеркина: «Во второй половине дня немцы возобновили наступление при поддержке трех самоходок, и наш сосед справа, 773-й полк, побежал, увлекая за собой конников. Кто-то крикнул, что есть приказ отойти к тыловому рубежу. На самом деле никто такого приказа не отдавал. Немедленно была собрана группа политработников и командиров с тем, чтобы вернуть войска на позиции. Судьба участка висела на волоске. Группа автоматчиков противника из состава 22-й немецкой дивизии прорвалась в тыл, но была остановлена и уничтожена ротой охраны штаба.
Бой шел вокруг казематов стационарной зенитной батареи (очевидно, позиция бывшей зенитной батареи № 79 на развилке дорог в районе нынешней турбазы им. Мокроусова. – Б.Н.). К вечеру бойцы вернулись на позиции. При разбирательстве выяснилось, что на участке была организована провокация. Кроме того, выяснилось, что измученные многодневными боями бойцы из-за трусости интендантов второй день не получают продовольствие…».
Из воспоминания П.А. Моргунова: «Поздно вечером 22 декабря на Военном совете был заслушан доклад генерала Петрова. После обмена мнениями приняли необходимое в сложившейся обстановке решение. Ввиду явной угрозы прорыва противника по долине реки Бельбек и возвышен¬ности Кара-Тау к морю, что могло привести к окружению наших войск, расположенных севернее реки, было решено 90-й стрелко¬вый полк, 8-ю бригаду морской пехоты и остатки 40-й кавалерий¬ской дивизии отвести на рубеж р. Бельбек и занять оборону на участке 1 км восточнее дер. Бельбек – Любимовка, имея усиленное боевое охранение на рубеже выс. 133,3 – выс. 103,9 (западнее дер. Бельбек). Батарею № 10 и все артиллерийские доты подорвать. Отвод частей начать в 3 час. 30 мин. 23 декабря».
Я специально подробнейшим образом дал описание боевых действий в течение пяти дней: с 17-го по 22-е декабря. Предельно ясны причины вынужденного отхода наших войск в 4-м и 3-м секторах. Теперь же, по прибытии в Севастополь из Туапсе Филиппа Сергеевича Октябрьского (в отсутствие которого был отражен основной натиск врага), срочно созывается Военный совет, на котором принимаются решения, по сути, зафиксировавшие состояние обороны на 22-е декабря. К этому моменту последнее орудие 10-й батареи было подорвано личным составом, артиллерийские доты в долине реки Бельбек были окончательно потеряны, а особисты уже сутки разбирались с паникерами, которые способствовали оставлению позиций полками 388-й дивизии.
Для нас важен тот факт, что, отражая мощный натиск противника, войска севастопольской группировки под командованием контр-адмирала Гавриила Жукова, генерал-майора Ивана Петрова, генерал-майоров Моргунова и Острякова и зорко смотрящего за ними дивизионного комиссара Николая Кулакова, обескровили и остановили штурмовые части немцев и румын.
Справедливости ради, мы отмечаем и тот факт, что на последнем этапе отражения штурма значительная роль принадлежала 79-й бригаде и батальону 9-й бригады, прибывшим на кораблях эскадры в Севастополь. Закреплению наших войск на удерживаемых ими позициях, способствовала мощная артиллерийская поддержка кораблей, доставивших пополнение.
Насколько велика в этом боевом эпизоде роль вице-адмирала Октябрьского, прибывшего в Севастополь после грозного окрика из Москвы – вам судить… И это все к тому, что при таком «активнейшем» руководстве отражения декабрьского штурма Севастополя Октябрьский обвинял Петрова, что тот не руководил отражением первого, ноябрьского штурма города.
Транспорты «Белосток» с грузом продовольствия и «Абхазия» с маршевым пополнением (1500 человек) в охранении тральщиков «Защитник», № 16 и двух сто-рожевых катеров прибыли в Севастополь. В 24.00 транспорта, имея на борту 1685 раненых, в охранении эсминца «Бод¬рый» и тральщика № 16 покинули главную базу и взяли курс на Батуми. Крейсер «Крас¬ный Кавказ» с 500 ранеными и «Красный Крым», имев¬ший на борту 400 раненых защитников главной базы, в охранении эсминца «Незаможник» убыли в Туапсе для участия в Керченско-Феодосийской десантной операции.
С 17 по 21 декабря части СОР потеряли только ра¬неными 6000 человек и не менее 2000 – убитыми.
22 декабря из Поти вышли транспорт «Островский» и крейсер «Коминтерн» с маршевым пополнением в количестве 2773 чело¬века.
Кризис немецкого наступления на Севастополь в конце декабря 1941 года
23 декабря, вторник
В 5 ч 30 мин в охранении эсминцев «Способный», «Шаумян» и трех «морских охотников» в Севастополь прибыл транспорт «Калинин». На борту транспорта прибыли 1750 бойцов 345-й дивизии, четыре горных 76-мм орудия и четыре 122-мм гаубицы обр. 1910/30 г. Следом за «Калининым» в севастопольскую бухту вошел транспорт «Георгий Димитров». На его борту прибыли 1570 воинов 345-й дивизии, четыре 122-мм гаубицы обр. 1910/30 г. и два 45-мм противотанковых орудия. Следом вошел транспорт «Серов», доставивший 1930 бойцов и семь 76-мм горных орудий.
К этому моменту войска СОР уже отошли на новые рубежи и закрепились на них. Решение об отводе войск было выполнено почти в срок. О целесообразности такого отхода много писалось. На тот момент это была вынужденная мера. К 10 часам утра 23 декабря части 4 сектора были отведены и заняли новые рубежи.
241-й стрелковый полк занял позиции от высоты 104.5 (над Симферопольским шоссе) до отдельного двора с каменной оградой (бывший хутор Ушакова, ныне «Заря Свободы»). В полку оставалось менее батальона, поэтому и участок обороны ему был выделен совсем небольшой. Личный состав теперь уже бывшей, 10-й батареи (около 200 человек) и расчеты взорванных дотов (125 человек) были выведены в резерв частей береговой обороны. 90-й стрелковый полк занимал оборону вдоль высот левого берега р. Бельбек от высоты 104.5 (искл.) до высоты Алькадар (30-я батарея). В его боевых порядках находилась 2-я пулеметная рота, бойцы которой занимали дзоты и СЖБОТы вдоль склонов высот. Всего на участке было пять СЖБОТов и семь дзотов, построенных в очень сжатые сроки (с 17 по 21 декабря).
Кроме того, в этот же период оборона 30-й батареи была усилена 6-ю СЖБОТами, в которых находилась пулеметный взвод охраны 30-й батареи. Позади 30-й батареи с 22 декабря было начато строительство еще одной линии обороны. 8-я бригада морской пехоты заняла позиции во втором эшелоне. Бригада разместилась в районе современного виадука позади высоты 104.5, седлая Симферопольское шоссе и дорогу на совхоз им. С. Перовской. 773-й стрелковый полк – район совхоза им. С. Перовской. Полк был отведен для приведения себя в порядок и переформирования. Бойцы полка были задействованы на строительстве оборонительных укреплений в районе хутора Шишкова, 30-й батареи и бывших старых батарей № 24 и № 16. 40-я кавалерийская дивизия была отведена на тыловой рубеж обороны в район ст. Мекензиевы горы; 388-я стрелковая дивизия (без 773-го полка) приводила себя в порядок в казармах в районе 1,5 км севернее Инкермана (Новый казарменный городок). Артполк дивизии (953-й) оставался на позициях в районе кордона Мекензия № 1.
Огромную работу проделали рабочие-ремонтники артзавода. Из воспоминаний ветеранов артзавода: «...Около двенадцати ночи за мной пришел посыльный: 16 летний комсомолец с нашего завода. Возле грузовика стояла уже вся наша бригада... Работа предстояла тяжелая: демонтировать и эвакуировать двенадцать орудий калибром от 45 до 130 мм... 45-мм орудия бойцы дотов демонтировали и погрузили на грузовики сами. Нам досталась самая тяжелая работа: 18-, 25-тонные орудия разбирались и перетягивались тягачами СТЗ на деревянных салазках... К 6 утра основная работа по демонтажу была выполнена. Рыча, трактор тащил последний ствол. Где-то за горой Тюльку-Оба на берегу моря громыхнуло. «10-ю рвут!» – заметил кто-то из рабочих...».
Большая часть дотов береговой обороны в Аранчийском опорном пункте были взорваны. Как уже отмечалось, были выведены из строя орудия 10-й батареи...
По поводу подрыва орудий 10-й батареи было много спекуляций. По состоянию на 22.12.41 г. в строю на батарее находилось одно орудие. Анализ немецких фотографий захваченной батареи, показывает, что три орудия имеют разорванные стволы, на четвертом повреждений ствола не видно.
Большие потери, понесенные под Севастополем, заставили командование 11-й немецкой армии ослабить интенсивность ударов по войскам СОР и заняться перегруппировкой своих частей. В этот день вражеские атаки на отдельных участках нашей обороны продолжались, но незначительными силами. Части СОР пытались контратаковать. Так, в 8 часов 30 минут 79-я бригада, вошедшая в состав войск третьего сектора, перешла в контратаку в направлении д. Камышлы. 287-й полк (командир – подполковник Н.В. Захаров) ударил по противнику, связанному боем, во фланг. Это позволило сбить противника с позиций и 79-я бригада овладела южными и северо-восточными скатами высоты 192,0. В 10.00 23 декабря враг силою до двух батальонов атаковал в районе с. Чоргунь и после двухчасового боя овладел высотой 90.5 (гора Телеграфная), но контратакой сводного батальона флотского экипажа опять был отброшен и положение восстановлено.
В истории второго штурма много пробелов. Восстановить некоторые их них не удается. Так, например, во всех сводках за все время второго штурма указывалось, что войска 1-го сектора сохранили свои рубежи. Однако совсем непонятно в этом случае, когда и как была потеряна высота с Генуэзской крепостью? Известно точно, что по состоянию на 23 декабря высота была уже захвачена немецкими войсками. А потеря высоты с Генуэзской крепостью явилась следствием переноса орудий батареи № 19 на новые позиции.
Второй непонятный эпизод описывается П.А. Моргуновым так: «В середине дня 8-я бригада морской пехоты была выдвинута вперед по шоссе на позицию рядом с высотой 104.5, седлая Симферопольское шоссе, где вступила в бой с противником». В тоже время, из воспоминаний Д.С. Озеркина: «Бригаду после пяти дней непрерывных боев отвели, наконец, для отдыха в деревянные бараки в 1,5 км от полустанка Мекензиевы горы. Хоть какая-то крыша над головой. Обещали пару дней отдыха перед боем. Отходили с рубежей ночью, поэтому после горячего завтрака (в первый раз за четыре дня) многие бойцы прилегли поспать, но отдыхать пришлось недолго: часов около двенадцати примчался мотоциклист с донесением от соседей... В срочном порядке бригада была поднята «в ружье»... В бой пришлось вступать сходу».
Если проанализировать по карте расстановку наших частей на утро 23 декабря, то получится, что участок Симферопольского шоссе в седловине между высотами никем не был прикрыт. В описании боевых действий за 24 декабря бои разворачиваются уже на тыловом рубеже в районе полустанка Мекензиевы горы. Как и когда была захвачена немецкими войсками столь удобная для обороны позиция – не понятно... Судя по всему, позиция была потеряна из-за отсутствия жесткого контроля за перемещением частей со стороны командования секторов и штаба СОР. Вот еще повод для дискуссии об эффективности боевого управления СОР на последнем этапе отражения декабрьского штурма.
Скорее всего, потеря многих позиций 23-27 декабря связана с неразберихой и суетой в штабе СОР, вызванной прибытием в Севастополь адмирала Октябрьского и передачей ему основных функций по боевому управлению войсками контр-адмиралом Жуковым.
Однако те части, которые заняли свои новые рубежи, держались стойко. В 15 час 40 мин противник силою до полка перешел в наступление направлении батареи № 30 и совхоза им. С. Перовской. 90-й стрелковый полк до вечера вел тяжелый бой, но при поддержке 241-го стрелкового полка удержал занятый рубеж. Огневые точки, расположенные в два яруса (дзоты у подножья высот и СЖБОТы во второй линии вдоль вершины) позволяли вести массированный пулеметный огонь по противнику.
Во втором секторе с утра противник силою до двух батальонов перешел в атаку в районе деревни Чоргунь и после двухчасового боя овладел высотой 90.5 (Телеграфная высота рядом с горой Гасфорта). Последовавшей контратакой войск сектора противник был отброшен и положение восстановлено.
В 3-м секторе противник наступал главным образом на участке 79-й отдельной стрелковой бригады, которая отбила все атаки и удержала скаты высоты 192.0. В связи с переподчинением Приморской армии Закавказскому фронту начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников дал следующее разъяснение командованию Закавказского фронта:
«Октябрьскому и Кузнецову: Приморская армия остается в непосредственном подчинении Октябрьского. Командующий Черноморским флотом подчинен командующему Закавказским фронтом в оперативном отношении по охране Черноморского побережья и полностью на срок выполнения десантной операции».
Здесь следует различать степень подчиненности на период проведения десантной операции на Керченский полуостров командующий Черноморским флотом поступал в ПОЛНОЕ подчинение командующему фронтом, что же касалось охраны Черноморского побережья, то оперативное подчинение командующему Закавказским фронтом сохранялось...
Ну, вот и ставшая уже привычной ситуация: не успел Филипп Сергеевич освоиться с обстановкой в Севастополе, как уже начались выяснения степени подчиненности фронту СОРа и Приморской армии. Пройдет двадцать лет и бывший командующий Крымским фронтом, генерал-лейтенант Козлов в письмах к писателю Константину Симонову с горечью и обидой будет вспоминать, что «…исполняя обязанности командующего СОР, Филипп Сергеевич будет беспрестанно интриговать с командованием фронта, жаловаться московскому руководству и грубо вмешиваться в управление войсками Петровым…» (20).
С учетом темы нашего исследования, свидетельство бывшего командующего Кавказским и Крымским фронтами генерала Козлова для нас представляет особую важность, потому как в течение длительного периода вице-адмирал Октябрьский, как командующий СОР и командующий флотом, напрямую подчинялся командующему фронтом. После оставления войсками 51-й армии Керченского полуострова, Командование войсками Крыма было упразднено, и был период, когда командующий СОР напрямую подчинялся Ставке ВГК. Когда же это, вынужденное обстановкой решение было отменено, и СОР подчинили командующему Закавказским фронтом, Филипп Сергеевич «по старой памяти» позволял себе выходить на связь со Ставкой игнорируя командование фронтом, что, естественно, вызывало возмущения и протест генерала Козлова и его начальника штаба генерала Толбухина. Козлов, жестоко наказанный за катастрофу с Крымским фронтом, имел полное моральное право на объективную оценку событий в Севастополе с декабря 1942 по май 1942 года.
23 декабря, возвращаемся к хронике: «…Артиллерийскую поддержку войск СОР осуществляли четыре корабля, которые вели огонь по скоплениям войск противника и его артиллерийским батареям в районе Бельбек, Верхний и Нижний Чоргунь и по дороге на Алсу. Лидер «Ташкент» произвел 257 выстрелов, лидер «Харьков» – 234, эсминец «Смышленый» – 109 и эсминец «Способный» – 100 выстрелов. Огонь велся 130-мм калибром. Стрельба велась по площадям, без корректировки и на предельной дистанции. Несмотря на большое количество выстрелов, эффективность огня кораблей была невысокой особенно по долине р. Черная, в районе Чоргуня».
В 18.00 того же дня три транспорта, находившиеся до этого в Севастополе, в охранении лидера «Харьков» и эсминца «Шаумян» вышли в Туапсе.
24 декабря, среда
В 5 ч 25 мин транспорт «Жан Жорес» в охранении эсминца «Бойкий» прибыл в главную базу. Он доставил из Новороссийска 81-й отдельный танковый батальон в составе 26 танков Т-26 и 180 человек личного состава. В 7 часов в главную базу прибыли из Поти крейсер «Коминтерн», минный заградитель «Островский» и эсминец «Железняков» с 2773 бойцами маршевых рот и 4,5 вагонами боезапасов. В 9 ч 40 минут в Севастополь прибыли транспорты «Курск», «Фабрициус» и «Красногвардеец» в охранении тральщиков «Взрыв» и «Щит».
На этих трех транспортах было доставлено из Поти 4716 бойцов 345-й дивизии, 35 орудий и минометов, 280 т боезапаса, 13 автомашин, 486 лошадей, 104 повозки и 260 тонн различных грузов. Доставка 345-й дивизии была завершена. Дивизия была сформирована в Дербенте (Дагестан) и была, так же как и 388-я дивизия, слабо обученной и неоднородной по своему национальному составу. Тем не менее, она имела крепкий офицерский костяк и показала себя неплохо в первых же боях.
Немецко-фашистские войска сузили фронт атаки до 5 км, в основном в районе четвертого сектора и его стыка с 3-м сектором. Объектом наиболее ожесточенных атак стала ст. Мекензиевы Горы и кордон Мекензия № 1. Здесь на 5-километровом участке наступали 24-я, 132-я, 50-я и часть сил 22-й немецких пехотных дивизий. Артиллерийская плотность достигала 50 стволов на 1 км фронта, не считая артиллерии малых калибров. В 13 часов враг силой усиленного батальона 24-й дивизии с 4 штурмовыми орудиями 190-го дивизиона атаковал из района высоты 104.5 по шоссе. Второй батальон той же дивизии с тремя штурмовыми орудиями наступал правее, вдоль железной дороги.
В 13.40 более двух батальонов 132-й дивизии с 5 штурмовыми орудиями 197-го дивизиона Stug III из района высоты 124.5 (немецкое название Bunkerberg) также перешли в наступление на ст. Мекензиевы Горы. Разгорелся ожесточенный бой, местами доходивший до рукопашных схваток. Бой шел по линии тылового рубежа и противотанкового рва.
Особенно эффективным оказался огонь дотов Береговой обороны № 7, 8, 9, 10, 11. Огнем дотов были подбиты одно 37-мм орудие, два транспортера и одно штурмовое орудие. Еще одно самоходное орудие было подбито, когда немцы попытались эвакуировать подбитую самоходку. Удачно расположенные СЖБОТы и дзоты отсекали огнем пехоту противника.
Нашу пехоту самоотверженно поддерживали 365-я зенитная батарея под командованием Н.А. Воробьева, располагавшаяся на высоте 60,0 и береговая батарея № 115 командира В.Н. Дурикова, занимавшая позиции в 800 м юго-восточнее ст. Мекензиевы горы. Артиллеристы подбили два самоходных орудия и нанесли значительные потери вражеской пехоте. Для отражения концентрированного удара противника требовался массированный огонь артиллерии и минометов. После напряженных боев на складах СОР осталось всего 1400 мин 82-мм калибра, а для 120-мм минометов их не было. 152-мм снарядов оставалось всего 200 шт.; 155-мм снарядов и 122-мм гаубичных не было совсем. Подходили к концу 76-мм снаряды.
Силы 40-й кавалерийской дивизии и 8-й бригады морской пехоты были слишком незначительны, чтобы остановить натиск противника. 8-я бригада имела в своем составе не более двух батальонов, а 40-я кавдивизия представляла собой батальон, усиленный остатками конного ардивизиона и бронеэскадрона. Противнику удалось прорваться на участке 8-й бригады вдоль железной дороги. Командир бригады – полковник В.Л. Вильшанский лично повел в атаку находившийся в резерве батальон и отбросил немцев в исходное положение. Однако, правее, – вдоль шоссе, противнику удалось прорваться.
В контратаку были посланы два батальона 1165-го стрелкового полка прибывшей накануне 345-й стрелковой дивизии (командир – майор Н.Л. Петров, военком – старший политрук А.Т. Груздев). Обращаясь к бойцам, командир дивизии – подполковник Н.О. Гузь, участник Первой мировой войны, кавалер двух солдатских Георгиевских крестов, сказал: «Все до одного ляжем здесь, костьми усеем эти холмы и долины, но не отступим. Такого приказа ни от меня, ни от командующего не будет!»
Дружной атакой бойцы полка отбросили противника вдоль Симферопольского шоссе на север. К 19 часам части IV сектора, в том числе – 8-я бригада и 40-я кавдивизия, восстановили положение и вернулись на прежние позиции. Советская авиация успешно штурмовала вражеские войска в районе Бельбекской долины и Мекензиевых гор. 79-я отдельная морская стрелковая бригада прочно удерживала свои рубежи.
Из воспоминаний ветерана: «…Особенно трудно было на горах: в полосе наступления дивизии не было ни окопов, ни землянок, ни блиндажей, где бы можно было обогреть, хотя бы чередуясь, людей. С наступлением темноты огонь чуточку утих. Солдаты, малыми лопатами зарываясь в снег, изредка отстреливались. Мерзлый каменистый грунт малой лопатой не возьмешь, требовались лом, большая лопата, а их в каждом полку было не больше двух – трех десятков, пришлось ограничиться небольшими снежными ячейками, которые впоследствии превратили в снежные окопы» (5).
Атаки противника в период с 13 до 15 часов на участке II сектора в районе деревни Чоргунь и на участке III сектора в районе хутора Мекензия были отбиты с большими потерями для врага. К исходу дня 24 декабря 1165-й стрелковый полк, оставив один батальон на переднем крае, был выведен во второй эшелон.
Полки дивизии были сосредоточены: 1165-й стрелковый полк (без одного батальона), 905-й артиллерийский полк, а также 81-й танковый батальон – кордон Мекензия № 1. Высота в районе кордона Мекензия позже получила у немцев название Panzerberg (Танковая гора). Здесь на территории старого полевого лагеря, когда-то обнесенного невысоким валом и рвом, был организован импровизированный полевой пункт по ремонту бронетехники. 1163-й и 1167-й стрелковые полки – в лесу в Мартыновом овраге. Бойцы дивизии строили землянки, обустраиваясь на новом месте. В Севастополе не хватало казарм. Следы этих больших землянок, каждая на 20 человек и сейчас хорошо видны на скатах оврага, недалеко от заброшенного домика лесника. 388-я дивизия, отведенная для переформирования, приводила себя в порядок. Из состава 388-й стрелковой дивизии был сформирован 782-й стрелковый полк в составе двух батальонов (всего 527 человек). Из его состава были выведены бойцы инженерных войск, и они стали костяком вновь образованного инженерного батальона дивизии (240 человек). Был сформирован 778-й стрелковый полк в составе одного батальона (180 человек).
Занятый на строительстве оборонительных сооружений 773-й стрелковый полк и 953-й артиллерийский полк были временно переданы 95-й стрелковой дивизии.
Сложив численность всех подразделений 388-й дивизии можно сказать, что из 10 тыс. человек в дивизии оставалось всего 2752 человек. Дивизия потеряла много бойцов убитыми, раненными и... особенно, пленными. Действительно, многие бойцы дивизии при тех или иных обстоятельствах сдались в плен, или попросту перебежали к противнику. Из сдавшихся в плен бойцов грузинской национальности в марте при тыловых частях 11-й армии были сформированы три роты хиви, общей численностью 375 человек.
Здесь еще не учитываются бойцы и офицеры дивизии, осужденные судом военного трибунала с очень любопытной формулировкой: «за склонность к сдаче в плен»... Правда, в большинстве случаев осужденным ставилось в вину ведение «пораженческих разговоров». Мы еще вернемся к теме о деятельности особых отделов Приморской армии и Черноморского флота в период обороны Севастополя. Пока лишь напомню о том, что начальники особых отделов подчинялись непосредственно члену Военного совета дивизионному комиссару Кулакову, а приговоры осужденным утверждал командующий СОР вице-адмирал Октябрьский…
Не добились немецко-фашистские войска успеха и на участке 79-й бригады морской пехоты, которая отразила две яростные атаки врага и прочно удерживала свои рубежи.
Существенную помощь защитникам Севастополя в этот день оказали авиация и боевые корабли. В первую половину дня двенадцать Ил-2 и шестнадцать И-16 штурмовали немецкую пехоту на линии фронта. Во вторую половину дня три Ил-2 и три И-16 снова штурмовали вражеские войска в долине Кара-Коба. Восемь Пе-2, семь Ил-2, шесть И-16 и три И-153 бомбардировали группу неприятельских танков, прорвавшуюся из долины реки Бельбек к посту Мекензиевые горы. Были уничтожены бронемашина, три автомашины, шесть повозок, три миномета и большое количество живой силы.
Лидер «Ташкент», эсминцы «Способный», «Смышленый» и «Бойкий» вели огонь по пунктам скопления войск и боевой техники врага. Было выпущено 522 130-мм снаряда. В 17 часов 30 мин.
Из Севастополя в Туапсе вышли транспорт «Жан Жорес» в охранении тральщика «Щит» в 20 часов 23 минут – транспорты «Красногвардеец» и «Фабрициус» в охранении эсминца «Способный». В 21 час 35 минут вышли крейсер «Коминтерн» с эсминцем «Бойкий». На кораблях на Большую землю были вывезены 972 раненых, 72 тонны грузов.
В этот день в командование Приморской армией вступил генерал-лейтенант И.С. Черняк, назначенный на эту должность командующим Закавказским фронтом во исполнение директивы Ставки от 20 декабря 1941 года. Г.И. Ванеев пишет: «Замена командующего для Военного совета флота и Военного совета Приморской армии была неожиданной». Назначение Черняка на должность командующего Приморской армией было вызвано тем, что в одной из телеграмм в адрес Ставки, подписанной Гавриилом Жуковым и Николаем Кулаковым была фраза: «...просим прислать крепкого общевойскового командира для руководства обороной»?
Не следует слишком строго судить старого служаку Гавриила Жукова. Не вникая в служебные интриги своих непосредственных руководителей, и слегка ошалев от обстановки в осажденном Севастополе, Жуков мог вообразить, что вице-адмирал Октябрьский, отозванный в распоряжение командующего фронтом для подготовки и проведения десантной операции на Керченский полуостров, уже не вернется в Севастополь, а займется своими прямыми обязанностями по должности командующего флотом.
После «запроса» Николая Кулакова и Гавриила Жукова, утверждать, что прибытие Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Черняка в Севастополь было неожиданностью – нелепо. Из воспоминаний Ковтуна:
«Петров и Крылов прилегли отдохнуть. Без какого-либо предуведомления в комнату дежурного вошел генерал-лейтенант с Золотой Звездой Героя Советского Союза на кителе. Строго, как будто бы строгость подкрепляла авторитет его звания, спросил:
– Кто вы такой? Ковтун представился.
– Я – Черняк! – объявил вошедший. – Генерал-лейтенант, Герой Советского Союза! Назначен командармом! Штаб армии поставлен об этом в известность?
Ковтун не только удивился, но даже и растерялся.
– Нам об этом ничего не известно! – ответил он. Надо было бы немедленно разбудить Крылова или Петрова. Но Черняк предупредил его вопросом:
– Где Петров?
– Спит! Он только что прилег!
– Пусть отдохнет! Пусть доберет отдыха последние минутки! Завтра некогда будет отдыхать. Что у вас за карта?
Ковтун наносил последние данные обстановки. Он невольно заслонил карту, но Черняк не обратил на это внимание.
– Оборона? – спросил он. – А вы, майор, академию кончали?
– Нет! – ответил Ковтун, все еще не зная, что ему делать с незнакомым генералом, сомневаясь, не делает ли он служебного преступления, продолжая с ним разговор над картой.
– Сразу видно, что академии не кончали! – продолжал Черняк. – Кто же теперь так делает соотношение сил? Надо сопоставлять количество дивизий, а не батальонов. Вы работаете, как при Кутузове.
Звание прибывшего не разрешало дерзость, хотя его замечание обличало полное непонимание происходящего.
– У вас столько дивизий, а вы не можете удержать рубеж обороны! Нет наступательного порыва! Но я вас расшевелю!
Ковтун не выдержал:
– Нельзя же наши дивизии равнять с немецкими. У них полные полки трехбатальонного состава, а у нас половина полков – двухбатальонного! Да и батальоны неполные... А еще и отдельные подразделения.
– А вы, майор, не умеете слушать старших! Вас, как начальника оперотряда, прошу немедленно подготовить доклад о состоянии армии.
Ковтун разбудил Петрова и Крылова. Черняк предъявил Петрову приказ, подписанный командующим фронтом.
– Я не хочу сказать, что вы воевали плохо! – начал он. – В обороне вы кое-что сделали... Но оборона – прошедший этап. Вам известно, что происходит под Москвой? Наступил перелом в ходе войны, и то, что годилось вчера, сегодня не годится! Надо переходить в решительное наступление!
– Какими силами? – спросил Петров.
– Помилуйте! – повысил голос Черняк. – У вас дивизий больше, чем у Манштейна... Сейчас прибудет триста сорок пятая... Мы должны думать о прорыве к Симферополю, а вы тут так близко подпустили немцев, что они обстреливают корабли с берега...
Петров молчал. Он понимал, что с человеком, который способен сравнить силы Приморской армии с 11-й армией Манштейна, спорить о чем-либо бесполезно.
Крылову было, что сказать генерал-лейтенанту с Большой земли, но и он сдержался по примеру командарма. Он видел, что сейчас самое разумное уйти от спора; главное – познакомить Черняка с обстановкой на фронте, поэтому предложил:
– Иван Ефимович, побывайте с командующим в войсках, а мы тут подготовим приказ о вступлении Степана Ивановича Черняка в командование армией и соображения о наступлении...» (14).
В воспоминаниях Черняк рисуется как самонадеянный, хамовитый генерал. Но биография этого генерала такой характеристики не подтверждает. Участник боев в Испании, он отличился в Советско-Финляндской войне. В период боёв с 23 декабря 1939 года по 28 февраля 1940 года 136-й стрелковая дивизия (13-я армия, Северо-Западный фронт) комдива Черняка С.И. прорвала линию Маннергейма на участке Муола–Ильвес, нанеся противнику большой урон.
В Севастополь Черняк прибыл, окончив Высшие академические курсы при Военной академии Генштаба. Скорее всего, он просто пришелся «не ко двору» руководящему коллективу, сформированному Филиппом Сергеевичем Октябрьским. Очевидно, такую задачу поставили перед ним в далеком Тбилиси, где находился штаб Закавказского фронта – пишет Н.И. Крылов. Слишком резкие заявления нового командарма не понравились и флотскому руководству.
Как пишет Г.И. Ванеев: «Замена командующего Приморской армией была произведена без согласия Военного совета Черноморского флота, которому он был непосредственно подчинен. В 13.00 из Севастополя была направлена телеграмма:
«Экстренно. Москва. Тов. Сталину. По неизвестным для нас причинам и без нашего мнения командующий Закфронтом, лично, совершенно не зная командующего Приморской армией генерал-майора Петрова И.Е., снял его с должности. Генерал Петров – толковый, преданный командир, ни в чем не повинен, чтобы его снимать. Наоборот, Военный совет флота, работая с генералом Петровым под Одессой и сейчас под Севастополем, убедился в его высоких боевых качествах и просит Вас, тов. Сталин, присвоить Петрову И.Е. звание генерал-лейтенанта, чего он, безусловно, заслуживает, и оставить его в должности командующего Приморской армией. Ждем Ваших решений. Октябрьский, Кулаков».
В этой ситуации совершенно нелогичными выглядят действия Жукова и Кулакова, обратившихся к верховному командованию с просьбой о замене командующего Приморской армией, не согласовав этот вопрос с Октябрьским. Не говоря уже о Жукове, – не мог Кулаков подписать телеграмму с таким требованием, предварительно не согласовав ее с Октябрьским! Наиболее вероятна во всей этой истории роль Октябрьского, попытавшегося устранить с должности Петрова руками Кулакова и Жукова. Только наши интриганы не предполагали, что на должность командарма штаб фронта пришлет такого «волевика» как Степан Черняк. Наверняка, покрутившись во фронтовых сферах в процессе согласования вопросов по готовящейся десантной операции, Октябрьский получил информацию о Черняке, позволявшую усмотреть в нем претендента на главенствующую роль в СОР. Такой вариант Филиппа Сергеевича никак не устраивал. Именно по этой причине, встретив Черняка в Севастополе уже в роли командарма, Октябрьский запаниковал и, в очередной раз, нарушая принцип воинской субординации, направил телеграмму уже не в Ставку, а непосредственно в адрес Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина.
Этой телеграммой, написанной в свойственном Октябрьскому бестолковом стиле, выражавшим крайнюю тревогу и нервозность, Филипп Сергеевич ставил в глупейшее положение командующего фронтом Козлова, выдвинувшего Черняка на должность командарма Приморской армией и выставляя полным придурком и паникером Гавриила Жукова. Опротестовывая назначение Черняка, Октябрьский, всячески превознося боевые заслуги и личные качества генерал-майора Петрова, не только настаивал на оставлении его в должности командующего армией, но и ходатайствовал о присвоении Ивану Ефимовичу звания генерал-лейтенанта!
В начале 60-х годов в процессе общения с Владимиром Вильшанским и Трофимом Коломийцем, Филипп Сергеевич часто «уличал» их в том, что как прежде, так и теперь, по прошествии двадцати лет, они продолжают величать генерала Петрова командующим Приморской армией, а не заместителем командующего СОР по сухопутной обороне… И в тоже время, этот «знаток» тонкостей военной администрации, не знал таких простых положений, что начальник временного военного формирования, такого как СОР, не вправе был ходатайствовать о присвоении очередного звания командующему объединением, оперативно подчиненного ему на период военных действий. Таким правом в конкретных условиях обладал лишь командующий фронтом, которому Петров был подчинен как командующий отдельной Приморской армией Закавказского фронта.
И как после прочтения текста последней телеграммы Октябрьского в адрес Сталина воспринимать те обвинения и оскорбления, что впоследствии высказывал Филипп Сергеевич в адрес Петрова в своих письмах Исакову, Твардовскому, Маресьеву?! [2].
Я уверен, что отставной генерал Козлов в своем письме к Константину Симонову не был до конца откровенен. Очень похоже, что посылая генерала Черняка в Севастополь, он надеялся, что Степан Иванович быстро поставит на место матёрого интригана Октябрьского… Если даже не принимать в серьез версию с очередной интригой Октябрьского против Петрова, то сам Филипп Сергеевич во всей этой истории выглядел весьма глупо, не сказать бы, дико… Как минимум, просматривается крайне низкий уровень взаимодействия и взаимопонимания между членами руководства СОР. Из той серии, что левая рука не ведает, что творит правая…
Как мы уже отмечали, ночью 18-го декабря в телеграмме в адрес Ставки контр-адмирал Жуков и дивизионный комиссар Кулаков просят прислать в Севастополь «крепкого общевойскового командира», а уже 24-го декабря, тот же Кулаков как член Военного совета флота подписывает телеграмму с гневным протестом против назначения генерала Черняка командующим Приморской армией вместо генерала Петрова. Нужны ли другие комментарии?
Как факт, воспротивившись назначению нового командарма, севастопольская группировка до поры избежала тех проблем, которые ей неминуемо грозили под командованием такого дуболома как Черняк. После разгрома Крымского фронта, снятый с должности командующего 44-й армией и сниженный по суду в звании до полковника, Степан Черняк до конца войны не поднялся в должности выше командира стрелковой дивизии и закончил службу на военкоматских должностях...
25 декабря, четверг
В 6 ч 10 мин транспорт «Ногин» и плавбаза «Львов» с грузом боеприпасов и продовольствия в охранении тральщиков «Груз» и «Трал» прибыли в главную базу. В 17 ч 55 мин транспорт «Курск» в охранении тральщиков «Взрыв» и «Защитник» покинул Севастополь. Вскоре минный заградитель «Островский», приняв на борт 310 раненых и 150 тонн груза тыла ЧФ, вышел из главной базы в Поти.
Советские войска на 8 час 25 декабря располагались следующим образом:
1-й сектор (граница справа – море, граница слева: балка Сарандинаки – Сапун-гора – Ялтинское шоссе). Сектор обороняла 2-я стрелковая дивизия в составе 5783 бойцов, 173 пулеметов, 86 минометов, 8 152-мм орудий (51-го армейского артполка, ставшего дивизионным), 1 – 76-мм полковое орудие образца 1927 г. и 12 45-мм орудий.
Дивизия обороняла рубеж: западные и северные скаты высоты 212,1 – совхоз 800 метров юго-западнее Камары. Штаб сектора – высота с ветряком ЦАГИ.
2-й сектор (граница слева: восточный Инкерманский маяк хутор Мекензия): 172-я стрелковая дивизия. В сводках указана цифра 10 006 человек, но данная цифра вызывает большие сомнения. В дивизии 180 пулеметов, 123 миномета, 13 155-мм орудий (орудия Шнейдера 52-го армейского артполка, к которым не было боезапаса), 4 152-мм орудий «МЛ-20», 14 122-мм орудий (к которым не было боезапаса), 10 107-мм орудий (корпусного 265-го полка без боезапаса), 9 76-мм орудий, 12 45-мм орудий.
3-й сектор граница слева: западный Инкерманский маяк – дер. Камышлы (Дальнее): 25-я стрелковая дивизия. В сводках указаны 7117 человек, 145 пулеметов, 90 минометов. Это сведения не на 25.12.41 г., не учтены последние потери. В секторе 10 152-мм орудий, 11 122-мм орудий (без боезапаса), 18 76-мм орудий, 14 45-мм орудий. Штаб сектора – монастырь в поселке Инкерман.
4-й сектор (граница слева – вдоль моря): 95-я стрелковая дивизия в составе 9425 человек с приданной ей 40-й кавалерийской дивизией в составе 1200 человек, 270 пулеметов, 112 минометов. Опять же сведения очень сомнительны. В секторе 12 107-мм орудий (без боезапаса), 42 76-мм горных орудия (по 21 горному орудию 345-й и 388-й дивизий), 15 76-мм дивизионных орудий, 2 76-мм полковых орудия образца 1927 г. и 7 45-мм орудий. В сводках почему-то не указаны 122-мм орудия (10 шт.) 905-го и 953-го дивизионных артполков 388-й и 345-й дивизий. Армейский резерв: 345-я стрелковая дивизия и 81-й танковый батальон в составе: командного состава 812, рядового состава – 9696, пулеметов – 164, минометов – 139, танков Т-26 – 26.
Сосредоточены: 1165-й стрелковый полк – ст. Мекеизиевые горы, 1163-й стрелковый полк, 81-й танковый батальон и 905-й артиллерийский полк – кордон Мекензия № 1 (в сводке ошибочно указан хутор Мекензия № 1. – Б.Н.), 1167-й стрелковый полк – Мартынов овраг. Штаб дивизии – Инкерман. 388-я стрелковая дивизия в составе: командного состава – 359, рядового состава – 2760 (из штатных 11,7 тысячи), пулеметов – 6 (из 42 штатных), минометов – 28. Дивизия сосредоточена в лесу в 1,2 км северо-западнее восточного Инкерманского маяка.
Артиллерия береговой обороны: начальствующего состава – 521, рядового состава – 4349, пулеметов – 63, минометов – 14, орудий 305-мм – 3 (все на батарее № 30), 152-мм – 4 (цифра непонятна, должно быть шесть – 4 шт. на 18-й и 2 шт. – на восстановленной 19-й батарее), 130-мм – 17 (цифра непонятна: 12 шт. должно было находится на батареях № 111-116, 4 шт. – на батарее, которая находилась на месте 14-й) и 100-мм – 4 (на батарее № 2).
Части боевого обеспечения. ПВО: начальствующего состава – 248, рядового состава – 2799, орудий – 112, в том числе, мелкокалиберных – 27; инженерные части: 1382 человека; части связи: 1154 человека; железнодорожные части: 344 человека; полевое управление армии: 1352 человека; тылы: начальствующего состава – 528, рядового – 4651.
Обратите внимание, в составе полевого управления армии – 1352 человека, в основном, старших офицеров – от капитана до полковника. При таком числе офицеров управления реально было к каждому батальону прикрепить «куратора», который, находясь рядом с радиостанцией, мог бы напрямую выходить с информацией на КП армии.
Утром 25 декабря в III и IV секторах противник активности не проявлял, и на направлении ожидаемого главного удара было сравнительно тихо. Зато с утра этого же дня началось наступление на направлении вспомогательного удара во II секторе, которое противник вел частью сил 50-й и 170-й пехотных дивизий. Были атакованы позиции 7-й бригады, в состав которой к тому времени был включен 2-й полк морской пехоты, 514 полка и 1330-го полка.
Враг наступал силою до полка с транспортерами и 4 самоходными орудиями в направлении Федюхиных высот при активной поддержке артиллерии и авиации. На участке второго батальона (командир – майор А.И. Жук) 1330-го стрелкового полка взвод лейтенанта Романенко не сдержал натиска врага и стал отходить. Ему на помощь командир батальона направил взвод младшего лейтенанта Г.П. Иващенко. Усилиями двух взводов при поддержке минометного огня взвода младшего лейтенанта В.Г. Зайцева положение на участке батальона было восстановлено. На участке 514-го стрелкового полка основной удар принял на себя второй батальон под командованием капитана С.А. Ширкалева. Его бойцы, поддержанные огнем минометной роты (командир – младший лейтенант М.Л. Цибулевский), сдержали натиск врага и не отступили. На других участках сектора в первой половине дня все атаки противника были успешно отражены. Во второй половине дня на участке второго сектора враг вновь перешел в атаку.
На этот раз он пытался вклиниться в советскую оборону на участках 514-го стрелкового полка, 7-й бригады морской пехоты и 1-го Севастопольского полка морской пехоты. Однако моряки первого батальона (командир – капитан М.И. Варламов, военком – старший политрук К.П. Аввакумов) стрелковым и минометным огнем преградили путь врагу и удержали свои позиции.
Тяжелый бой разгорелся возле моста через реку Черная за перевязочный пункт 7-й бригады, его прикрывали около роты морских пехотинцев пятого батальона (командир – капитан К.И. Подчашинский) 7-й бригады. Противнику удалось окружить моряков. Капитан К.И. Подчашинский организовал круговую оборону. На перевязочном пункте было 120 раненых, и те из них, кто мог, продолжали геройски сражаться. Более трех часов продолжался бой. Гитлеровцы не выдержали натиска морских пехотинцев. Кольцо окружения было прорвано, удалось вынести всех раненных.
Существенную помощь батальону капитана К.И. Подчашинского оказали бойцы 2-й минометной роты лейтенанта М.Л. Цибулевского из состава 514-го стрелкового полка и минометчики роты лейтенанта В.П. Симонка 31-го полка 25-й стрелковой дивизии, которые, поставив огневую завесу, остановили немецкие транспортеры, отсекли от них пехоту и уничтожили до двух рот противника.
В третьем секторе 79-я бригада, выполняя поставленную задачу, с утра вела бой за высоту 192.0. Во второй половине дня после усиленной артиллерийской подготовки перешел в наступление и противник. В итоге тяжелых боев только 3-й батальон бригады сумел несколько продвинуться вперед и то незначительно.
В четвертом секторе только во второй половине дня после артиллерийской подготовки противник начал наступление на участке 241-го стрелкового полка, 8-й бригады морской пехоты и 40-й кавалерийской дивизии. Наиболее тяжелые бои завязались на участке 241-го полка. Тогда командование сектора ввело здесь в бой 1163-й (командир – подполковник И.Ф. Мажуло) и 1165-й (командир – майор Н.Л. Петров) полки 345-й стрелковой дивизии. Это позволило уплотнить боевые порядки и сдержать натиск врага.
В конце дня 8-я бригада морской пехоты с приданной танковой ротой 81-го батальона (9 танков Т-26, из них 4 – пулеметных) и 1165-й стрелковый полк майора Петрова перешли в контратаку. Их поддержали огнем 905-й дивизионный артполк 345-й дивизии (командир – майор И.П. Веденеев) и 397-й дивизионный артполк 95-й дивизии (командир – майор П.И. Поляков). Всего в поддержке участвовали 4 122-мм орудия, 12 горных 76-мм орудий и 8 76-мм дивизионных орудий. Атаку поддержал бронепоезд «Железняков» (командир – инженер капитан-лейтенант М.Ф. Харченко), а также корабельная артиллерия: лидер «Ташкент», эсминцы «Безупречный», «Смышленый», «Железняков» и тральщик «Трал» (боевая сводка за 25 декабря).
Советские танки, имея большую скорость, оторвались от пехотного прикрытия. Несогласованные действия легких танков и пехоты привели к большим потерям техники. Три танка Т-26 были потеряны, еще три получили серьезные повреждения. Такая ситуация будет еще неоднократно повторяться в ходе обороны. Быстроходные легкие танки, на большой скорости отрываясь от атакующих, становились легкой добычей малокалиберных орудий и противотанковых ружей немцев.
Танкисты действовали отчаянно, уничтожив до 10 пулеметных гнезд противника. Когда был убит командир одного из пулеметных танков Т-26, его заменил механик-водитель И.А. Устинов. Он давил вражеские огневые точки до тех пор, пока сам через смотровую щель не получил пулевое ранение в голову. Но пехота сильно отстала от танков, поэтому развить успех не удалось. Противник минометным огнем отсек пехоту. Под сильным артиллерийским и минометным огнем противника пехота отошла на исходное положение, оставив танкистов сражаться одних. Вследствие этого танковая рота отошла, оставив на поле боя три машины. И.А. Устинов, истекая кровью, привел свой танк на сборный пункт в районе кордона Мекензия № 1.
По действиям авиации в сводке указано: «Авиация главной базы из-за плохой погоды действовала слабо. Днем только три Ил-2 и три И-16 штурмовали немецкие подразделения, пытавшиеся атаковать наши части в районе Верхний Чоргунь». Если учесть, что все атаки противника шли при поддержке авиации, упоминание о плохой погоде вызывает некоторое удивление. В 23 ч 45 мин транспорт «Ногин» в охранении эсминца «Железняков» вышел из Севастополя в Новороссийск. Официально, вывозимый груз неизвестен. В тоже время, по отчетам артиллерийского отдела флота в эти дни отправляли в кавказские базы БОЕЗАПАС И МАТЕРИАЛЬНУЮ ЧАСТЬ ЗЕНИТНЫХ БАТАРЕЙ АРТИЛЛЕРИИ ФЛОТА. В этот день командованием СОР был получен ответ на телеграмму, направленную на имя Верховного Главнокомандующего:
«Севастополь. Октябрьскому. Петрова оставить командующим Приморской армией. Черняк назначается Вашим помощником по сухопутным частям. Основание: Указание начальника Генерального штаба Красной Армии Шапошникова.
Краснодар, 25/ХП. Козлов, Шаманин».
Пройдет двадцать лет и адмирал Октябрьский будет утверждать, что генерал Петров не имел права подписывать документы как командарм Приморской армии, а исключительно как «заместитель командующего СОР по сухопутным частям СОР». Вы улавливаете разницу между сухопутной обороной и сухопутными частями? Под сухопутной обороной следовало понимать все части, в том числе и соединения морского формирования, воевавшие на защите рубежей Севастополя. Это к вопросу о двойной подчиненности бригад морской пехоты, морских полков и батальонов флотского формирования.
Как следствие, генерал Черняк на этой замысловатой должности не задержался, и вскоре был назначен командующим 44-й армии Закавказского фронта.
26 декабря, пятница
В 6 ч 30 минут пять батальонов, введенных из резерва 132-й немецкой пехотной дивизии, с двумя штурмовыми орудиями атаковали левый фланг позиции 79-й стрелковой бригады, позиции 8-й бригады морской пехоты и батальона 345-й стрелковой дивизии. Бои развернулись в 2 км юго-восточнее высоты 104.5 (район транспортной развязки: старой и новой – «Кучмовской» Симферопольской дороги). Совсем малочисленные 241-й стрелковый полк, 40-я кавдивизия и 8-я бригада морской пехоты были вынуждены местами отойти. Противника удалось остановить на рубеже: высота юго-восточнее отметки высота 104.5 – железнодорожное полотно 1 км севернее ст. Мекензиевы Горы и ветка железной дороги, отходящая к батарее № 30 в 1 км западнее станции. 82-й отдельный саперный батальон Приморской армии с остатками 241-го полка примкнул к левому флангу 40-й кавдивизии в районе шоссе в 1,5 км восточнее совхоза им. С. Перовской.
В строю 241-го полка оставалось всего... 300 человек (из 1125 человек первоначального состава). Советские части, занимавшие оборону от района северо-восточнее ст. Мекензиевые горы вплоть до побережья моря, также оказались в тяжелом положении. 90-й стрелковый полк с трудом сдерживал натиск противника, который вплотную подошел к дзотам у подножья береговой батареи № 30. Батальон 1165-го стрелкового полка вел упорный бой, удерживая позиции. Пришлось ввести в бой еще один батальон 1165-го полка и один батальон 1163-го полка, контратакой которых, удалось отразить вражеское наступление. Оборона держалась исключительно огнем артиллерии. Огонь вели бронепоезд «Железняков«, вышедший к ст. Мекензиевые горы, 265-й, 905-й (командир – майор И.П. Веденеев) и 397-й (командир – майор П.И. Поляков) артиллерийские полки, батареи береговой обороны № 2, 705-я и 365-я зенитная батарея. П.А. Моргунов указывает еще и 12-ю батарею береговой обороны, но по документам на тот момент ее еще не существовало.
На правом фланге 79-й бригады в районе верховий Камышловского оврага на стыке с 287-м стрелковым полком 25-й дивизии две вражеские роты вышли в тыл бригады к позициям 1-го дивизиона 69-го артполка 25-й дивизии. Под руководством командира дивизиона капитана В.А. Одинца и военкома старшего политрука Д.К. Ткачева была организована оборона, орудия дивизиона били по врагу прямой наводкой.
Во 2-м секторе атака фашистов в районе Чоргунь была отбита нашими войсками. В район Федюхиных высот в резерв II сектора был направлен 1-й батальон 778-го полка (388-й дивизии) с минометным дивизионом дивизии (12 82-мм минометов).
388-я стрелковая дивизия в это время находилась в армейском резерве и ее части располагались: 2-й батальон 778-го стрелкового полка – Инкерман, один батальон (200 человек) 773-го стрелкового полка на строительстве укреплений вокруг Братского кладбища, один батальон 782-го стрелкового полка (до 200 человек) и дивизионные части (инженерный батальон) в лесу под Инкерманом. Тыловые подразделения дивизии были заняты строительством землянок.
В результате дневного боя противник, понеся значительные потери, не добился успеха. Бой в районе станции Мекензиевые горы продолжался до поздней ночи. Немецкое командование вводило в бой все новые и новые подразделения и части, стремясь любой ценой овладеть районом станции и пробиться к морю и Северной бухте. Чтобы сковать наши силы в четвертом секторе противник одновременно атаковал позиции 40-й кавалерийской дивизии и 90-го стрелкового полка, но также безуспешно. Во втором секторе противник в первой половине дня силой до батальона дважды атаковал позиции 7-й бригады и 31-го стрелкового полка в районе высоты 154.7. Обе атаки были успешно отражены совместными усилиями личного состава четвертого батальона (командир – капитан В.И. Родин, военком – старший политрук Т.П. Белов) бригады и первого батальона (командир – старший лейтенант А.Ф. Бутович, военком – старший политрук А.И. Останков) стрелкового полка. Во второй половине дня пятый батальон (командир – капитан К.И. Подчашинский, военком – старший политрук М.К. Вилявдо) бригады успешно отразил еще одну попытку врага вклиниться в нашу оборону. Шесть немецких егерей с двумя ручными пулеметами пытались захватить дот № 71, использовавшийся как пулеметная огневая точка. Расчет дота был выведен из строя. Огонь открыл инструктор политотдела 7-й бригады морской пехоты – старший политрук С.М. Нечипас, находившийся в доте. Он стал к пулемету, подпустил фашистов на 10 метров и всех уничтожил.
В 21.00 плавбаза «Львов» с грузом вышла из Севастополя в Поти. Груз неизвестен. О характере грузов, отправляемых из Севастополя, можно было судить по охране и средствам обеспечения перевозок. В этот период из Севастополя отправлялись ценности государственных банков Одессы, Херсона, Николаева, художественные ценности музеев, которые успели эвакуировать летом и осенью из этих городов.
27 декабря, суббота
Немецко-фашистские войска производили перегруппировку сил и подтягивали резервы. Из воспоминаний участника событий с немецкой стороны Г. Бидермана:
«После тяжелого боя Мекензиевы горы были взяты. Число солдат в роте было меньше, чем когда-либо. Мы установили свое орудие рядом с железнодорожной станцией Мекензиевы Горы, где рядом с каменной стеной для нас нашлось укрытие от непрестанно летевших артиллерийских снарядов, беспорядочно падающих на наш участок. Ночь мы провели скрючившись под подбитым русским танком. К утру снегопад покрыл истерзанную землю белым покрывалом, как будто стараясь скрыть раны войны, только немногие безобразные черные пятна выдавали места свежих воронок. Полная луна освещала окрестности, точно покрытые серебряной глазурью. Перед рассветом мы с Вольфом реквизировали из брошенного дома белую простыню, которой замаскировали бронированный орудийный щит ПТО (противотанкового орудия. – Б.Н.)».
Только на отдельных участках второго и четвертого секторов противник атаковал наши позиции мелкими группами, стремясь найти слабые места в обороне. В 11 ч 45 мин вражеская пехота силою двух рот атаковала из района Верхнего Чоргуня позиции 7-й бригады морской пехоты. Моряки первого (командир – капитан Ф.И. Запорожченко, военком – старший политрук П.И. Жулидов) и второго (командир – капитан А.С. Гегешидзе, военком – батальонный комиссар А.П. Турулин) батальонов бригады успешно отразили атаку и не дали возможности противнику продвинуться. 7-ю бригаду поддерживали береговые батареи № 18 и 19. Одновременно вражеская пехота атаковала позиции 79-й стрелковой бригады, но также безуспешно. Бойцы второго батальона (командир – капитан Я.М. Пчелкин, военком – старший политрук Н.В. Ершов) отбросили противника в исходное положение.
Командование СОР решило восстановить положение в районе ст. Мекензиевы Горы, отбросить от нее противника. Выполнение этой задачи было возложено на 79-ю морскую стрелковую бригаду. Вице-адмирал Ф.С. Октябрьский позвонил на командный пункт бригады и приказал командиру бригады полковнику А.С. Потапову, во что бы то ни стало, выполнить задачу. Подобный стиль управления бригадами морской пехоты со стороны командующего СОР носил исключительно декларативный, а более – показушный характер. Непосредственно боевую задачу командиры бригад получали в приказе командующего Приморской армией, либо действовали по приказам комендантов секторов обороны.
Наибольшую активность враг проявлял перед фронтом 79-й стрелковой бригады в районе высоты в 2 км юго-восточнее вые. 104.5, но все его атаки были отбиты. Рота из состава 345-й стрелковой дивизии заняла безымянную высоту южнее отметки 104.5. Ночью генерал-майор И.Е. Петров приказал командиру 345-й стрелковой дивизии занять позиции 8-й бригады морской пехоты, понесшей в предыдущих боях большие потери. 8-я бригада девять дней подряд находилась в боях, после которых в строю осталось 257 человек (из 4 тысяч). К утру следующего дня смена бригады была закончена. С этого момента 8-я бригада первого комплектования перестала существовать как боеспособное соединение.
Соседом 345-й дивизии слева стала малочисленная 40-я кавалерийская дивизия, которая 7 дней не выходила из боя, у которой в строю оставалось всего 358 человек. Справа располагались позиции 79-й стрелковой бригады.
28 декабря, воскресенье
Ночью 8-я бригада в составе двух батальонов (по 120 человек каждый) сосредоточилась в казармах южнее ст. Мекензиевые горы для приведения себя в порядок. Из воспоминаний начальника штаба 345-й дивизии: «Моряки дрались лихо, наступали смело, действовали решительно, одно было плохо – они не любили окапываться и почти не маскировались, некоторая часть их и на перебежки смотрела как на поклон фашистам. Все эти пренебрежения тактикой пехотного боя приводили к большим потерям, а когда выпал снег – черная морская форма на снегу представляла отличную цель для врага. 26-27 декабря остатки обессиленной бригады были сменены 1165-м стрелковым полком, часть моряков была переброшена в район 30-й береговой батареи, другая часть ушла на укомплектование морских частей в Инкермане».
В 6 ч 30 минут противник открыл интенсивный огонь по всему фронту 3-го и 4-го секторов, упредив запланированную атаку 79-й бригады. Активному обстрелу подвергались участки обороны 79-й бригады и подступы к батарее № 30. Вследствие того, что бригада готовилась к контратаке, ее части понесли серьезные потери. При этом гитлеровцы впервые применили реактивную батарею тяжелого калибра. Огонь вели орудия калибром до 14 дюймов, особенно на участке 90-го полка и 30-й батареи. Артподготовка длилась 1 час 50 минут.
Вспоминает Пауль Карель: «28 декабря в 7 ч 00 мин измотанные солдаты 22-й, 24-й пехотных дивизий сгруппировались для окончательного штурма главного района обороны крепости. В канун Нового года. И они пошли. Все, кто побывал в этом сражении и остался жив, и по сей день вздрагивают при одном воспоминании о нем. Такого 65-й, 47-й и 16-й пехотные полки не видывали».
Наша батарея № 30 оказалась теперь на переднем крае, особенно ее жилой городок и командный пункт. В 8 час 25 мин четыре батальона немцев при поддержке 12 штурмовых орудий 190-го и 197-го дивизионов атаковали по Симферопольскому шоссе и из Камышловского оврага. Атака велась в направлениях на кордон Мекензия № 1 (8 штурмовых орудий), 4 штурмовых орудия атаковали станцию Мекензиевые горы. Противник силою до трех батальонов со штурмовыми орудиями повел наступление против участка, обороняемого частью сил 345-й стрелковой дивизии, прикрывавшей ст. Мекензиевы горы, и прорвался на стыке между 1163-м и 1165-м полками в направлении этой станции. Доты № 7 и № 8 были уничтожены артиллерийским огнем противника. Вскоре замолчал и дот № 9. Командир 345-й дивизии ввел в бой резервы, усилив их остатками танковой роты из 5 танков, и приостановил продвижение противника. Бой шел весь день. Противник ввел в бой еще два батальона. 345-я дивизия понесла большие потери и к концу дня отошла на 300метров от рубежа, проходившего через ст. Мекензиевы горы.
Из воспоминаний Г. Бидермана – командира расчета 37-мм немецкого противотанкового орудия: «Наш заряжающий Конрад уже вскрыл ящик с бронебойными снарядами для мощной брони. С быстротой молнии Вольф загнал тяжелый, с красным наконечником снаряд в орудие и с треском захлопнул казенник.
Еще до того, как смог еще раз нажать на кнопку выстрела, я ощутил холодный воздух и ударную волну на щеке в тот момент, когда мимо нас просвистел тяжелый снаряд и врезался прямо позади нас в пылающий грузовик, разбросав по всему участку куски металла. И вновь, прочно удерживая перекрестье прицела на центре контура танка, я нажал на кнопку выстрела. В ушах звенело от выстрелов и мы были не в состоянии услышать разрыв снаряда на цели. Вольф и Конрад уже заряжали новый снаряд, когда я заметил тонкое облачко дыма, поднимающееся из башни, а через секунды после этого появилась ослепительная вспышка. Огромное черное грибовидное облако поднялось в морозное ярко-синее небо. Мощный взрыв сорвал башню с направляющих, когда внутри танка начали детонировать боеприпасы, она сползла с шасси, и ее длинная пушка неуклюже задралась к небу. Пулеметная очередь вспорола свежий снег прямо перед нами. Сквозь звон в ушах мы услышали чей-то вопль: «Танк справа!» Четыре солдата ухватились за лафет и с напряжением, скользя по замерзшей земле, развернули орудие стволом в другом направлении. Я разглядел второй танк, медленно разворачивавшийся среди деревенских хат, и он медленно выходил на прямую, чтобы набрать скорость. Пуская клубы дыма из выхлопных труб, он разгонялся в нашем направлении, проламываясь сквозь деревянные заборы между садовыми участками примерно в 80 метрах от нас. Тяжелый танк, переваливаясь с боку на бок, остановился, и его башня стала поворачиваться в поисках нашей позиции. Я поспешно попытался отыскать цель. Вдруг в перекрестье прицела орудийной оптики увидел круглое черное дуло вражеского орудия. Точно так же, как я уничтожил первый танк, сейчас вражеский стрелок наводил на нас свое орудие. Лихорадочно вводя поправки на снос и дистанцию, я оказался на какую-то долю секунды быстрее. Теперь лишь мгновение должно было решить, доживем ли мы до вечера или будем похоронены в безвестной могиле на позабытом поле боя. Наш первый снаряд с грохотом врезался в тяжелую башню и мы увидели, как экипаж повалил наружу из задымившего танка.
«Танк справа!» Снова мы развернули ПТО и за горящими останками первого танка разглядели смутный силуэт третьего. Массивная машина, прорываясь сквозь дым, с грохотом двигалась на нас, а за ней бежали несколько русских пехотинцев с винтовками наперевес, громко крича «Ура!». Они быстро заняли самую дальнюю цепочку домов в Мекензиевых Горах. После попадания снаряда в корпус танка, где была толстая броня, он плавно остановился, а башня стала медленно поворачиваться в нашем направлении. Мы послали в танк еще один бронебойный снаряд, и его немедленно охватило пламя. Пока мы обстреливали ряды пехоты осколочными снарядами, Вольф и Конрад с дьявольской скоростью перезаряжали пушку. В защите нашей позиции к нам присоединился одинокий пулемет, и атака была отражена. На большом расстоянии я заметил четвертый и пятый танки, мы открыли по ним огонь, и мимолетные тени башен исчезли за гребнем холмов. Пехота отступила, чтобы оказаться под заградительным огнем наших минометных расчетов и артиллерийских батарей...» (24).
Действительно, в этом бою танковая рота, приданная 345-й дивизии, потеряла еще три танка. Правда, тяжелых танков в Севастополе не было и в помине, а три легких Т-26, подбитых в разных местах, Г. Бидерман записал на свой счет, но крупица правды в этих воспоминаниях есть. Наши танки наступали без пехотного и артиллерийского прикрытия и, как следствие, в строю остались лишь два танка.
Пехотные части противника силой до двух батальонов атаковали в направлении на совхоз им. С. Перовской в районе батареи № 30. В ходе боя противник непрерывно подтягивал свежие силы, введя в бой еще два резервных батальона. В живых из того состава 241-го, 90-го полков и 40-й кавдивизии практически никого не осталось Поэтому описание событий дается очень сухо, исключительно по сводкам и немецким источникам. По последней сводке в строю 241-го полка оставалось 30 человек. В отличие от сводок о боях первого штурма, последние сводки составлены довольно точно с указанием привязок по местности. Бой с двумя батальонами противника приняли части, имевшие громкие названия: 90-й стрелковый полк и 40-я кавдивизия (в которую были включены остатки 241-го стрелкового полка). Общая численность этих подразделений была около двух батальонов. Две попытки противника сбить 90-й полк не увенчались успехом. Бойцы и командиры 1-го (бывший батальон ЭМШ УО, командир – капитан И.Ф. Когарлыцкий) и 3-го (командир – лейтенант П.П. Изюмов) батальонов, приняли на себя главный удар. Храбро сражались бойцы и командиры 40-й кавалерийской дивизии под командованием командира полка подполковника В.И. Затылкина и военкома полкового комиссара И.И. Карповича. В жестоких боях и без того малочисленная дивизия понесла большие потери. К исходу дня все ее подразделения были сведены в один отряд численностью около роты, который возглавил майор Р.Д. Иванычев. Несмотря на все усилия командира 90-го полка майора Т.Д. Белюги и командира 40-й кавдивизии подполковника В.И. Затылкина наши части не смогли удержать рубеж и вынуждены были отойти.
Интенсивным огнем крупнокалиберной артиллерии противника большинство дзотов и СЖБОТов были разрушены. Огневые точки подавлены. Противник атаковал по лощине правее КП 30-й батареи. 30-я береговая батарея попала в тяжелое положение, так как ее правый фланг, где находился командный пункт, после отхода 40-й дивизии оказался неприкрытым. Командир батареи выделил из личного состава батареи до двух рот для обороны своего правого фланга. О тяжелом положении батареи было сообщено коменданту 4-го сектора генералу В.Ф. Воробьеву. Пользуясь перегруппировкой немецких войск, около 18 часов на участок, оставленный 40-й «дивизией», была переброшена рота охраны штаба 95-й дивизии, 48-й отдельный саперный батальон (210 человек, командир – майор И.А. Антонов, военком – старший политрук Д.С. Костромин) и рота связи. И... опять была брошена в бой 8-я бригада морской пехоты, вернее те 200 человек, что оставались в строю. Несмотря на то, что в резерве В.Ф. Воробьева оставались еще части, на самый убойный участок бросались почему-то именно 8-я бригада, 40-я кавдивизия и 241-й полк.
На участке 79-й стрелковой бригады (командир – полковник А.С. Потапов, военком – полковой комиссар И.А. Слесарев) также весь день шли упорные бои с противником, наступавшим из района безымянной высоты в 2 км юго-восточнее высоты 104.5. Бойцы и командиры 1-го (командир – старший лейтенант Г.К. Плаксенко) и 2-го (командир – капитан Я.М. Пчелкин) батальонов при поддержке огня отдельного противотанкового дивизиона капитана И.И. Кохно и минометных подразделений капитанов М.3. Певкина и В. Гусева отбили несколько атак противника. Но к концу дня бригада вынуждена была отойти на 500-700 метров, выравнивая фронт с 345-й дивизией.
Тяжелая обстановка сложилась в 3-м секторе несмотря на то, что полоса сектора была совсем небольшой (около 5 км). На участке 2-го Перекопского полка морской пехоты, который занимал оборону правее 79-й бригады, противник силой до двух рот прорвался в тыл и двигался к верховьям Мартынова оврага. Командир полка – майор И.И. Кулагин бросил в бой последнюю резервную роту под командованием лейтенанта Б.Г. Добина, но этих сил оказалось недостаточно для ликвидации прорыва. Комендант сектора генерал-майор Т.К. Коломиец ввел в бой третий батальон 7-й бригады морской пехоты под командованием майора С.Ф. Мальцева и старшего политрука А.И. Модина.
Противник был разгромлен, брешь в обороне была закрыта. Для усиления 4-го сектора ночью из 1-го сектора был переброшен батальон 161-го стрелкового полка. Батальон разместился в старом земляном укреплении времен Крымской войны в 1 км южнее ст. Мекензиевые горы.
Авиация главной базы весь день вела боевые действия, штурмуя войска противника. В первой половине дня 14 Ил-2 в сопровождении 16 И-16 штурмовали вражеские части в районе Мекензиевых гор. Четыре Пе-2 и восемь И-153 бомбили и штурмовали немецкие войска в районе Бельбека, Камышлы и поста Мекензиевые горы.
Во второй половине дня три Ил-2, три И-16 и два Як-1, совершив 24 самолетовылета, трижды штурмовали наступавшую пехоту врага в районе Мекензиевых гор и его огневые средства в долине р. Бельбек. 11 Пе-2 бомбили неприятельские войска в тех же районах. Поддержка наших войск корабельной артиллерией была незначительной. Эсминец «Безупречный» произвел 78 выстрелов, а тральщики «Мина» и № 15 – 40. Других боевых кораблей в главной базе не было, ибо лидер «Ташкент» и эсминец «Смышленый» вышли из Севастополя в точку встречи с линкором «Парижская коммуна», направленным в главную базу по приказанию командующего флотом. Авиация противника в этот день бомбила Севастополь, позиции войск и Херсонесский аэродром. Всего произведено 36 налетов, в которых участвовало 112 немецких самолетов.
В 8 ч 29 мин транспорт «Чехов» с грузом боеприпаса в охранении тральщика «Мина» прибыл в Севастополь.
В ночь на 29 декабря командование СОР сообщало: «Наркомат Военно-Морского Флота Кузнецову, Генеральный штаб Василевскому.
Докладываю: после суточного затишья 27/ХП-41 г. сегодня, 28/ХП-1941 г., противник с утра перешел вновь в решительное наступление в IV секторе в районе полустанка Мекензиевые горы. С рассветом противник начал мощную артавиационную подготовку, при этом применил новое оружие в виде наших PC на машинах, только пламя огня много больше, чем дают наши PC. Противнику на этом участке удалось вклиниться в нашу третью линию обороны, потеснить нашу вновь введенную 345 СД и вплотную подойти к нашей ББ-30. Противник весь день бомбил наш аэродром, ББ-30 и передний край всего сектора. Отмечено до 115 самолетовылетов, раньше столько не отмечалось в его авиации. Положение на этом участке обороны создалось напряженное, части приводят себя в порядок. Приказал с утра начать контратаки для восстановления положения, отбросить противника за третью линию обороны. Ночью сегодня в главную базу прибывает линкор «ПК» и кр. «М» («Парижская коммуна» и «Молотов». – Б.Н.), которые будут использованы для восстановления положения.
00-35 29/XII-1941 г. Октябрьский, Кулаков».
Я уже обращал внимание на содержание телеграмм, отправляемых Ф.С. Октябрьским в Генеральный штаб и в Ставку. Неужели рядом с командующим СОР не было ни одного грамотного писаря или шифровальщика, которые могли бы вычитывать текст перед отправлением телеграмм? Сообщая о применении немцами реактивных шестиствольных минометов, Филипп Сергеевич пишет в Генштаб(!): «пламя огня»… Это как же, извините, понимать?
В 23.40 разведка Приморской армии перехватила открытым текстом переданное приказание: «Ударом с воздуха и с земли уничтожить батарею противника на отметке 60.0». На этой высоте находилась 365-я зенитная батарея.
29 декабря, понедельник
В 00 ч 15 мин лидер «Ташкент», находясь в охранении линкора «Парижская коммуна» у подходной точки фарватера № 3 к главной базе, по приказанию командующего флотом вышел из ордера и направился в Поти. В 1 ч 12 мин линкор в сопровождении эсминца «Смышленый» вошел в главную базу. В 5 ч 40 мин прибыл в Севастополь крейсер «Молотов», доставивший 1200 бойцов и командиров 769-го полка 386-й стрелковой дивизии и 15 вагонов боезапаса. Так началось прибытие частей 386-й дивизии (командир – полковник Н.Ф. Скутельник, военком – бригадный комиссар П.П. Медведев, начальник штаба – полковник Л.А. Добров, начальник политотдела – старший батальонный комиссар А. Ульянов) в Севастополь.
К утру 29 декабря рубеж обороны 4 сектора занимали справа налево: от выс. 192.0 до кордона Мекензия № 1 – 79-я бригада; от кордона Мекензия № 1 до ст. Мекензиевые горы, перекрывая шоссе – части 345-й стрелковой дивизии; от станции до 300 м правее КП 30-й батареи – 8-я бригада морской пехоты; от КП батареи № 30 до деревни Любимовка, перекрывая долину Бельбека – 90-й стрелковый полк. Между 8-й бригадой и 345-й дивизией участок 250 м занимали остатки 40-й дивизии и 241-го полка.
Немецкие войска всю ночь также занимались перегруппировкой и подтягиванием резервов, т.к. их подразделения также понесли очень тяжелые потери. Боеспособность подразделений противника также падала. Из воспоминаний Г. Бидермана:
«Роты наших пехотных полков слишком истощились за месяцы непрерывных боев, чтобы выполнить такую задачу. Сейчас 9-я рота нашего полка насчитывала только 18 человек; обязанности командира роты исполнял фельдфебель. Неделями солдаты не знали передышки, отбивая русские атаки, а потом снова атакуя. Стресс и боевые потери усугублял и климат – сырые, холодные дни и морозные ночи. В окопах под укрытием изодранных плащ-палаток карманные печки, на которых от свечи можно было нагревать консервированную в банках пищу, давали тепло лишь для того, чтобы отогреть больные суставы и застуженные руки. Мы отлично понимали, что наша легкая одежда вовсе не подходит для русской зимы.
В сумерках мы с Вольфом поползли на ничейную землю ко второму русскому танку, который мы вывели из строя, единственный из трех, подбитых нами, который не сгорел. Из открытого люка башни свисало тело молодого командира танка. Вместе мы вытащили труп из отверстия в мощной броне, и я расстегнул его ремень и забрал перчатки, пистолет и планшет с картой. Мы разобрали орудийный прицел, и я заметил, что перекрестье было установлено точно на позицию нашего ПТО. Мы открыли казенник орудия и выпустили тяжелый снаряд из камеры, позволив ему упасть на пол, и с содроганием осознали, что это тот самый снаряд, который уничтожил бы весь наш орудийный расчет, не окажись мы на долю секунды быстрее. Танк был поражен одним-единственным нашим снарядом, который пробил башню как раз под боеукладкой, мгновенно убив советского стрелка» (22).
Что же заставляло немецкого солдата так отчаянно сражаться на чужой земле? Ответ прост: страх. Из воспоминаний Э. фон Манштейна. «...Но совсем другое дело было в случае с солдатом, награжденным в польскую кампанию Железным крестом и попавшим из госпиталя в чужую для него часть. В первый же день были убиты командир его пулеметного расчета и остальные номера, и он не выдержал и побежал. По закону он должен был быть казнен. Но все же в этом случае – хотя речь шла о трусости в бою, представлявшей угрозу для своих войск, – нельзя было мерить той же меркой» (11).
Просматривая свод немецких законов военного времени, А. Неменко нашел подтверждение этим словам. Действительно, солдат, проявивший трусость на поле боя, отошедший с поля боя без приказа, подлежал... расстрелу. Все просто и эффективно. В сравнении с этим меры, принимаемые к личному составу, проявившему трусость, в РККА являлись исключительно «либеральными» и «демократичными».
В 7 ч 30 мин 29 декабря 345-я стрелковая дивизия и 79-я стрелковая бригада после непродолжительного, но тяжелого встречного боя, отразили наступление противника и при поддержке батарей: зенитной № 365-й, береговой № 705, 265-го артиллерийского полка и других частей перешли в контратаку с целью восстановить положение в районе ст. Мекензиевые горы. Утром несколько раз вступал в бой бронепоезд «Железняков», который выходил из тоннеля на позицию южнее ст. Мекензиевые горы, производил огневой налет и уходил обратно в тоннель. Но во второй половине дня станция была опять отбита противником.
Линкор «Парижская коммуна» (командир – капитан 1 ранга Ф.И. Кравченко, военком – полковой комиссар В.Г. Колодкин), стоя у холодильника в Южной бухте, за день выпустил по противнику 179 305-мм и 265 120-мм снарядов. Данные о корректировке огня отсутствуют. Крейсер «Молотов« (командир – капитан 1 ранга Ю.К. Зиновьев, военком – полковой комиссар И.М. Колобаев) с бочек в Северной бухте израсходовал 205 180-мм и 170 100-мм снарядов. Эсминцы «Смышленый» (командир – капитан 3 ранга В.М. Шегула-Тихомиров, военком – старший политрук В.П. Вепперс) и «Безупречный» (командир – капитан-лейтенант П.М. Буряк, военком – старший политрук В.К. Усачев) выпустили по противнику 213 130-мм снарядов, а тральщик «Мина» (командир – старший лейтенант И.И. Синкевич) – 75 100-мм снарядов. Стрельба велась по площадям без корректировки.
В этот день прославились артиллеристы 265-го корпусного артиллерийского полка Приморской армии под командованием полковника Н.В. Богданова. Несмотря на прорывы противника к позициям батарей они не отвели в тыл орудия, продолжая вести огонь. Батарея этого полка под командованием старшего лейтенанта Петра Минакова была атакована вражеской пехотой и танками. Противнику удалось окружить батарею. Артиллеристы стояли насмерть и сумели продержаться до подхода частей 345-й стрелковой дивизии. Отличились и артиллеристы зенитных батарей и батарей береговой обороны. Непрерывно отражая атаки противника, 365-я зенитная и 115-я батарея береговой обороны отразили все атаки и авианалеты противника. К 12 часам опять создалось тяжелое положение в районе батареи № 30. Стык позиций остатков 8-й бригады и 90-го полка проходил в 300 м перед КП 30-й батареи через военный городок 30-й. До батальона пехоты противника атаковали стык подразделений, прорвавшись к КП. Бой на рубежах обороны вокруг КП вели две роты старшего лейтенанта В.И. Окунева и бывшего командира 10-й батареи капитана М.В. Матушенко, которые ранее были направлены с 30-й и 10-й батарей на усиление 8-й бригады морской пехоты.
Теперь эти роты были возвращены командиром 8-й бригады для прикрытия 30-й батареи. Понимая, что ситуация крайне сложная, было принято нестандартное решение – штурмовать позиции батареи своей авиацией. Весь личный состав в районе батареи был отведен внутрь массива батареи и КП, на месте были оставлены только пять пулеметчиков в СЖБОТах и укрытиях для сдерживания противника. При решении этой задачи необходимо было соблюдать предельную четкость, так как в случае ошибки могли быть подбиты свои самолеты, а также повреждены стволы орудий. Для вызова самолетов немедленно связались с командующим ВВС генералом Н.А. Остряковым, который сообщил, что он выделит в назначенное время имеющиеся в готовности 10 боевых машин. Со своей стороны начальник артиллерии БО подполковник Файн быстро организовал подготовку огня батарей в поддержку «тридцатки».
Вскоре в соответствии с приказом командующего ВВС флота генерал-майора авиации Н.А. Острякова девять Ил-2, девять И-16 и три Пе-2 штурмовали и бомбардировали вражеские войска на этом участке. Затем в контратаку перешли подразделения 90-го стрелкового полка, 8-й бригады морской пехоты и две роты, непосредственно защищавшие батарею. Дружным ударом они отбросили вражескую пехоту. Казарменный городок был полностью очищен от врага, который потерял четыре танка, несколько бронемашин и оставил на поле боя более 200 солдат и офицеров. От артиллерийского огня и ударов авиации наступавший противник потерял около 60% личного состава, было уничтожено два танка из трех.
Обратите внимание на информацию по одному и тому же бою на позициях рядом с береговой батареей № 30. В боевой сводке – одни результаты боя, в донесении политработников – другая. «…Наша пехота отбросила вражескую пехоту от батареи, уничтожив большое количество гитлеровцев и захватив пленных. Батарея и жилой городок были полностью очищены от фашистов, уничтожено еще два самоходных орудия и 5 бронемашин, после чего батарею надежно прикрыл сводный батальон 8-й бригады морской пехоты, который оборонял этот рубеж до 2 января, когда по распоряжению командования был сменен другими частями…».
Весь день шел тяжелый бой на рубежах 345-й стрелковой дивизии и 79-й стрелковой бригады. Для поддержки наступающих войск был выделен еще один танковый взвод из состава 81-го ОТБ. Выполняя поставленную задачу восстановить положение, наши войска перешли в наступление, к 15 часам отбили ст. Мекензиевы горы и вышли на рубеж 600-700 м севернее станции, где и закрепились. В ходе атаки были потеряны еще два Т-26. К вечеру противник силой более батальона с двумя самоходными орудиями и тремя транспортерами контратаковал и, потеснив 1165-й стрелковый полк, снова занял северную часть ст. Мекензиевые горы.
В 3-м секторе утром в 7 ч 30 минут группа автоматчиков и до двух рот пехоты противника под прикрытием сильного артиллерийско-минометного огня вклинились в наше расположение на стыке 287-го стрелкового полка и 79-й бригады юго-восточнее высоты 192.0. Для восстановления положения были введены в бой бронерота в составе: 70 бойцов, двух бронеавтомобилей БА-10, трех бронеавтомобилей БА-20 и приданных из состава ОАТБ Приморской армии двух легких танков Т-37А. Бронероту поддержала моторота (состав неизвестен) 80-го отдельного разведывательного батальона. Несмотря на то, что один Т-37 застрял на камнях, атака была удачной. К сожалению, один БА-10 был подбит.
К вечеру до двух батальонов противника дважды атаковали на стыке 3-го полка морской пехоты и 54-го стрелкового полка северо-восточнее хутора Мекензия, но наши войска отразили обе атаки. Разведка донесла, что во втором секторе противник оставил х. Кара-Коба (бывший х. Шталя, ныне территория ракетного арсенала в долине Кара-Коба). Для занятия хутора командир 1-го Севастопольского полка морской пехоты полковник П.Ф. Горпищенко выделил два взвода под командованием младших лейтенантов И.С. Петрошенко и Е.А. Жукова. При подходе к хутору оба взвода попали под сильный минометный огонь противника и, понеся потери, отошли на исходные позиции.
При отступлении наши подразделения потеряли два вооруженных тягача Т-20 «Комсомолец». В целях укрепления обороны командование СОРа произвело ряд перегруппировок. В частности, 2-й батальон 161-го стрелкового полка, ранее приданный 2-му сектору, перебрасывался в район южнее ст. Мекензиевы Горы. Батальон возвращался в подчинение командира своего полка, который уже находился здесь с 1-м батальоном. Второй батальон 1330-го стрелкового полка сдал участок обороны на западных скатах высоты с Итальянским кладбищем батальону 7-й бригады морской пехоты и также перебрасывался в подчинение своего полка.
Поздно ночью, когда бронепоезд «Железняков», сделавший днем несколько выходов на позиции южнее станции Мекензиевые горы, стоял в Инкермане и команда, погрузив боеприпасы и уголь, отдыхала, противник открыл по нему сильный артиллерийский огонь. Один из снарядов попал в спальный отсек, несколько человек погибло.
Из воспоминаний Александрова – пулеметчика бронепоезда «Железняков»:
«В ночь с 28-го на 29 декабря, после тяжелых боев в районе Мекензиевых гор, бронепоезд вернулся в Инкерман. Здесь нам предстояло пополниться боеприпасами, углем и водой. Экипажу была дана передышка.
Бронированный состав поставили на второй путь под скалой у штольни завода шампанских вин. Обычная наша стоянка находилась в городском тоннеле – там было безопаснее. Но слишком уже надоела тоннельная теснота и сырость. Захотелось хоть одну ночь провести на воздухе.
Все дни второго фашистского наступления на Севастополь железняковцы почти не выходили из брони. На бронеплощадках холодно: казематы не отапливались, все мы изрядно намерзлись. И сейчас все обрадовались возможности провести несколько часов в человеческих условиях.
Из городского тоннеля к бронепоезду подогнали жилые вагоны, поставили их между бронеплощадками и скалой, чтобы уберечь от осколков, если враг начнет обстрел. Членам экипажа, свободным от нарядов, командир приказал отдыхать. Матросы с наслаждением забрались в мягкие чистые постели. А неугомонный лейтенант Зорин, словно и не устал вовсе, обратился к Харченко:
– Товарищ командир, разрешите мне с ребятами на передовую. Попросимся с армейцами в поиск.
Командир сурово сдвинул брови, а глаза его улыбались.
– Нет, товарищ Зорин, – как можно строже ответил он.
И уже мягче добавил: – Беспокойная ты душа, я это знаю, но сегодня никуда не пойдешь. Иди возьми на паровозе горячей воды, вымойся как следует, побрейся и выспись.
Борис попробовал было возразить. Но командира поддержал и комиссар.
– Спать, Борис! Пока мы тут возимся с заправкой и ремонтом, ты отдыхай. И не перечь. Раз командир сказал, значит, все!
– Ну что ж, спать так, спать, – вздохнул лейтенант.
Вниманием командира и комиссара он, конечно, был тронут, но сердце разведчика все-таки не могло успокоиться. Я тоже отправился в теплушку. В вагоне жарко натоплено. Первый раз за несколько недель люди помылись, сменили белье, хорошо поужинали и уснули крепким, спокойным сном. Часа в три ночи раздался сильный взрыв. Качнулся вагон. Еще взрыв, еще. Матросы повскакивали, схватили одежду и, одеваясь на ходу, бросились к бронеплощадкам на свои боевые посты.
Проснувшись от грохота, я не сразу понял, где нахожусь. Кругом сутолока, беготня. Но когда сознание включилось, понял: фашисты начали обстрел. Неужели немецкий корректировщик засек бронепоезд?
Не помня себя, бросился из вагона. Перепрыгивая через воронки, шпалы, столбики, бегу вместе со всеми. Еще издали слышим голос начальника караула:
– В комсоставский вагон попало…
Там уже сгрудились в темноте краснофлотцы. Комиссар, поднявшись в тамбур, засветил ручной фонарик. Иду вместе с ним. Снаряд попал в крайнее купе. Здесь спали лейтенант Зорин, старшина-сверхсрочник Беремцев и мичман Заринадский. Все трое погибли…» (5).
30 декабря, вторник
В 00 ч 25 мин линкор «Парижская коммуна» и крейсер «Молотов» вышли из Севастополя в Новороссийск.
Бой продолжался в основном в 4-м секторе, где атаковали остатки 16-го, 65-го и 47-го полков 22-й Нижнесаксонской дивизии. Нужно отметить, что с 30 декабря 22-я 132-я и 24-я дивизия числятся «остатками дивизий», что позволяет числить в них не более 30% от штатной численности личного состава. Однако не стоит обольщаться, остатки дивизии это от 3 до 5 тыс. бойцов. В районе полустанка Мекензиевы горы на позиции 345-й стрелковой дивизии наступали части 22-й и 32-й дивизии. Полки 345-й дивизии перешли в контратаку с задачей вернуть ст. Мекензиевые горы. В первой половине дня станция дважды переходила из рук в руки, но осталась за войсками СОР. Во второй половине дня немцы вновь перешли в атаку на позиции 345-й дивизии. Им удалось сбить 1165-й стрелковый полк и овладеть ст. Мекензиевы горы. Более того, прорвавшись через наши боевые порядки, противник продолжил наступление. Позиции наших артиллерийских частей опять оказались в первой линии обороны. Воины 905-го артиллерийского полка (командир – майор И.П. Веденеев) прямой наводкой вели огонь по вражеским танкам и пехоте. На помощь 1165-му стрелковому полку были брошены все тыловые части, разведрота и артиллеристы под командованием майора Д.И. Яловкина. Контратакой удалось приостановить дальнейшее продвижение врага на рубеже в 400 м южнее ст. Мекензиевы горы в районе переезда, но освободить станцию не удалось. Противник огибал подножье высоты на которой находилась 365-я зенитная батарея (ныне высота Героев). На гребень высоты наступал 16-й пехотный полк 22-й немецкой дивизии.
Во второй половине дня противник из района ст. Мекензиевы горы на правом фланге сектора дважды атаковал позиции 79-й стрелковой бригады, чтобы выйти к Северной бухте. В ходе второй атаки он начал просачиваться на стыке первого и второго батальонов бригады. Для восстановления положения командир бригады полковник А.С. Потапов направил последний резерв – разведывательную роту под командованием капитана Г.В. Дикого. Выполняя поставленную задачу, разведчики устремились на врага. Дело дошло до рукопашной, немцы не выдержали и отошли на исходные рубежи.
На участке 8-й бригады морской пехоты в районе 30-й батареи во второй половине дня после непродолжительной артподготовки противник перешел в наступление силами до двух рот, стремясь прорваться к 30-й. Большинство штурмовых (самоходных) орудий противника в предыдущих боях было выведено из строя, поэтому бронетехника в составе подразделений противника не замечена. Подразделения 8 бригады отбили три ожесточенные атаки врага. Особое упорство и стойкость в боях проявил личный состав рот под командованием воентехника 1 ранга М.С. Малиновского и лейтенанта Г.Б. Котика из второго батальона. На левом фланге сектора 90-й и 241-й стрелковые полки 95-й дивизии отбили атаки врага и он был вынужден отойти на исходные позиции. С наступлением темноты немецкие войска прекратили атаки в четвертом секторе. Части сектора закрепились на рубеже: высота 192.0 (искл.) – кордон Мекензия № 1 – южная окраина ст. Мекензиевы горы – безымянная высота в 1 км северо-западнее ст. Мекензиевые горы – Военный городок 30-й ББ – деревня Любимовка.
Командование СОР отозвало коменданта четвертого сектора генерал-майора В.Ф. Воробьева в штаб армии. Комендантом сектора и командиром 95-й стрелковой дивизии был назначен командир 161-го стрелкового полка 95-й дивизии полковник А.Г. Капитохин, а командиром 161-го полка – капитан И.П. Дацко. Было завершено переформирование 388-й стрелковой дивизии и под руководством нового командира комбрига С.Ф. Монахова, бывшего командира 421-й одесской дивизии.
Дивизия сосредоточилась в первом секторе. Ее 773-й и 778-й стрелковые полки заняли рубеж обороны: совхоз «Благодать» – северо-западные скаты высоты 440.8 в первой линии, а 782-й полк – позиции второй линии обороны. Из первого сектора батальон 383-го стрелкового полка на автомашинах был переброшен в четвертый сектор и сосредоточился в 1,5 км южнее кордона Мекензия № 1.
К исходу дня командующий СОР получил директиву Военного совета Кавказского фронта за № 01886/ОП, в которой сообщалось об освобождении частями 51-й и 44-й армий Керчи и Феодосии. Директива требовала: «Приморской армии с утра 31.12.41 г. перейти в наступление с целью сковать противника у Севастопольского оборонительного района и не допустить вывода его резерва из Севастополя к Феодосийскому району и Керченскому полуострову, одновременно стремиться расширить плацдарм Севастопольского оборонительного района».
31 декабря, среда
По своему состоянию войска СОР были не в состоянии выполнить требования директивы командующего фронтом. Артиллерийские части расстреляли почти весь боезапас. Многие части и соединения имели до 50% и более потерь в личном составе; 241-й полк, 8-я бригада морской пехоты и 40-я кавалерийская дивизия погибли почти полностью. Из этих трех подразделений в живых оставалось всего 247 человек. Из телеграммы Ф.С. Октябрьского:
«Наши потери огромны. Начиная с 17.12.41 года, противник непрерывно атакует. За этот период мы потеряли до 22 тыс. человек. Прибывших недавно от Вас 79-й стрелковой бригаде осталось 1200 бойцов, а в 345-й стрелковой дивизии – около 2 тыс...».
Пытаясь сдержать последний рывок противника, с рассветом полевая и береговая артиллерия СОР открыла огонь на трехкилометровом участке в районе ст. Мекензиевы горы – кордон Мекензия № 1 по приготовившемуся перейти в наступление противнику. Удар артиллерии задержал наступление противника более чем на два часа.
В 10.00 два батальона из состава немецкой 22-й пехотной дивизии с двумя штурмовыми орудиями и тремя транспортерами атаковали центр и правый фланг 345-й стрелковой дивизии в общем направлении на шоссе, идущее от станции Мекензиевые горы к деревне Буденовка. Немного позже в атаку включились еще три штурмовых орудия 197-го дивизиона – все остававшиеся в строю. Наступлению противника противодействовали доты № 10, 11 и береговая батарея № 115.
Одновременно вражеская пехота силою до трех батальонов устремилась на позиции 8-й бригады морской пехоты и 90-го стрелкового полка. Огнем артиллерии и контратакой нашей пехоты к 12 ч 30 мин вражеские атаки были отбиты.
В 12 ч 35 мин противник двумя свежими батальонами предпринял вторую атаку на позиции 345-й стрелковой дивизии. Одновременно еще один вражеский батальон атаковал левый фланг 79-й стрелковой бригады. На участке 345-й дивизии 1165-й полк (командир – майор Н.Л. Петров) отбросил немцев в исходное положение. На участке 79-й бригады противник начал теснить левый фланг. Для восстановления положения были введены в бой две роты местного стрелкового полка под командованием младших лейтенантов В.С. Степанова и В.И. Нестерова. Им удалось задержать дальнейшее продвижение врага.
В 16.00 противник, перегруппировав силы и подтянув резервы уже силами до полка, произвел третью атаку из района ст. Мекензиевые горы на позиции 345-й дивизии и левого фланга 79-й бригады. И эта вражеская атака не имела успеха.
Выполняя директиву Военного совета Кавказского фронта, войска второго сектора в 16.00, после короткой артиллерийской подготовки, перешли в наступление. 7-я бригада морской пехоты (командир – полковник Е.И. Жидилов) в направлении Верхний Чоргунь и высоты с Итальянским кладбищем, а 31-й стрелковый полк (командир – подполковник К.М. Мухомедьяров) – на высоту 154.7. Артиллерийскую поддержку наступавшим войскам оказывали батареи 134-го гаубичного артполка (командир – майор И.Ф. Шмельков), первого дивизиона (командир – капитан Ф.Р. Савченко) 265-го корпусного артполка, а также артиллерийский (командир старший лейтенант К.К. Иванов) и минометный (командир – старший лейтенант Б.А. Волошонович) дивизионы 7-й бригады морской пехоты.
Атака второго батальона (командир – капитан А.С. Гегешидзе, военком – политрук А.П. Турулин) 7-й бригады на высоту с Итальянским кладбищем захлебнулась. Немцы не только отбили ее, но и перешли в контратаку. Однако морские пехотинцы сумели отразить натиск и начали теснить врага. Атака пятого батальона (командир – капитан К.И. Подчашинский, военком – старший политрук М.К. Вилявдо) 7-й бригады в направлении Верхний Чоргунь развивалась успешно. Не выдержал противник натиска и четвертого батальона (командир – капитан В.И. Родин, военком – старший политрук Т.П. Белов) 7-й бригады в районе безымянной высоты северо-восточнее Верхнего Чоргуня.
В районе высоты 154.7 второй (командир – К.Е. Подлазко, военком – старший политрук П.В. Бабакин) и третий, (командир – капитан П.П. Ерин, военком – старший политрук Д.И. Репринцев) батальоны 31-го стрелкового полка дружной атакой сбили противника и сумели продвинуться на 300-400 м.
Ожесточенный бой с противником во втором секторе шел до поздней ночи. В результате войска сектора несколько продвинулись вперед и закрепились на рубеже: высота с Итальянским кладбищем – 300 м западнее деревни Верхний Чоргунь – высота 154.7 – западные скаты безымянной высоты – 1,5 км северо-восточнее высоты 154.7.
В 18.00 части 95-й стрелковой дивизии (90-й и 161-й полки), сводные подразделения 40-й кавалерийской дивизии и 8-й бригады морской пехоты под общим руководством вновь назначенного командира 95-й дивизии и коменданта четвертого сектора полковника А.Г. Капитохина начали наступление с задачей отбросить противника в Бельбекскую долину, выйти во фланг его группировки и тем содействовать 345-й дивизии, ведшей бой за ст. Мекензиевы горы. Наступление наших войск поддерживали огнем 57-й (командир – майор А.В. Филиппович) и 397-й (командир – майор П.И. Поляков) артиллерийские полки 95-й дивизии, а также береговые и зенитные батареи под руководством начальника артиллерии сектора полковника Д.И. Пискунова.
Передовое подразделение 90-го стрелкового полка было встречено сильным пулеметным огнем. Красноармеец П.Т. Бут пробрался к огневой точке и забросал ее гранатами. Полк под руководством командира майора Т.Д. Белюги начал атаку и к исходу дня продвинулся на… 200 м. На 300 м продвинулись за день передовые роты лейтенантов И.И. Баранца и Г.И. Зуева, 161-го стрелкового полка под руководством капитана И.П. Дацко, на 200-400 м – подразделения 40-й кавалерийской дивизии и 8-й бригады морской пехоты. Авиация главной базы оказывала активную поддержку войскам СОР, особенно активно в четвертом секторе. В первую половину дня шесть Ил-2, шесть И-16, восемь Пе-2 и шесть И-153 бомбили и штурмовали войска противника в районе Мекензиевых гор и огневые точки в долине р. Бельбек.
Особое мужество и стойкость в этот день проявил небольшой гарнизон зенитчиков 365-й батареи, расположенной на высоте 60.0. К утру из четырех орудий батареи в строю осталось два, которыми командовали сержанты Иван Стрельцов и Степан Данич. Они вели огонь прямой наводкой по наступавшей вражеской пехоте. Вскоре на одном из участков к батарее двинулись немецкие танки. Вести по ним огонь орудие сержанта Стрельцова, стоявшее на восточном скате высоты, не могло. В поединок вступило орудие сержанта Данича и головной вражеский танк был подбит. Затем метким огнем были выведены из строя второй, третий. И на это потребовалось всего 19 снарядов. Остальные танки противника развернулись и отошли.
Вот как противник описывает свое видение событий. Время одно – стороны противоборствующие: «На северном же участке фронта – по согласованию с командиром 54-го АК (армейского корпуса) и командирами дивизий должна быть предпринята ещё одна, последняя попытка прорыва к бухте Северной. Как и всегда войска прилагали все свои силы, 16-му пехотному полку под командованием полковника фон Холтитца, наступавшему в полосу заграждений форта «Сталин». Но на этом сила наступающих иссякла. 30 декабря командиры наступающих дивизий доложили, что дальнейшие попытки продолжать наступление не обещают успеха... Но клин наступления становился всё уже, т.к. 50-я ПД и 24-я ПД, наступавшие с востока в направлении на бухту Северную, не продвинулись сколько-нибудь заметно в поросшей почти непроходимым кустарником гористой местности...» (24).
«…31-го декабря была сделана ещё одна попытка пробиться вплоть до Северной бухты. Утром 16-й пехотный полк отбил контратаку. Немецкая артиллерия провела обстрел форта «Сталин», после чего 16-й пехотный полк приступил к его штурму. Пехотный полк это боевая единица, военное понятие, которое позволяет выражать себя в количестве человек и вооружения. Обычно численность пехотного полка составляет около 3000 человек. В данном случае 16-й пехотный полк, начавший штурм форта «Сталин» по своей численности уже не являлся не только батальоном, но и даже усиленной по военному времени ротой. 2-й батальон был расформирован, и его остатки были распределены по другим батальонам. Численность 1-го батальона 3 дня назад составляла меньше 100 человек. В 3-м батальоне ситуация выглядела подобным же образом. В 8 часов 16-й пехотный полк начал атаку. Он атаковал в составе малых ударных групп в южном направлении. Некоторым из них удалось прорваться на позиции противника, после чего они были вынуждены из-за больших потерь залечь в 100 метрах перед сильно разветвлённым и укреплённым оборонительным рубежом, оборудованным скрытыми позициями со скорострельными орудиями и пулемётами... Все пять штурмовых орудий 197-й роты, которые поддерживали атаку, были подбиты. В результате дальнейшее продвижение вперёд было приостановлено.
Солдаты Ольденбургского 16-го пехотного полка ещё раз поднялись в атаку. Слева их поддерживали остатки 1-го батальона 37-го пехотного полка. Ударные группы 16-го пехотного полка, взорвав заграждения из колючей проволоки, и, стреляя вокруг себя как черти, метр за метром «прогрызались« вглубь оборонительных сооружений форта «Сталин» …Из дотов и полевых позиций по ним вёлся бешеный огонь обороняющихся. После этого оставшиеся, поредевшие группы продолжали бой под руководством лейтенанта Мюллера у последнего проволочного заграждения. Оставшиеся 60 метров до вершины высоты лежали перед ними ощутимо близко, откуда из бетонированной позиции скорострельная пушка выплёвывала смерть и гибель (орудие Данича и Цыкалова, № 2 – Б.Н.). И этому последнему орудию удалось не допустить дальнейшего продвижения вперёд лейтенанта Мюллера с его солдатами. Они вынуждены были отойти назад, оставаясь в передовой позиции. К полудню начался сильный снегопад, который разделил сражающихся» (23).
Теперь на эти же события взглянем с другой стороны. Из воспоминаний бывшего командира 365-й зенитной батареи Н. Воробьева:
«Наступил рассвет 31 декабря – последнего дня 1941 года. Фашистское зверьё предприняло самую отчаянную попытку прорваться к Севастополю. Часов в 7 утра, когда уже достаточно рассвело, мы увидели, что немцы готовятся к атаке. За другим склоном высоты, невидимый для нас, слышался многоголосый шум. Там сосредотачивался батальон пехоты. В 8 часов началась артиллерийская подготовка. Ураганный огонь обрушился на нашу позицию, он продолжался более 40 минут. С тревогой в сердце мы ожидали конца артиллерийского обстрела. Мне казалось, что он нанесёт нам большой урон. Как только обстрел прекратился, я крикнул: «Командирам отделений доложить о потерях в личном составе». Все бойцы находились на местах, не было даже раненых. Немцы быстро приближались, громко горланили и с хода стреляли из автоматов. Фашисты между тем успели подойти к нашим проволочным заграждениям. Их встретил здесь картечный огонь. Пушка стреляла с возможной скорострельностью, т.к. теперь Даничу не нужно было пользоваться панорамой и точно производить наводку. Меньше чем за минуту он выпустил 20 снарядов. Шрапнельный ураган произвёл страшное опустошение в наступающих цепях противника. Уцелевшие фрицы поспешно попятились назад. В отражении «психической» атаки огромную роль сыграли стрелковые группы, меткие стрелки Скирда, Нагорянский, Мекеницкий, подвижная группа Шкоды и пулемётное отделение…».
Из воспоминаний бывшего командира зенитного дивизиона Е. Игнатовича:
«Фашисты решили любой ценой захватить батарею. Они с разных направлений пошли в «психическую» атаку на небольшой гарнизон. Оба орудия батареи открыли по наступавшим огонь шрапнелью. Их цепи редели. Огромную роль в отражении «психической» сыграли стрелковые подвижные группы батарейцев, руководимые младшим лейтенантом Ш.Я. Мекеницким и младшим сержантом Д.Д. Скирдой. Они метко разили врага, прикрываясь складками местности. Враг был отброшен. В этом бою 8 батарейцев погибло, 13 получили тяжелые ранения, в их числе младший сержант Д.Д. Скирда. В кармане его гимнастерки было найдено письмо: «Товарищ комиссар! Если в бою с фашистскими захватчиками со мной что-либо случится, то прошу считать меня коммунистом. Я давно мечтал вступить в партию, но хотелось получше проверить себя. Теперь я решил окончательно. Скирда»... Бронетранспортёры опять подвезли гитлеровскую пехоту. Ещё три танка подминают колючую проволоку. Нет, самим не справиться. Воробьёв обратился к командиру полка с просьбой поддержать огнём» (5).
Это вызов огня батарей на себя. 31-го декабря в 10 часов 30 минут по казарме и позиции батареи открыли огонь 12 батарей 61-го зенитного полка. Только одна 85-мм зенитная батарея № 54 израсходовала 854 снаряда.
Обратимся вновь к журналу боевых действий 54-го армейского корпуса за 31.12.41 года: «Вскоре после начала наступления стало ясно, что наступление вследствие сильного истощения и соответственно очень низкой боеспособности немецкой стороны больше не обещают успеха. Немецкая движущая сила иссякла в очень жестокой борьбе в многосуточных жестоких зимних боях, и ни у кого нет в распоряжении резервов. В первой половине дня принято решение прекратить наступление и начать осаду».
Командир 16-го пехотного полка полковник Холтитц, того самого полка, который успешнее всех подразделений 22-й ПД действовал на острие прорыва, так пишет об этом часе: «Однозначный приказ потребовал от нас оставить завоёванную с такими жертвами и героической смелостью территорию за 60 метров перед самым сильным долговременным укреплением и снова отойти почти в исходный пункт нашего наступления. Наши солдаты восприняли это молча. Они ещё прикрыли отход артиллерии и после этого усталые и опустошённые покинули пространство, за которое они боролись метр за метром…» (24).
«Третья и последняя в этот день атака не принесла немцам никакого успеха. Каков же был итог этого боевого дня. При огромном численном и техническом превосходстве фашисты за три атаки потеряли три танка и около 500 человек только убитыми. Между тем как наши потери составили 8 убитых и 13 раненых. На другой день, на поле боя только у самой батареи были подобраны трофеи, в числе которых оказалось 112 винтовок, 6 пулемётов, 4 миномёта, 10 тыс. патронов и других вооружений» (Н. Воробьёв).
В 11 часов 55 мин генерал Хансен в телефонном разговоре с начальником штаба армии подтвердил получение армейского приказа о прекращении наступления. После этого генерал Хансен отдал приказ:
«В связи с тем, что корпус не может оставаться на достигнутых в ходе наступления позициях, необходимо произвести отход за линию Бельбекской долины – Камышловское ущелье – Мекензия. Приём этого положения провести в ночь с 1 по 2 января 1942 года. К этой дате выделить 132-ю пехотную дивизию из состава корпуса».
Немецкое командование было встревожено борьбой с советским десантом в Керчи и Феодосии. Нависшая угроза для 11-й немецкой армии диктовала боевые действия на два фронта прекратить, иначе катастрофа неминуема. Штурм Севастополя провалился, а 46-я пехотная дивизия генерала Шпонека отошла из керченского района за Порпачский перешеек, поэтому дальнейшее связывание войск на рубежах Севастополя теряло всякий здравый смысл. С наступлением темноты атаки противника на позиции 365-й батареи прекратились. 31 декабря войска СОР не только удержали занимаемые рубежи, но и вели активные наступательные действия с целью восстановления ранее утраченных позиций. Немецко-фашистские войска вынуждены были перейти к обороне, чему во многом способствовало то обстоятельство, что в результате успешной высадки десанта 30 декабря советские войска освободили Керчь и Феодосию.
«Это была смертельная опасность для армии, в момент, когда все ее силы, за исключением одной немецкой дивизии и двух румынских бригад, вели бои за Севастополь» – писал Манштейн.
В последний день 1941 г. транспорт «В. Чапаев», встреченный эсминцем «Безупречный» для проводки, в 10 ч 50 мин вошел в Главную базу. Он доставил 772-й стрелковый полк 386-й стрелковой дивизии, 3-й гвардейский дивизион 8-го гвардейского полка резерва Главного Командования (реактивные установки «катюши») и боезапас. Командир дивизиона Герой Советского Союза гвардии майор Емельянов. Гвардейский дивизион расположился в районе хутора Дергачи. К исходу дня командование СОР получило директиву Военного совета Кавказского фронта за № 01894/04 от этого же числа, в которой сообщалось, что части 386-й стрелковой дивизии 30.12.41 г. находятся на переходе Поти – Севастополь. Для пополнения Приморской армии 31.12.1941 года в Новороссийск прибыли четыре маршевые роты в количестве 1000 человек.
Командование фронта требовало ускорить переброску маршевых рот и вооружения в Севастополь, но предупреждало: «Боевые корабли и транспортные суда, обеспечивающие операцию 44-й и 51-й армий в Феодосийском и Керченском заливах, ни в коем случае для переброски войск не брать».
Начиная с этого момента, севастопольская группировка войск снабжалась по остаточному принципу – в первую очередь командование фронта обеспечивало доставку пополнений и накапливание всех видов боевого снабжения войскам, высаженным на Керченском полуострове и в Феодосии. Более того, с этого момента севастопольская группировка рассматривалась штабом фронта как некий придаток, вспомогательный инструмент, основное предназначение которого в максимальной степени способствовать выполнению задач, стоящих перед Крымским фронтом.
Та же директива требовала организовать наступление, сил не распылять, а создать ударные кулаки на важнейших направлениях. Технические средства использовать массированно по укрепленным рубежам и важнейшим объектам. «При наличии средств предусмотреть выброску морских десантов c целью охвата флангов на западном и юго-восточном побережье Крыма. Краткий план наступательной операции представить мне к 23.00 31.12.41 г. Получение подтвердить. Козлов, Шаманин».
В ночь с 31декабря на 1 января 1942 года в Севастополь пришли крейсер «Молотов», лидер «Ташкент» и транспорт «Белосток». В новогоднюю ночь принято дарить подарки. Чем еще можно было порадовать защитников Севастополя, испытывавших острый недостаток в боеприпасах?
С началом контрнаступления под Москвой оперативная группа главного инженерного управления под руководством генерал-майора Галицкого И.П. была направлена в Севастополь. В эшелон было погружено 20 тысяч противотанковых и 25 тысяч противопехотных мин, 200 тонн взрывчатки. Груз спецэшелона был в Новороссийске перегружен на крейсер «Молотов» и транспорт «Белосток» и ночью 1 января 1942 года они прибыли в Севастополь. В составе группы было 50 курсантов выпускного курса Московского военно-инженерного училища и 10 слушателей курсов усовершенствования командного состава инженерных войск, большинство из которых участвовало в битве под Москвой. Штаб группы возглавил начальник кафедры военно-инженерного дела Военной академии им. М.В. Фрунзе полковник Е.В. Леошеня. В состав группы входили майор Л.А. Давид, воентехник 2 ранга И.К. Калабин, лейтенант В.И. Кириллов и воентехник П.С. Деминов. Как уже говорилось, в Севастополь было доставлено: 20 тыс. противотанковых и 25 тыс. противопехотных мин, 200 т взрывчатого вещества, 500 пакетов малозаметных препятствий (МЗП) и почти два вагона топоров, саперных лопат, ломов, кирко-мотыг, кувалд, необходимых для выполнения работ в скальных грунтах.
В большинстве исследований, посвященных этому периоду обороны Севастополя, мы прочтем: «…специалисты группы оказали консультационную помощь при строительстве обороны». О том, какую «консультационную» помощь на позициях осажденного врагом города могли оказать курсанты выпускного курса военно-инженерного училища, мы себе хорошо представляем, если до конца мая 1942 года находившиеся в резерве СОР дипломированные военные инженеры оставались без должностей, не находя себе достойного применения. Информация о 200 тоннах взрывчатого вещества тоже вызывает вопросы – в Севастополе и без того было столько взрывчатки, что можно было при желании поднять на воздух весь Крымский полуостров. Только при оставлении штольни Минно-торпедного арсенала в Троицкой балке 29-го июня 1942 года было уничтожено более 6 тонн взрывчатки, а сколько же ее было брошено и уничтожено при оставлении Севастополя в Сухарной и Темной балках? Радует уже то, что наши теоретики военно-инженерного искусства прихватили с собой два вагона топоров, ломов, кирко-лопат и кувалд столь необходимых для вгрызания в скальный грунт на позициях при оборудовании элементарных траншей и ходов сообщения.
Что же касается пятисот пакетов «малозаметных препятствий», то в этом количестве эти средства годились разве только в качестве мин-ловушек для немцев, приученных пользоваться утепленными сортирами, и тупо их посещавшими, проходя по одним и тем же тропинкам… Упоминание о «малозаметных морских противодесантных средствах» на практике более ощутимо сегодня, когда, купаясь на диком пляже в районе Херсонесского маяка, вы наступите на ржавый металлический «еж» – остаток противодесантной спирали, терпеливо поджидавшей вас 70 лет. А другого применения эти МЗП так и не дождались.
В отношении «немалого числа мин», доставленных на крейсере и транспорте… Генерал Галицкий совместно с генералом Хреновым приступили к реализации плана инженерно-заградительных мероприятий, предусматривающих создание минных полей на танкоопасных направлениях и прикрытия противопехотными препятствиями переднего края обороны. Планировалась установка взрывных заграждений на Инкерманских высотах и на склонах Сапун-горы. Хороший план, но как отмечается в донесениях старших в секторах инженеров: «…имеющихся в запасе мин и заградительных приспособлений для реализации плана не хватило, но оставалась надежда на поступления их с Кавказа и производство на предприятиях города…».
А как хотелось верить генералу Хренову, написавшему в своих воспоминаниях:
«…В январе 1942 года оперативная группа инженерных заграждений во главе с начальником штаба инженерных войск Красной Армии генерал-майором Галицким оказала Севастополю большую помощь в возведении инженерных сооружений»! Инженерные генералы, проанализировав состояние рубежей обороны, назначили в сектора ответственных военных инженеров, поставив им соответствующие задачи...
Сам факт присутствия в Севастополе сразу двух общепризнанных в РККА главнейших теоретиков и практиков военно-инженерного искусства (генерал Карбышев к тому времени уже более четырех месяцев был в плену – Б.Н.) предполагало превращение Севастополя с точки зрения инженерного оборудования и защиты в неприступную крепость. Но, уже в конце января генерал Хренов был назначен начальником Инженерного управления Крымского фронта и убыл в Керчь, а генерал Галицкий вместе со «стажерами» убыл в Москву.
О том, насколько неприступными для противника оказались оборонительные сооружения на Керченском полуострове, и какова в этом роль инженера-генерала Аркадия Хренова, мы уже вели речь и еще не раз об этом напомним. А о том, как будет решаться проблема инженерного обеспечения и укрепления рубежей обороны под Севастополем – нам также предстоит познакомиться в очередных главах исследования.
Деятельность особых отделов флота в первый период обороны Севастополя
Органы военной контрразведки в Военно-морском флоте были реорганизованы в самостоятельную структуру – 3-е Управление Наркомата ВМФ в феврале 1941 года. К началу войны флотские особисты осуществляли оперативное обслуживание флотов и флотилий, с кораблями, морской авиацией, береговой обороной и пр. Ведением следствия по делам арестованных моряков в 3-м управлении НКВМФ занималась следственная часть под руководством майора государственной безопасности Николая Ивановича Макарова.
В ведение НКВД флотская контрразведка была передана позже аналогичных структур РККА. Постановлением ГКО № 1120-сс от 10 января 1942 года 3-е управление НК ВМФ было преобразовано в 9-й отдел Управления особых отделов НКВД во главе с новым руководителем – майором госбезопасности Петром Андреевичем Гладковым – бывшим начальником Особого отдела Карельского фронта, знакомым с флотской спецификой по опыту сотрудничества с чекистами Северного флота.
Поскольку о подвигах наших флотских чекистов в тылу немцев и румын за предыдущий этап боев в Крыму до сих пор не упоминалось, остается предположить, что занимались они основной работой «по специальности» в частях и соединениях флота. Соответствующие отчеты дают нам представление об этом периоде: только за период с 15-го октября по 30-е декабря 1941 года заградительными отрядами и специальными комендатурами, действовавшими под контролем НКВД, было задержано более 4 тысяч человек, из них расстреляно более 200. Есть все основания предполагать, что в это число попали только те, чьи проступки были официально расследованы и осуждены.
Кстати, информация об использовании заградительных отрядов осенью и зимой 1941-1942 гг. в боях под Севастополем постоянно оспаривается не только исследователями-историками, но и самими участниками событий. Если речь идет о заградительных отрядах, входящих в сферу деятельности Особого отдела ЧФ, то в их «поле зрения» теоретически могли попасть лишь моряки бригад морской пехоты, кораблей, морской авиации, личный состав береговых батарей и различных флотских подразделений, обеспечивающих рубежи обороны. В разные периоды обороны Севастополя на позициях находились 2-3 бригады морской пехоты, 1-2 полка и 3-4 отдельных батальона. С учетом средств усиления, это не более 10-12 тысяч человек. Даже если предположить, что в отчет попали моряки, задержанные в период с октября 1941 года по июнь 1942 года, и то цифра эта поражает своей кровожадной сущностью. Даже если за период с 30 октября 1941 года по 30 июня 1942 года состав флотских формирований под Севастополем (с учетом потерь и пополнений) обновился на 100%, то получается, что чуть ли не каждый пятый моряк имел счастье в той или иной степени пообщаться с работниками особых отделов флота.
Стала доступна информация о том, что в деятельности черноморских чекистов «…не обошлось без нарушений законности, за что и были наказаны руководители контрразведки, как на флоте, так и в центральном аппарате в Москве...».
В январе 1942 года в Севастополе произошло, казалось бы, незаметное для осажденного города-крепости событие: приехавшими из Москвы «товарищами» были арестованы начальник Особого отдела Черноморского флота бригадный комиссар Михаил Михайлович Кудрявцев и его заместитель, батальонный комиссар Петр Яковлевич Петровский. Чем же так отличились эти ответственные чекисты, что по результатам расследования был снят с занимаемой должности и отдан под суд их непосредственный начальник в Москве дивизионный комиссар Андрей Иванович Петров?
Расследование было длительным и, судя по всему, объективным. В январе 1943 года дивизионный комиссар Петров Особым совещанием при НКВД осужден на 3 года заключения в лагере (с использованием на административно-хозяйственной работе). В обвинении отмечалось: «…за преступную практику применения извращенных методов в следствии (избиение арестованных, вымогательство вымышленных показаний) и искусственное заведение дел об антисоветских организациях».
Вместе с Петровым были осуждены руководители Особого отдела Черноморского флота: бригадный комиссар Михаил Михайлович Кудрявцев и батальонный комиссар Петр Яковлевич Петровский.
Логично предположить, что безобразные явления, выявленные в работе особого отдела Черноморского флота, способствовали последующей реорганизации названной структуры в масштабе всего Военно-морского флота. Существовало двойное подчинение особых отделов. Так, начальник Особого отдела флота подчинялся члену Военного совета флота и своему московскому руководству. Особые отделы корабельных соединений и береговых частей подчинялись начальнику Особого отдела флота и комиссару своего соединения. Уполномоченные Особого отдела на кораблях – своему начальству по линии Особого отдела и комиссару корабля.
По логике вещей, за безобразия, творившиеся в Особом отделе Черноморского флота, должны были строго спросить с Члена Военного совета Черноморского флота дивизионного комиссара Кулакова (в первую очередь!) и адмирала Октябрьского.
Период между вторым и третьим штурмами
Несмотря на то, что январь-май 1942 г. севастопольской обороны именуется в советской литературе фронтовым «затишьем», потери наших войск в Севастополе в этот период были очень высоки, особенно, в начальный период с января по март 1942 года. Интересно то, что потери, которые понесли защитники Севастополя в ходе этих боев, в большей части советских источниках пытались скрыть. Особенно в этом преуспели непосредственные инициаторы и руководители этих боев. Причина проста: так же как и на Керченском плацдарме, имея достаточные средства, командование СОР и Крымского фронта, беспощадно расходуя людей в плохо организованных атаках, оказалось не в состоянии выполнить поставленные задачи. Причем, в мемуарах военачальников, руководивших боевыми операциями, встречается и откровенное лукавство и подтасовка фактов, хотя по остальным периодам обороны авторы описывают события доходчиво, и в значительной степени объективно.
Так, например, описывает события этого периода командир 172-й стрелковой дивизи генерал И.А. Ласкин: «В январе 1942 года под Севастополем возникло такое равновесие сил, когда ни одна из сторон не в состоянии была проводить наступательные действия с решительной целью. Наступило фронтовое затишье, длившееся до мая. Ранней весной командарм И.Е. Петров при встрече с нами сказал: «Наши войска в Крыму наступления не проводят. А немцы вошли в Крым не для отсидки, и будут только наступать. За передышку они, безусловно, накопили силы. Севастополь же три месяца, в сущности, не получал ни пополнения, ни боеприпасов. Враг это знает. Встает вопрос, где он будет проводить наступление. Не исключена возможность, что Манштейн решит вначале разделаться с Севастополем, чтобы потом бросить все силы на керченскую группировку. Поэтому мы должны усиленно укрепляться и всегда держать себя в готовности к отражению наступления врага. 30 марта 1942 года генерал Петров издал приказ, в котором требовал от войск укреплять позиции и подступы к городу».
И все: никаких тебе событий и боевых действий между январем и мартом. Если ориентироваться на воспоминания генерала Ласкина, то может показаться, что с января по март серьезных боевых действий в секторах обороны не происходило. Но боевые операции войсками СОР проводились, и И.А. Ласкин не мог о них не знать, его дивизия принимала в боях этого периода непосредственное участие. Давайте рассмотрим, что же происходило в эти месяцы.
События первых дней 1942 года в мемуарах П.А. Моргунова описываются так: «1 января части вели бои за улучшение позиций и возвращение отдельных участков обороны, оставленных ранее. Противник оказывал упорное и сильное сопротивление...». Примерно так же описываются события в других наших источниках.
Немцы об этих событиях пишут иначе. Г. Бидерман: «В конце дня 31 декабря мы узнали от посыльного, что фронт будет отходить назад и занимаемый нами участок предстоит оставить. Ночью мы перетащили нашу пушку через насыпь и двинулись по дороге, ведущей на северо-восток в сторону деревни Камышлы. После нескольких часов пути мы прибыли на только что созданные передовые рубежи и к утру были на месте сбора роты. Вначале мы не понимали, почему понадобилось отдавать такую большую территорию, за которую мы так дорого заплатили кровью своих товарищей. За дни Рождества две штурмовые дивизии проникли глубоко внутрь занятой русскими территории. С наших самых передовых позиций по ночам мы могли расслышать предупреждающие о тумане сирены с русских кораблей в Северной бухте, «дороге жизни» для врага. Эти глубокие клинья оставили наши фланги опасно обнаженными для ударов врага, который продолжал получать подкрепление морем. Поэтому линия фронта была выпрямлена, чтобы исключить возможность быть отрезанными от главных сил» (22).
«...Героизм немецких солдат произвел такое впечатление на большевиков, что они на нашем участке еще трое суток не решались занять оставленные нами окопы...» (В. Мюллер). Но это воспоминания немецких военнослужащих, которые воевали на 4-м секторе. В 1-м секторе ситуация была несколько иной. Получив сообщение о начале Керченско-Феодосийской десантной операции, начальники секторов решили предпринять активные действия, причем общего плана не было. Командование СОР оказалось не готово предпринять активные наступательные действия сосредоточенно, на одном участке. Вместо этого каждый комендант сектора действовал самостоятельно. Зачастую в секторах решения о наступлении принимали даже не коменданты секторов, а командиры полков. Артподготовка чаще всего не производилась, атаки не были поддержаны авиацией, а большинство атак велись недостаточными силами, что привело к распылению сил и большим потерям. Обратимся к сводкам и боевым донесениям тех дней.
«В 1-м секторе батальон полка НКВД и 3-й батальон 1330-го стрелкового полка атаковали с целью овладения высотой 212.1, но встреченные сильным минометным и артиллерийским огнем были вынуждены отойти к концу дня на исходный рубеж». Это официальное описание событий. Что же происходило на самом деле?
Действительно, 1-го января, в разное время, батальоны сводного пограничного полка НКВД и 1330-го полка попытались улучшить свои позиции. Полк НКВД (он еще не был 456-м, и никогда не назывался официально «пограничным») держался только в границах старой Балаклавы. В новогоднюю ночь было решено отбить Генуэзскую башню и по возможности, высоту 212.1 со старым фортом. Как и когда удалось захватить немецким войскам обрывистый склон с Генуэзской крепостью, в исторической литературе не упоминается. Для атаки выделили всего три роты, но атака была неплохо спланирована командиром полка майором Г.А. Рубцовым. Она была поручена батальону под командованием майора И.В. Кекало.
«Первой штурмовала Генуэзскую крепость рота капитана Самуила Блоха. С командного пункта было отчетливо видно как поднимались пограничники по горным склонам – путь их был отмечен мертвыми телами и бурыми пятнами крови, которые отчетливо виднелись на снегу. Капитан Самуил Блох был тяжело ранен и его сменил политрук Курский. Атаку Курского поддержали две роты: 6-я – капитана Черванева и 4-я – лейтенанта Ростислава Крайнова. Немцы защищались отчаянно и умело. Более того, они контратаковали большими силами и стали теснить пограничников вниз: вот-вот они на «плечах» капитана Черванева ворвутся в Балаклаву... Но бойцы взвода лейтенанта Шаронова, поднявшись по скале с тыла, сняли часовых и атаковали в спину немецкие части, удерживавшие высоты. Пользуясь растерянностью фашистов, лейтенант Крайнов захватил сходу две башни Генуэзской крепости. А пограничники взвода Сысуева и Баранова, поддержанные минометами Комарова, тоже ворвались в крепость. Взводы Целовальникова и Козленкова подобрались к левой стороне крепости и стали теснить немцев к морю…» (5).
А вот развития атаки не получилось, ворваться на плечах у немцев в форт не удалось, и фактор внезапности был утерян. Атакующие бойцы полка НКВД были прижаты к земле минометным и пулеметным огнем, пришлось отойти к балке Кефало-Вриси. Для атаки на высоту 212.1 уже не хватило сил, три атакующих роты потеряли в общей сложности 152 человека – треть личного состава. Сводный полк НКВД отошел не на исходные позиции – Генуэзская крепость осталась за защитниками Севастополя. Около 11 часов 1-го января 1330-й полк попытался отрезать немецкие войска на высоте 212.1, захватив «Южный» форт на высоте 386.6. Направление удара было выбрано исключительно удачно, в случае захвата форта «Южный», удерживаемый немецкими войсками форт «Северный», был бы отрезан от позиции немецких войск. Численность оборонявшихся в форте немцев была около батальона, поэтому атаковать на этом направлении нужно было силами не менее полка. Но атаковал ее наш неполный батальон (командир – старший лейтенант Г.М. Говорунов), и... без артиллерийской подготовки. Понеся значительные потери, батальон вынужден был отступить.
В некоторых источниках указывается, что атаку поддерживал своим огнем 51-й артполк, но эти данные не подтверждаются. Кроме того, 1-го января 1942 г. в 51-м полку на 8 орудий было всего 12 снарядов. Повторная атака также успеха не имела. Удалось захватить только небольшое недостроенное укрепление над совхозом «Благодать». Немецкие войска, не испытывая недостатка в боеприпасах, легко отбили все последующие атаки советских войск, нанеся им значительные потери.
«Во 2-м секторе 7-я бригада морской пехоты вела бой в районе горы Гасфорта, однако, продвинуться также не смогла, но высоту с Итальянским кладбищем, захваченную накануне, удержала...». Бои за гору Гасфорта 1-го января носили ожесточенный характер, доходя до штыковых атак. Девять(!) раз бойцы 7-й бригады и влитого в нее 2-го полка морской пехоты захватывали вершину, и каждый раз повторялся один и тот же сценарий. Советские войска, перевалив через вершину, пытались развить успех, но.... Немецкая артиллерия открывала ураганный огонь по атакующим частям, нанося им серьезные потери, и вынуждая их отступить. К концу дня части 2-го сектора закрепились на скатах высоты. Линия фронта прошла в районе вершины. Та же ситуация повторилась левее: 31-й стрелковый полк продвинулся на 200 м, занял гребень высоты над дорогой в Шули, но попал на минное поле, а затем под огонь немецкой артиллерии и закрепился вдоль гребня.
514-й стрелковый полк в ночь на 31 декабря был сменен двумя батальонами 769-го полка 386-й стрелковой дивизии в районе Камары и был переброшен в резерв IV сектора на случай прорыва немецких войск. Наступать необстрелянными частями не решились.
«…В третьем секторе 79-я стрелковая бригада и левофланговые подразделения 287-го полка 25-й стрелковой дивизии вели бои за овладение высотой 192.0. Они продвинулись в районе стыка между этими частями на 300 м, захватив плацдарм для дальнейшего наступления». Так описываются события по материалам сводок. Немецкие источники дают иное описание – В. Мюллер: «... к 1-му января мы уже отошли на границы оврага Камышлы и начали строить окопы. Нас прикрывали только минные поля из захваченных большевистских мин и небольшие пикеты на дорогах. Сторожевым постам был дан приказ в бой не вступать, а немедленно отходить к намеченным позициям».
«…95-я стрелковая дивизия, встречая упорное сопротивление противника, вела бой за высоту с современной отметкой 90.2 (1 км северо-западнее ст. Мекензиевы горы). Во второй половине дня 345-я и 95-я стрелковые дивизии и 8-я бригада морской пехоты при поддержке огня полевой, береговой и зенитной артиллерии, бронепоезда «Железняков« вели бои за овладение ст. Мекензиевы горы, но безуспешно» – это опять из наших сводок за 1 января 1942 года.
«Единственным укрепленным узлом, в задачу которого входило сдержать большевиков в случае их быстрого продвижения, являлась станция Мекензия. Противотанковым расчетам и двум ротам 22-й дивизии, которые обороняли станцию, была поставлена задача сдержать напор большевиков до утра 2-го января, а затем отойти на новые позиции на «Масляной горе». После чего 4-го января они должны были отойти к пункту сбора. Уже утром первого января начались ожесточенные атаки противника, которые были успешно отбиты. Мы несли большие потери, но противник нес потери во много раз большие. Две роты пришлось свести в одну, теперь ими командовал фельдфебель, т.к. все офицеры были убиты или ранены...» (В. Мюллер).
Да, безусловно, границы СОР необходимо было срочно отодвигать от города, по результатам второго наступления немецких войск город, бухта и аэродромы оказались в зоне огня вражеской артиллерии. Однако, действовать необходимо было не одновременно во всех секторах, а сосредоточить усилия на одном, наиболее удобном для атаки участке. Но войска СОР продолжали атаковать противника на всех направлениях малыми силами, нанося противнику, так называемые, «беспокоящие» удары. Наибольший успех был достигнут в полосе четвертого сектора, ибо здесь противник быстро отступил на удобные для обороны позиции. Выполняя приказания штаба 11-й армии, к 4-му января немецкие войска окончательно отошли к Камышловскому оврагу и на правый берег реки Бельбек.
Обратимся к материалам нашей суточной сводки: «Наши части (345-я и 95-я дивизии и 79-я бригада) выбили немцев со ст. Мекензиевы Горы, овладели высотами 192.0 и 104.5 и вышли к Бельбекской долине. Наступление своим огнем поддерживали корабли Черноморского флота. По противнику с эсминцев ЧФ было выпущено 80 шт. 130-мм снарядов...».
Но по воспоминаниям ветеранов боев все было иначе: «...мы, не спеша, без боя, занимали оставленные немецкими войсками укрепления. Двигались вперед очень осторожно, бросая, на всякий случай, в землянки и блиндажи гранаты. Дважды натыкались на немецкие посты, которые быстро отходили, не вступая в бой...». По каким рубежам, и с какой дистанции вели огонь эсминцы ЧФ 2-го января, выпустив более 80 снарядов, совершенно непонятно.
Утром 2-го января командованием СОР была получена телеграмма на имя Ф.С. Октябрьского:
«1. Директивой ... от 30.XII.41 г. Вам была поставлена задача о переходе с утра 31.XII.41 г. в наступление Приморской армии. 2. Директивой ... от 31.XII.41 г. первая задача подтверждалась указанием создания ударных кулаков на важнейших направлениях и организацией десантов с целью охвата флангов западного и юго-восточного побережья Крыма. Было приказано предоставить мне к 23.00 31 декабря план операции. Изложенное, Вами не выполнено полностью без объяснения причин. Вы сообщили 1 января, что Вами решено провести последовательные захваты отдельных рубежей и две десантные операции на Евпаторию и Ялту. Поставленные в моих директивах задачи путем последовательного захвата отдельных рубежей Вы не решаете. Требую с утра 4 января перейти в решительное наступление по всему фронту СОР, используя высадку десантов в пунктах по Вашему усмотрению, не отрывая средств, выполняющих основные задачи по перевозке войск. Конкретный план наступательной операции донести точно к 15.00 3.01.42 г. Получение подтвердить. Козлов. Шаманин».
Дальнейшие решения и действия адмирала Октябрьского требуют тщательного анализа и объяснений. Командование фронтом требовало от командующего СОР «…создания ударных кулаков на важнейших направлениях и организации десантов с целью охвата флангов западного и юго-восточного побережья Крыма». В течение нескольких предыдущих дней в адрес штаба фронта шли сообщения о поразительных успехах войск Севастопольского оборонительного района. Речь шла о захвате целых участков позиций врага, о значительном улучшении своих позиций и проч. Оценивая «резко возросшие»(?) возможности войск СОР, командующий фронтом был вправе ожидать от дальнейшей боевой деятельности войск на севастопольских рубежах существенной поддержки войскам советской десантной группировки в районе Керчи и Феодосии. И, исходя из этих соображений, генерал Козлов напоминал о задаче, ранее поставленной командованию СОР.
Что же теперь оставалось делать адмиралу Октябрьскому и генералу Петрову? Объяснять генералу Козлову, что они «несколько поспешили» обрадовать его своими успехами, а фактически из последних сил сдерживают противника на своих рубежах. Теперь, вызывая праведный гнев у командования фронтом своей «медлительностью» и «нерешительностью», Октябрьский и Петров были обязаны любыми средствами оправдать доверие, ранее оказанное им фронтовым командованием. Изображая активные боевые действия в соответствии с требованиями Директивы, командование СОР судорожно пыталось организовать атаки немецких позиций. С учетом явно недостаточных сил и средств, приходилось действовать не «кулаком», как требовалось в директиве фронта, а скорее, «растопыренными пальцами». Как мы убедимся, даже эти «показушные», вымученные атаки обернулись для наших войск большой кровью. В числе требований штаба фронта указывалась плановая высадка тактических десантов в Ялте и Евпатории.
Во всей этой «истории» самое любопытное в том, что сама идея высадки десантов возникла не в штабе генерала Козлова, а была ПРЕДЛОЖЕНА адмиралом Октябрьским. Места высадки «тактических десантов», средства их доставки, поддержки должен был определить командующий флотом. И именно он являлся автором идеи высадить десант в Евпатории. Десант в Евпаторию стоил Севастополю тысячи защитников, Черноморскому флоту боевого корабля, а жителям Евпатории многих тысяч жертв.
Командующий СОР (он же командующий флотом) в точности выполнил требования директивы, но выполнил он их формально и неумело. События развивались следующим образом. К исходу дня 2 января 1942 г. части СОР, следуя за отступавшими немецкими и румынскими частями, вышли на рубеж реки Бельбек. 79-я бригада заняла высоту 192.0 (гора Трапеция). 345-я стрелковая дивизия к 15 часов вышла на перекресток железной дороги и шоссе на Симферополь. 95-я стрелковая дивизия заняла высоту 104.5.
Одновременно происходило переформирование частей. Остатки 40-й кавалерийской дивизии были выведены из боя и сосредоточены в районе казарм на Северной стороне. Остатки 8-й бригады морской пехоты (около 300 человек) были сведены в две роты (!) с одной минометной батареей и переданы в подчинение 1-му Севастопольскому полку, которому предстояло «преобразование» в 8-ю бригаду морской пехоты (2-го формирования). «Старая» 8-я бригада, несмотря на то, что она вынесла на себе основную тяжесть второго штурма и сохранила знамя, была расформирована, а ее, теперь уже бывший командир полковник Владимир Вильшанский был откомандирован в Туапсе в «распоряжение» начальника штаба флота контр-адмирала Елисеева. Только 3-го января было начато формирование «ударных кулаков». Моргунов пишет: «Испытанная в боях 172-я стрелковая дивизия полковника И.А. Ласкина передала свои позиции во втором секторе накануне доставленной с Кавказа 386-й стрелковой дивизии (командир – полковник Н.Ф. Скутельник, военком – старший батальонный комиссар П.П. Медведев, начальник штаба – полковник Л.А. Добров, начальник политотдела – старший батальонный комиссар А.Д. Ульянов), и вместе с приданым ей еще в ноябре 31-м полком 25-й стрелковой дивизии скрытно перешла к Инкерману, а затем к Бельбекской долине».
По тексту донесения можно понять, что целая дивизия и приданый ей полк снимаются с рубежа во втором секторе и перебрасываются в 4-й. Но если вспомнить состав дивизии, то в исследуемый нами период она состояла из «приданного» ей 31-го полка, 514-го полка и 1-го Севастопольского полка. Каждый из этих полков по количеству активных «штыков» не превышал стандартного батальона.
514-й полк, стоявший на острие немецкого удара вдоль ялтинского шоссе, по сути, сохранивший лишь один батальон неполного состава, убыл в 4-й сектор еще 30-го числа. Первый Севастопольский полк остался на своих рубежах, тогда кто же «перебрасывался» в 4-й сектор? Штаб дивизии со специальными подразделениями? Ничего не скажешь... «кулак», да еще «ударный»! Но даже передислокация этого «кулака» потребовала два дня. Это было связано с большими потерями 31-го и 514-го полков, части требовали хотя бы доукомплектования офицерским составом и восстановления материальной части. На это потребовалось время.
5 января, спустя четыре дня после получения телеграммы от командующего фронтом ген. Козлова, вице-адмирал Октябрьский дал телеграмму Военному совету Кавказского фронта с анализом обстановки, состояния и действий войск СОРа:
«1. Вашу директиву войска Приморской армии выполняли, но продолжавшееся наступление (?) противника в направлении Камышлы – Северная сторона вынудило под давлением превосходящих сил противника наши части отойти на рубеж кордон Мекензи № 1 – южнее ПСТ М.Г. (полустанка Мекензиевы горы. – Б.Н.). Понеся большие потери в предыдущих боях, скованная беспрерывными атаками противника на всем фронте, армия утром 1 января не могла перейти в контрнаступление. С утра 2 января войска перешли в наступление. Противник отошел на рубеж Камышлы и севернее реки Бельбек. 3 января части возобновили наступление и к утру 4 января вышли на рубеж высоты восточнее Камышлы и реки Бельбек. Остальных участках фронта успеха не было. Против фронта действуют четыре пехотные дивизии... с артиллерией. Переход в наступление на всем фронте не выполнен по причинам: а) в связи с большими потерями... были выведены из строя 8-я брмп, 2-й полк мп, 40-я кд, 241-й сп. Остальных частях осталось штыков: 2-я сд – 2382, 172-я сд – 2274, 7-я брмп – 2620, 25-я сд – 2069, 95-я сд – 2876, 79-я бр – 982, 345-я сд – 820 и 388-я сд – 1693.
б) 386-я стрелковая дивизия в боях не участвовала – закончено сосредоточение.
Сейчас части готовятся и 6.1.42 г. перейдут в наступление на фронте IV сектора. Отряд кораблей «Красный Крым», БТЩ и четыре катера МО-4 выходят с десантом в Алушту. Из Севастополя в Евпаторию высажен десант 5.1.42 г. В Севастополе готовится второй батальон для усиления в Евпатории.
Октябрьский. Кулаков».
Содержание этой телеграммы требует некоторых пояснений. Главное, говорить о «наступлении» противника 5 января некорректно, как и «беспрерывных атаках» противника. К этому времени противник уже три дня отходил и оборонялся. Да, потери СОР были велики, но в город к концу декабря было доставлено много маршевых пополнений и полнокровная 386-я дивизия.
Приведенная в телеграмме численность войск СОР ужасающе мала, но стоит обратить внимание на то, что командующий СОР дает не общую численность воинов в дивизиях, а количество «штыков», т.е. численность рядовых бойцов и только в пехотных подразделениях. Да, отдельные части, такие как 345-я дивизия, 8-я бригада морпехоты, 40-я дивизия, 241-й полк понесли чрезвычайно высокие потери и по существу перестали существовать. В СОР было достаточно много боеспособных частей, но их непосредственная подготовка для наступления началась только после получения телеграммы от командующего фронтом, несмотря на заверения Ф.С. Октябрьского, данные Козлову еще в середине декабря.
Еще одна деталь: десант в Евпатории уже сутки как был высажен, а в Севастополе еще только шло формирование второй волны десанта. Хотя для, так называемой, «второй волны десанта», казалось бы, ничего формировать не требовалось, под рукой были боеготовые части: тот же батальон 9-й бригады морской пехоты. Циркулировала информация, что во вторую волну десанта планировали послать остатки Второго полка морской пехоты. Ни с первой «волной» десанта, ни со второй не проводилось никакой специальной подготовки. Людей сняли с огня передовой и бросили в полымя десанта. Для высадки десанта на таком расстоянии от линии фронта (район Евпатории) должны были собрать войска, численностью не менее дивизии, в противном случае, высаживать десант нужно было непосредственно за линией обороны немецких войск, например, в устье Качи.
В связи с тем, что по ходу нашего расследования мы невольно затронули тему десантных операций января 1942 года, я проведу краткий анализ тех десантов, руководство которыми осуществлял штаб СОР и штаб флота.
Черноморские десанты января 1942 года.
Кто несет ответственность за их трагический исход?
Как уже упоминалось, в ночь на 2 января 1942 года вице-адмирал Ф.С. Октябрьский получил очередную директиву командующего Кавказским фронтом за № 02/ОП от 01.01.42 года, в которой требовалось перейти в наступление с высадкой тактических десантов в Алуште (при невозможности – в Ялте) и в Евпатории. Планировалось совместное наступление войск Крымского фронта и СОР на Симферополь, а затем и освобождение всего Крыма. Для содействия продвижению войск, в дальнейшем, планировалась высадка еще одного тактического десанта в районе Сары-Булат (современное – Портовое – за Бакальской косой). Идея всех эти «мероприятий» родились не в недрах штаба Кавказского фронта, а была предложена самим Филиппом Сергеевичем Октябрьским при разработке плана Керченско-Феодосийской операции еще в начале декабря 1941 года.
Система секторов СОР оправдала себя в обороне, но состав сил и огневых средств не позволял оперативно собрать ударную группировку для перехода в решительное наступление. У каждого из комендантов секторов было свое видение обстановки и расставаться с резервами никто из них не спешил. Противник под Севастополем был еще достаточно силен, его артиллерия, расположенная на командных высотах, препятствовала маневру войсками между нашими секторами обороны. В директиве командующего Кавказским фронтом от 2 января подтверждался ранее отданный приказ о переходе войск СОРа в наступление 5 января 1942 года.
Первого января в Севастополь прибыл очередной и последний 772-й стрелковый полк 386-й дивизии. Многие авторы указывают, что в этот день дивизия полностью прибыла в Севастополь. Это не совсем так. Прибыли только ее стрелковые полки без техники и тяжелого вооружения. Не прибыл 952-й артиллерийский полк, и ряд вспомогательных подразделений. Если сравнить силы 386-й дивизии и противостоявшей ей 1-й румынской горнострелковой бригады, то последняя окажется вдвое сильнее, а по артиллерии румыны имели подавляющее преимущество.
Советские исследователи склонны переоценивать первоначальный эффект Феодосийского десанта, утверждая, что для ликвидации десантной группировки от Севастополя и от Феодосии были отведены значительные силы немцев и румын. Так ли это? Попробуем проанализировать ситуацию. Г.И. Ванеев указывает: «Будучи вынуждено часть своих сил (170-ю, а затем 132-ю и частично 50-ю пехотные дивизии) перебросить на керченское направление, командование 11-й немецкой армии отвело оставшиеся под Севастополем войска на оборонительный рубеж, проходивший по основным командным высотам, которые были превращены в сильные опорные пункты. Блокирующие Севастополь немецко-фашистские войска располагали большим количеством огневых средств и оказывали упорное сопротивление нашим наступавшим частям» (3).
Если принимать на веру утверждения Ванеева, то выходит, что немецкая группировка под Севастополем в первых числах января была уменьшена чуть ли не вдвое. Тогда, совершенно непонятно, почему советские части не смогли прорвать вражескую блокаду. Да, действительно, к исходу 1-го января со своих позиций под Севастополем почти полностью ушла 170-я пехотная дивизия (за исключением инженерного батальона). В этом советские и немецкие источники сходятся. Советский историк Басов указывает, что ушли, кроме этого, 132-я и 72-я дивизии. Увы, это не так... Точнее, не совсем так. По состоянию на 2 января и 132-я, и 72-я, и уж тем более, 50-я дивизии все еще находились на своих позициях. Да, действительно, 105-й пехотный полк 72-й дивизии и большая часть 132-й дивизии готовились к переброске на керченское направление, но только готовились! Более того, после ликвидации 4-5 января Феодосийской группировки советских войск большая часть 132-й дивизии вернулась под Севастополь.
11-я армия обладала достаточными ресурсами для того, чтобы и осаждать Севастополь, и надежно блокировать наш десант на Керченском полуострове. Сил для решительного наступления у противника не было, а вот остановить советские войска сил хватало даже с избытком. Манштейн предпринял ряд профилактических мер по стабилизации ситуации под Керчью и Севастополем.
Проштрафившегося командира 42-го корпуса генерал-лейтенанта графа Ганса фон Шпонека сняли с должности и вместо него 1-го января назначили генерала Франца Маттенклота. Это был тот самый граф фон Шпонек, который до октября 1941 г. командовал легендарной 22-й дивизией. Корпусом Шпонек прокомандовал всего два месяца. Сменивший его генерал Маттенклот в 1940-м командовал 72-й дивизией, затем находился на штабных должностях. Отступившей из под Керчи командир 46-й пехотной дивизией Курт Химер отделался выговором.
Немецким войскам не хватало сил для продолжения наступления под Севастополем, но критической ситуации для их войск не отмечалось. Это Манштейн в своих мемуарах, написанных в конце 40-х годов, несколько драматизировал ситуацию в Крыму. Ситуация для немцев оставалась опасной на Керченском направлении до того момента, пока к месту высадки советского десанта спешно выдвигались 3-й мотополк 8-й румынской кавбригады, моторизованная группа полковника Корнэ, 4-я румынская горнострелковая бригада (совершившая 100-километровый марш по горам в экстремальных погодных условиях всего за 1,5 суток). После прибытия этих частей ситуация стабилизовалась.
Уже спустя неделю после высадки нашего десанта на Керченском полуострове Феодосийский участок был надежно прикрыт 42-м немецким корпусом в составе: 170-й ПД (нем.), 46-й ПД (нем.), 213-го ПП 73-й ПД (нем.), 105-го ПП 72-й ПД (нем.), 4-й ГСБр (рум.), 8-й КБр (рум.), 18-й ПД (рум.). Выделенных на Керченский участок фронта сил было вполне достаточно для обороны 35 км участка перешейка между Черным и Азовским морями. Как уже отмечалось, для ликвидации нашей Феодосийской группировки 42-му корпусу (из 54-го АК) была придана большая часть 132-й пехотной дивизии.
Под Севастополем же на 1 января оставались: 54-й корпус – 22-я пехотная дивизия, часть 132-й пехотной дивизии (подчинена 22-й ПД), 24-я пехотная дивизия, 50-я пехотная дивизия; 30-й корпус – два полка 72-й пехотной дивизии и усиленная 1-я румынская горнострелковая бригада. Но это только штатные части, на усиление корпусов были переброшены армейские и пионерные и вспомогательные части (в т.ч. 744-й и 70-й пионерные батальоны, 560-й противотанковый дивизион и т.д.). Т.е. противник был достаточно силен. Именно поэтому попытки войск СОР перейти в наступление, на чем решительно настаивало командование Закавказским фронтом, на этом этапе были обречены на неудачу.
Что же происходило в эти дни в самом Севастополе? Дальнобойной артиллерией противника, действовавшей из района Качи, был серьезно поврежден танкер «Москва». Отличились меткой стрельбой артиллеристы 737-го тяжелого немецкого артдивизиона, вооруженного 150-мм чешскими гаубицами (15-cm tezka houfnice vz. 15). Танкер был поставлен в ремонт.
2 января 1942 г. советские войска должны были перейти в решительное наступление в направлении центрального Крыма, но ни десантная группировка на Керченском плацдарме, ни части СОР в наступление не перешли. Учитывая напряженную обстановку на рубежах обороны, наше командование не решилось даже провести перегруппировку войск с целью наступательной операции. К подготовке десанта с севастопольского плацдарма не приступали. Отслеживая эту ситуацию, одна за другой в штабе фронта издавались грозные директивы.
Директива Ставки ВГК № 170005 командующему войсками Кавказского фронта о плане освобождения Крыма.
Копия: народному комиссару Военно-Морского флота
2 января 1942 г. 22 ч 35 мин.
Ставка Верховного Главнокомандования:
1. Утверждает представленный вами план освобождения Крыма действиями главных сил на направлении Джанкой, Перекоп, Чонгар, наступлением одной армии на Симферополь и высадкой морских десантов в районах Алушты, Ялты, Перекопа и прежде всего в районе Евпатории. Одновременно Ставка требует всемерно ускорить сроки окончания сосредоточения войск и начала перехода в общее наступление, для чего предлагает использовать все возможные средства для переброски войск в Крым, как по линии Черноморского военного, так и гражданского флотов.
2. Для развития и завершения операции дополнительно разрешается перебросить в Крым управление 47-й армии, 77-ю и 138-ю горнострелковые дивизии и 56-ю танковую бригаду, в связи с чем, передислоцировать 223 сд. из Сумгаита в район Махачкалы и 151 сд. из Уджара в район Кировокан, Амамлы.
3. Обязать т. Октябрьского силами Севастопольского оборонительного района не допустить противнику свободного маневра из-под Севастополя. Принять все меры к быстрому перебазированию на Керченский полуостров, а в дальнейшем и в Крым, фронтовой, и прежде всего истребительной, авиации.
4. В случае установления отхода противника из Крыма немедленно перейти в общее наступление всеми имеющимися в Крыму силами и средствами, независимо от окончания сосредоточения, с целью выхода на Перекоп и Чонгар – отрезать пути отхода противнику.
Ваше решение о начале операции донести не позднее 4 января. Получение подтвердить.
Ставка Верховного Главнокомандования И. СТАЛИН, А. ВАСИЛЕВСКИЙ
Как следствие Директивы Ставки ВГК, из штаба фронта командующему СОР Ф.С. Октябрьскому была направлена телеграмма:
«1. Директивой... от 30.XII.41 г. Вам была поставлена задача о переходе с утра 31.XI1.41 г. в наступление Приморской армии.
3. Директивой... от 31.ХП.41 г. первая задача подтверждалась указанием создания ударных кулаков на важнейших направлениях и организацией десантов с целью охвата флангов западного и юго-восточного побережья Крыма. Было приказано представить мне к 23 часам 31 декабря план операций. Изложенное Вами не выполнено полностью без объяснения причин. Вы сообщили 1 января, что Вами решено провести последовательные захваты отдельных рубежей и две десантные операции Евпаторию и Ялту. Поставленные в моих директивах задачи путем последовательного захвата отдельных рубежей Вы не решаете. Требую с утра 4 января перейти в решительное наступление по всему фронту СОРа, используя высадку десантов в пунктах по Вашему усмотрению, не отрывая средств, выполняющих основные задачи по перевозке войск. Конкретный план наступательной операции донести точно к 15.00 3.1.42 г.
Получение подтвердить. Козлов. Шаманин».
Крейсер «Молотов», доставивший накануне группу инженерного усиления ген. Галицкого, имея на борту 340 раненых, вышел из Севастополя и в этот же день прибыл в Туапсе.
Получив 2.01.42 г. разгромную телеграмму из штаба фронта, Ф.С. Октябрьский начал спешно готовить обещанные ранее десанты. Точнее, готовился только десант в Евпаторию. Идея этой операции родилась в недрах разведотдела ЧФ еще в начале декабря. Часть высадочной группы готовилась заранее. Еще за месяц до описываемых событий, 5 декабря 1941 года командир 1-го дивизиона СКА ОВРа Главной ВМБ капитан-лейтенант В.Т. Гайко-Белан получил приказание штаба ОВРа выделить два малых охотника для высадки в Евпатории разведгруппы.
В этот же день командир ОВРа контр-адмирал В. Фадеев вызвал командиров катеров СКА-041 лейтенанта И.И. Чулкова и СКА-014 младшего лейтенанта С.Н. Баженова и в обстановке строгой секретности поставил перед ними боевую задачу. Кораблям предстояло в ночь на 6 декабря высадить в порту Евпатория две диверсионно-разведывательные группы под командованием мичманов М. Аникина и Ф. Волончука. После выполнения группами задания их следовало принять на борт и доставить в Севастополь. Общее руководство операцией возлагалось на капитана В.В. Топчиева и батальонного комиссара У.А. Латышева (впоследствии оба они погибнут в ходе январского десанта в Евпаторию. – Б.Н.).
Следующей ночью оба морских охотника с погашенными ходовыми огнями вошли в Евпаторийскую бухту. На флагманском СКА-041 кроме группы Аникина находились командир звена морских охотников старший лейтенант Соляников и дивизионный штурман К.И. Воронин. В их задачу входило обследование навигационной обстановки в районе Евпатории. Разведывательная группа выполнила поставленную задачу. Высадившись в порту, разведчики разгромили портовую комендатуру и канцелярию порта, захватили пленных, секретную документацию и благополучно вернулись на катера.
Второй штурм Севастополя внес поправку в сроки высадки десанта в Евпаторию. О десанте вспомнили только после грозного окрика из штаба фронта. Естественно, данные о противнике месячной давности устарели, но это никого не смутило. Было начато формирование частей десанта.
В течение 4 января 1942 г. десантная группа готовилась к операции. Обычно пишут, что десант готовился заранее, якобы, десантники проходили специальную подготовку. Это наглая ложь, опровергнуть которую вскоре будет некому. До последнего момента никто не знал, состоится ли десант, и какие части будут высаживаться. К высадке были готовы только спецподразделения: части Евпаторийского НКВД (милиции), части местной погранкомендатуры, партийные работники, которым предстояло «принять» (?) власть в городе. А вот основной группы десанта до последнего дня сформировано не было. Десант готовился наспех с использованием тех частей, которые были под рукой. Евпаторийский десант – это отдельная трагическая и героическая страница истории Крыма, и рассмотрение событий этого десанта (как и остальных крымских «тактических» десантов) нашим исследованием не предусматривалась, но...
Кто же ушел в десант, как удалось так быстро (всего за сутки) сформировать десантную группу? На самом деле, ее собрали из разных частей. Из 7-й бригады забрали большую часть батальона к-на Г.К. Бузинова (бывший батальон керченской 9-й бригады), пополненного бойцами 1-го батальона 2-го полка морской пехоты. Кроме этого, вместе с десантом высаживались: разведгруппа штаба флота, бывшие евпаторийские милиционеры, партработники, «особисты».
Во второй эшелон десанта, предположительно, должны были войти остатки 2-го полка МП и 8-й бригады морской пехоты, в т.ч. и остатки батальона Л.П. Головина (основу которого составляли те же бойцы 9-й бригады морской пехоты). Удивительно, но судьба, похоже, берегла Л. Головина во время всей обороны города.
Для высадки первого эшелона был сформирован отряд кораблей Севастопольского ОВРа в составе тральщика «Взрыватель» (командир капитан-лейтенант В.Г. Трясцин, военком политрук П.Г. Болотин), буксира «СП-14» (капитан И.М. Сапега) и семи сторожевых катеров типа MO-IV из состава 1-го и 2-го дивизионов СКА ОВРа ГВМБ и Сочинской базы: СКА-081, СКА-024 (0115), СКА-042 (0105) СКА-062, СКА-0102, СКА-062 (0125) и СКА-041.
Как уже говорилось, десант планировалось высадить двумя эшелонами. Командиром отряда кораблей и командиром высадки был назначен уроженец Евпатории, начальник штаба ОВРа (представленный к назначению начальником штаба Новороссийской ВМБ. – Б.Н.) капитан 2 ранга Николай Васильевич Буслаев, комиссаром – полковой комиссар А.С. Бойко. Бойко занимал достаточно высокую должность – военного комиссара ОВРа Севастопольской базы. Справедливости ради следует отметить, что Бойко вызвался своим участием в десантной операции поддержать Буслаева, когда стало очевидно, что наспех готовящейся десант – чистейшей воды авантюра.
В первом эшелоне было 533 десантника, отряд спецназначения разведотдела штаба Черноморского флота в составе 60 человек (командир – капитан В.В. Топчиев), отряд погранохраны НКВД (23-я Севастопольская комендатура) – 60 человек, группа разведчиков капитан-лейтенанта И.Ф. Литовчука – 46 человек, группа разведчиков Н.И. Панасенко – 22 человека. В отряде были сотрудники Евпаторийского отдела НКВД во главе с начальником горотдела капитаном НКВД П.В. Берёзкиным. Всего в первой волне десанта насчитывалось 740 бойцов. Практически все десантники основной ударной группы не были оформлены специальным приказом и продолжали числиться в «командировке»(?) от своих частей. В связи с этим возникают трудности в установлении судеб многих участников десанта. В большинстве случаев они проходят в списках как «…без вести пропавшие в боях июня 1942 года в составе 9-й бригады морской пехоты».
По формированию первой волны или первого броска десанта в Евпаторию, необходимо дать пояснения. Основу десанта составил сводный батальон 9-й бригады морской пехоты. Дело в том, что 9-я бригада была сформирована к 1 октября 1941 года. По состоянию на этот момент бригада насчитывала 3927 человек. В бригаде числились четыре стрелковых батальона по 900 человек, управление бригады – 257 человек, рота связи, рота разведки, артиллерийский дивизион трехбатарейного состава.
К 20 октября 1941 года бригада была выдвинута для противодесантной обороны г. Керчи, и оборудовала 4 батальонных опорных пункта: 2-й батальон на Булганакском рубеже, 1-й батальон позади 2-го батальона, 3-й батальон на Багеровском направлении, 4-й батальон в районе Камыш-Буруна и береговой батареи № 29. Для прикрытия батарей береговой обороны № 127 и 128 от десантов и атак противника, на Арабатскую стрелку были выделены 1-я и 2-я роты 1-го батальона. 28 октября 1941 г. роты были возвращены обратно в расположение 1-го батальона.
1-я рота, прикрывавшая 128-ю батарею 100-мм орудий в районе Крепости Ак-Монай, отошла без потерь. 2-я рота в боях с румынскими войсками в районе Генгорки потеряла 50% личного состава.
В 7 часов утра 4.11.41 г. 1-й батальон в составе 720 человек вместе с 76-мм батареей выдвигается в район Ак-Монайского рубежа. Переброска производилась по железной дороге, с разгрузкой на станции Семь колодезей. Батальон закончил переброску в 12 часов 4.11.41 г. и поступил в оперативное подчинение командира 106-й дивизии полковника Первушина. Батальон действовал не единым подразделением, а был разделен поротно и придан полкам дивизии. К исходу дня 5.11.41 г. батальон вернулся в расположение бригады в составе 170 человек при двух 76-мм орудиях. В ходе отступления частей 51-й армии, бригаде были приданы из состава отступающих частей: одна счетверенная зенитная пулеметная установка на грузовике, шесть танкеток Т-38 из состава разведбата 106-й стрелковой дивизии, 6 станковых и 12 ручных пулеметов.
В результате боев в районе Керчи бригада потеряла около 70% личного состава (из них 63% – пропавшими без вести) и всю артиллерию. Остатки бригады в количестве 1775 человек 18.11.41 г. были сосредоточены в районе г. Тамань. 19.11.41 г. остатки бригады были пешим маршем были направлены в Туапсе для последующей отправки в Севастополь. Для посадки на корабли были переброшены только стрелковые части. Штаб, тылы и управление бригады остались в распоряжении командующего Керченской ВМБ. Для погрузки в Туапсе прибыло 1360 человек из состава бригады под командованием капитана Подчашинского, и 218 человек личного состава 120-го и 72-го дивизионов береговой артиллерии под командованием майора Моздалевского В.Ф.
В Туапсе личный состав бригады был загружен на борт лидера «Харьков». По прибытии в Севастополь личный состав бригады был сведен в один батальон, командиром которого был назначен капитан Бузинов Г.К., начальником штаба капитан Головин Л.П. В ходе декабрьских боев было образована два батальона, первым продолжал командовать капитан Бузинов, вторым – капитан Головин. При спешном формировании десантных партий для высадки в Евпатоию, в первую волну десанта выделили 1-й батальон капитана Бузинова. Если бы состоялась высадка второго эшелона десанта, то с большой вероятностью его основу составил бы второй батальон капитана Головина.
В отчете по десантной операции в Евпаторию прослеживается, что в качестве «тяжелого» вооружения десанту были приданы три 45-мм противотанковых пушки и три трактора Т-20 «Комсомолец», вооруженных пулеметами. По воспоминаниям свидетелей подготовки десанта, в десант были выделили не советские 45-мм орудия, а три трофейных 37-мм пушки, ранее принадлежавшие 8-й бригаде морской пехоты (но эта информация нуждается в уточнении). Буквально за двое суток первый эшелон десанта был укомплектован, о чем и было доложено командованию фронтом.
Вице-адмирал Ф.С. Октябрьский избегал прямого общения с командованием фронта, а общался с генерал-лейтенантом Козловым через начальника штаба ЧФ контр-адмирала И.Д. Елисеева, который находился в Туапсе. Так, 4.01.42 г. командующий просил передать командующему Кавказским фронтом, что в Севастополе подготовлен десант в составе одного батальона в качестве первого эшелона и одного батальона в качестве второго эшелона. В том же сообщении в адрес командующего фронтом, командующий ЧФ сообщал об отмене десанта в районе Сары-Булат (современный пос. Прибрежное). Причиной тому указывалась неустойчивая погода, лед(!), малые глубины и отсутствие необходимых высадочных средств. Фактически, к формированию десантной группы для высадки в районе Сары-Булата даже и не думали приступать, так же как и к обещанному командующим десанту в Алушту.
Как уже отмечалось, днем 4-го января было только начато формирование первой группы десанта в Евпаторию, а о формировании и подготовке второй очереди десанта даже речи не было.
Чтобы лишний раз не давать объяснений по срокам высадки, командующий флотом указал, что высадка начнется «…как только позволит погода». На самом деле, с 1-го по 5-е января 1942 г. в районе Севастополя было окно благоприятной погоды, во всяком случае, так указывала в своих сообщениях флотская метеостанция. Шторм, нанесший большой урон Черноморскому флоту и ставший одной из причин гибели десанта, начался гораздо позже. Судя по этой информации, сроки высадки десанта, «привязывались» не к планам наступления войск 4-го сектора, а исключительно к погодным условиям. Да и эти условия, как покажут дальнейшие события, не будут грамотно учтены.
С учетом того, что «тактические десанты» в указанные пункты планировались фронтом по личной инициативой командующего флотом, то в процессе планирования должны были на уровне штаба СОР оформляться план перехода высадочных средств составляться плановые таблицы, рассчитываться силы доставки и обеспечения, условия высадки, варианты связи, оговариваться возможные нестандартные ситуации… На схемы должны быть нанесены основные и резервные маршруты перехода, учтены глубины, текущая и перспективная метеообстановка и т.д. После соответствующего планирования эти документы должны были утверждаться соответствующими начальниками вплоть до командующего флотом и согласовываться с представителем флота при командующем фронтом. А если всего этого не было, то стоило бы строго спросить с ответственных лиц: почему?
В материалах ЦВМА карта обстановки и пояснительные таблицы сохранили следы многочисленных правок, более поздних исправлений и дополнений. В том случае, что схема проведения десантной операции в Евпатории была подписана начальником штаба ОВРа капитаном 2 ранга Буслаевым, то утверждать ее должен был командир ОВРа контр-адмирал Фадеев. Таблица с пояснительной запиской по составу второго эшелона десанта имеет все признаки более позднего происхождения. Судя по многочисленным правкам, начальником сил высадки первоначально планировался командир ТЩ «Взрыватель» – капитан-лейтенант В. Трясцин. Кандидатура командира БТЩ в качестве начальника сил высадки десанта, совершенно не соответствовала уровню, а так же целям и задачам, поставленным командованием фронта! В отчетных документах по десантной операции не прослеживается роль начальника штаба СОР капитана 1 ранга Васильева. Учитывая, что на схеме отсутствует подпись контр-адмирала Фадеева, можно предположить, что схема, сохранившаяся в архиве, была черновой. Но уже тот факт, что схема была подписана Буслаевым, вызывает ряд вопросом. Даже для людей не знакомых с требованиями, так называемой, «штабной культуры», может показаться странным факт, когда начальнику, разработавшему документ, предстояло самому возглавлять операцию.
Все это выглядит несколько странно, так как по всем признакам десантная операция изначально планировалась как мероприятие флотского уровня. «Гриф секретности» с карты-схемы был снят только в 1986 году! Судя по пометкам на архивной папке, из 18 ранее подшитых документов, сохранены только пять. Причем, три их них носят все признаки черновых отчетов по десантным операциям января 1942 года. Особенно остро все эти вопросы должны были рассматриваться и оцениваться после трагической гибели десанта. Может быть, я не прав? Тогда вы меня поправьте… Несмотря на многочисленные ошибки и явные недоработки в системе управления ОВРом главной базы флота, контр-адмирал Фадеев в 1944 году станет вице-адмиралом и на параде Победы гордо пронесет по Красной площади боевое знамя Черноморского флота. Похоже, что старшего знаменной группы выбирали не по заслугам, а по росту, привлекательной внешности и по личной преданности командующему флотом…
Между тем, в донесении в штаб фронта от 4.01.42 г. командующий СОР в очередной раз сообщил: «…Прибывшая 386-я стрелковая дивизия в боях не участвовала; слабо обеспеченная оружием, организационно не сколоченная, она вводится на пассивный участок фронта. За счет частей старых дивизий создается ударная группа, которая утром 6 января перейдет в наступление на северном участке фронта, имея задачей выйти на рубеж: высота 62,5 – д. Мамашай – устье р. Кача» (орфография документа сохранена).
Итак, к 22 часам 4.01.42 г. первый эшелон Евпаторийского десанта был готов, и командующий флотом выполнил первый этап своих обязательств по подготовке десанта (пусть и с задержкой). А вот к наступлению, в поддержку которого планировался десант, как того требовал штаб фронта, части СОР не были готовы. Не перешли они в наступление ни 5-го, ни 6-го января. Спрашивается, на что рассчитывал командующий СОР, высаживая десант в Евпатории в ночь на 5-е января, если наступление ударной группировки в направлении высаженного десанта планировалось не ранее 6-го января? В этой обстановке смысл высадки «тактического десанта» терялся полностью. И все же, очевидно, помня о своих обязательствах перед командованием Кавказским фронтом, десант решили высадить Подобное планирование боевых действий, без реального учета сил противника и оценки своих возможностей, без учета погодных условий носило все признаки махровой авантюры. Авантюры, замешанной на людской крови…
В ночь на 5-е января десантный отряд кораблей вышел в направлении Евпатории. Первыми к причалу подошли катера с разведывательной группой. К удерживаемым разведчиками причалам подошли катера с основной группой десанта. Высадившие десантников катера, поддержали штурмовые группы огнем своей 45-мм артиллерии. Без больших помех с буксира были сгружены орудия и боеприпасы. Успех десантной операции сопутствовал до тех пор, пока высаженных в Евпатории десантников поддерживали огнем корабли. На катера и на тральщик были приняты раненые десантники и захваченные в плен немцы и румыны. Приближался рассвет. Командир высадки капитан 2 ранга Буслаев сообщил командованию об успешной высадке десантных групп и тут же был смертельно ранен осколками мины, разорвавшейся на мостике тральщика. Официально считается, что при обстреле тральщика была повреждена радиостанция, вышли из строя наружные антенны. Якобы, по этой причине руководители высадки, находившиеся на тральщике, не получили приказа о возвращении кораблей в базу. Эта версия не выдерживает серьезной критики. Приказ о возвращении кораблей в базу на тральщик могли передать с морских охотников семафором, или голосом, подойдя поближе к флагманскому кораблю. Основной версией столь спешного отзыва кораблей отряда высадки было сообщение о приближавшемся шторме. Я более чем уверен, что старший батальонный комиссар Бойко, будучи старшим на борту тральщика, и осознавая весь трагизм ситуации, принял решение оставаться в районе высадки, решительно требуя от командования высадки второго эшелона десанта.
В пользу этой версии свидетельствует радиограмма, принятая на КП ОВРа в 10 часов утра 5-го января: «Положение угрожающее, требуется немедленная помощь людьми, авиацией, кораблями». Это ли не доказательство того, что радиостанция тральщика на тот момент была в строю? Принося себя в жертву и рискуя потерять корабль, Бойко надеялся, что хотя бы ради спасения корабля командующий флотом пришлет помощь. Помощь в виде эсминца «Смышленый» была послана, но слишком поздно…
Стоит ли напоминать о том, что группа в 760 человек, высаженная в Евпатории, могла рассматриваться лишь как первая «волна» десанта? Возвращаясь к вопросу обеспечения десантной операции… Можно ли считать полноценной авиационной поддержкой десанта нанесение удара двумя Ил-2 с поддержкой четырех И-16 по артиллерийской батарее вблизи Мойнакского озера, и последующего налета двух Пе-2 на войска противника в пригороде? Можно ли считать эффективной артиллерийской поддержкой десанта огонь 102-мм орудия тральщика и 45-мм пушечек-пукалок «морских охотников»?
С учетом многочисленных материалов, опубликованных по Евпаторийскому десанту, я не стану подробно описывать борьбу десантников с немецкими и румынскими войсками. Дам лишь некоторую информацию, не совпадающую с официальной хроникой.
Центральная пассажирская пристань Евпатории была сожжена немцами в начале декабря, после первого разведывательного десанта, поэтому моряки высаживались с кораблей в ледяную воду, под интенсивным огнём с берега. Тогда же выяснилось, что немцы заминировали побережье в районе порта Евпатории. У Пассажирской пристани высадился морской десант с катера № 062 и № 0102, а затем и десантники с тральщика «Взрыватель». С борта буксира сгрузили три противотанковых орудия и три тягача «Комсомолец» для буксировки орудий.
Со стороны Пассажирской пристани причалили сторожевые катера МО № 0105 и № 0125. На рейде остался сторожевой катер № 041, который на этом этапе обеспечивал десант связью, а затем в ходе боя на берегу, несколько раз, на свой страх и риск подходил к пристани за ранеными десантниками. За время высадки было убито и ранено больше полусотни человек, на мостике тральщика осколком мины был убит командир высадки капитан 2 ранга Николай Буслаев. Несмотря на большие потери, взвод Г. Пронина, захватив Товарную пристань, уничтожил немецкий патруль и двинулся к немецкой комендатуре. Из воспоминаний А. Лаврухина: «Среди немцев поднялась паника, они выскакивали из окон в нательном белье, их тут же настигали наши пули».
Рота лейтенанта Шустова, высадилась на Хлебной пристани и продвигалась вглубь старого города, в районе мясокомбината моряки освободили из лагеря около 300 советских военнопленных, часть из которых присоединилась к десантникам. Рота лейтенанта Николая Шевченко захватила порт и брошенную расчетами румынскую артиллерийскую батарею, развернули пушки и стали стрелять по фашистам. Лейтенант Николай Шевченко был ранен в ногу и в правое плечо, потерял много крови и двигался с трудом.
Оперативно-чекистская группа Ивана Фёдоровича Литовчука разгромила здание гестапо и захватила здание штаба порта. К десяти утра 5 января 1942 года моряки-десантники освободили Евпаторию от немцев. В гостинице «Крым» на ул. Революции расположился штаб десантного батальона. Хирургическое отделение городской больницы заполнили наши раненые матросы-десантники.
Вскоре немцы получили подкрепление, в бой вступили немецкие полевые батареи: 70-й саперный батальон, 22-й батальон и 72-й батальон пехотной дивизии. С этого момента у десантников, не получивших помощи в виде второй волны десанта, не оставалось никаких шансов на успех...
Тральщик «Взрыватель», осыпаемый минами и снарядами, несколько раз подходил к причалу, принимая очередные группы раненых десантников. В 21.00, маневрируя на больших ходах на мелководье, тральщик задел корпусом за дно, повредил винты и корпус, а затем штормовой волной был выброшен на отмель, сняться с которой ему не удалось. Сильные штормовые волны развернули корабль бортом к берегу, от ударов о дно лопнула по швам обшивка в кормовой части, началось быстрое затопление кормовых отсеков, заклинило руль и гребные валы.
Последующая информация, собранная из разных источников, требует дополнительной проверки, но может быть принята к сведению.
Осознавая безвыходность положения, полковой комиссар А. Бойко приказал командиру отделения минеров Ф. Разуваеву, минёрам И. Лушникову и Н. Смоленкову заминировать тральщик, а оставшимся в живых морякам команды вооружиться винтовками и гранатами и занять оборону на корабле, ведя огонь по противнику из иллюминаторов. Все секретные документы на «Взрывателе» были уничтожены.
Утром 6 января фашисты обнаружили беспомощный, разбитый тральщик на мели у Соляных промыслов. На предложение фашистов сдаться с тральщика ответили винтовочной стрельбой. Немцы подтянули к побережью полевые орудий и танки и в упор расстреляли «Взрыватель». Краснофлотец Иван Клименко до войны участвовал в марафонских заплывах, поэтому он решил попробовать вплавь добраться до своих, чтобы сообщить о положении десанта и гибели корабля. Клименко отчаянно кинулся в ледяную воду и поплыл в сторону Севастополя, в надежде встретить советский патрульный катер, он проплыл 42 мили в январской ледяной воде и остался жив. Иван Клименко был почти без сознания, когда его подобрал сторожевой катер северо-западнее Николаевки.
Во время обстрела тральщика погибли полковой комиссар А. Бойко, военком тральщика П. Болотин, штурман И. Усков, командир В. Трясцин, артиллерист Г. Золотников, большая часть команды и раненых десантников, находившихся на корабле. Застрелился тяжело раненный командир разведывательного отряда ЧФ капитан В. Топчиев. Немцы, высадившиеся на борт тральщика, захватили в плен 19 раненых моряков и команду машинного отделения, во главе с командиром БЧ-5 капитан-лейтенантом И. Клюкиным.
Рано утром 7 января фашисты ворвались в городскую больницу, где лежали 18 тяжело раненых моряков-десантников. За раненых попытался вступиться главврач Балахчи, но его вывели во двор больницы и расстреляли вместе с хирургом Глицосом и санитаром (его фамилия осталась неизвестна).
Автоматные очереди слышал тяжелораненый 19-летний моряк Михаил Курносов, которого успели спрятать в бельевой медсёстры Щенникова, Брезгане и санитарка Дронова. Курносова немцы обнаружили и расстреляли на следующий день – 8 января. За помощь, оказанную десантникам, в течение 7-8 января немцы расстреляли более шести тысяч мирных жителей Евпатории. А всего в городе было расстреляно 12 640 стариков, женщин, детей – треть довоенного населения.
А что же в эти часы и последующие дни предпринимало командование флотом? В 11 часов утра 5-го января, после получения последней радиограммы от комиссара Бойко, в район Евпатории были направлены два торпедных катера с боезапасом. На переходе морем катера были перехвачены авиацией противника, один из них (ТКА-91) был потоплен на траверзе устья Качи, а второй, получив незначительные повреждения, повернул назад. Прикрывая катера, вылетело звено истребителей Як-1. В воздушном бою сбит один Ме-109 (из 9/JG77).
В эти часы авиация СОР действовала совсем в другом районе. 10 самолетов Севастопольской авиагруппы штурмовали Дуванкой, Гаджикой, Биюк-Отаркой и аэродром в Сарабузе. По логике командования СОР, действия нашей авиации, должны были препятствовать немецкой авиации нанести удар по десанту в Евпатории и одновременно ослабить противника в районе предстоящего наступления в 4-м секторе. Не правда ли, мудрое решение?
Как уже отмечалось, командование немецкой армией сработало очень оперативно. Уже через 4 часа после высадки нашего десанта 70-й корпусной пионерный батальон Х.М. Риттера фон Хайгля завязал бой с передовыми подразделениями десанта. Из района Мамашая (Орловки) на автомашинах к Евпатории был срочно направлен разведывательный батальон 22-й пехотной дивизии. На всякий случай напомню, что этот батальон в ходе первого штурма Севастополя составил ударную группу полковника фон Боддина в мобильной бригаде полковника Циглера. Эти части связали боем наших десантников и сами понесли большие потери. Немецкое командование понимало, что десант нужно уничтожить быстро, а для этого требовались значительные силы.
К полудню 5-го января в Евпаторию со стороны Симферополя входил 105-й полк 72-й дивизии. Его доставка была выполнена всего за пять часов на грузовиках, собранных с тыловых частей. В атаку на десантников были брошены 18 самолетов Ме-109 и до десяти бомбардировщиков. Неожиданно «ожили» береговые батареи противника, поначалу брошенные румынскими артиллеристами. Обычно пишут, что батареи были румынскими, но это не совсем так. Из трех батарей на побережье Евпатории две были немецкими. К 12 часам дня 5.01.42 г. соотношение сил превысило 1:4 в пользу противника, даже без учета авиации и артиллерии.
Эрих фон Манштейн, сам племянник маршала и имевший в роду более двадцати генералов, не посчитал для себя унизительным лично проконтролировать и обеспечить разгром советского десанта.
Если верить нашим, официально опубликованным источникам, то второй эшелон десанта должен был высадиться в ночь с 5-го на 6 января, и вроде бы, ему помешал шторм. Для начала ознакомимся с официальной версией.
Г. Ванеев, вторя Моргунову, пишет: «Второй эшелон десанта (командир – майор Н.Н. Таран), который должен был высадиться в ночь с 5-го на 6 января с эсминца «Смышленый», тральщика «Якорь» и четырех катеров MO-IV, так и не высадился. Из-за штормовой погоды и сильного артиллерийского огня противника командир высадки капитан 1 ранга М.Ф. Романов вынужден был с отрядом кораблей вернуться в Севастополь» (3).
С учетом многих нестыковок в документах, противоречивой информации в воспоминаниях и сводках, возникает большое сомнение в том, что к вечеру 5.01.42 года второй эшелон десанта был сформирован и, тем более, загружен на корабли. Например, есть разночтения по кораблям, которые планировались для доставки 2-го эшелона десанта. Так, в воспоминаниях ветеранов, не нашедших подтверждения ни в одном из официальных документов военного времени, среди кораблей, выделенных для доставки 2-го эшелона десанта в ночь на 7-е января, упоминаются лидер «Ташкент» и тральщик «Якорь»… Возникает естественный вопрос: «А загружался ли на корабли второй эшелон десанта?». Никто из оставшихся в живых участников тех событий не подтверждает факт погрузки десанта ни на ЭМ «Смышленый», ни на тральщик «Якорь», не говоря уже о лидере «Ташкент», которого на тот момент не было в Севастополе.
Отставной политработник, участник войны капитан 2 ранга Жилкин, много лет прослуживший в ОВРе, а затем, возглавлявший совет ветеранов бригады кораблей охраны водного района, авторитетно заявлял, что морские охотники, планировавшиеся для доставки второго эшелона десанта в Евпаторию, по погодным условиям в море не выходили. Быть может, Жилкин имел в виду несостоявшуюся попытку послать катера для эвакуации десантников? В донесении капитана 1 ранга Романова, направленном в адрес начальника штаба флота контр-адмирала Елисеева указано, что ЭМ «Смышленый» выходил в район Евпатории для: «…артиллерийской поддержки десанта». И не более того. Видимо, так оно и было. С учетом многократных «чисток» флотских архивов и ухода в мир иной последних участников и свидетелей тех событий, не стоит надеяться на выяснение истины в этом вопросе.
Евпатория от Севастополя находится на расстоянии более 110 километров. С учетом зимнего времени, открытой местности и насыщенности района немецкими и румынскими войсками, у оставшихся в живых десантников шансов прорваться в Севастополь практически не оставалось. Из официальных источников, только четырем десантникам во главе с И.Ф. Литовчуком удалось 17 января пересечь линию фронта на участке Мекензиевых гор. Это были старшина 2-й статьи А.Н. Лаврухин, краснофлотцы А.Ф. Задвернюк и Н.Ф. Ведерников. Все они входили в разведывательную группу штаба флота и соответственно, имели основательную, специальную подготовку. Очень похоже, что возвращение десантников в Севастополь, стало неожиданностью для командования СОР. С учетом плотного общения «группы Литовчука» с представителями особого отдела, информация, полученная от них, в течение полувека не предавалась гласности! Но моряки группы Литовчука, на тот момент официальные свидетели событий, все-таки оставили кратенькие воспоминания.
Из воспоминаний очевидцев трагедии, старшина 2-й статьи Лаврухин: «Если бы она (помощь. – Б.Н.) пришла хотя бы к концу дня 5 января... Но эсминец, тральщик и четыре катера подошли только в ночь на 6 января. Уже был семибалльный шторм, он не позволил десантникам высадиться. 6 января в 20 часов те же корабли снова двинулись к берегам Евпатории, их вел за собой мощный лидер «Ташкент». И снова буря не позволила высадиться. Моряки с кораблей видели на берегу пламя: это горела гостиница «Крым» – штаб десантного батальона...».
Определить в ночной тьме в штормовую погоду, при условии соблюдения полной светомаскировки, тип корабля практически не реально. Так что свидетельства Лаврухина мало нам что дают. Лаврухин продолжал:
«…Сколько их тогда осталось в живых, так никто и не знает. Единицы. Каждого спасло чудо. Разве не чудо, что тяжело раненный Дунайцев не остался в больнице и не был расстрелян прямо в кровати. Разве не чудо, что Шевченко, дважды раненный, ковылял к тральщику «Взрыватель», а его перехватил по дороге товарищ и отвел на буксир… (как уже говорилось, тральщик «Взрыватель» был расстрелян артиллерией и танками с берега). …Разве не чудо, что морской пехотинец Николай Панасенко в бессознательном состоянии был схвачен румынами в плен, прошел шесть фашистских концлагерей и лазаретов; его выводили на расстрел, но он остался жив…» (5).
Чтобы выяснить судьбу десанта командование Севастопольского оборонительного района отправило в Евпаторию разведывательную группу – 13 человек под командованием батальонного комиссара Латышева. Это он со своим другом капитаном Топчиевым за месяц до высадки десанта совершил дерзкий налет на Евпаторию. Теперь Ульян Андреевич отправился искать следы боевого друга. 8 января подводная лодка «М-33» высадила группу разведчиков в районе евпаторийского маяка. На следующий день Латышев сообщил: «…десант полностью уничтожен». Разведчики приготовились в обратный путь. Но... снова разыгрался шторм. Подводная лодка и сторожевой катер не смогли снять группу. Шесть суток горстка моряков обороняла последние метры свободной земли – Евпаторийский маяк. 14 января Латышев передал последнее донесение: «Мы подрываемся на собственных гранатах, прощайте...».
Из группы Латышева, 13 человек, высадившихся с заданием узнать судьбу десанта, спасся только один – Василюк – он кинулся в море. Мы уже упоминали о Иване Клименко, который с гибнущего «Взрывателя» отправился вплавь в Севастополь.
Об Иване Клименко рассказывал бывший чекист Галкин: «…Он очень больной был. Так с виду вроде ничего, а как заговоришь о десанте, его начинает трясти... Я почти ничего не узнал от него. Он умер…» (5).
Никто из оставшихся в живых участников десанта, кроме Литовчука, не был достойно награжден. Из наградного листа на И.Ф. Литовчука:
«В районе обороны г. Севастополя Балаклава–Камары–Алсу с 20 ноября по 5 декабря 1941 г. т. Литовчук И.Ф. провел 12 рейдов в тыл противника, где было выявлено 6 минометных батарей, разрушена телефонная связь, разгромлен командный пункт горно-стрелкового батальона противника, уничтожены дозоры, охранявшие подступы к старым укреплениям высоты 212.1 и 386.6, в том числе был уничтожен один немецкий офицер и два сопровождавших его солдата… В районе высоты 319.6… были захвачены 2 немца-«языка» с личным оружием и боеприпасами. Обер-ефрейтор, оказавший упорное сопротивление, был уничтожен, а ефрейтор доставлен живым. Показания ефрейтора были использованы в боевых операциях командованием 25-й стрелковой дивизии…
Отвагу и мужество проявил т. Литовчук, участвуя в десантной операции в гор. Евпатория, где с 5 по 7 января 1942 г. лично руководил уличными боями с немецкими захватчиками. С группой разведчиков отряда уничтожил десятки гестаповцев…, с боем вывел группу бойцов и командиров из окружения, и преследуемый противником, 16 января 1942 года тяжело раненный с 3-мя разведчиками перешел линию обороны Севастополя и принес ценные сведения о противнике…».
За умелое руководство отрядом особого назначения, личное мужество И.Ф. Литовчук был награжден орденом Красного Знамени. Но… Иван Федорович Литовчук официально числится «пропавшим без вести» среди десятков тысяч защитников Севастополя в июне 1942 года…
Трагический исход Евпаторийского десанта неоднократно анализировался исследователями. Непосредственный виновник трагедии – командующий флотом, приложил максимум усилий, чтобы отвести от себя обвинения в гибели людей и боевого корабля. Большая часть его оправданий не выдерживает критики. А что же по этому поводу говорят немецкие источники? Манштейн в своих воспоминаниях писал:
«…5 января последовала высадка русских войск под прикрытием флота в порту Евпатории. Одновременно в городе вспыхнуло восстание, в котором участвовала часть населения, а также просочившиеся, по-видимому, извне партизаны. Незначительные силы охранения, выделенные для обороны города и порта, не смогли помешать высадке и подавить восстание. Румынский артиллерийский полк, предназначенный для береговой обороны, оставил свои позиции. Если бы не удалось немедленно ликвидировать этот новый очаг пожара, если бы русские смогли высадить здесь новые войска, перебросив их из недалеко расположенного Севастополя, то за последствия никто не мог бы поручиться. Хотя обстановка на феодосийском участке была очень серьезной, командование армии вынуждено было все-таки решиться на то, чтобы повернуть первый же направлявшийся туда на автомашинах с южного фронта из-под Севастополя полк (105-го ПП) и послать его в Евпаторию с задачей возможно скорее уничтожить высадившиеся здесь войска и поддерживающие их вооруженные элементы из населения. Находившиеся в распоряжении командования армии разведывательный батальон 22-й ПД, несколько батарей и 70-й саперный батальон уже ранее были направлены в Евпаторию. Посланным в Евпаторию частям, находившимся сначала под началом командира корпусного 70-го пионерного батальона полковника Руперта фон Хайгля, а затем полковника Мюллера (командира 105-го ПП), удалось в тяжелых уличных боях одержать верх над противником. Особенно упорное сопротивление оказывали повстанцы и партизаны, засевшие в большом здании. Не оставалось, наконец, ничего другого, как подорвать это здание с помощью штурмовых групп саперов. В боях в Евпатории наряду со многими храбрыми солдатами пал смертью героя и командир 22-го разведывательного батальона, подполковник фон Боддин, один из храбрейших наших офицеров и горячо любимый солдатами командир. Он был застрелен в спину партизанами, находившимися в засаде» (11).
В разных источниках указываются разное время ухода наших кораблей с Евпаторийского рейда. Очень много откровенного вранья, начиная с целей и задач десантной операции. Если десант был предназначен для содействия Севастопольскому оборонительному району в операции по прорыву блокады со стороны 4-го сектора, то десантников следовало высаживать не далее устья Качи, ну в самом крайнем случае – в устье Альмы. Но даже в этом случае следовало высаживать как минимум полк со средствами усиления.
В таком варианте при грамотной подготовке прорыва можно было рассчитывать на успех. В нашем же случае для десанта в Евпаторию, удаленную от Севастополя на 110 километров, и от линии фронта на 80 километров, следовало выделить дивизию, в крайнем случае – бригаду со средствами усиления, включающими несколько дивизионов артиллерии и танковый батальон. Это азбучные истины, которые преподавали на шестимесячных курсах командирам стрелковых рот. Исходя из этих установок, стоит ли горевать, что не была высажена вторая волна десанта, якобы собранная на базе второго усиленного батальона? Если предположить, что этот батальон был бы высажен, то с учетом подтягиваемых немцами сил, агония десанта продлилась бы на пару суток, и наши потери были бы удвоены…
Когда Филиппу Сергеевичу Октябрьскому в 1948 году предложили должность первого заместителя Главнокомандующего ВМФ, то он, скромно потупившись, напомнил, что ни академии, ни академических курсов не заканчивал. При этом, он мог посетовать и на то, что и полного курса военно-морского училища тоже не проходил, отучившись на «параллельных» классах, предназначенных для великовозрастных недоучек. Но в Севастополе рядом с Октябрьским находились грамотные тактики: генералы Петров, Ласкин и Крылов, окончившие академию. Где же они были при составлении плана наступления 4-6 января? И, кстати, в чем выразилось это наступление, в поддержку которого сложили головы 700 отважных бойцов десанта и несколько тысяч жителей Евпатории?
Серьезные претензии к Петрову и Крылову, казалось бы, предъявлять не стоит. Подготовка, высадка десанта, его обеспечение в конкретном случае с Евпаторийским десантом стали исключительно флотским мероприятием. Разве только поддержка авиацией, так и та была – морской авиацией, которая через её командующего генерал-майора Острякова подчинялась командующему флотом. Кстати, именно авиационная поддержка имела место, но ровно в той мере, в какой ее планировал штаб СОР. С другой стороны, Петров и Крылов хорошо представляя состояние войск, знали, что успеха в наступлении не будет… Не удержав Октябрьского от явной авантюры с высадкой десанта, они уже только этим разделили часть ответственности за трагедию десанта. Вопрос в другом – реально ли было удержать Филиппа Сергеевича Октябрьского?!
Кстати, когда стало ясно, что десант погиб, а наступление войск 4-го сектора «не сложилось», задним числом была слегка подкорректирована и цель десанта: «…отвлечение немецких войск от Феодосии и Севастополя». Тут уж ничего не скажешь, немецкие войска действительно слегка «отвлеклись», но, исключительно для того, чтобы уничтожить наш десант...
Чем же был занят Филипп Сергеевич Октябрьский в эти утренние часы, когда немцы «отвлеклись» для разгрома Евпаторийского десанта? Оказывается, адмирал был занят своим любимым делом – написанием телеграмм…
5 января 1942 г.
Утром 5-го января командующий ЧФ направил телеграмму в штаб фронта. Телеграмма имела весьма примечательное содержание и была ответом на телеграмму штаба фронта от 3.01.42 г.:
«1. Вашу директиву войска Приморской армии выполняли, высажен десант в Евпатории в составе усиленного батальона и готовится вторая волна десанта, и десант в Алушту, но продолжавшееся наступление противника в направлении Камышлы–Северная сторона, что вынудило под давлением превосходящих сил противника наши части отойти на рубеж кордон Мекензи № 1–южнее ПСТ М.Г. (полустанка Мекензиевы горы. – Б.Н.)».
Привычные кос
ноязычные фразы, какие-то жалкие оправдания…
Какие вам еще нужны доказательства преступной бездеятельности и авантюризма адмирала Октябрьского, если он сам подтверждает факт подготовки второй волны десанта только утром 5-го января? Более того, пытается убедить командование фронтом в том, что одного батальона для развития успеха десанта вполне достаточно… Понеся большие потери в предыдущих боях, скованная беспрерывными атаками противника на всем фронте, наша севастопольская группировка утром 1 января не могла перейти в контрнаступление.
2 января 1942 г.
Советские части продолжили беспрепятственное продвижение следом за оставляющим позиции противником до тех пор, пока немецкие войска не заняли ранее намеченные рубежи. Обманчиво-быстрое движение советских войск позволило штабу СОР послать соответствующие донесения в штаб фронта и приложить к ним схемы, на которых, по состоянию на 2.01.42 г., немецкие войска были «отброшены» к долине Качи и за деревню Шули (Терновка).
Г.И. Ванеев, бездумно тиражируя информацию, взятую со страниц книги генерала Моргунова, пишет: «Выполняя директивы командующего Кавказским фронтом, войска СОР продолжали наступление. Наибольший успех был достигнут в полосе четвертого сектора, ибо здесь сопротивление противника ослабло, так как он начал отводить часть своих сил на Керченский полуостров».
Увы, радужным надеждам не суждено было сбыться. Выйдя к намеченным рубежам и заняв позиции на командных высотах, немцы обеспечили жесткую оборону. Да, действительно, количество немецких и румынских войск под Севастополем уменьшилось, но не так значительно, как того ожидало командование Кавказским фронтом. Советские части действительно пытались создать «ударный кулак», но «кулак» этот создавался медленно и неуверенно. Только к вечеру 2-го января завершилась передислокация 172-й дивизии в 4-й сектор. В дивизии было два полка свой 514-й и 31-й полк (из 25-й СД). Ранее удерживаемые 172-й дивизией позиции, заняли стрелковые полки 386-й дивизии. Но позиции 386-й не совпали со старыми позициями 172-й дивизии. Не убедившись в боевых качествах новой дивизии, командование СОР, выводя ее полки на рубеж высоты Чериш-Тепе, в качестве второго эшелона выдвинуло 7-ю бригаду морской пехоты и 1-й Севастопольский полк.
Насколько мощной была ударная группировка, составленная из полков 172-й дивизии в 4-м секторе? Попробуем определиться. Свой штатный артполк в дивизии отсутствовал, зато, ей придали 953-й артполк 388-й дивизии (в строю 20 76-мм горных пушек и 5 122-мм гаубиц). В дивизии оставался 514-й полк (и его наличие сомнений не вызывает). До марта в ней оставался 31-й полк.
С 383-м полком ситуация непонятная. Он, вроде бы, убыл в 4-й сектор, но вскоре вернулся в 1-й сектор. Известно, что на 23.01.42 г. 383-й полк снова находился в составе 2-й дивизии на рубежах 1-го сектора. Причем сам И.А. Ласкин (командир 172-й СД) указывает, что этого полка в составе дивизии в рассматриваемый период вообще не было.
Приведу фрагмент из его воспоминаний:
«– Вопросов нет, товарищ командующий, – сказал я. – Но есть две просьбы: вернуть нам штатный триста восемьдесят третий стрелковый полк и поддержать наступление дивизии сильным огнем артиллерии.
– Полк я вам не передам, – жестко произнес Петров, – он больше нужен Новикову. А вот огнем поддержим. На вас будет работать вся армейская и часть береговой артиллерии. Кроме того, в ваше распоряжение поступает артиллерийский полк триста восемьдесят восьмой дивизии...» (17).
Разгадку удалось найти в отчетных документах 2-й стрелковой дивизии. 383-й полк, действительно, использовался штабом армии по отдельному плану, но не в 4-м секторе, а в 3-м, ведя бои за овладение горой Трапеция и высотой с отметкой 115.7. 383-й полк в этом районе действовал успешно. В ходе боев были отбиты у противника 76-мм горное орудие 388-й СД и 107-мм пушка 265-го артполка, ранее захваченные врагом.
Продолжала действовать авиация, беспокоя немецкие части. Днем 2-го января позиции противника атаковали семь «Пе-2». Около 14 часов налет на противника совершили три «Ил-2» под прикрытием пяти истребителей. Самолеты штурмовали войска на дороге в районе Дуванкоя, но наткнулись на плотный огонь зенитных автоматов 22-го немецкого батальона ПВО (22-й ПД). При этом один «Ил-2» сел на брюхо на своей территории, а «Як-1» Бориса Бабаева сгорел при посадке. Летчик получил тяжелые ожоги.
Согдасно приказу от 2.01.42 г. части 11-й немецкой армии распределялись следующим образом – Керченскую десантную группировку блокировали два корпуса: горный румынский (правый фланг, командующий – генерал Аврамеску) и 42-й (левый фланг, командующий Ф. Маттенклотт). В горнострелковый корпус (командующий – генерал Аврамеску) входили 4-я румынская ГСБр и 8-я кавбригада (без 3-го моторизованного полка). 42-й корпус (генерал Маттенклотт) включал в себя 46-ю, 170-ю пехотные дивизии, 213-й полк 73-й дивизии, 105-й полк 72-й дивизии (находился еще под Севастополем) и румынскую бригаду Р. Корнэ с подчиненным ей 3-м моторизованным полком каларишей. С 10 числа на этом участке появляются части 10-й румынской дивизии. В прямом армейском подчинении находилась 18-я румынская пехотная дивизия. Т.е. сил у Манштейна на этом направлении было достаточно.
Под Севастополем так же находились два корпуса 30-й и 54-й. Состав 30-го корпуса был довольно слабым с точки зрения пехотных частей. В него входили 1-я горнострелковая румынская бригада и два полка (144-й и 266-й) 72-й дивизии. 105-й полк этой дивизии в Байдарах уже грузился на машины для отправки в Симферополь. Зато в 110-й артиллерийской корпусной комендатуре было достаточно много орудий. В ней числятся: 172-й артиллерийский полк, 154-й тяжелый артдивизион (150-мм гаубицы), 4-я батарея 818 артполка, 2-й дивизион 2-го легкого артполка. Неплохо была оснащена артиллерией и румынская горная бригада.
54-й корпус состоял из 22-й, 24-й, 50-й и частично из 132-й дивизий. Правда, следует обратить внимание на то, что Эрих фон Манштейн в этот период очень динамично маневрировал частями, и состав корпусов постоянно менялся. Так, после отражения советского наступления 5-7 января большая часть 132-й дивизии ушла под Феодосию, а после разгрома Феодосийской группировки пехотные полки 132-й дивизии опять оказались под Севастополем.
Из телеграммы командующего СОР в адрес командующего фронтом:
«…С утра 2 января наши войска перешли в наступление. Противник отошел на рубеж Камышлы и севернее реки Бельбек. 3 января части возобновили наступление и к утру 4 января вышли на рубеж высоты восточнее Камышлы и реки Бельбек. Остальных участках фронта успеха не было.
Переход в наступление на всем фронте не выполнен по причинам:
а) в связи с большими потерями... были выведены из строя 8-я брмп, 2-й полк мп, 40-я кд, 241-й сп. Остальных частях осталось штыков: 2-я сд – 2382, 172-я сд – 2274, 7-я брмп – 2620, 25-я сд – 2069, 95-я сд – 2876, 79-я бр – 982, 345-я сд – 820 и 388-я сд – 1693.
б) 386-я стрелковая дивизия в боях не участвовала – закончено сосредоточение. Сейчас части готовятся и 6.1.42 г. перейдут в наступление на фронте IV сектора».
Так уж сложилось, что боевые донесения и сводки за 2-е января я привожу неоднократно. Но они того стоят… Особо интересные места в телеграмме выделены жирным шрифтом. Продвижение наших войск 4-го сектора за отходившим на новые позиции противником, адмирал Октябрьский преподносил командованию как результаты успешного наступления. Оставим в стороне лукавые фразы о планируемом наступлении и превосходящих силах противника. Оставим без комментариев данные по количеству «штыков». С ними мы уже разбирались. Не будем даже обсуждать фразу: «Остальных участках фронта успеха не было» (хотя толком никто и не пытался атаковать, кроме 1330-го полка и полка НКВД в первом секторе). Обратим внимание на упоминание о десанте в Алушту. Получив эту информацию, командующий фронтом спешит доложить об этом выше, в Ставку:
«Высадка десантов в различных пунктах Крымского полуострова, в частности в Евпатории, Алуште, Судаке, преследовала цель отвлечь внимание противника от феодосийского направления и сковать его силы с тем, чтобы он не мог свободно собрать их для контрудара на феодосийском направлении.
Десанты увязывались с активизацией действий на феодосийском направлении, но этому помешал шторм, который не дал возможности выгрузить мотополк и танковый батальон. Десант в Евпатории увязывался с действиями Приморской армии, которая должна была теснить противника, которого осталось там немного, в общем направлении на Симферополь, Кача. Ввиду того, что активные действия на феодосийском направлении частью сил намечаются 8-9, я решил десант в районах Алушты и Судака сегодня не проводить, а увязать это с действиями на феодосийском направлении, хотя должен доложить, что десанты уже вышли в море».
Если называть вещи своими именами, то евпаторийский десант стал жертвой местнических разборок за властные полномочия между командующим Севастопольским оборонительным районом вице-адмиралом Ф.С. Октябрьским и командующим Кавказским фронтом генерал-лейтенантом Д.Т. Козловым. В дальнейшем, те же военачальники упоминали об этом десанте с целью перераспределить ответственность за очередной провал наступления с Керченского плацдарма, либо за разгром наших войск в Феодосии 5-7 января 1942 года.
Возвращаясь к мифическому десанту в Алушту. На самом деле десант в Алушту из частей СОР не формировали, и сообщение об этом командующего ЧФ в адрес штаба фронта было откровенной дезинформацией. Это уже второй факт, который должен рассматриваться как сообщение командованию заведомо ложных сведений с целью имитации кипучей деятельности. Только не совсем понятно, на что рассчитывал Октябрьский, сообщая информацию о проведении десантной операции в Алушту? Ход мысли Филиппа Сергеевича прослеживается из последующих сообщений в адрес командующего фронтом о том, что корабли с десантом возвращены к базу из-за резкого ухудшения погоды.
Командование фронтом в расчете на то, что части СОР перейдут в наступление, продолжало направлять в город подкрепления. Утром прибыл транспорт «Львов», доставив 710 человек маршевого пополнения. Это были обещанные еще 27 декабря пять маршевых рот из Гори. Наконец-то воинственные грузины спустились с гор и прибыли на защиту Севастополя. Кроме того, транспорт доставил 80 тонн армейского боезапаса, 3 122-мм орудия 386-й дивизии. В этот же день прибыл транспорт «Потемкин», доставивший 412 человек маршевого пополнения и 139 тонн муки. В 23.00 транспорт «Пестель», имея на борту 690 бойцов, 185 т армейского боезапаса, продовольствие, зимнее обмундирование армейских частей в охранении эскадренного миноносца «Смышленый» прибыл в Севастополь.
Фронт накапливал в Севастополе силы для наступления, но... Лишь в 1-м секторе сводный полк НКВД атакуя из района балки Кефало – Вриси в направлении высоты 386.6 смог продвинуться на 250 метров. 1-й батальон 124-го пехотного полка 72-й немецкой пехотной дивизии, сменивший 3-й батальон 105-го полка той же дивизии в районе старых фортов, вынужден был отойти, и бой завязался у подступов к Южному форту. В результате боя бойцы 1-го и 2-го батальонов полка НКВД вынуждены были отойти на исходные рубежи.
6 января 1942 г. части СОР, наконец, завершив перегруппировку, и попытались атаковать противника. Правда, сделано это было довольно поздно. За прошедшую неделю противник сумел укрепить свои позиции в том числе и районе 4-го сектора. Кроме того, создание «ударного кулака» в очередной раз было чистой фикцией. Да, на позиции сектора перебросили 172-ю дивизию, но сразу же сняли с позиций 345-ю, отправив ее на отдых в Мартынов овраг. Подобный маневр силами можно рассматривать как плановую замену войск на позициях.
Обратимся к официальным сводкам: «…6 января в 11 час. утра после артподготовки 172-я и 95-я стрелковые дивизии перешли в наступление на фронте IV сектора в направлении Аранчи – Азис-Оба, но встретили упорное сопротивление врага. В результате ожесточенного двухдневного боя наши войска овладели дер. Бельбек, вышли к северным отрогам долины Бельбек и закрепились на рубеже: 500 м восточнее дер. Бельбек, южные скаты вые. 103,9 и 1,5 км севернее дер. Любимовки».
Опять тот же лукавый прием: «172-я и 95-я стрелковые дивизии» на деле оказались двумя сводными батальонами из состава 514-го и 161-го полков общей численностью чуть более тысячи бойцов. Потеряв до половины личного состава, эти батальоны смогли продвинуться вперед лишь на 700-900 метров и залегли под огнем немецкой артиллерии. Атаковать такими силами немецкие войска, занимавшие господствующие высоты правого берега реки Бельбек, было, мягко говоря, неразумно. Если бы атакующие части поддержал 1-й Севастопольский полк, ранее входивший в состав 172-й дивизии, может быть, и можно было рассчитывать на успех, но... история не терпит сослагательного наклонения.
Как показали дальнейшие события, высадка десанта в Евпаторию и неоднократные попытки перейти в наступление с позиций 4-го и 3-го секторов предпринимались «несколько преждевременно». Только 8 января Военный совет Закавказского фронта отдал директиву, по которой войска 51-й и 44-й армий должны были перейти в наступление (ориентировочно, 12 января) согласно особому приказу, и к 14 января выйти на намеченные рубежи. Одновременно с Крымским фронтом должна была начать наступление Приморская армия, нанося удар левым флангом в направлении Дуванкой – Бахчисарай и к 14 января выйти на рубеж реки Кача. Черноморскому флоту предписывалось высадить тактический десант в Евпаторийском заливе, тем самым воздействовать на правый фланг бахчисарайской группировки противника, а также провести демонстративные высадки в Алуште и Ялте. Кораблям предписывалось поддерживать артогнем 44-ю армию в районе Коктебель–Судак и Приморскую армию в районе Евпатория–Саки.
Создается впечатление, что командующий фронтом генерал-лейтенант Дмитрий Козлов считал отчаянные попытки наступления частей СОР в 4-м секторе и десантную операцию в Евпаторию не более как тренировочные, подготовительные действия, и только теперь ориентировал командование СОР на настоящие боевые дела совместно с войсками Крымского фронта. Октябрьскому впору было бы возмутиться, по привычке напомнить Ставке об успехах первых дней января в 4-м секторе…
Но на этот раз Филипп Сергеевич проявил необычайную выдержку: для него было важно то, что командующий фронтом ни единым словом не напомнил адмиралу о загубленном десанте в Евпаторию, и о больших потерях в ходе боев в 4-м секторе. Личные эмоции и тот негатив, которые взаимно испытывали Октябрьский и Козлов, уступали ощущению «подельников», повязанных той кровью, и теми неоправданными потерями, что несли наши войска под Севастополем и под Керчью в этот период. И о каком десанте в Евпаторийском заливе могла идти речь 8 января, если последние десантники, высаженные в Евпатории, погибли вечером 6-го? О каком контрударе силами армейской группировки в направлении на Бахчисарай могла идти речь, если с горем пополам собранные для прорыва блокады части понесли серьезные потери в боях предыдущих трех дней?
Кто больше виноват в этой вопиющей несогласованности решений и последующих действий сейчас сказать сложно. Слишком очевидно, что большая часть вины лежит на командовании Черноморским флотом и СОР. Вице-адмирал Октябрьский упорно не желал признавать главенство над собой командования фронтом при том, что на дальнейшее «боевое сотрудничество» командующий СОР и командующий фронтом были обречены военными обстоятельствами и руководящими указаниями Генерального штаба.
10 января Ф.С. Октябрьский доложил командующему Кавказским фронтом о нецелесообразности высадки десантов, намеченных директивой от 8 января, так как флот несет большие потери, а поставленные цели не достигнуты.
Командующий фронтом продолжал настаивать на активных действий севастопольской группировки и флота. В уточнение директивы от 8 января генерал Козлов предложил высадить небольшие десанты в районе Мамашай–Кача с целью воздействовать на ближайшие тылы противника.
Печально, но факт – рекомендации, выдаваемые командующему СОР штабом фронта, были в большей степени оправданы обстановкой и учитывали фактическое состояние войск СОР. Судя по всему – эти рекомендации были выработаны представителем ГШ ВМФ при командующем Крымским фронтом вице-адмиралом Ставицким. Но и это предложение теперь уже было отвергнуто штабом флота. Севастопольский оборонительный район перешел к глухой обороне. Пассивность советских войск в районе Севастополя не только раздражала командование Крымским фронтом, но и для немецкого командования явилась полной неожиданностью. Подождав пять дней, 14 января немецкие войска провели разведку боем с целью выяснить причину нашего бездействия. Части севастопольской обороны мужественно отразили вражеские атаки, предпринятые, силами трех немецких взводов(!) с южных скатов высоты 103,9 и вдоль Качинского шоссе.
Взаимоотношения между командующим ЧФ Ф.С. Октябрьским и командующим фронтом Д.Т. Козловым складывались явно ненормальные, и в определенной степени это явилось одной из причин трагического итога Евпаторийского десанта. Приведу фрагмент из письма Д.Т. Козлова, написанного писателю К. Симонову в 1967 году:
«...Опала моя длится вот уже почти 25 лет. В моей памяти часто встают события тех дней. Тяжко их вспоминать особенно потому, что вина за гибель всех наших полков лежит не только на нас, непосредственных участниках этих боев, но и на руководстве, которое осуществлялось над нами. Я имею в виду не профана в оперативном искусстве Мехлиса, а командующего Северо-Кавказского направления и Ставку. Так же я имею в виду Октябрьского, который по сути дела не воевал, а мешал воевать Петрову, и строил каверзы Крымскому фронту. А теперь стал герой! Даже его Члену (Козлов имел ввиду Члена Военного Совета Черноморского флота, но оговорка его исключительно точно характеризует сущность Николая Кулакова, которому звание Героя Советского Союза было присвоено 7.05.1965 г. – Б.Н.) дали Героя... Вылезли они на шее Крымского фронта. Не было бы этого – не было бы Севастополя. Еще в декабре он его оставил бы врагу. К этому все шло, и его приезд в Тоннельную (местонахождение управления Крымским фронтом. – Б.Н.) преследовал цель – добиться разрешения на оставление Севастополя...
Теперь же везде гремит крик: «Слава матросам-черноморцам за Севастополь и Крым!». Как будто они всё сделали, а сухопутные войска не при чем. Хотя в действительности было наоборот. Их была небольшая часть – едва ли наберется 1/10 всего состава войск, атаковавших и оборонявших Крым. Почему-то все забыли, даже Генеральный штаб, что как мы ушли из Крыма, Севастополь продержался только около месяца. Моряки же из кожи лезут, доказывая, что они держали Крым и Севастополь, и внушили это ЦК КПСС, и во всех выступлениях и в печати это афишируется очень широко. Тем самым оскорбляются честь, заслуги и достоинство тех, кто сложил свои головы за Крым.
Я очень жалею, что не сложил там свою голову. Не слышал бы я несправедливостей и обид, ибо мертвые срама не имут. Но не удалось мне, несмотря на то, что уходил из Еникале с арьергардными частями Волкова. Тогда уже никакого начальства – ни малого, ни большого там не было, все перешло во власть Буденного и его заместителя Черевиченко. Ваши данные о приезде Октябрьского на Тоннельную точны. Я потребовал его отбытия в Севастополь. Он своими кляузами в Ставку только отсрочил начало Керченской операции, вырвав у Ставки из 1-го эшелона десанта 1 сд и 1 морскую бригаду, которые были отправлены в Севастополь...» (Сохранена орфография первоисточника).
Для нас здесь особенно важна оценка Козловым взаимоотношений Октябрьского и Петрова. Кроме того, не менее важно утверждение генерала Козлова о том, что «приезд Октябрьского в Тоннельную преследовал цель – добиться разрешения на оставление Севастополя». Речь идет о том периоде, когда по распоряжению Ставки ВГК, Ф.С. Октябрьский находился на Кавказе с целью координации с командованием Закавказского фронта действий флота по обеспечению высадки войск в ходе стратегической десантной операции на Керченском полуострове.
Вот и выясняется, что при личном общении с командующим фронта генерал-лейтенантом Козловым, командующий флотом вице-адмирал Ф.С. Октябрьский предлагал оставление нашими войсками Севастополя «…с целью концентрации усилий фронта на керченском направлении»! К этому утверждению Козлова можно было бы отнестись с недоверием – слишком уж неожиданно, не сказать бы, диковато оно выглядит из уст командующего Севастопольским оборонительным районом и Черноморским флотом, обязанного всеми силами и средствами способствовать обороне главной базы флота…
По сути дела, посвятив исследование тому, чтобы опровергнуть обвинения, которые высказали в адрес генерала Петрова генерал Коломиец и адмирал Октябрьский, и, наконец, следуя здравому смыслу, почему мы не должны учитывать те обвинения, что высказал генерал Дмитрий Тимофеевич Козлов в адрес адмирала Октябрьского? Должность и авторитет в армейских кругах генерала Козлова на период нашего исследования несопоставимы с должностью и авторитетом нашего основного «свидетеля обвинения» генерала Коломийца в тот период.
Генералу Козлову Ставка и Верховный главнокомандующий доверили командование фронтом в самые тревожные месяцы 1941 года, когда многие генералы, командовавшие в последствие фронтами и ставшие маршалами, командовали армиями, дивизиями и бригадами, либо руководили штабами армейского уровня (это касается Рокоссовского, Толбухина, Еременко, Баграмяна и многих других). Положение, в котором пребывал генерал Коломиец после снятия с должности командира армейского корпуса, мы тоже учитываем. Кстати, был период, когда будущий маршал Толбухин в звании генерал-майора возглавлял штаб Кавказского фронта, которым командовал генерал Козлов. Важно то, что Константин Симонов, к материалам переписки которого мы обратились, лично был знаком с Ф.С. Октябрьским с Н.М. Кулаковым, плотно общался с генералом Козловым и Членом Военного совета фронта Шаманиным. По каждому из них у него было свое – особое мнение. О существовании генерала Трофима Калиновича Коломийца, ни в тот – военный период, ни тем более в 60-е годы, Симонов, скорее всего и не подозревал.
Тем, кто интересуется событиями в Крыму в начале 1942 года, я советую просмотреть «Дневник писателя. Разные дни войны» Константина Симонова (23) и переписку писателя, изданную двумя томами в 1959 году. Для нас не менее важен тот факт, что Симонов, работая со своими дневниковыми записями военного периода, в конце 60-х годов обратился к генералу Козлову и, обсуждая события в Крыму первой половины 1942 года, они обменивались письмами.
Как известно, среди причин катастрофы, постигшей войска Крымского фронта, были не только просчеты командующего и его штаба, но и грубое вмешательство в вопросы руководства войсками представителя Ставки Льва Мехлиса. Впоследствии Л.З. Мехлис охарактеризовал Дмитрия Козлова как «зарвавшегося барина из мужиков». С интересной меркой подходил главный идеолог РККА, оценивая советских военачальников… Стоило ли удивляться таким оценкам? Для того подельники и единоверцы Мехлиса и сотворили октябрьский переворот, чтобы во главе армий и фронтов стали не природные воины-дворяне, а грубые, неотесанные мужланы, руководимые теоретиками местечкового уровня, мнящие из себя великих полководцев… Кстати, Дмитрий Козлов не относился к этой категории. С таким же успехом самого Мехлиса того периода можно охарактеризовать как обнаглевшего политического авантюриста с бундовскими, садистскими замашками, вообразившего себя величайшим стратегом…
После катастрофы Крымского фронта, генерал-лейтенант Козлов был снят с должности и снижен в звании до генерал-майора. Но уже в августе 1942 года Дмитрий Тимофеевич успешно командовал 24-й армией. Это был самый сложный и ответственный период битвы за Сталинград. Затем Дмитрий Козлов являлся заместителем командующего Воронежским фронтом. Во главе группировки войск фронта он возглавлял бои за Харьков, а в период с 14-го по 21-е марта 1943 года через лес северо-восточнее Мохначей вывел группировку войск фронта из окружения. В мае-августе 1943 года генерал Козлов был уполномоченным Ставки ВГК а Ленинградском фронте. Это показатель исключительно высокого доверию к Козлову со стороны Верховного главнокомандующего. С августа 1943 года Козлов – заместитель командующего Забайкальским фронтом. В 1945 году он участвовал в боях против Японии.
Дмитрий Тимофеевич признавал свои ошибки и никогда не отрицал своей вины за разгром Крымского фронта. Это только Филипп Сергеевич Октябрьский, оценивая свои полководческие способности, ставил себя чуть ли не в ровень с Манштейном. Из переписки Константина Симонова с Дмитрием Козловым нам предельно ясны причины, по которым у Козлова были основания не доверять Октябрьскому как командующему СОР, и презирать как интригана и карьериста. Стоило ли удивляться тому, что у командующего СОР не «складывались отношения» с командующим фронтом. У него они также «не складывались» и с адмиралами Кузнецовым, Юмашевым, Горшковым, и с генералами Петровым и Крыловым…
Однако, возвращаемся к теме черноморских десантов января 1942 года. Евпаторийской авантюрой не закончилась «десантная» деятельность Ф.С. Октябрьского в 1942 году. Командующий флотом в телеграмме в адрес командующего фронтом от 5-го января доносит: «Отряд кораблей «Красный Крым», БТЩ и четыре катера МО-4 выходят с десантом в Алушту…»
Если проанализировать подробности этой операции, то выяснится, что корабли, в лучшем случае, «сходили» к Алуште, но ни о какой высадке десанта речь не шла. В воспоминаниях Г.И. Петрашина говорится, что для высадки в Алуште 5-го января была сформирована Особая морская рота, в которую вошли 97 моряков и 7 армейцев-минеров, но затем, высадка не состоялась и они были направлены в 79-ю морскую бригаду(5).
Опять возникает подозрение, что десант в Алушту существовал только в проекте, а командующий фронтом, введенный в заблуждение командующим флотом, уже докладывал в Ставку и Сталину о десантной операции в Алушту и о других десантах. Шутить с «огнем» изволил Филипп Сергеевич…
Кстати, в этот день корабли флота высаживали «тактический» десант, но не в Алуште, а в Судаке. Но высаживались там не части СОР, а части Крымского фронта. История десанта в Судак схожа с историей Евпаторийского десанта, с той лишь разницей, что на этот участок побережья десант высаживался трижды… В общей сложности было высажено два полка, но судьба их была такой же печальной, как и судьба десанта в Евпаторию. Первый судакский десант погиб почти полностью, здесь высаживалось еще меньше бойцов, чем в Евпатории. Это еще одна из малоизвестных страниц Крымской истории.
П.А. Моргунов об этом событии пишет: «Почти одновременно с высадкой десанта в Евпаторию было принято решение высадить тактический десант в район Судака с целью поддержки запланированного наступления войск Кавказского фронта. Первостепенной задачей десанта являлось отвлечение сил противника из района Феодосии. Первоначально намечалось высадить в ночь на 6 января усиленный батальон 226-го полка 63-й сд. 44-й армии.
Доставку и высадку десанта должны были осуществить эсминец «Способный» (командир капитан 3-го ранга Е.А. Козлов) и сторожевой катер МО-111 (командир – лейтенант К.Н. Бондаренко). Приняв в этот день в Новороссийске передовой отряд десанта (218 бойцов полка), корабли вечером вышли в море. Вот тут уж, действительно, из-за штормовой погоды сторожевой катер мог следовать только малым ходом. Становилось очевидным, что за темное время суток с такой скоростью хода расстояние до Судака не перекрыть. Капитан 3 ранга Е.А. Козлов решил снять со сторожевого катера десантников и выполнить задачу самостоятельно» (13).
А вот теперь разберем внимательно приведенный фрагмент воспоминаний.
Во-первых, 218 бойцов – это не батальон и уж тем более не «усиленный» – это подразделение по численности соответствует усиленной роте.
Во-вторых, на эсминце можно разместить гораздо больше десантников.
В-третьих, в 63-й горнострелковой дивизии числились 251-й, 291-й, 346-й стрелковые и 26-й артполк, а вот 226-го полка… и в помине не было… Не было такого полка и среди других частей 44-й армии… Лишь после Керченской катастрофы в июле 1942 г. полк с таким номером появляется в составе вновь созданной 63-й дивизии, но это было уже совсем иное подразделение, сформированное из моторизованной стрелковой дивизии НКВД. Так что вопросов много: кого высаживали? зачем высаживали? Какова их дальнейшая судьба? С нумерацией полков могли намудрить в процессе вывода горнострелковых дивизий из Ирана осенью 1941 года. Но самый главный вопрос в том, для чего вообще понадобилось высаживать двести с лишним человек на расстоянии 40 км от нашей группировки, высаженной в Феодосии?
Нормальной логикой и тактическими соображениями эту высадку объяснить так же сложно, как и в случае с Евпаторийским десантом. В планировании, если таковое, вообще, имело место, просматривается одна и та же «рука», при том, что «голова», принимавшая решение на высадку десанта, находилась на этот раз не в Севастополе, а в Керчи, точнее в штабе Крымского фронта в поселке Ленинское. Но, так или иначе, двести бойцов с легким вооружением высадили на Судакский пляж. Высадили и... забыли. Просто бросили. Десантники, разгромив местные части татарской самообороны и небольшие румынские подразделения, заняли позиции на горе Перчем, что возвышается над Судаком. Отразив несколько сильных атак «самооборонцев» и румынских частей, и не дождавшись обещанной ранее помощи, остатки десанта попытались уйти в горы к партизанам. Во всяком случае, такова официальная версия, не подтвержденная самими партизанами.
Кстати, и к тем партизанам, что действовали в районе Судака, стоило пристальней присмотреться. В составе высаженной группы десантников, была небольшая группа разведчиков из состава разведывательного отряда штаба Черноморского флота (о печальной судьбе этой группы флотских разведчиков я подробно написал в книге «Так кто вы Борис Ильинский?», изданной в Севастополе Леонида Кручинина в 2015 году). Не пройдет и двух недель, как 16-го января по плану подготовки очередного наступления со стороны Феодосии в район Судака была спланирована высадка основного состава 226-го полка 63-й стрелковой дивизии. Высадка производилась при семибалльном шторме и ураганном ветре с крейсера «Красный Крым», эсминцев «Сообразительный» и «Шаумян», канонерской лодки «Красный Аджаристан», и обеспечивалась 6-ю морскими охотниками.
Артиллерийскую поддержку десанта оказывал линкор «Парижская коммуна» в обеспечении эсминцев «Безупречный» и «Железняков». Артподготовка по береговым объектам противника в районе Судака была произведена в 00 ч, а высадки десанта выполнена на рассвете с 6.00. Командовал операцией командующий эскадрой контр-адмирал Владимирский. В Судаке были только румынские части, бежавшие из города после начала артобстрела.
К вечеру 16 января десантники захватили Новый Свет, Кучук Таракташ (Большой Таракташ) и Биюк Таракташ (Малый Таракташ, ныне Дачное). Главная задача десанта – «…содействие наступлению советских войск из района Феодосии» уже потеряла смысл, так как 15 января части 11-й немецкой армии Манштейна сами перешли в наступление, и 17 января Феодосия в очередной раз была оставлена нашими войсками. Для обеспечения тыла десантного отряда две роты перекрыли дороги на Алушту и Грушевку, одна рота с двумя орудиями заняла позицию на восточной окраине Судака. Основные силы полка выдвинулись к Феодосии, но попали под удар немецких войск. 19 января немецкое командование направило против десанта войска, освободившиеся под Феодосией. Авангард полка был окружен и погиб в полном составе в бою у села Отузы (Щебетовка). Остальные силы полка до 22 января оборонялись в районе перевала Синор, несмотря на использование противником авиации. В ночь с 23 на 24 января полк отошел и закрепился восточнее Большого Таракташа.
Обращает на себя внимание и то, что с 16 по 23 января десант действовал ВООБЩЕ БЕЗ КАКОЙ-ЛИБО ПОДДЕРЖКИ со стороны флота или фронта. Обстановка для основной десантной группы приняла угрожающий характер, однако советское командование решило не снимать десант, а наоборот – усилить. 23 января эсминец «Бодрый» доставил в Судак боеприпасы и вывез 40 раненых. В ночь на 24 января в Судаке, удерживаемом силами двух рот, были высажены 1376 человек с двумя орудиями из состава 554-й горнострелкового полка 138 горнострелковой дивизии 44-й армии (командир – майор С.И. Забродоцкий). Там же была высажена усиленная рота морской пехоты в 150 человек. На этот раз в отряд высадки кораблей входили крейсер «Красный Крым», эсминец «Шаумян», тральщик № 16, четыре сторожевых катера, в отряд кораблей артиллерийской поддержки — эсминцы «Безупречный» и «Сообразительный» Командовал операцией начальник штаба эскадры Черноморского флота капитан 1 ранга В.А. Андреев. Высадка проходила в жестокий шторм и мороз, из-за чего ещё около 250 человек с крейсера «Красный Кавказ» высадить не смогли. Одновременно удалось эвакуировать 200 раненых.
Это подкрепление явно запоздало и не могло решительно изменить обстановку. 26 января противник общей численностью до двух пехотных полков, и 4-й румынской горной бригады перешел в решительное наступление. Десант понес большие потери. 27 января был оставлен Судак. Уцелеть в боях и уйти к партизанам удалось группе 350 человек во главе с командиром полка майором Салиховым. Согласно немецкому донесению, при ликвидации десанта по состоянию на 28 января было собрано 770 трупов убитых красноармейцев, захвачено в плен 876 красноармейцев, значительная часть из них – раненые. Все они были расстреляны… Несколько последующих дней противником также захватывались или уничтожались разрозненные мелкие группы десантников.
28 января 1942 года к Судаку подошел отряд кораблей Черноморского флота с очередным пополнением (и вновь, без связи с десантом!). Обнаружив, что берег занят противником, командир отряда отказался от высадки и вернулся в Новороссийск. Противник потерял в боях против Судакского десанта 874 человек немцев и румын убитыми. Известны потери румынской бригады – 260 убитых, 63 пропавших без вести, 571 раненый. Немецкие потери ранеными неизвестны. В боях против десанта, кроме немецких и румынских войск, принимали участие и созданные оккупантами крымско-татарские вооруженные формирования, так называемые роты самообороны (до 1000 человек), потерявшие до 400 человек убитыми и ранеными. Впрочем, другие крымские татары с оружием в руках присоединились к десанту, а затем вывели его остатки к партизанам.
Причины гибели десанта в Судаке в январе 1942 года показали неспособность командования Черноморского флота и фронта к организации успешных совместных боевых действий. Для высадки на побережье, занятое противником, использовались войска, не имевшие десантной и диверсионной подготовки. Более того, полки направленные в Судакский десант, не имели достаточного боевого опыта. Для роли отвлекающего десанта полки были слишком малочисленны и не имели тяжелого вооружения. Командование фронта ставило задачи флоту на высадку десантов, без объективной оценки своих сил и реальных возможностей к наступлению.
Героической и трагической судьбе десантов, высаженных в район Судака, посвящено несколько серьезных исследований, с которыми можно познакомиться на соответствующих сайтах Интернета. Мы же обратились к теме черноморских десантов января 1942 года исключительно с задачей высветить безобразный уровень планирования в штабе СОР операций, флотского масштаба, и проанализировать конкретную роль в руководстве этими операциями вице-адмирала Ф.С. Октябрьского. Надеюсь, что со своей задачей мы справились.
У нас нет оснований и причин критически оценивать деятельность генерала Козлова на посту командующего Кавказским и Крымским фронтами, но объективности ради следует признать, что на этом посту Дмитрий Тимофеевич изрядно попортил нервы командованию СОР своими приказами, а тупыми директивами принес немало вреда севастопольской группировке войск.
Так, 8 января Военный совет Кавказского фронта издал директиву, по которой войска 51-й и 44-й армий должны были перейти в наступление 12 января(!!!) и к 14 января выйти на намеченные рубежи. Одновременно с Крымским фронтом должна была начать наступление Приморская армия, нанося удар левым флангом в направлении Дуванкой – Бахчисарай и к 14 января выйти на р. Кача. Черноморскому флоту предписывалось высадить тактический десант в Евпаторийском заливе, тем самым воздействовать на правый фланг бахчисарайской группировки противника, а также провести демонстративные высадки в Алуште и Ялте. Кораблям предписывалось поддерживать артогнем 44-ю армию в районе Коктебель–Судак и Приморскую армию в районе Евпатория–Саки.
О каком планировании совместных боевых действий Крымского фронта и Севастопольского оборонительного района можно вести речь, если задача по высадке десанта в Евпаторию ставилась трижды: 1-2 января, 6-7 января, и теперь – 8-го января?
Кто виноват в этой несогласованности – сейчас сказать сложно. На судорожных попытках организовать наступательные действия керченской группировки, вне всякого сомнения, вина лежит на командовании и штабе фронта. За гибель десанта в Евпаторию большая часть вины на командующем СОР и флотом вице-адмирале Октябрьском. Упорно не желая установить наладить конструктивные отношения с командующим фронтом и наладить деловое сотрудничество с его штабом на уровне СОР, Октябрьский продолжал с проблемными вопросами выходить напрямую на Ставку, интриговал против Козлова. Такая обстановка явно вредила общему делу – борьбы с врагом в Севастополе и на Крымском фронте.
Но ко всей этой истории с трагедией Евпаторийского и, тем более, Судакского десантов генерал Петров не имел ни малейшего отношения, а значит, и любые претензии к нему по этим боевым эпизодам беспочвенны.
Бои «местного значения» в период
с середины января по конец марта 1942 года
К 15 января после интенсивной переписки командованию СОР удалось договориться со штабом Крымского фронта о взаимодействии и о совместном наступлении. Правда, действия командующего СОР и в этом случае оригинальностью не отличались. Удар был намечен в том же месте, на стыке 3-го и 4-го секторов и... опять явно недостаточными силами. К этому времени немецкими войсками были восстановлены захваченные еще осенью советские укрепления, и в этот район было стянуто большое количество артиллерии. Утром 16 января после очень непродолжительной артподготовки перешли в наступление части 95-й и 172-й дивизий. Опять атака велась силами двух сводных батальонов, не обеспеченных резервами для развития и закрепления успеха. Одновременно перешли в атаку части 3-го сектора, причем, атаковали они по всему фронту, без сосредоточения усилий на каком-то одном участке. В середине дня в наступление перешли части второго сектора в районе горы Гасфорта.
Такое распыление сил опять не принесло успеха нашей стороне. Упорные бои продолжались весь день. К вечеру части II сектора вели бой на высоте с Итальянским кладбищем, войска III сектора овладели высотой 1 км юго-восточнее Камышловского оврага, а войска IV сектора вели упорный бой на рубеже: южные скаты высоты 103.9 (высота над дер. Фруктовое) – 2,5 км севернее дер. Любимовка. Т.е. ни на одном участке решающего успеха достигнуть не удалось. Потери атакующих советских войск были очень велики. Только за один день боев в госпитали поступило более тысячи раненых.
С утра 17 января наши войска продолжали наступление, но встретили яростное сопротивление врага. Бои приняли ожесточенный характер вплоть до штыковых атак, но продвинуться частям, атаковавшим по всему фронту, не удалось. В боях 16-18 января 172-я дивизия потеряла большую часть своего личного состава. По состоянию на 19 января в ней оставалось всего... 350 «штыков», что соответствовало в лучшем случае крайне ослабленному батальону. Кстати, по немецкой классификации, – это называлось бы «остатками» батальона. Понесли потери и другие части СОР.
19 января Военный совет СОРа дал телеграмму командующему Кавказским фронтом: «Продолжать наступательные действия под Севастополем из-за отсутствия боезапаса невозможно, прошу выделить боезапасы. 19/1 – 42 г. Октябрьский, Кулаков».
«…С 18 января по 26 февраля в некоторых (?) секторах СОРа происходили «бои местного значения за улучшение рубежей обороны и по отражению разведывательных действий мелких групп противника» (из обзорной сводки).
Что значит: «в некоторых секторах»? На момент написания донесения видимо не выяснили, в каких… Несмотря на эту обтекаемую формулировку, потери за этот «отчетный» период в Севастопольском оборонительном районе составили 5272 человека! В том числе невозвратные потери превысили две тысячи человек. Для «боев местного значения» цифра очень высокая. Совершенно очевидно, что войска СОР продолжали безрезультатно атаковать противника. В противном случае объяснить столь высокие потери только оборонительными действиями очень сложно.
Вопрос требует более тщательной проработки, но некоторые эпизоды этого периода известны. Так, 28 января батальон 7-й бригады морской пехоты попытался атаковать. Продвинувшись всего на 100 м западнее гребня высоты 154.7, атакующие попали на минное поле, после чего были накрыты плотным минометным огнем. Однако и немецкие части, атаковав на следующий день на этом же участке, попали в аналогичное положение и понесли серьезные потери. Второго февраля ударная группа в составе двух рот 90-го полка попыталась атаковать противника в 1,5 км от Любимовки, но, потеряв до трети личного состава, была отбита. Пятого февраля в третьем секторе два взвода 25-й дивизии в процессе атаки высотки левее хутора Мекензия попали в окружение. Из семидесяти бойцов обратно к своим пробились только трое.
Из воспоминаний участника боя: «В январе-феврале мы рвали оборону немцев на куски, закреплялись на отбитых рубежах, но немцы почти мгновенно перебрасывали подкрепления и закрывали дыры. Тогда многие наши попали в плен...». Но ни в одном официальном источнике об окружении наших частей в этот период не пишется. Откуда же такое количество потерь при ведении боев «демонстративного» характера?
Все это время, вплоть до начала марта, в Севастополь поступал боезапас и подкрепления. Во многих мемуарах указывается, что снабжение города в январе–феврале ухудшилось. Это не соответствует истине, все заявки командования СОР в этот период по мере возможности выполнялись. Было доставлено много боезапаса, артиллерии и маршевого пополнения. Войска готовились вместе с Крымским фронтом перейти в совместное наступление.
10 февраля в связи с подготовкой наступления в Крыму начальник Генерального штаба запросил командование СОРа о его силах и средствах. 11 февраля командующий СОР Ф.С. Октябрьский донес о составе войск:
«1. Приморская армия в составе: 7 стрелковых дивизий, 1 кавалерийской дивизии, 2 танковых батальонов, 2 армейских артиллерийских полков, 1 отдельного минометного дивизиона и 1 гвардейского минометного дивизиона («катюши») общей численностью 69853 человека, в том числе штыков 21 454, сабель – 1173, в артиллерии 14 883 человека и в автобронетанковых частях – 450 человек.
7-я, 8-я и 79-я бригады морской пехоты, 2-й Перекопский и 3-й полки морской пехоты, находящиеся в оперативном подчинении Приморской армии, – 12128 человек.
– Береговая оборона численностью 4096 человек (артиллерийские и специальные части).
– Части ВВС и противовоздушной обороны; всего в ПВО – 3153 человека.
– Охрана водного района и корабли флота, базирующиеся на Главную базу.
Протяженность фронта – 36 км. Плотность на 1 км фронта: Орудий разных калибров – 5,3. Средних и крупных минометов – 10,8. Станковых пулеметов – 13,6. Ручных пулеметов – 22,0. Из этого количества 30% пулеметов эшелонировано в глубину во 2-й и 3-й линиях обороны в стационарных точках. Плотность артиллерии показана без учета артиллерии береговых батарей и артиллерийских дотов Береговой обороны, а также артиллерии ПВО. Обеспеченность материальной частью артиллерии составляла к штатному составу: в противотанковой артиллерии – 37,2%, в полевой артиллерии – 44,4%, в минометах крупных и средних калибров – 44,3%».
Стоит обратить внимание на то, что в документе кроме «штыков» еще указано количество «сабель» – 1173. Полный численный состав 40-й кавалерийской дивизии, доукомплектованной на 10 февраля составлял 2225 человек. Это означает, что единственная в СОР кавалерийская дивизия была пополнена почти до первоначального состава. Почему на это стоит обратить внимание? Потому, что в марте дивизия будет расформирована, и в ее составе останется всего... 56 человек, да и те погибнут по пути на Кавказ на потопленном немецкой авиацией транспорте.
В феврале сухопутные войска СОРа распределялись по секторам обороны следующим образом:
– в I секторе – 109-я и 388-я стрелковые дивизии;
– во II секторе – 386-я стрелковая дивизия, 7-я и 8-я бригады морской пехоты второго формирования (т.е., 1-й Севастопольский полк морской пехоты, усиленный специальными частями);
– в III секторе – 25-я стрелковая дивизии, 79-я морская стрелковая бригада, 2-й Перекопский полк и 3-й полк морской пехоты;
– в IV секторе – 95-я и 172-я стрелковые дивизии и местный стрелковый полк.
В резерве армии находились: 345-я стрелковая, 40-я кавалерийская дивизии, 125-й и 81-й танковые батальоны (по состоянию на 10.02.42 г. 43 танка и 12 эвакуированных подбитых танков, числившихся неисправными).
24 февраля Военный совет Крымского фронта отдал директиву, в которой приказывалось привести войска фронта в боевую готовность к 25-26 февраля. Пехоте и танкам в ночь на 27 февраля занять исходное положение, указанное в директиве от 6 февраля, с тем, чтобы в 4 час 00 мин 27 февраля быть готовыми к переходу в наступление. Вечером 24 февраля командующий Крымским фронтом приказал командующему Черноморским флотом и СОРом приступить к выполнению задач, поставленных в директивах, предоставив ему право установить по своему усмотрению сроки начала действий. На сей раз наступление готовилось очень тщательно и намечено оно было на 27 февраля. Удар наносился на участке фронта шириной около 5 км всеми наличными силами.
Наступление 27-29 февраля 1942 года, о котором почти нет упоминания в литературе, обещало быть удачным. 27.02.42 г. в 07.00 после 30-минутной артиллерийской подготовки части третьего и четвертого секторов СОР перешли в наступление, нанося главный удар в направлении Заланкоя (Холмовка).
Вспомогательный удар наносился в направлении реки Кача. 95-я и 172-я стрелковые дивизии четвертого сектора, преодолев упорное сопротивление, продвинулись на 300-400 м, захватив несколько передовых окопов противника, к вечеру приостановили наступление. Части третьего сектор, наносившие основной удар, прорвали оборону противника в верховьях Камышловского оврага, но потеряли много личного состава. К концу дня для развития достигнутого успеха в прорыв были введены три роты 345-й дивизии и 40-я кавдивизия, но... Достигнув к концу дня определенных успехов и прорвав линию обороны противника, части 3-го сектора почему-то остановились. В сумерках наступление продолжили только подразделения 345-й дивизии, 40-й кавдивизии и рота 2-го Перекопского полка.
Наутро комендант 3-го сектора неожиданно обнаружил, что немецкие войска надежно закрыли пробитую в обороне брешь...
В деревне Фронтовое на возвышенности над улицей, названой в честь 345-й дивизии, есть обелиск. Обратите внимание на дату, стоящую на обелиске: «Здесь над деревней и на высоте Яйла-баш сражались в окружении остатки батальона 345-й дивизии, бойцы 40-й дивизии и два взвода 2-го Перекопского полка».
Из тетради, найденной поисковиками группы Неменко, в полусгнившем противогазе на высоте над деревней Холмовка: «...Нас осталось около роты, человек восемьдесят, три пулемета, два ручника. Разбитую пушку пришлось бросить, кончились снаряды. Выручают два ротных миномета. Здесь в основном все из 345-й, в основном, все русские. Нас, моряков, здесь трое, один из 25-й дивизии. На всех пять цинков патронов. Из еды – сухой паек. Воды нет, вода внизу, но там немцы, хотя говор на немецкий не похож… (далее текст испорчен) ...Заняли свои же старые окопы, второй день ждем подмоги. Немцы снова пытались атаковать, отбились. Если кто-то найдет… (текст испорчен) …сообщите (текст испорчен) …Севастополь, ул. (неразборчиво) …14» (текст без правок, подлинный).
28 февраля в 09.30 войска СОР возобновили боевые действия. В третьем секторе части 25-й и 345-й стрелковых дивизий и 79-я морская стрелковая бригада атаковали в том месте, где накануне был прорыв, но только смогли незначительно продвинуться вперед. К исходу дня 25-я дивизия вела бой за хутор Мекензия и овладела безымянной высотой в 2,5 км северо-западнее высоты 319,6. 79-я морская стрелковая бригада овладела северо-восточной кромкой Камышловского оврага. 172-я стрелковая дивизия продвинулась вперед на 300-400 м. 95-я стрелковая дивизия смогла продвинуться лишь на 100-300 м и, встретив сильное сопротивление противника, остановилась.
Наступательные бои продолжались до 1 марта. Противник оказывал упорное сопротивление. В результате трехдневных боев 345-й стрелковой дивизии удалось занять высоту в 2,5 км северо-западнее высоты 319.6. Противник, перебросив резервы из других секторов, пытался контратаковать, но был отбит.
2 марта части СОР, потеряв почти 5 тыс. бойцов, 9 орудий, перешли к обороне. Наступление провалилось, хотя и имело все шансы на успех.
Результаты боев были печальные: полностью уничтожена 40-я дивизия, которая была расформирована приказом командующего Приморской армией от 25 марта 1942 года. 345-я дивизия понесла серьезные потери, от пехотных частей 172-й дивизии осталось не более роты. Интересно то, что в боях опять оказались задействованными одни и те же части: 40-я кавдивизия, 172-я и 345-я стрелковые дивизии. Серьезные потери понес и отдельный танковый батальон. Было потеряно десять танков. До середины 70-х годов на береговом откосе в районе Любимовского гарнизона ржавело шасси танка Т-26, напоминавшее о том «забытом» наступлении.
Логично было бы задать вопрос, а чем в это время занималось командование и штаб СОР? Ответ, ставший уже традиционным, организационно-штатными мероприятиями! Как следствие неудачных боевых действий, 9 марта вышел приказ командующего СОР Ф.С. Октябрьского. Текст этого приказа, по причине его величайшей значимости и несомненной «своевременности», привожу полностью:
«…Несмотря на мои неоднократные разъяснения, до сих пор существует неправильное понимание организационной структуры в Севастопольской обороне. Вместе с тем многие командиры неправильно истолковывают оперативное подчинение.
Разъясняю:
– Высший военный орган в Севастополе, созданный Ставкой Верховного Главнокомандования четыре месяца назад, – Севастопольский оборонительный район.
– В Севастопольский оборонительный район (СОР) входят как отдельные боевые соединения:
а) корабли Черноморского флота;
б) ОВР ГБ Черноморского флота;
в) Береговая оборона Черноморского флота;
г) ПВО Черноморского флота;
д) авиация Черноморского флота;
е) соединения морской пехоты Черноморского флота;
ж) Приморская армия Крымского фронта. Соединения морской пехоты, обороняющие Главную базу Черноморского флота, приданы в состав Приморской армии и командиры бригад и полков морской пехоты оперативно подчинены командующему Приморской армией;
з) ряд управлений, тыловые и др. органы.
3. Командиры, военкомы всех вышеперечисленных соединений каждый подчиняется непосредственно мне.
4 Начальником гарнизона города Севастополя был и остается комендант Береговой обороны Главной базы генерал-майор Моргунов, непосредственно подчиненный во всех отношениях мне.
– Никто не имеет права без моего ведома создавать в городе или СОРе какие бы то ни было новые военные органы…».
Как чувствовал Филипп Сергеевич, что настанет час, когда в брошенном им Севастополе возникнет необходимость создать властный орган, призванный мобилизовать на борьбу оставшихся в живых защитников Херсонесского плацдарма. И именно этот пункт, казалось бы, бестолкового приказа будет неумолимо довлеть над некоторыми членами Временного военного совета, образованного в потерне 35-й батареи 2-го июля 1942 года.
По основной теме нашего исследования важно, что Октябрьский не отрицает того факта, что в соответствии с пунктом 1-ж, этого приказа, командующий Приморской армией напрямую подчинялся и значит и отчитывался перед командующим Крымским фронтом. Это к тому, что в ходе скандальных разборок 60-х годов Филипп Сергеевич убеждал всех в том, что генерал Петров не имел права обращаться напрямую к командующему фронтом и в Ставку, минуя командующего СОР.
«…Начальнику гарнизона генерал-майору Моргунову строго следить за порядком в городе и его окрестностях... О всех нарушениях порядка... докладывать мне немедленно.
– Запрещаю всем войсковым начальникам без моего ведома проведение каких бы то ни было действий в Севастополе и его окрестностях, как-то: изменять установленный режим в осажденном городе, отбирать или мобилизовывать транспорт всех видов, мобилизовать людские резервы, материальные средства...
– Начальнику гарнизона генералу Моргунову совместно с органами НКВД и милиции пересмотреть всю систему охраны объектов, порядка в гарнизоне, обходы, караулы и т.д. и, если требуется что где надо сделать, доложить мне.
– Командующему Приморской армией генерал-майору Петрову, как моему помощнику по сухопутным войскам, заниматься только вопросами сухопутных войск, организуя взаимодействие с генералами и адмиралами соединений, входящих в состав СОРа, так же как и Приморская армия, как-то: Береговая оборона, авиация, корабли флота, ПВО и прочие соединения, – и по вопросам, требующим общего решения, докладывать мне…
– Еще раз разъясняю, что оперативное подчинение не дает права вмешиваться в организационные функции подчиненной части, соединения... (Этим пунктом Октябрьский ограничивал права Петрова в наведении уставного порядка в бригадах и полках морской пехоты, не говоря уже о частях ПВО и береговой обороны).
Все существующие приказы, изданные соединениями за последние четыре месяца... и противоречащие данному приказу, отменяю.
Данный приказ объявить всему начальствующему составу Севастопольского оборонительного района.
Командующий Черноморским флотом и Севастопольским оборонительным районом: Вице-адмирал Октябрьский, Член Военного совета дивизионный комиссар Азаров, Заместитель начальника штаба Черноморского флота капитан 1 ранга Васильев».
Появление этого приказа – явное свидетельство того, что Филиппу Сергеевичу показалось, что период серьезных боевых действий остался позади и «под крылом» Крымского фронта самое время заняться организационными вопросами. Если бы этот приказ смогли прочитать бывшие генерал-губернаторы Севастополя, совмещавшие при императоре эту должность с должностью командующего флотом и портами Черного моря, то они бы прослезились от умиления – какой выдающийся администратор пришел им на смену! Одного только не было в приказе – анализа причин неудавшегося наступления и решительных мер по фактическому укреплению рубежей обороны Севастополя. Несомненное значение этого приказа было в том, что он сосредотачивал всю полноту власти в осажденной крепости в руках одного человека – командующего флотом, являвшегося по совместительству командующим СОР. Вот теперь, уж точно, повоюем!
Обратите внимание, под приказом стоит подпись Члена Военного совета дивизионного комиссара Азарова. Азаров по распределению полномочий среди членов Военного совета флота постоянно находился на Кавказе, курируя части тыла и специальные части флота. В марте 1942 года, проверяя состояние специальных частей СОРа, он побывал в арсенале Сухарной балки, где, делая самые радужные прогнозы на грядущее наступление Крымского фронта, отменил(?!) ранее отданное командованием приказание о минировании штолен Сухарной и Советской балок. Это один из штрихов информированности и компетентности руководящих политработников флота.
Попытки наступления в секторах возобновляются.
Днем 11 марта войска СОР тремя батальонами (по одному батальону из состава 25-й, 172-й и 345-й стрелковых дивизий) перешли в очередное «демонстративное» наступление. Их поддерживала огнем артиллерия 3 и 4 секторов. Враг оказал упорное сопротивление, поэтому к исходу дня батальоны только незначительно продвинулись вперед.
Рано утром 12 марта эти же группы войск попытались продолжить наступление. Но в 06.00 противник произвел сильный огневой (артиллерийский и минометный) налет на позиции 345-й стрелковой дивизии, выбив большое количество личного состава. С наступлением темноты подразделения 25-й, 172-й и 345-й стрелковых дивизий возобновили атаку. Батальон 172-й стрелковой дивизии овладел несколькими передовыми окопами противника на южном выступе высоты 133.3. Однако, встретив сильное огневое сопротивление, батальон приостановил атаку и отошел в исходное положение. Батальоны 25-й и 345-й стрелковых дивизий также не добились успеха.
15 и 16 марта в IV секторе части 95-й стрелковой дивизии провели «демонстративное« наступление и несколько улучшили свои позиции.
17 марта командующий фронтом приказал Приморской армии прекратить наступательные действия. «Демонстративные« действия закончились. Прорвать немецкие позиции не удалось.
Бои и явные боевые авантюры января-марта 1942 года нанесли серьезный урон войскам, обороняющим Севастополь, но об этих событиях пишут мало и неохотно, всячески стараясь их затушевать. Несмотря на то, что эти неудачи долгое время не афишировались, даже поверхностное ознакомление с событиями этого периода показывает, что защитники Севастополя сражались упорно, мужественно, жертвенно. Этот малоизученный период Севастопольской обороны требует более внимательного исследования.
А вот дальше, с середины марта по середину мая, действительно, последовало фронтовое затишье. Но затишье относительное. За два месяца передышки части СОР потеряли около 1,7 тыс. бойцов, из них убитыми 725 человек. Причиной потерь стали беспокоящие обстрелы, бомбежки и... огонь немецких снайперов. В советской литературе много пишется о подвигах снайперов СОР, но почти ничего не говорится о снайперах немецких. На самом деле снайперы были и у немцев. Их счет был чуть скромнее, чем у севастопольцев, но и они нанесли серьезные потери советским войскам, выбивая исключительно командный состав наших частей переднего края обороны.
30 марта генерал И.Е. Петров отдал боевой приказ о перегруппировке войск. Дублируя приказы и директивы штаба Крымского фронта, Иван Ефимович ориентировал командный состав на то, что оборона Севастополя, главной базы Черноморского флота, остается главной задачей Приморской армии. Командиры предупреждались, что противник, блокирующий город, усиливает и пополняет свои части и возможен переход его в наступление.
В приказе подчеркивалось, что следует думать не о расширении плацдарма, не о выходе на Качу, а прежде всего, о том, как сделать неприступными для врага те рубежи, на которых фактически стоят приморцы. Исходя из главной задачи армии, определялось и основное назначение создаваемого резерва: парировать возможные удары противника, быть в готовности к нанесению контрударов. В армейский резерв выводилась вся 345-я стрелковая дивизия и еще восемь стрелковых батальонов из других соединений. Изменялась и расстановка сил по секторам.
С этого дня в соответствии с решением городского комитета обороны и горкома партии вводились новые нормы снабжения населения хлебом: рабочим и ИТР – 600 г (вместо 800); служащим, пенсионерам и семьям призванных в РККА и РКВМФ – 400 (вместо 600); иждивенцам – 300.
Среднемесячные масштабы морских перевозок для СОР сокращались, но это не было только следствием того, что «…в течение января-мая 1942 г. Крымский фронт отвлекал на себя основные силы транспортного и боевого флота», как пишет Г.И. Ванеев. Это было следствием того, что советская сторона один за другим теряла крупные, быстроходные транспортные суда. И в основном транспорты терялись в рейсах на Севастополь. С учетом участившихся потерь транспорты стали направлять сначала в сопровождении одного-двух боевых кораблей, а после доставку грузов транспортами и вовсе запретили.
Интересна фраза из книги Г.И. Ванеева: «И все же, благодаря заботам командования Черноморского флота и СОР, они (поставки. – Б.Н.) были значительными. Только в январе-марте 1942 г. в Севастополь было доставлено более 40 тыс. бойцов, более 12 тыс. тонн боеприпасов, более 350 минометов, около 22 тыс. т продовольствия и много других грузов. Обратными рейсами вывезено около 18 тыс. раненых и эвакуированных граждан, около 4 тыс. т разных грузов».
Действительно, в январе-марте перевозки были интенсивные, готовились к прорыву блокады Севастополя, а вот затем с изменением задач, стоящих перед севастопольской группировкой, объемы перевозок резко сокращаются. Интересна еще одна фраза – «18 тыс. раненых и эвакуированных граждан». Эта цифра взята из материалов ЦГВМА.
Из Севастополя эвакуировали только тяжелораненых. Причем состояние раненых и сроки эвакуации строго регламентировались. Известно количество эвакуированных гражданских лиц, поэтому рассчитать количество раненых в январе-марте 1942 г. совсем несложно. По расчету получается, что только ранеными части СОР за этот период потеряли более пятнадцати тысяч человек. Если сопоставить численность раненых с числом невозвратных потерь, то все совпадет. То есть, СОР за период с января по март 1942 года потерял убитыми и ранеными почти 15 тысяч бойцов! Мягко говоря, многовато для «затишья»...
В качестве промежуточного вывода
В период пятимесячной передышки между вторым и третьим штурмами была проделана поистине титаническая работа по укреплению рубежей обороны, но следы ее, спустя почти 70 лет, почти незаметны. На то есть много причин.
Прежде всего, стоит отметить, что укрепления испытали беспрецедентный по силе удар немецкой артиллерии и авиации: многие укрепления были просто перемешаны с землей и в настоящее время представляют собой лишь отдельные куски бетона, выступающие из грунта. Оказывая отчаянное сопротивление, каждый дот или дзот задерживал продвижение немецких войск. Спустя два года на эти же рубежи обрушился огонь советской артиллерии и удары авиации. Несмотря на утверждения советских полководцев, многие укрепления СОР были использованы немецкими войсками для обороны Севастополя в апреле-мае 1944 года.
Второй причиной плохой сохранности укреплений, построенных перед третьим штурмом, можно назвать то, что большая часть этих укреплений находится в городской черте, и многие сооружения уже уничтожены городской застройкой и постройками воинских частей послевоенного периода.
Третьей причиной можно назвать то, что менялся сам подход к строительству укреплений. При возведении укреплений, начиная с марта 1942 г., редко использовался полноценный бетон.
Четвертая причина – при отходе часть уцелевших сооружений была взорвана.
Все это понятно, но есть и пятая причина, о которой почти не говорят.
В послевоенные годы в процессе «хозяйственной деятельности» Балаклавского рудоуправления и расширения города были уничтожены ВСЕ доты Балаклавского района, даже несмотря на их славную историю. Из восьми дотов не сохранилось ни одного(!), сейчас на их месте либо пустыри, либо карьеры и частная застройка. Почти все доты на Федюхиных высотах уничтожены – в них производили подрыв невзорвавшихся боезприпасов времен войны и засыпали отходами местного завода железобетонных изделий. То же касается дотов в долине Кара-Коба...
В большей части мест, где шли ожесточенные бои, посажены радующие глаз сосенки «Зеленого Пояса Славы». Так случилось, что заплатки «Зеленого пояса» точно ложатся именно на те места, где шли самые ожесточенные схватки. Так, например, на высоте 123.5 (высота над современным поселком ВИР) на обломках линии обороны 79-й стрелковой бригады произведена распашка, и разбита ореховая роща. В районе Мекензиевых гор огромные участки бывшей оборонительной линии сегодня занимают две воинские части, а все укрепления на одной из высот скрыты под слоем мусора старой городской свалки ТБО. А на месте легендарной 704-й (115-й) батареи находится муниципальное «Мекензиевское» кладбище. Из всего огромного количества ДОТов, СЖБОТов, ДЗОТов сохранились лишь отдельные, чудом сохранившиеся сооружения. Почему? Не совсем понятно...
Впрочем, объяснение этому, кажется, есть. Очевидно, что группа людей, стоявшая после войны у власти, интенсивно переписывала события последних дней обороны Севастополя. Даже поверхностное обследование истории штурма с 8 по 26 июня 1942 года показывает, что события развивались совсем не так, как написано в большей части «воспоминаний» и «исследований»...
Батальонные опорные пункты обороны, обозначенные на схемах, как не занятые войсками, носят следы жарких боев и хранят в себе множество непогребенных останков их защитников. Укрепления на горе Кара-Коба носят следы обстрела их 14-дюймовыми орудиями (найдено множество осколков), но об этом факте нигде нет упоминаний. Нет в источниках упоминания о том, что немцы использовали фосфорные минометные мины, но в то же время в «горелом лесу» видны следы их действия.
Долго замалчивался факт вторичного использования немецкими войсками наших укреплений периода обороны. В настоящее время подтверждением существования тех или иных укреплений становится процесс обследования объектов Главного рубежа обороны, точнее, того, что от них еще осталось. Так, серия обследований оборонительных сооружений передового рубежа, проведенных группой А. Неменко, дает основание утверждать: в январе-июне подход к строительству укреплений значительно изменился.
На смену массивным дотам береговой обороны, основная масса которых была построена до первого штурма и сборным железобетонным огневым точкам второго штурма приходит, в основном, полевая фортификация. Нельзя сказать, что доты и СЖБОТы перестают строить, но основу укреплений теперь составляют окопы, дзоты, блиндажи, небольшие оголовки и деревоземляные минометные позиции. В этот период строится огромное количество подземных командных пунктов. Большое внимание уделяется и проволочным заграждениям.
О том, насколько они окажутся эффективными в период третьего штурма Севастополя, мы поговорим в третьей части нашего исследования.
Приложение
Копия
Из письма И.С. адмирала Исакова А.Т. Твардовскому
с припиской от руки «Октябрьскому Ф.С!»
1. Вручено секретарше сегодня, 5.11.63. Реакции пока не знаю. Конечно, сообщу Вам.
2. Приписал, что копию присылаю Вам. Предвижу, что обозлится, но я не желаю играть «в темную».
3. Когда будете читать, то помните, что я в Барвихе и никакими материалами не располагал, даже Вашими письмами, докладами и стенограммами. Думаю, что Вам тоже не очень понравятся мои суждения, но главное то, …что ни Главком, ни т. Елисеев не включились, а «умыли руки». Между тем – стоит на карте авторитет Флота в целом, всего Флота!
Исаков.
Дорогой Александр Трифонович!
Сообщаю свои суждения относительно «Севастопольских дневников» А. Ковтуна и письма адмирала Октябрьского Ф.С. с оценкой этих воспоминаний.
Извиняюсь за задержку. Помимо необходимости лечения, она вызвана убеждением в целесообразности дать более обстоятельный ответ, для чего пришлось еще раз просмотреть публикацию «Нового мира».
История взаимных претензий армии и флота – стара, очевидно, как армия и флот. Но я начну с советской эпохи.
Просмотрите книгу Сергея Колбасьева «Морские рассказы», переизданную недавно в Москве. Книга хорошая, и Н.С. Тихонов счел нужным дать исключительно лестное для автора предисловие. Но, между тем, Колбасьев с упоением и восторгом описывает случай, когда он одурачил малограмотного армейского прапорщика. У Л. Соболева тоже был в «Кап. ремонте» мотив – о «печатающих сапогами павлонах».
Это принесли кадеты Морского корпуса, унаследованное от старших офицеров. Но тем осторожней надо прикасаться к подобным вопросам. До конца не все еще изжито. Тем осторожнее приходится опасаться возможности рецидивов, хотя бы и в иной форме.
История полемики Октябрьский-Ковтун тоже не краткая. Две конференции (в Севастополе и Симферополе), обсуждения в ВНО, и большая переписка, начатые с весны 1961г. ... не получили своего завершения, так как намеченная следующая конференция была отставлена сверху.
Вся эта история – прискорбная, досадная и, в конечном итоге, вредная, так как присутствовало много молодых офицеров армии и флота, не участвовавших в боевой деятельности СОР и для которых – выступавшие были большими авторитетами и героями обороны Севастополя.
К сожалению, основные выступления пошли не по линии: «Как мы совместно обороняли Главную базу флота», а вылились в полемику:» Кто больше сделал для обороны – армия или флот?».
Так прямо нигде не сказано, но если Вы просмотрите сотни листов докладов и стенограмм, то признаете, что я достаточно точен.
Беда (а я оцениваю происшедшее как нашу общую беду) заключалась в том, что конференциями не руководил кто-либо из Москвы, кто-нибудь «объективно-третий».
Т. Октябрьский из флотского патриотизма, возможно, немного перегнул в критике т. Петрова И.Е., а некоторые армейские генералы и офицеры решили не остаться в долгу и перегнули еще больше. Слово за слово... Острота полемики превзошла все нормы хорошего тона и границы целесообразности. Но главное заключается в том, что полемический задор (как всегда в подобных случаях) завел спорящих в еще большие дебри субъективизма, помешав найти общую линию.
Лично я отвечал на письма отдельных возмущенных товарищей. Писал и т. Октябрьскому. Но выступить арбитром, официально подытожить полемику я не пытался. Такого поручения не имел, да и не мог бы физически.
Речь шла об оценке одного из эпизодов В.О. войны, об истории СОР. Не зная мнения командования, я мог бы еще больше запутать вопрос. В то же время я не располагал необходимыми достоверными материалами.
Последнее слово должно было быть за командованием ВМФ, предварительно согласованным с Генеральным Штабом (Историческим отделом). Но этого не было сделано!
Когда запретили следующее собрание на эту тему, я утешался, что вредная дискуссия по крайней мере окончилась, осев в пределах узкой ведомственной среды (на другие моря документы не посылались).
И вдруг неожиданно «Новый мир» вынес продолжение, в более широкую аудиторию,
В «дневниках» и в Вашем письма упоминается фамилия Маршала Советского Союза Крылова Н.И.
Повторяю, что возмущенный резкостью высказываний на 1-й конференции, поскольку тогда еще был жив генерал Петров И.Е., я дважды встречался с Н.И.Крыловым и просил его съездить в Архангельское и уладить дело, связанное с именем его бывшего командующего, для выяснения истины и прекращения некрасивой и ненужной полемики. Николай Иванович не сообщил о своем демарше, хотя во время беседы принципиально соглашался со мной.
Перехожу непосредственно к «Дневникам», заранее оговаривая, что здесь, в Барвихе, у меня нет под рукой никаких материалов, а если бы они были, то я вряд ли воспользовался ими, так как в документе имеются ошибки и ошибочные тенденции, очевидные без документов.
Главная ошибка автора заключается в том, что, задавшись целью поделиться воспоминаниями о роли и действиях Приморской армии при обороне Севастополя, он постоянно подменяет П. Армией – СОР и даже функции командования флотом и, выпячивая все заслуги Приморской армии, «забыл» о моряках.
В начале (стр. 77) в декларативной форме один раз упоминается о том, что «оборона Севастополя во многом зависит от флота», о создании СОРа, в состав которого были включены все армейские части, включая позднее прибывшие с Кавказа. Но дальше в тексте, когда речь идет о д е й с т в и я х з а щ и т н и к о в С е в а с т о п о л я, флот упоминается только в качестве перевозочного средства, да и то бледно и вяло.
Известно ли Вам, что под давлением превосходящих сил фашистов части Приморской армии отходили к Севастополю К Р У Ж Н Ы М П У Т Е М, со стороны Алушты, Ялты и Байдар, в значительно расстроенном виде? И что прикрывала их отход 7-я бригада морской пехоты?
Известно ли Вам, что подвижные группы, организованные Манштейном, после прорыва в Крым бросились: одна – преследовать нашу армию, а другая – прямо на юг, с тем чтобы ускоренной (старый термин – «нечаянной») атакой ворваться на северную сторону Севастополя с направления Актачи-Дуванкой-Бельбек (мотобригада Циглера)?
Первыми на этом направлении приняли удар и задержали противника морские полки и части севастопольского гарнизона, сформированные наспех из курсантов учебных отрядов и школ.
Это моряки спасали положение и дрались за Главную базу своего флота.
Вряд ли Вам это известно, так же, как и всем читателям журнала, за исключением случайных участников описываемых событий.
На стр. 77 автор вынужден об этом упомянуть косвенно: «Намеченный Манштейном прорыв к Севастополю с Мекензийского (?) направления не удался». Но это упоминание сделано только для того, чтобы упрекнуть матросов в почти бесцельном героизме.
Нехороший и неверный упрек, для того только, чтобы обосновать прописную истину о пользе «координированных усилий». Но все дело в том, что если бы матросы не жертвовали бы собою в той обстановке, то полки армии и морские бригады не смогли бы сосредоточиться в назначенных секторах. Это была расплата кровью за прикрытие развертывания, длившегося около недели.
С приходом частей Приморской армии СОР создает организацию сухопутного фронта, который получает в свой состав морские полки и 7-ю бригаду морской пехоты (вскоре дополненную 8-й БМП и другими морскими частями). Но у командования Сор оставался еще воздушный флот (ПВО и борьба за господство в воздухе); морской флот (коммуникации, поддержка огнем сухопутного фронта); оставался тыл базы, санитарная часть базы; связь с Москвой, Керчью, Краснодаром; разведка; партизанское движение и много, много другого, что было в ведении и под руководством т. Октябрьского и Военного Совета СОР.
Почему об этом не сказать? Хотя бы кратко? Если же это воспоминание о действиях только Приморской армии, то зачем ей приписывать чужое?
Заявление «Фактически Петров начал руководить обороной Севастополя уже 3 ноября» мягко говоря, не точно. Кстати, автор и не пытается его чем-либо обосновать, Больше того, через страницу он повествует о том, как 31 октября И.Е. Петров в штабе 65 сд создал военный совет, на котором поставил вопрос –« Куда отходить? На Керчь или на Севастополь?» Это происходило к северу от Симферополя. Как же можно было через двое суток «фактически руководить обороной Севастополя»? Покойный генерал не нуждается в такой топорной подмоге.
К сожалению, автором использован старый и всем известный прием умалчивания определенных названий или терминов, который извращает адресат и тем самым переносит авторство поступков и действий с одного – на другого. Через все дневники проходит исключение некоторых цифр или названий, и тем самым действия моряков переносятся на армейцев. Покажу примерами.
На любой странице, где упоминаются героические дела истребителей или штурмовиков сказано «наша авиация», «наши истребители» и т.д. Но Приморская армия не имела, ни одного самолета. Все летчики – моряки. Авиация была только у СОРа. Но пишет – штабной офицер армии.
На стр. 86: «У нас оставались истребители старых марок»...» прилетело несколько ПЕ-2». Но что стоило автору прибавить «ПЕ-2 флота» или «ПЕ-2 морской авиации». Этого не сделано. Больше того, в том же тексте... «появились и танки». Ясно, что танки армейские, а, следовательно – и все остальное.
На стр. 93 и др. описывается доблесть полковника Потапова, «домик Потапова» и его бригада. Но нигде не сказано, что это полковник морской пехоты, а бригада – из курсантов-моряков.
На стр.86. «Полностью привели в порядок бронепоезд»…Кто в данном контексте, и учитывая род оружия, подумает, что бронепоезд флотский. Укомплектован моряками, и они не только «привели его в порядок», но и с о з д а л и для обороны своей Главной базы, и отлично действовали. Никаких бронепоездов в Приморской армии не было.
Во всех случаях упоминается батарея номер 30, батарея номер 25 и дор – без оговорки, что это морские батареи (БО ЧФ).
Во всех случаях, когда говорится о морских бригадах, указывается только ее номер. Но речь идет о бригадах морской пехоты, и ни один читатель (как и редактор) не догадается, что это моряки, причем, в большинстве, моряки-охотники, добровольно сошедшие с кораблей. Поскольку термин «бригада» был общеизвестен и применен не только к танковым и мотто-мехчастям, то где читателю догадаться, что в Приморской армии не было пехотных бригад, а только моряки? Наличие номера ничего непосвященному не говорит.
Один раз автор отступает от своего приема и говоря о 8-ой бригаде упоминает, что она морская, но это вызвано тем, что подчеркиваются ошибки, промахи и плохая работа. Что еще надо доказать.
В нескольких местах говорится о разведке, но, ни разу не оговорено, что Прим. армия располагала исключительно войсковой разведкой, то есть, только в пределах тактической полосы.
Оперативная и стратегическая разведка была в составе СОРа и ЧФ, и от них штамм армии узнавал (помимо первого опроса «языков»), что делается в Крыму, и о планах Манштейна.
Известно ли Вам, что пресловутую «зеленую папку» Геринга ЦК КПСС и Ставка впервые получили от разведки СОРа и ЧФ, возглавляемой полковником Намгаладзе? Но вот к автору приходит войсковой разведчик и его «данные, сверенные с данными разведупра флота подтвердили прибытие новых частей противника»... Так кто кого проверяет?
Все указанное относится к вопросу о руководстве партизанским движением. Но после прочтения «дневников» остается впечатление, что всей разведкой и партизанами ведал штарм Приморской армии.
То же самое – «с санитарным управлением», со службой тыла, со связью с материком и т.д. И т.п. А на самом деле руководители служб флота или Главной базы, а соответствующие службы Приморской армии входили в их состав.
Ведь рукою СОРа совместно с Советом Обороны города была создана своя промышленность, питавшая объединения СОРа, так как подвоза, сокращенного врагами, не хватало. Вот почему героические рабочие выдавали свою продукцию из подземных заводов и мастерских.
Формула автора замечательна по лаконизму: «Все грузы Приморская армия получает из Новороссийска, где находится армейская база. Поставляет Черноморский флот».
Только один раз автор нашел несколько строк, чтобы упомянуть о помощи города, но, конечно, город помогает только начальнику тыла армии.
Что это? Лаконизм для того, чтобы словами «морская авиация», «полковник флота» и т.п. не перегрузить текст и выиграть в отношении литературного стиля?
Если это было раз или два – то возможно. Но когда это пронизывает все воспоминания и во всех областях, то это – в лучшем случае – забывчивость.
Но на самом деле это – старый прием.
Очень досадно. Ведь Приморская армия сделала так много доблестного для защиты Севастополя, что без всякой натяжки она себя прославила. Но она прославила себя во взаимодействии с частями и соединениями флот, входящими в состав СОР, то есть Севастопольского Оборонительного Района.
Поэтому история боевой деятельности Приморской армии не нуждается в подкреплении за чужой счет.
Было бы несправедливо утверждать, что о моряках нигде не упоминается, помимо перевозок грузов. Есть упоминания, походя и очень редко, но обратите внимание на их тональность:
Стр. 133 – каждый налет немцы ... «выводит из строя самолеты морской бомбардировочной авиации: Они, бедняги, только и могут, что переходить с места на место» Почти на 50% тихоходнее немецких самолетов, они были обреченными героями, которые ухитрялись выходить из-под бомбежек, «переходя днем с места на место», для того, чтобы по ночам наносить бомбовые удары по фашистским ДОТам, ДЗОТам и штабам в интересах Приморской армии и других частей сухопутного фронта.
Обидно, что они сохранили о себе память только в части вполне грамотного маневра – перемене мест стоянок.
Стр. 133 – « Какой-то из наших миноносцев потоплен противником»…беспокойство выражено по поводу того, что на нем мог оказаться ген. Воробьев. На Черном море было всего около десятка эсминцев, причем 30% их погибло при прорыве в блокированную Главную базу, для питания СОРа, включая Примармию. Неужели нельзя было начальнику Оперода запомнить наименование корабля, с которым погибло несколько сот советских людей?
Я позволю себе закончить посьмо следующим сообщением.
Три дня назад меня в Барвихе навестил Маршал артиллерии Яковлев Николай Дмитриевич. Заметив, над, чем мне приходится работать в санатории, он сказал: ...«Севастопольские дневники» Ковтуна? Читал... Флота не нашел… А ведь делалось-то все для флота... И духом флота!»
Дорогой Александр Трифонович!
Я полагаю, что вряд ли Вы ждали от меня подстрочного разбора ошибок автора. О том, что я считал важным, здесь сказано.
Совершенно опускаю его военные и терминологические ошибки, а также колкости о чванстве некоторым моряков и т.п., потому что автор в этом частично прав, если только не считать это особой привилегией флота, но главное потому, что не в этом суть.
С досадой думаю о путанице, создавшейся в умах офицеров (особенно, молодых), участников конференции, которая с выходом номер 8 журнала приведет в недоумение дополнительное число читателей.
Что касается письма Ф.С. Октябрьского, то самая слабая его сторона заключается в том, что оно мало мотивировано. Ясно, что он располагает обильными материалами, и, как видите, что я во многом с ним согласен. Он сумел изложить свои обвинения и претензии, но не смог обобщенно их обосновать. Вот почему он предложил Вам ознакомиться с докладами стенограммами.
В отношении резкости его формулировок, то я их, конечно, не одобряю. Но его можно понять.
Войдите в его положение. Для Вас выступление В. Ковтуна – первое. Для него – десятое. Он уже несколько лет борется против «приемов умолчания» и др. способов, которые низводят Черноморский флот на роль перевозчика снарядов и эвакуаторов раненых.
Привет. Ваш Исаков.
1 ноября 1963 г.
См. сл. ПС.
Для того, чтобы Вы могли судить о степени субъективности в моих оценках, признаюсь:
– Покойного ген. И.Е. Петрова высоко ценил и уважал. Кое-чем был ему обязан, о чем когда-нибудь упомяну в одном из своих рассказов.
– С некоторыми методами управления адм. Октябрьского не был согласен. Он это знает, что не мешает мне его уважать и ценить. В одном случае я допустил ошибку, будучи членом Военсовета С. Кавфронта и нахожусь в долгу перед командующим СОР. Об этом также напишу.
Что касается его ошибок, то о них писать считаю нецелесообразным.
– С Маршалом Советского Союза Н.И. Крыловым в нормальных отношениях.
– Автора – А. Ковтуна никогда не видел. Не знаком. Но читал все стенограммы его выступлений. Кстати сказать, в «дневниках», он не, всегда, синхронен своим выступлениям, когда в зале присутствовало много моряков и живых свидетелей событий, которые могли бы тут же отметить ошибки его памяти.
Исаков.