1 Ссора.
Монастырь. Иноки Шуйский и книгочей. Вечер.
«По тому узнают все, что вы мои
ученики, если будете иметь любовь
между собою».
(Библия. Евангелие от Иоанна, гл.
13, стих 35).
Шуйский (трогает за плечо):
И вот, я снова у порога! Эй! Почему
Не с нами, брат?
Книгочей (не отрываясь от свитка):
Молитвы в келии читал и славил бога.
Шуйский:
Не вовремя попал? Я ждал, я кружку
Прочь отбросил, спеша сюда без
Задних ног. «Ау, ау» мне кто-то
Прокричал. Разве не ты?
Книгочей (приподняв голову):
Ты хорошо повеселился?
Шуйский:
А ты опять обособился? Сидит бирюк
И смотрит в потолок. Застыл, как
Статуя над свечкой восковой. Ну, и
Сиди себе, мне больно надо.
Книгочей:
Ты не ответил на вопрос.
Шуйский:
Оттуда, где я был? С ума сошёл?
Книгочей:
А кружка?
Шуйский:
А-аа, эта. Хлебал кисель. Как все. Был
Приготовлен неудачно. Вот я и кинул,
Сгоряча, пока бежал… Не слышал
Звон? Он явственно раздался. Дон! (Изображает звук разбившейся кружки).
Книгочей:
Нет.
Шуйский:
Да ты глухой совсем… Идёшь?
Книгочей:
Не видишь? Так прозрей! Перевожу,
Что мне игумен передал сегодня.
Шуйский (отходит к порогу):
Как? Ты не собирался в поварню?..
Книгочей:
А ты всё в облаках витаешь, я смотрю?
Шуйский:
А кто же встреч метнулся? Странно…
Да скоро так. Я догонял, но он исчез,
Как будто бы сквозь землю провалился.
Книгочей:
Как знать могу, когда я здесь на
Привязи сижу весь божий день.
Шуйский (сквозь зубы):
Меня обидеть нелегко. Я толстокожий.
Оброненное слово птицей вьётся.
Поймать ея успей.
Книгочей:
Лукавство – высшая ступень. А ложь,
Гораздо ниже. Она идёт от черноты
Души. Вторую может и животное
Освоить, желая выжить. Тогда как
Первая предполагает обучение в свете.
Куда я не ходок.
Шуйский:
С недавних пор, я вхож… Почто так
Зол?
Книгочей:
Зачем пришёл? Не выходил из келии.
Сказал уже! Пока не выполню благое
Поручение, свечу не затушу.
Шуйский (сузив глаза):
Я правду говорю! Он скрылся где-то
Тут... Молчит! Но я его сыщу! Тогда
Поговорим, кто в поле воин, когда
За руку прихвачу.
Книгочей:
Прельстился бесом, инок. Везде
Мерещится потустороннее.
Шуйский:
Претит такая настороженность, а я
Поговорить хочу, всего лишь.
Книгочей:
Иного времени, чем поздний вечер, не
Нашёл? О чём, на этот раз? Опять о
Пустяках да деревенских девках? Ах,
Девицы не поделили к святкам
Сарафан, а хочется кружиться в танце. (Всплёскивает руками).
Шуйский (притворно заискивающе):
Прости, что отвлекаю. Я пройду?
Книгочей (морщась):
Садись, поди устали ноги с
Непривычки.
Шуйский:
И впрямь, гудят, внимательный мой
Брат. С недавних пор испытываю
Острое желание в друге. Не отгоняй
Меня, прилежный отрок во Христе. Я
Так нуждаюсь в дружеской заботе.
Книгочей (шёпотом):
Куда уж мне… Прилип, как банный
Лист. А повод дай, на выю сядет, ноги
Свесив. Дай перст, в десницу вцепится
По локоть. Что делать? Милосердным
Быть. Терпению учусь (хоть мне не по
Душе) и принимаю откровения ягнят
(Хоть мне и недосуг) заблудших.
Шуйский (вставая и заглядывая через плечо книгочея):
Ого! Отменное толмачество – и в
Храме редкость. Ты ведаешь про то,
Что скрыто от сторонних. Испещрено
Достойно на полотне пергаментном
Исходных мыслей, облачённых в
Словеса. (Слышен шорох). Чу! Что
Это? (Прижимает пальцы к губам и смотрит на книгочея).
Книгочей (насторожившись):
Должно быть, ветер. Он навевает тучи
Иногда... Когда под своды крыши
Попадает, напоминает голос человека.
Шуйский:
О, да! Усвоил правило толково, но,
Пока не выведаю, сомневаться буду.
Книгочей:
Прислушайся: «У-у, у-у». (Подносит руку к уху).
В огромных кронах затерялся ветер.
Слегка их потрепал, затем в трубу
Полез. И, просочившись вниз, на воле
Разгулялся. Никто не помешал шалить
По коридорам и в щели завывать.
Отсветы или всполохи дня уходящего,
Ты принял за фигуру зря. Сыграла
Злую шутку ветра близость.
Шуйский (обводит глазами келью):
Ах, кабы было так, ужель я нёсся в
Келию, сгорая от волнения, не зная
Прежде, что подумать при виде тени
Озорной. О, видел бы ты, брат, как же
Она старалась, как извивалась, след
Сбивала, мелькая пред очами прытче
Лани и ускользая, как змея.
Книгочей (раздражённо):
Живописал, как будто прискакал с
Охоты… Когда ты занят, некогда
Стрелять глазами. А ежели приспичило,
С Миколкой обсуди. На вальдшнепов
Силки заготовляет он. С ним и иди. Он
Знает толк в охоте. Наверняка с собой
Попутчика возьмёт. Миколка, может и
Стреляет даже, тебе при случае покажет,
Коль хорошо попросишь. И будет время
Чем занять.
Шуйский:
Я с ним бываю на охоте иногда.
Стрелок он знатный, между нами, из
Лука выстрелит когда, промахивает
Редко. Всё чаще метит в глаз, чтоб
Кровью не запачкать птичьи перья.
Книгочей:
Ну, вот. И я сходил бы с вами, но
Вечерами занят. Да, инобытие у
Многих вызывает интерес. А я
Перевожу чужие думы, мешая со
Своими понемножку. Колись, успел
Твой глаз-алмаз заметить в тексте
Мысль?
Шуйский (пытается заглянуть под кровать, морщится и отряхивает рясу):
Мой прозорливый брат, ты въедлив
Чрезвычайно. Но аргумент весомый
Приведу. Я человека видел во плоти
Пред келией твоей. Мне не до шуток.
К тому же, не привык лукавить с
Другом. И коль решение принял, с
Дороги не сверну.
Книгочей:
Серьёзно? Вот так раз…
(В сторону): Его пути, однако,
Кривоваты.
Шуйский:
Я чуть замешкался, шум посторонний
Услыхав, но плащ заметил, и то, как
Двери отворял ключом тяжёлым,
Какой-то в чёрное одетый человек.
Книгочей:
О, господи, прости. Не слышал и не
Видел никого, клянусь! (Крестится).
Игумен ходит вечерами и батюшка
Кирилл его сопровождает. По храма
Коридорам шёл кто-то из двоих,
Свершая свой обычный моцион,
Запоры проверяя, крепость ставней.
Шуйский:
Я очень в этом сомневаюсь.
Книгочей:
Почему?
Шуйский:
Мне кажется, что скрыт подвох в
Истории сегодняшней. И оттого
Досадно.
Книгочей:
Но кто тогда, коль не они? Свои
Раскрой предположения. А я избавлю
От сомнения, как аргумент весомый
Приведёшь.
Шуйский:
Библиотека не пустует никогда.
Возможно, человек направился туда.
Книгочей:
Вряд ли. Игумен доверяет осторожно.
Проходят в потайную дверь отдельные
Парсуны крайне редко. На памяти
Моей (боюсь солгать), такое было пару
Раз всего лишь.
Шуйский:
А ты?
Книгочей:
Прими совет от инока.
Шуйский:
Какой?
Книгочей:
Коль любишь мудрость слов, учись
Искусству перевода. Глядишь,
Поднатореешь, станешь мастером.
Шуйский:
С чего так рьяно обо мне хлопочешь?
Книгочей:
Тогда поймёшь, в толмачестве нет
Сложности, когда на языке страны
Иной приступишь изъясняться, как на
Собственном, прилично и доходчиво.
Шуйский (задумчиво):
Хм. В библиотеке тайные лазейки есть.
Сторонних пересудов мне не избежать,
Коль без нужды туда отправлюсь.
Наверняка столкнусь с Миколкой. Его
Желание приватности меня смущает.
Я отобьюсь от злых расспросов, как-
Нибудь. А он доложит сразу. Изрядно
Попадёт от батюшки, игумен вызовет
И попрекнёт, а то и розгами одарит.
Мне для чего такой переполох? Я не
Поклонник страстный знаний. Пусть
Будет то, что должно в свой черёд.
(Громко): Ты думаешь, я хлеб твой
Отнимаю? Не беспокойся, книгочей, к
Толмачеству не расположен. К тому
Же, глазами от рождения слаб.
Книгочей (шёпотом):
И обделён умом. (Сочувствующим тоном):
Вот как? Тогда тебе, сам бог велел
Молиться и соблюдать посты. А, под
Началом храма вымолить прощение,
Наконец. Грехи мешают жить. Как и
Оковы, тяжки. Помогут разобраться в
Собственных ошибках, искания
Духовных лиц, житийные истории
Святых, что воплощают послушание
И кротость. И, без предосуждения,
Шуйский, ты дерзок так же, как велик.
Шуйский:
Я скоро буду причитать, как баба в
Родах. От боли и отчаяния заною.
Книгочей (шёпотом):
С собою разберись вначале, тогда и не
Придётся от бега угорать, да как
Голодная скотина выть без корма. (Громко):
Советую, к Никите обратиться
Преподобному, насельнику монастыря.
В начале своего пути, ему явился
Сатана. Затмил глаза и разум заодно.
Шуйский:
Иного предложить не можешь…
Действительно, что в церкви делать,
Как не святость соблюдать? Читать
На отдыхе деяния, святошам
Умиляться. Им подражать в словах.
Предосуждения отставив в сторону,
Чужую мысль поймать и за свою
Принять, и в точности осуществить,
Что в житии.
Книгочей:
Лже-ангел произнёс лукаво: - Монах,
Ты благостью исполнен, дарованной
На Небесах святым, и просветлён, и
Можешь обходиться без молитв, а
Бога величать, когда захочешь сам.
Шуйский:
Известно, чем прельщают черти!
Словесами. Соблазн велик, коль
Свыше предоставлен. Но, ежели
Раскрыт, и чёрта нет! Он вновь в
Коробочке закрыт. Для будущего раза.
Книгочей:
Никита так проникся прелестью
Соблазна, что поучал, с тех пор,
Устами беса, и верил искренне в
Премудрость слов своих. Он в неге
Пребывал гораздо чаще, чем трудился,
Тем самым тело от мирских забот
Оберегал. Но не задумывался в тот
Момент, что лгал людишкам, давая
Им напрасные надежды, в грех
Словоблудия впадал.
Шуйский:
Нахальный бес лазейки показал. Так
Мог Никита предаваться мирским
Соблазнам, сколько пожелал.
Книгочей:
Участием сатаны прельстившись
Окончательно, Никита чуть не отдал
Душу на заклание, забыв о покаянии,
Постах, делах богоугодных.
Шуйский:
Зело хытро вершат делишки бесы.
Книгочей:
И, вытворяя чёрт те что, над головой
Витал весёлый образ сатаны, зовя для
Похоти найти лазейку. Наслушавшись
Речей притворных, монах довольно
Скоро соблазнился. Никита перестал
Блюсти порядок, за откровение свыше
Признавал, что в голову взбрело, и
Низвергая прописные истины, вещал
С азартом окружению, что видел в
Круге Света Ангела добра, который
Радостью одаривал сверх меры. А бес
В глаза глядел и обольщал, елеем
Окроплял и пел псалмы, которые сам
Же и сочинял, по ходу.
Шуйский:
Монах не слушал никого. И чёрт в него
Забрался. Но почему молчали старцы?
Книгочей:
Бес их не допускал. Он долго правил
Бал. Общаясь с ним, Никита стал
Святым для паствы.
Шуйский:
Идея мира, где сосуществуют добро и
Зло, конечно, не нова. Но жизнь
Причудами полна. Как стал святым
Великий грешник?
Книгочей:
Преображение произошло тогда, когда
Явился сатана в обличии своём. Но
Прежде, Никита испытания прошёл у
Беса. Монах ретиво поучал кого
Угодно, и был доступен для любых
Бесед. - Мы, как слепые бродим.
Спасибо, что глаза открыл! - Толпа им
Восхищалась. Молилась на него. Он
Для людишек стал живой иконой. И
Даже подражателей нашёл. - Как ангел
Выглядел? - В одеждах белых. Нимб
Воссиял вкруг головы в лучах златых,
И отличался лик красой необычайной.
- Ты сам похож на ангела, Никита! -
Людишкам повод дай и вознесут. Им
Оставалось разве охать, забыв про
Похоть, осенять себя крестом. - Святой
Пришёл, а мы уже отчаялись. - Монах
Вещал! Как не послушать? И как
Словам не внять такого человека?
Шуйский:
А что же делал бес?
Книгочей:
Бес обольщал на языке церковном и
Пел хоры, хуля божественную рать, он
Перешёл к посулам всевозможным, и
Клал заклятия, представляя ад. Никита
Подражал, учился быстро, внимал и не
Перебивал, когда бес говорил. Простые
Вещи изъяснял, перемешав добро и зло
Весьма искусно. А проще говоря, к
Геенне подозвал злобесный сатана.
Ещё чуток, Никита в пекле б очутился.
Шуйский:
Вот дружбе верить, как! В личине беса
Друг, когда предстал, то было поздно,
Что-либо менять.
Книгочей:
Соблазн и охуление церковных догм,
Впустив в сознание монаха, запутав
Логики обоснование успешно, бес
Незаметно другом стал. «Ау, ты
Здесь?» - входил, незваным гостем.
И расстилал тенеть. Монах дверь
Отворял и кланялся, забыв про долг и
Честь. Порог перешагнув, бес
Милостиво дозволял длань лобызать
С перстом, указывающим на бога.
Шуйский:
Какой же друг позволит измываться?
Книгочей:
Однако, было так. Монах,
Прельщённый словом, в себе и круге
Перемен не замечал. Он ликовал. Он
Верил бесу безусловно и выполнял
Посулы. А дьявол время не терял,
Он выжидал момент, когда названный
Друг на растерзание душу подготовит.
Шуйский:
Знакомый трюк: заворожил и
Обольстил. Премерзко поступил.
Книгочей:
И вот однажды, настал решающий
Момент для объяснения. - Я рад, что
Ты пришёл. - Мы обойдёмся без
Сентенций. Тебе задание, монах. На
Этот раз не сложное. Мы полетим с
Тобою в город утром ранним. - Зачем?
- Увидим место казни грешника. - Его
Спасём? - Зачем? Он завершил свой
Путь земной. Мы обождём, когда душа
Расстанется с умершим телом. Ея я
Подхвачу. А ты поможешь удержать. -
Ты душу грешника отправишь в ад? -
Да. Там ей место уготовано. - Я думал,
Это дело демонов. Мы тут причём? -
Переменился друга лик. Стал чёрен,
Как кора у дуба. - Ты усомнился… -
Я? Но в чём? - Вопрос задал. А раньше
Никогда не позволял. - Я… И не думал
Даже. - А теперь ты мне солгал. -
Прости… Пойми, но ты задачи
Усложняешь, хоть говоришь обратное.
- Молчи. Ни слова больше никому… -
И бес пропал тихонько, как и появился.
Монах задумался. В сомнениях
Тревожных пребывал, перебирая в
Памяти поступки. Он вспомнил, как
Не раз, впав в искушение, сам
Вытеснял тяжёлый труд во благо
Человека, пустыми разговорами. Он
Слушал, слепо веря тем словам, что
Ловко подменяли истину на зло. И
Испугался. Но сатана не докучал. На
Этот раз он воздержался, возможность
Дав монаху разобраться с тем, что
Хранил в душе. Слова, представшие,
Ещё дышали. Они сопровождали
Каждый шаг. На стенах проступая
Огненной смолою. И страх сковал
Сознание монаха. Он видел пропасть
И себя над ней. Остался до падения
Шаг… Недвижимо лежа, Никита
Размышлял о благости и долге. И
Чаша истины не колыхнулась даже,
Наполненная до краёв обидою и
Горечью людишек. Сомнением
Пылая, Никита к старцам обратился.
Всё рассказал, что с ним произошло.
Переглянулись, покачали головами,
Увещевали долго, но не помогло. -
Как знаешь, - отвечали. - Но наш
Совет один: где бес в друзьях, там
На пороге правит зло. - Я всё решу,
Когда увижу сам.
Шуйский:
Узрев в происходящем происк
Сатаны, святые старцы сделали, что
Можно. Но ад силён. И он зовёт к
Себе. И манит рок обилием
Возможностей, когда под ухом левым
Сатана сидит и мысли навевает
Невозможные.
Книгочей:
Бес появился в отведённый срок. И с
Ним монах летал на место казни.
Тем временем, молитвы отчитали
Старцы. И силою Христовой отогнали
Зло. Когда монах пришёл опять,
Допрос чинили все до одного. - Ты в
Вере искренен? - Да. - Так покайся! -
Никита упражнялся в послушании,
Уйдя в затвор с молитвой на устах.
Сия напасть не отходила так легко, как
Прежде возникала. Никита чудом
Превозмог те искушения, что бес
Нашёптывал на ухо ежедневно. Не
Помогали, ни молитва, ни затвор. Не
Выдержав, полный отчаяния, монах
Помчался в храм. - Святые старцы! -
На колени пал, слезами умываясь. -
Помогите! Как побороть то зло, что
Прячется в личине ангела? - Молиться,
Проникаясь всей душой! И мы с тобой.
И боже правый тоже. - Едва осилили
Беду седые чудотворцы. А сам Никита
Отошёл от наваждения, что пряталось
Под маскою добра, только тогда, когда
Вершин достиг смирения и послушания.
Он в мире совершал прилюдно чудеса.
Святой молитвой затушил пожар, и
Дождь наслал во время засухи на
Пахотное поле.
Шуйский (огорчённо):
Я слышал, что в стенах монастыря
Монах жил необычный. Он знался с
Дьяволом, но не публично. Тайно. И
Сам того желая, душу бесу продал. За
То, его прозвали Чёрным. Труды и
Самого замуровали в келии, оставив
Без еды. Поставили печать на камни,
Чтоб знали те, непосвящённые, кто к
Тайне близко подойдут, кто был в
Затворе скрыт и почему.
Книгочей:
Никита стал анахоретом, уйдя в затвор
По собственной охоте. Увидев сатану,
Был прелестью обворожён, взирал и
Не молился. Отшельник рассудил, то
Бог ему глаза открыл, к себе приблизив
И прислав посланника. К отшельнику
Потоком ринулись людишки. К речам
Монаха приобщались. Кто искренне,
Кто настороженно. А бес нашёптывал
Через плечо свои законы. Людишки
Восхищались, заблуждаясь. Бес ни на
Шаг не отходил, и поощрял, и искушал,
И к покаянию не звал. Поддавшись злу,
Никита долго верил только кривде. Но
Час настал. И то, чему учил монах, не
Возымело действия. Смерть вместо
Жизни пировала в селениях и городах.
Людишки живо отвернулись. А старцы
Возроптали так, что сатана услышал и
Сбежал. Один монах остался. Унижен
И опустошён. Он закричал и на колени
Пал. - Как быть, о боже! Помоги мне! -
И с Неба глас раздался. - Молись, пока
С тобой душа. И кайся. - Никита так и
Поступил. Не веря беса проискам, он
Соблюдал посты и таинство молчания.
Перебороть прельщение так же трудно,
Как более не совершать грехов. Но,
Прежде, следует прозреть, покаявшись,
Прилюдно. Гордыни грех преодолев,
Менялась постепенно жизнь Никиты.
Шуйский:
Презрев соблазн, пройдя через мучения,
К добру открылась дверь.
Книгочей:
И в чём же ключ?
Шуйский:
В святой молитве.
Книгочей:
Чтоб осознать всю глубину падения,
Необходимо претерпеть сомнения,
Загладив ту вину, в которой смертных
Обошёл. И научиться кротости. Никита
Превозмог предосуждения, смиренно
Груз неся забот земных. Так мученик
Вознёсся к ступеням совершенства. И
Путь его отмечен подвигом не раз.
Святого прах благословенен, и мощи
Источают миро. Есть те, кто получают
Исцеление и прозревают, прикасаясь к
Раке.
Шуйский:
К совету обращусь и помяну. Меня
Тревожит встреча в коридоре. Зрил
Тень иль человека во плоти?
Книгочей:
На оговорках строится наш диалог.
И он безмерно напрягает. От скуки
Заглянуть сюда ты мог, но недосуг.
Я занят делом. Меня с лёгкой руки
Смущать, зовя к нетрезвой братии,
– Усилия напрасно прилагать. (Отдёргивает руку Шуйского).
Своё я место знаю. А с тем, кто пьёт
Без повода, сражаться нету сил и нет
Желания. Я высказал, что заслужил!
Прескверно, инок, в питии срамном
Расхаживать по келиям и укорять во
Зле. А сам ты пребываешь в чём?
Шуйский:
Я не таил желаний и порывов. И не
Хотел поссориться. Мне интересен
Мыслей ход мужей учёных и перевод
Учебных дисциплин, таких, как логика
И философия. В чём греки преуспели,
Логос возведя в закон.
Книгочей (несколько раздражённо):
Учёный Гераклит отметил, что всё
Свершается по логосу, который вечен
И необходим. По мне, ложь искажает
Правду.
Шуйский:
Я также полагаю.
Книгочей:
Не думал, что ночами отрок бдит и
Бродит неприкаянно, и ждёт беседы о
Всеобщем разуме, чей дух витает в
Стенах храма, и о законе бытия,
Который неизменен и несокрушим.
Давай отставим стоиков в сторонку.
Сократики, что, до утра не подождут?
Шуйский:
Но я здесь, чтоб общаться. Иль,
Думаешь, я воздух сотрясаю?
Книгочей:
Чтоб телу сил набраться, в постели
Надо отдыхать в определённый час.
Шуйский:
Ещё не ночь.
Книгочей:
А ночь дана Всевышним, чтоб душу
Привести в порядок.
Шуйский (смотрит в окно):
Подумаешь, часок, другой, ты
Ущипнёшь от тьмы ночной. Сегодня
От Луны осталась малость. Она рогата,
Как кокошник бабы.
Книгочей:
В килки не наигрался? Под утро
Видно будет, что произойдёт.
Шуйский:
Послушай, книгочей! Но мы не в
Римских термах. Где полагается,
Хватив на грудь слегка, сперва
Понежиться часок-другой в волнах,
Приятных телу. Потом, поддавшись
Музыке неприхотливой, что вьётся
От прикосновений гибких пальцев с
Арф, круг удовольствий замыкая,
Плоды откушать с вазы расписной,
Что дева потчевать возьмётся для
Услады. И, созерцая, забываться в
Удовольствиях от прожитого дня. А
Под сурдинку, с коллегою любезно
Пообщавшись, к незначащей беседе
Приступить. Такую жизнь тогда вела
Аристократия. Хотя, и не для многих.
Книгочей (вспылив):
Но для чего ты Рим упоминаешь? И
Грецию? Они тебе зачем? Мы на Руси
Живём и Родиной зовём. Перед очами
Мельтешишь, болтая без умолку. Что
Ты пытаешься внести в мой мир? Что
Я могу принять? Какие думы головой
Овладевают? Скажи мне честно, ты не
Знаешь, с кем поговорить? Заводишь
Диспут, где он не уместен. Уж вечер
На пороге. Следом ночь. Ах, понимаю.
Время променял не так, как ожидал, и
Собеседника не отыскал, напившись.
Теперь, на мне желаешь отыграться!
Но своеволие твоё границ не знает!
Шуйский:
Бьёт речь, как из фонтана воды. Ты
Прав. Мне скучно в поварне! С кем
Переброситься словечком? Кто вхож
Из забияк к столу? Сидят да шепчутся,
А более молчат. Запрет с недавних пор
На говорильню. Язык не тешит никого,
Он враг. Закрыт на смоляной замок. (Прикрывает рот руками).
А ключ потерян. Представь лицо в (прикрывает глаза руками).
Железной маске. И я таков. О чём
Могу поведать в образе уродца? (Корчит рожи).
Кирилл с игуменом придирками
Достали. Всю переели плешь. И ты не
Ласково встречаешь, милый друг!
Книгочей:
Да, прекрати же говорить, что сам не
Испытал! Что за усилия ты прилагал,
Чтоб мнение их изменилось?
Шуйский:
Напрасно взъелся. Моя душа страдает.
Книгочей:
Напился вволю и объелся. Неловко с
Обжорою общаться непонятным.
Шуйский:
О, боже мой! Мне только пыток не
Хватает. Они в наличии у палача.
Пусть он людишек развлекает, имея
Пару клеток про запас, где усмиряет
Буйные сердца, подвесив на толкучке к
Крюку. Для страха или удовольствия?
Книгочей:
Чтоб страх нагнать, определённо, да.
Но люди к зрелищам привыкли. Их не
Устраивает дурачок Петрушка. Подай
Того, кто превосходит, умом или
Сноровкой, а иногда и необычной
Красотой. Но, прежде, в клетке усмири,
Дав вволю посмеяться. Места лютые
Обхожу сторонкой. Судьба людишек,
Что висят, как пойманные птицы, для
Бога не новинка. А для толпы желанней
Жертвы нет. Когда дозреет «птичка» в
Клетке, то по-другому запоёт. Всё
Происходит в отведённый срок…
Шуйский:
Но мимо клетки мало кто проходит без
Содрогания. Чуть ближе подойдёшь,
Учуешь вонь. Коростою тела покрыты.
Сочатся сукровицей и не заживают
Никогда. Никто не лечит их. Наоборот.
Здесь место пыток. Совет постановил.
Палач избрал. Хозяину лавчонки не
Сунуть нос в такое пекло. Он терпит из
Последних сил, громко не возмущаясь.
Он ожидет, когда гроза пройдёт.
Бывает, платит власть монетой звонкой,
За то, что повисеть позволил. Бывает,
Даст пинок под зад. Терпи! Всё лучше,
Чем подохнуть. Чуть далее пройдёшь,
Узреешь место казни. Ты не бывал?
Книгочей:
Бог миловал.
Шуйский:
На черепе клочки волос нечёсаных
Торчат у жертвы. Вши на одёже
Копошатся драной. Проели черви кожу
Головы. Сквозь кандалы персты
Зарубки кажут. Рты перекошенные
Изрыгают непотребства. Дрожат
Щербатые, опухшие от слёз, скорбя о
Прожитых годах. От холода синеет
Кожа. И кажется, то злая шутка, под
Стать тупейному художеству. Но
Приглядись, то правда жизни вопиет!
Книгочей:
Вот ты и маешься глазами. Им
Применения иного не нашёл.
Шуйский:
Немилосердно разукрашенные лица
Взирают сверху на тебя. В глазах
Тоска застыла бесконечная. Багрянец
Щёк сух и болезненнен. Желтушность
Кожи выдаёт премерзость пыток. А
Синева – кровоподтёк, который
Никогда уже не заживёт. Вот изверг
Входит в раж, и, на потребу публики,
Сжимает обручем железным, до боли
Жуткой, торс. Палач умеет, распалясь,
Искусно поднажать на жертву.
Корячится под гнётом осуждённый.
Ему ни сесть, ни лечь. И капает из ран
По капле кровь густая. Толпы идиллия
Рождает полумертвеца, с ним дышит в
Унисон, единство воплощая материи и
Места. И Жизни Колесо пришло в
Движение. Бичует изувер ещё живое
Существо, чтобы придать личине образ
Смерти приходящей. Восторги изрыгает
Площадь, когда выводят жертву на
Показ публичный. И следует она в
Последний путь. И никому ея не
Жалко! Свистят во след, да оголяют
Зад. Вершин художества достигло
Богохульство. Толпа червём
Ворочается гадким, пространство
Удобряя, сливаясь с ним, вперёд
Ползёт массивный органом. Палач
Взошёл на эшафот. И началась
Народная потеха… Кто воет, кто
Визжит, кто просто замер. Мужик
Попал случайно, ничего не понимает.
Стоит и ждёт, что далее произойдёт. В
Толпе не разберёшь, где человек, где
Прячется скотина. У бабы из корзины
Заорал гусак. Не тот ли, что спас Рим,
Когда-то? На членах росписи палач
Такие выдаёт, что и Ананий
Подивится. Слепой прозрел бы, дёру
Дал безногий, коль помогали мази и
Крема, что с рук сбывали прохиндеи,
Жир с мёртвых тел, оставшихся от
Казни, срезая и топя в бадьях. Ножи
Булатные наточены лежат и ждут,
Когда пробьёт свой час. Палач от
Жертвы никогда не отойдёт, пока
Казнь не свершится. И клещи держит
Наготове, кое для чего. И фартук
Длинный, как у повара надет. Он
Улыбается толпе, разделывая тело
Под орех. Картина города. Мне не
Забыть её.
Книгочей:
Как мрачно. Представляю шум на
Площадях, когда зачинщиков тела
Терзают. Сипят, из клеток вылезая,
Жертвы. Кровавою десницей рвёт
Палач куски от мёртвой плоти. Для
Приговора напитаны с утра орудия
Бордовой влагой. Скользит по коже
Нож прохладный. О, ужас, ужас.
Это жутко, это не про нас.
Шуйский:
Тех разногласий церкви мало кто не
Избежал в среде монахов.
Книгочей:
Мы – иноки. Не забывай про то.
Шуйский:
С тобою промерхаться . Почто не
Ешь?
Книгочей (назидательно):
Я соблюдаю строгий пост. А ты?
Шуйский:
Что, даже и воды не пьёшь?
Книгочей:
Ни маковой росинки.
Шуйский:
Оставим эту сплетню про запас.
Книгочей:
Я не бывал сегодня там, откуда ты
Идёшь.
Шуйский:
И чем же ты живёшь? (Разводит руками).
Книгочей:
Вера в Христа – есть подвиг. И
Каждодневный иноческий труд.
Шуйский:
Никто из отроков так не усердствует.
Я в поварне имею право голоса. Так,
Разве что, зевак придёт послушать
Пара-тройка. Их забавлять, – себе
Дороже. Глупцов средь иноков
Ничуть не меньше, чем в любой среде.
Книгочей (слегка подрагивают ноздри):
И что с того? А ты разносишь сплетни.
Они не требуют ума и дара. Любой
Простак смеётся просто так. Любой
Простак ведётся на поживу. А стол с
Вином предполагает казус. (Шепотом):
Не обижайся, если получил сполна.
Шёл бы к себе, да отдыхал уже. Так
Ведь припёрся. Искатель лёгких
Приключений и балбес заправский.
Однако, большой знаток заморских
Вин и пива, что, иногда готовит сам.
Шуйский:
Они согласны с тем, что говорю, по
Глупости своей природной.
Книгочей:
Быть может, да. Быть может, нет.
Шуйский:
Да? Ты о чём?
Книгочей:
Кто-то из них умён, а кто-то глуп,
Конечно. Сам так сказал.
Шуйский:
Но, как иду из поварни, так книгочея
Представляю, корпящего над
Фолиантом. Тяжёлый труд, переводить
Чужие мысли, и облекать в доступные
Слова. Занятно толкование посмотреть
В твоём прочтении. Дашь почитать,
Когда управишься?
Книгочей:
Да ты у нас пролаза, каких мало!
Шуйский:
Толмач, тебя я уважаю. В занятии
Подобном, навряд ли, найдёшь
Прилежнее кого. Ты для игумена
Находка. И искус так велик тебя
Поддеть, что шаг непроизвольно
Замирает. Так, я оказываюсь у
Твоих дверей.
Книгочей:
(Шёпотом). У бога помощи просил бы.
(Громко). Теперь понятно, кто мне
Дружбу предлагает. (Подходит к двери и заглядывает в замочную скважину).
Шуйский:
Приятная вещь – дружба. Нет лучше в
Мире ничего.
Книгочей:
Пока иное имя не познаешь.
Шуйский:
С недавних пор, меня зовут Повеса.
Иные, просто величают, Хлюст. Иль
Инок Шуйский. Как кому удобней. Но
Ты, приятель мой, тебе и выбор
Доверяю. Зови, как хочется, как
Пожелаешь, книгочей. Я не обижусь.
Книгочей:
Имён богатый ряд припас. Сбивает с
Панталыку. Я о любви. Как брату брат
Скажу, смягчает чувство дружбу. Мир
Обеднеет без богатств её оттенков.
Шуйский:
А ты не фыркай загодя. Я у тебя в
Гостях. Меня интересуют храмы.
Книгочей:
Но храмы на Руси и рапать Греции
Различны непомерно. И в двух словах
Не рассказать, что знаю и передать
Могу. Тем более, я отхожу ко сну. (Зевает).
Шуйский:
Вот, лежебока... Попытайся. В
Богоугодном деле, почему бы,
Познанием для друга не блеснуть?
Книгочей:
Ха-ха. Нашёл звезду на Небосклоне.
Покайся инок во грехе (смеётся),
Пока не скрылась.
Шуйский (встаёт на колени):
Звезда по имени…
Книгочей:
Не надо. Встань. Я пошутил… (Шуйский встаёт, отряхивает рясу).
Возможно, некое подобие уже
Заложено в священных стенах и
Композиции, что и внушило трепет.
Оно понятно, впечатлили красота и
Совершенство. Но, сам процесс
Сравнения вызвал сомнения в душе.
А потому не может пользу принести
Умам неподготовленным.
Шуйский:
Вот даже как?
Книгочей:
Понятие до времени сокрыто. Спроси
У старцев. Тех, кто знает, что такое
Храм не понаслышке. А нам завещано
Хранить святое слово, живя, как бог
Велит, в молитвах и постах. Целуя
Лики на иконах, на колени припадая к
Ракам. Взгляни, не поленись! (Берёт свечу и показывает из окна).
Мозаика из смальты, арки покрывая,
Необычайно живописна, вбирая тьму
Оттенков, поражает глаз. А завтра,
Пронаблюдай, как лик Святой играет
В лучах полуденного Солнца,
Преображённый мастера рукой и
Вписанный умело в облик храма. На
Возвышении, чтоб видели величие.
Всегда! И только так! Его приняв,
Храм с высью соревнуется, упрятав
Купола до облаков, пытаясь к богу
Дотянуться. Храм кажется игрушкой
Сказочной издалека. Но подойди
Поближе, и узнаешь, как всё в нём
Соразмерно, прочно. А в руки не
Возьмёшь. (Смеётся). Как будто бы
Внутри струна звучит. Или так божий
Глас взывает? Тела, что ноги носят,
Бренны. Но душа!.. Летает выше
Облаков. Уходит в Сферы. Ты
Слышал звуки арф перед грозой? И,
(Шуйский смущённо пожимает плечами).
Если, нет, то предстоит знакомство с
Таинством Святого братства. Ворота
Храма отворяя, войдёшь, молитвы
Льются с уст, дух святости витает в
Вышних сферах. Хоры звучат
Проникновенно. А если ворог набежит
Внезапно – защита в стенах пребывает,
Даст неминуемый отпор ватага иноков
И братьев во Христе. Не преминуем
Любования, молитву прочитав в тиши.
Храм и юродивых сбирает под крыло.
Не требуя, тем более не проклиная, он
Пищу беднякам даёт. О, сребролюбие
Вменяя, приходят те, кто жертвуют
Чужим, вместо того, чтоб искренне
Покаяться. Да! Отобрать легко, когда
При власти. Закрытый у Фемиды лик.
Так силу отчего не применить? Или
Влияние. Не поднажать, где надо,
Умастить. Так руку отчего не
Приложить с печатью там, где
Греховодно? Недаром приглашали
Лучших зодчих Великие князья,
Одаривая щедро. Кто спорит, для чего?
Что, мало бог давал? Давал, что
Попросили. Взамен не получив, что
Должно. Им ли не знать, что деньги,
Слава? О, мимолётны, как и жизнь.
Дай царства 3, коль было б можно.
Одень во злато. - Нет, - скажут. - Мало.
- Дай, ещё. - Так подавитесь: сегодня
При богатстве. А завтра, раз, и нету
Ничего. О, жизнь! Прекрасна ты, когда
Здоров и молод. Но годы беспощадны.
Стрелой летят, рекой текут сквозь
Пальцы, встречаясь с камнем, точат и
Его. Обвалы неизбежны на пути. Но
Остротой влекут людишек, где к
Пропасти всего лишь шаг. Вот, ближе
Подойдут. Смотри! И нет их. Иные к
Ним примкнуть торопятся, чтоб то же
Повторить. Желая мимолётным
Любоваться. Так, Жизни Колесо
Вращается. Кому процесс ограничения
Мерзок, рискует, тратя понапрасну, на
Пакость и увеселения. Нет, тьму
Грехов не замолить одним
Упоминанием имени Господня. В
Грехах своих повинен сам. А Колесо,
Что вертится, рассчитано на Жизнь.
Как остановишь? Невозможно. В нём
Мелется всегда людская плоть.
Шуйский:
Забавно. Ад напоминает. Я никогда не
Представлял себе, что книгочей
Упрятал в голове. А плоть считает,
Будто бы сознание вмещает. По той
Картине, что обрисовал, наоборот как
Раз. Безумцев много. Похоже, я один
Из них. Мне уготована одна дорога…
Как грустно! Для чего живу?
Книгочей:
Ты молод и душой, и телом… И у тебя
Всё впереди.
Шуйский:
Ты думаешь?
Книгочей:
Не может человек быть венчан
Царствием надолго. Иль голова слетит,
Или с ума сойдёт. Своё, что на весах
Лежит, никак чужая боль не перевесит.
Шуйский:
Пороки власти всем известны. Они
Под корень косят жизнь людишек.
Книгочей:
Но вечен Жизни ход. Хронометр
Отсекает время, вручая ордера на
Смерть. И вечным остаётся то, что
Жизни полно бесконечно. Где пульс,
Органика, и дышит нерв. Что, как
Известно посвящённым, рождает
Страсть в сердцах, божественный
Экстаз и красоту. Оно в шедеврах.
Шуйский:
О, да. Любовь к Христу, извечной
Темы поклонение.
Книгочей:
Известных зодчих имена – порука.
Тон, стиль архитектоники рождался, с
Учётом климата. Натура дописала
Очертания. И храмам, возведённым на
Века, усиленную прочность придала.
Природа вечна и не знает увядания. Но
Мысль и сказанное слово пронзают
Мироздание, рождая в воздухе зачатки
Бытия и, опуская вниз, с согласия бога.
Конгломерат привнёс незримое
Очарование участия. Яиц, намешанная
Кладка, положенная ровным слоем под
Кирпич. Кто знал такую маленькую
Хитрость? И на кого прозрение прежде
Снизошло? О, зодчие изюминки свои,
Исправно привносили. Без них и стенам
Не стоять. А инокам и впредь хранить
Печать благоразумия и тайн открытия.
Фили недаром созывались, чтоб
Аккуратно почву снять и подготовить
Землю. Да, техники изготовления
Фресок и мастерство неоспоримы, но
По-иному отражают мир и
Повседневность. А греки древние
Своим богам молились. Их было
Много. Как известно, пантеон.
Шуйский:
У нас не меньше. Всех не перечислить.
Знай, загибай себе персты. Семаргл и
Хорс, Перун и Мокошь, Даждь-бог,
Стри-бог, Велес и Род, Ярило, Коляда.
Под хоровод и песни «Ой, Дидо, Ладо.
Славься бог Сварог! Марена помоги
Засеять поле», людишкам, культовый
Обряд, язычество являло образ мира.
И идолы стояли в ряд, на возвышении,
Недалеко от дома. Кидали девы пряжу
В родники, задабривали Мокошь. Для
Молодых, огонь был символом добра
И очищения. Он с треском уносил
Беду. Седой Перун, премудрый бог, с
Усами золотыми, верхом на радуге-
Коне, после дождя и посланного
Грома, передавал правление Хорсу. А
Христиане поучали: «Нет Рода, есть
Единый бог». Объединив весь пантеон
В единого Христа, а идола отдав на
Поклонение. Вмешались знахари, и в
Сказки превращали пантеон, им долго
Продолжали верить. Животный мир,
Растения и камни, – всё помогало и
Сплелось, дыша в едином ритме. На
Капище устраивали вече. А, предваряя
Важное событие, не вмешиваясь в Ход
Движения Жизни, сопровождая ритуал,
Ведун о переменах ведал. Филид в
Ирландии, заклав свинью, вещал
Собравшимся о будущем. Не видишь,
Разве сходства? Зевс в Греции, и он же
Низвергатель Крона, нет, Хроноса. И
Это стоит знать, чтоб далее общаться.
Книгочей:
Что ж, любопытно. Выходит, прав
Хронограф? И записи не миф. А кучка
Смельчаков, презрев предшествующий
Опыт, на Севере обосновалась, придя,
Когда-то с Юга?
Шуйский:
Очень может статься. Внесли
Культурный слой. Со временем,
Смешались языки и быт… Поляну
Подходящую сыскали ведуны для
Капища. На месте силы, где
Устраивали вече, вбивали столб, вкруг
Клали камни в несколько рядов.
Старейшина ждал ветра. И, если
Подымался он и навевал песок, то шёл
К реке иль водоёму. Набрав побольше
Глины, замешивал со скорлупой,
Бросал в котёл, заранее просушенные
Травы. Варил долгонько при Луне
Ущербной. Читал заклятия над костром.
И камни в руки брал потом, и мял, и,
Склеивая, клал один к другому. Так
Выл, что волчьи стаи тропы забывали.
И мчались вожаки в костёр. Их скопом
Добивали, а кровью орошали камни.
Для крепости, чтобы стояли вечно. На
Капище царил тревожный дух, он
Дивом прозывался. По праздникам, в
Круг девы прибывали, мололи чепуху,
И песни пели, разводя костёр. Прервав
Беседы, плыли к лилиям. Плели венки.
Из полевых цветов, на голову надев,
Чтобы понравиться, дурманным духом
Поля обаять. На гладь озёр пускали
Лилии, сзывая женихов. Кикиморы в
Болотах развлекались, шишиги путали
Следы в лесах, и сыч над ухом ухал,
Пугая загодя расправой водяного с
Русалками, висящими на деревах. И
Прятались в местах заветных духи. И
Травы помогали распознать, от хворей
Излечив. Так, Рода сила устояла.
Пылал огонь до неба алым пламенем.
С рассветом соревнуясь. Сгорали
Козни недругов, обиды пропадали
Навсегда. Через кострище девки с
Парнями скакали, очиститься желая от
Грехов, и жизнь вдвоём начать для
Продолжения. Зимой охоты было мало,
А на дворе царил мороз. Всё больше
Спали, доставая из ледника припас. Из
Тёплых шкур одёжу шили сухими
Жилами животных. Кому такая жизнь
Приспичила, бросали Север,
Устремляясь к Югу. У каждого своя
Дорога. Препятствием служило
Расстояние. Ещё не зная, что такое
Карты, от суши отплывали мореходы.
И погибали всякий раз в пучинах вод.
Лодчонки узкие не оставляли шансов,
Пока не появились корабли. Но,
Иногда, желая знать, что там, за
Горизонтом, лихие выскочки решались
На побег. Их участь мало волновала
Остальных с того момента. Но если
Беглецы и достигали новых мест,
Неведомой земли, где больше Солнца,
Их ожидало разочарование. Язык,
Культура были непохожи. Как
Снежный ком росло непонимание, а
С ним конфликты множились. Селясь
Отдельно от своих, труднее выжить.
Так, постепенно, появлялись племена,
Обычаи и родовое сходство.
Книгочей:
Я мир неплохо представляю, где места
Не было миродержателям, а споры
Разрешались крайне просто. Не надо
Рисовать идиллию, чтоб не прослыть
За идиота . Во времена, что называют
Оные, женщин не чтили. Их мучили,
По праву сильного. Мужчина власть в
Роду имел. И если он того хотел, то
Женщин на колени ставили и убивали.
Шуйский:
Я знать хочу про красоту картин и
Фееричность скульптур, богов
Отображающих. Они неповторимо
Гармоничны, великолепие хранят,
Особый стиль и почерк. В них тайна
Мастера заложена первоначально,
Отточенность, своя манера, почерк.
Но срезы времени определённо несут
В фрагментах мраморных, гранита и
Базальта. В веках, в зачатках памяти
Есть свой сокрытый механизм. Возьми
Ключи, открой и посмотри! И залы
Засияют от взгляда знатока искусства.
Шедеврами как мне не восхититься?
Книгочей:
В купальне, отчего не помечтать?
Сиди, потей да размышляй на доброе
Здоровье. О прошлом римлян, греков,
В дубовой парясь бочке, знай, болтай!
Как и они, расслабившись под корнем
Мыльным, отменно дубовым веником
По заднице хлещи и думай о богах
Земных одновременно. Подбросив
Пару пней для пару, с елей подвесив
Загодя пучок смолистых веток, как раз
И время, надышавшись, турусы на
Колёсах разводить. Представив
Дивных римлян с мускулистым торсом,
Готовься дифирамбы петь. А мята и
Душица с осиновою шишкой, как
Хороши! Они дополнят образ. Ты ноги
Опусти размять под можжевеловые
Лапы, да и ори себе о святости людей.
Шуйский:
Охальник ты! Упомянул почивших в
Бозе, яко живых. Насмешки чинишь.
Книгочей:
Ты ошибаешься. Я уважаю прах. Но
Принимаю лишь своих богов и храмы.
Шуйский:
Игра ума способствует желаниям. Но
Уважение какое вызывает вид портика
Акрополева храма. И чуден Аполлона
Лик. И лестница из мрамора витая, так
Впечатляет, сердце замирает. Восторг
Велик, когда стремится в высь, будто
Растёт, с землёй соприкасаясь. Светло
Пространство. Вершат великолепие
Колонны с богинями, держащими на
Головах вполне пристойно крышу.
Внутри стоят кувшины золотые и
Статуэтки всевозможных дев из глины,
Камня. Фрески на стенах живописуют
Миры давно ушедшие от нас. Вода
Термальная в лучах искрится, фонтаны
Извергает, пузырясь, журча, приятно
Воздух орошает, стекает с лёгким
Шумом вниз, где, в пене пребывая,
Расслабленно качаются тела. Бассейн
С водой притягивает взоры, а мягкая
Волна, послушно и неспешно,
Колеблется, к себе в объятия зовёт.
Книгочей:
Я Рим готов боготворить, но только
После русской церкви. Я здесь живу.
Здесь Родина моя. Я здесь родился.
Здесь моя семья. И братство то, что
Приняло меня, я не предам. Конечно,
Мест, чтоб приобщиться, хватает на
Земле, но надо помнить дух родного
Края и оставаясь вдалеке.
Шуйский:
Попутно всплеском негу повторить.
Где атмосфера позволяет вдоволь
Насладиться и, отойдя от дел земных,
Уединиться, привычно получив экстаз.
Коль он сполна заранее проплачен, то
Кто посмеет помешать осуществить?
Не думал так задеть тебя. Да, я когда
Мечтаю, душою отдыхаю. Не злись.
Книгочей:
Ах, ты пришёл сказать, что жизнь
Здесь скверна? И деньгам счёта нет у
Избранных особ? Так говори смелей!
Что всё загадками отходишь? Где
Нонче Шуйскому не пропадать? А
Уши есть у книгочея. Знай лей елей.
Шуйский:
Подумал, в тайнике найду ответ. Ты
Прямодушен не всегда. Я ошибался.
Книгочей:
Да. Это так. А почему я должен быть
Открытым? Рубаха-парень! Нет, не
Про меня!
Шуйский:
Рассыпанные знания хранят
Библиотеки.
Книгочей:
Непознанное сущее влечёт? Нечто не
Существует. А если существует, то
Непознаваемо. Но если, всё-таки,
От догм отвлечься и познать, то
Познанное, всё равно невыразимо.
Так учит Горгий . Впечатляет?
Шуйский:
Ох, книгочей! Дождёшься от меня.
Чтоб проучить, да побольней задеть,
Словами прежде наигрался. И дружба
Побоку… Отныне буду знать своих
Друзей. И впрямь, пуд соли надо
Съесть, обиду пивом в поварне запить.
Я мигом протрезвел. Откуда знаешь?
Книгочей (с усмешкой):
Чай, здесь не первый год. Се знать
Давненько примечают владыко с
Батюшкой. И непременно готовят
Пышный стол, запасы выставляя,
Весьма нескромные. И холодец,
Вранчук из рыбы, сырники, сыры. И
Проверяют в бочках пиво и вино. Не
Забродило ли? Не скислось? Чтоб не
Пришлось краснеть потом за поварню,
Чтоб монастырский хлеб в округе не
Ославить.
Шуйский:
Что? Разве не случайность приводит
В храм мирян?
Книгочей:
Как бы не так. Закономерность. Их
Кормит мзда. Мошна тугая, что не
Прячут, выставляя на показ, когда
Порог перешагнут святого храма.
Сюда грехи замаливать спешат. И в
Стенах церкви просят невозможного.
А батюшка с игуменом спешат с
Объятьями навстречу. Забыл, как в
Трапезной то ль тризну, то ль приход
Князей однажды отмечали?
Шуйский:
В ту ночь нас вызволил игумен ото сна.
Сказал, что надобно помочь в готовке.
Дружина вместе с князем ночью явится.
И братия прониклась. Котлы кипели до
Утра. Мы подавать устали разносолы.
Монахи, иноки, – все были на подхвате.
Кто-то тревогу бил из именитых
Прихожан, горя участием. Сбиваясь с
Ног, носилась братия. Дружина с
Князем реготала. Происходило в
Стенах храма винопитие. И действие
Сие не утихало. К сочувствию
Взывали лица, дрожали голоса,
Волнуясь. И слёзы орошали впалые
Ланиты. На бородах, следы я видел
Пороха. И опалённые усы закручивали
Лихо молодцы на пальцы. Иным и
Вовсе негде было объясниться. Оне в
Открытую рыдали. Стряслась беда
В округе. Печаль в их голоса вливалась.
А я послушник. И вникал в слова.
Книгочей:
О чём? О благочинии? Ха-ха! Гудела
Поварня! А дым валил клубами. Глаза
Щипали уголья с печи. Уха ведёрными
Готовилась чанами. Шти кислые
Хлебали за обе щёки с мясом постным.
И оцарапанными отроки бродили. Их
Кое-кто щипал под хилые бока.
Шуйский:
О-оо!
Книгочей:
Да, Шуйский! И ничего, что пол быка
Заклали! Сожрали б боле, коли дали.
Встречали, что ни приносили, на «ура»,
И пива бочку опорожнили до дна. Всё
Для кого старалась поварня? Князья с
Дружиною нагрянули гурьбой. Вряд ли
Врасплох застали. Они для деревень
Дражайший щит. Что им по силе знают
Наперёд. К чему ты фокус приложил?
Признайся! А в бане с ними не бывал?
Поддать парку. Пахучих веников с
Берёзы подмешать. Сей трюк из века в
Век в сознанье переходит. Он далеко не
Нов. Для юных дев и мальчиков
Розовощёких, что подают холсты и
Розовую воду в предбанники под
Пьяный хохот. Охрита , думаешь для
Храма? Как бы не так! Как раз,
Наоборот! Не так всё просто в этом
Мире, брат. А для чего рисуют ангелов
С крылами в небесных тучах? Позор
Смывается позором. Третины за
Третиной, да поездом в разгон. Откуда,
Что берётся? И пьяна вся дружина в
Усмерть. И знойный перевёртыш
Подаёт, хоть с ног уж валится, а не
Присядет. Что винопийство для
Пропойцы? Он море пенное в мечтах
Переплывёт. А наяву хмельных
Напитков, сколь не подливай, губа с
Дырой сметает в лёт. Уж сытное в
Печи давно остыло, а поварёныш-
Подавальщик спать прилёг, им всё
Неймётся. И в поварню течёт, волною
Прибывая разбитной народ. Владыко
С батюшкой шуршат неподалёку. Оне
Пересчитают статьи расходов, чтоб
Князю предъявить попозже счёт.
Пущай, пока, куражатся, как могут.
Иные, на поклоне, вещали, еле ворочая
Треклятым языком, что с рожками
Видали пьяный хлеб. И, чавкая, не
Узнавали, кто перед ними. Кляли
Напропалую царя и бога вперемешку,
А ржали так, кобылы испужались в
Стойле, приняв за скакуна, готового
Покрыть. Куда, зачем их чёрт несёт?
А леший знает. Давно уже заведено,
Поохритатися в сторонке. Незнайкой
Притворяться, дурачком. Мой друг,
Такая жизнь пришла. Кругом враньё да
Дурачьё, а умный плачет. Мы ходим
Под кнутом. А им не перебить полено.
Вину брать на себя? Зачем? За что? Их
Споры, требы их. Коль непомерны,
Вина на плечи грузом приложится.
Пусть давит и сосёт, согнёт дугой
Пущай. Иной раз, поглядишь, владыка
Стонет. И, сутки, охая, лежит. Замрёт,
Глаза уставит в потолок. Ни жив, ни
Мёртв. И онемел, что рыба. Всё отчего?
Сказать не можешь? Али язык свой
Проглотил?
Шуйский:
Накинулся, как бурый из берлоги.
Книгочей:
Мы только иноки, послушны и
Примерны. Благочестивы, как велят.
Да, кстати, я ягнёнку брат. А ты?
Шуйский:
И снова выпад, и попробуй не ответь,
Когда видения возникают пред очами,
Словами передать величие, восторг, те
Чувства, что полотна навевают, мне
Сложно в 2 словах. Представлю, что
Художник реальность видел, как вчера,
А им столетия. И дрожь по коже.
Книгочей:
Довольно, брат, устал. Им лет гораздо
Больше. Но, что сумели мастера
Отобразить, в том суть времён
Собралась, сливаясь в миг один,
Скрывая неизбежность повторения в
Фресках, картинах и мозаиках. В
Скульптурных лицах множась, дух
Запечатлён сопротивления с
Единством 2 начал, переплетаясь:
Природы мира и природы естества.
Кто побеждает, тот и прав. Решает
Всё судьба, или, иначе, фатум. Вся
Философия таится в камне,
Разбросанном на побережье, нам
Помогая различать дурное от
Хорошего. Пожалуй, приходи ещё.
Шуйский:
Как скажешь. Общение с тобой
Весьма приятно. Я очень тронут. Ты
Обстоятелен, читая много книг, мне
Помогаешь, знания раскрывая. Ведь
Я бездельник, честно говоря. (Собирается уйти, но книгочей останавливает).
Книгочей:
Да, напоследок, вот что…
Шуйский:
Весь – внимание.
Книгочей:
Ты, извини, но, рассуждаешь, как
Оптант . И иногда меня не слышишь,
Провоцируя. А я совсем не то хотел
Сказать, и был не в настроении...
Приходишь вечером, когда я отхожу
Ко сну, и мысли в голове витают о дня
Ушедшего событиях. Беседа
Состоялась неудачно. Я был не
Расположен.
Шуйский:
Я отнял время?
Книгочей:
Промолчу на этот раз.
Шуйский (огорчённо):
Я догадался.
Книгочей:
Светло. Луна на Небосводе не сводит
Око. Ночи доверимся, чтоб не попасть
Впросак. И домыслы, и размышления
Она охотно превращает в сон для нас.
А следующий день покажет, что припас.