Премодерация монад

Глеб Дегтярёв
— Слишком красиво. А если изнасилуют?

— В прошлый раз меня даже в восемнадцатилетнем возрасте желающих изнасиловать  не наблюдалось. Несмотря на все мои старания. Единственный человек, заинтересовавшийся моим телом — патологоанатом. Хотя, нет: в его глазах читалось что угодно, кроме интереса. Теперь хочу быть милашкой, которую каждому хочется обнять, поцеловать и пожалеть. Мне в последнем сете крайне не хватало обнимашек. Никому не хотелось ко мне притрагиваться — точно заразу боялись подхватить... «Милота» где настраивается?

— «Эдемификация».

— Тьфу!

— Рандомайзер?

— Ага. Ладно, наболтаю умноты: заработаю — обнамашек накуплю. Не мытьём, так катаньем!

— Зло рождается от желания усидеть на двух стульях, как говорит Пуратор. Ты не густо там набалтывай, а то урежут — не сразу и вкуришь, где.

— В смысле, не сразу? Профайл сохранит — и адьё! Балансы норм... Оригинальный рисунок личности, зацени. Не припоминаю похожего в воплощениях.

— Ну, знаешь ли... «Принято считать необычных людей солью земли. На самом деле, в 99% случаев от них ничего, кроме геморроя»...

— ...как говорит Пуратор.

— Вот именно. Пока ты сейчас при памяти, кажется просто проскочить (юзом с драным пузом). Ты ж учти: там тебе навыки пофиксят!

— Для сознания. Но в прошивке же останется, а её заблокировать принципиально невозможно. Не грузи. Дарю лайфхак!

— «Боготворят тех, кто запретил реализовывать потаённые желания, но проклинают тех, кто помог их осуществить», конец цитаты... Грузи — не грузи, а динамическая эквализация для того и нужна: на всякую хитрую монаду есть чёрт с софтом.

— Посмотрим. Чё мы теряем-то?

— Прямоту траектории разве.

— Ладно, там видно будет. Сохрани-помилуй!

Серебристый блистающий свет. И теплота — воспринимаемая отнюдь не органами чувств. Она пронизывает, проникает, изменяет к лучшему, питает. Как от близкого человека, но в тысячу раз сильнее. Ни слова: они немыслимы здесь. Один свет... Профайл сохранён, и, кажется, всё сохранено и заранее помиловано — навечно, ничто не умрёт, не истлеет, не исказится. И ты — вечная часть вечного. Малая, но равноважная и равноответственная. Бремя тяжело, но и нет его легче.

Тем не менее, надлежит пройти Пуратора. Он вроде врача, налогового инспектора, грабителя из подворотни, строгого экзаменатора, прокурора, пахана, мента и Иосифа Сталина в одном флаконе. И в тысячу раз более сильной концентрации. Пришлось много объясняться, просить, оправдываться, торговаться, не давать поймать себя за язык, выкручиваться, изворачиваться — в попытках сберечь хоть крохи из приличных условий. Но пядь за пядью позиции терялись, а ставки росли. Если и оставлялись те или иные фичи, то непременно компенсировались урезанием левелов. Его задача вполне очевидна: уравнивать в возможностях реинкарнирующих — дабы не протаскивали в новый сет старые скилы, приходя на Площадку с невесть откуда прокачанным экспириенсом. Звучит справедливо, но по факту... От профайла не осталось камня на камне, а резолюция Вечного игнорировалась совершенно (и, казалось, умышленно, демонстративно).

В конце концов, доступ к памяти закрылся, где находишься — не ясно. В недосягаемом для сознания вместилище души гулко ходит эхо Последнего Торга — ощущением, послевкусием: ты мал, глуп, беззащитен, обворован, сильно задолжал и спорить, сопротивляться бессмысленно. Обида, но не помнишь, на кого и за какое деяние. Страшно хочется при первой же возможности горько, безутешно, неистово зарыдать.