ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Мы все с судьбой согласье ищем:
Желаем оправданье ей найти.
Готовы ради этого пойти
На осужденье окруженья.
Иной же выбор труден нам -
Мир замыкаем на себя:
Он нас обязан понимать.
Сомненья в этом чужды нам.
Зачем борьбу с собой вести -
Блюсти чужие чувства и свои,
Рождая ими раздвоение души:
Меж ними спор без устали вести.
Сей тезис я оспорить не берусь:
Все дело в воспитанье чувств.
2
Вопросов этих не было Любы.
Поверит, думаю, читатель мне.
Я героиню выбирал из тысяч,
Немногое добавив от других.
Верна она себе и в радости, и в горе:
Урок во всем готова находить.
В событьях жизни видит поученье.
Внимает им лишь с радостью в душе.
В них видеть Бога повеленье,
Свое участие в брожении Вселенной.
Иль, снизойдя до чувств людских,
Вдруг видит важность дел своих.
Тем жизнь свою невольно возвышала,
Себя же верой в провиденье усмиряла.
3
Доверьем следователю своему
Прониклась незаметно Люба.
В ней раньше жило убежденье,
Что сей народ достоин лишь презренья.
Он строг был к внешности своей,
Внимателен и вежлив с нею.
Вопросы задавал толково,
С ответами не торопил ее.
Своей загадочной улыбкой
Он опасенья Любы подтверждал.
Она ж сочувствие искала в нем -
Желание понять ее поступки.
Когда же это удавалось ей,
Надежда на спасенье пробуждалась в ней.
4
Любаша на допросах откровенна.
Жить по другому не могла.
Хотела отдавать те знанья детям,
Которые необходимыми для них считала.
Происхождение свое раскрыв,
Она б святому долгу изменила
И пользу детям исключила.
Вины ни в чем не видит за собой.
Жила работой, пользой людям.
В политике она не видит смысла,
Ей заниматься не хотела никогда.
Зачем же человеком управлять,
Чтоб данное ему предназначенье,
Неясной целью подменял?
5
Суд не поверил бы Любаше,
Не помогли бы ей её слова.
Судьбу Любаши решило обстоятельство:
Давно распалось общество в Москве,
Участием в котором обвинялась Люба.
То был кружок и мистиков, и анархистов,
Видящих в движении планет
Причины всех земных событий.
Их волю надо людям постигать,
Без принужденья подчиняться ей.
Конечно же, подобное ученье
Враждебно было власти абсолютной,
Стремившейся господствовать во всем,
И даже мысли человека подчинять себе.
6
Любаша помнила как много лет назад,
К ним в институт профессор приезжал.
Он о духовности страстно говорил,
Её космическом происхождении.
Что надо человеку духовность постигать,
С ней непременно изживать в себе
Невежество, корысть, вражду
И зажигать в себе духовную искру -
Идти дорогой знаний и любви.
Слова такие в Любе возбуждали
Присущий ей внутренний огонь.
Желая в мудрости веков проникнуть
И оккультизму подтверждение найти,
Читала много об ученьях тайных.
7
Но таял быстро к мистицизму интерес.
Томила беспредельность тех миров,
Которые ей книги разъясняли.
Не ощутила к ним привычных чувств.
Лишь обнаружила игру воображенья.
Понятно ей стремленье авторов тех книг
Уйти от серости, законченности будней.
Миры ж фантазий лишь тогда отрадны Любе,
Когда замешаны в них и земные чувства.
Ей не хотелось совмещать в себе
Пристрастье к вольдумию рассудка
И верность повседневным чувствам.
Такое раздвоенье непосильно Любе:
Всегда земное побеждало в ней.
8
Теперь Любаша не хотела защищать
Недолгое сердечное влеченье.
Она сама его преодолела,
Изведав в мистике вражду себе.
Согласьем с жизнью надо дорожить.
С ним чувства пламенно звучат.
Ведь жизнь для нас тогда порочна,
Когда в ней дремлют наши чувства.
Их надо постоянно пробуждать -
Терпение и знанья отдавать свои,
Чтоб музыкой они звучали в нас,
Весенним пробуждением души.
Должны мы чувства сами окрылять,
Чтоб вдохновенье жизни обретать.
9
История исканий Любы
Для следствия значенья не имела.
Ее судьбу решило заключенье:
Донос касался юных заблуждений.
Что можно отпустить ее домой
Под наблюдение проверенных людей.
Впервые Люба ощутила обретение свободы,
То редкое состояние души,
Когда желаешь обновления иллюзий -
По новому идти по жизни,
В ней скоротечные мгновенья замечать.
Но быстро наступает привыкание к свободе.
Приходит осознание бессилия её,
Что с ней одни мы в этом мире.
10
Недолгим было опьянение свободой.
Но с ним придти успело решение благое:
Жизнь заново ей надо начинать
И срок для этого довольно малый.
Идти домой ей не хотелось.
По городу гуляла допоздна.
Решала в мыслях - кто она:
Так долго наблюдая жизнь,
В ней главного не замечала -
Что жизнь ей сказывала постоянно.
Нет смысла ей для будущего жить,
Его ведь так легко убить.
Творить добро сейчас, сегодня надо
Лишь в том ее сердечная отрада.
11
Когда Любовь Михайловна
Об этом дне Ивану рассказала,
Впервые он ее Мадонною назвал.
Тогда увидел он удел российской жизни,
И выбор тот, что к святости ведет.
Добро мгновенья — мимолетно.
В нем незначительный масштаб:
Нет вдохновения величьем дела,
Сознанье только благости его.
В нем состояние отчаянной души,
Увидевшей вокруг одни несчастья.
Потребность совершать добро:
В несчастьях людям помогать,
Себя при том порою забывать.
12
Достойно ль рассуждать о счастье человека,
Когда в тюрьме он, на больничной койке.
О том себе Любаша думать запрещала,
Себя готовя к трудному решенью:
Работать в лазарете при тюрьме.
Все мысли в ней к одной свелись:
Она должна быть там, где людям всех трудней.
Сомненья могут в нас возникнуть:
Какие чувства привели к её порыву?
Себе помочь, другому помогая?
В страданья окунуться, в них кипеть,
Чтоб лучшее в себе раскрыть?
А может утешение себе добыть?
Иль душу у чужой беды согреть?
13
И снова Люба в море бед людских.
В нем каплею была сама.
Старалась этого в себе не замечать.
Иначе, знала, в нём не выжить ей.
Людское горе, как оно различно.
Но общее все ж есть и у него.
Оно тогда приходит к человеку,
Когда сил у него намного меньше,
Чем жизнь потребовала от него.
В таком сужденье нет оправданья
Тем людям, кто страдания несли.
И все ж в борьбе идей и интересов
Несчастны чаще все же те,
Кто в ней случайно оказался.
14
Страдания моральны чаще.
Уж так устроен человек.
Сознанье долга, справедливости
И чести - вина бесчисленности бед.
Несчастен юнкер в прошлом,
Присяге верность сохранил.
С товарищем по службе прежней
Диверсию на Пресне совершил.
Теперь винил свою беспечность,
Он мучился сознанием того,
Что умирать за долг придется,
Который лучше бы он стер в себе.
Он чувствовал себя несчастным мотыльком:
Принял огонь свечи за свет дневной.
15
Все узники тюрьмы - больницы
Казались тенями минувших лет.
И память, и утраты прошлого
В них жили крепче дней текущих.
Они болели мысленно о прежней жизни.
Как будто не было у них войны,
Опустошений и разрухи революций:
Былое, прошлое судило эту жизнь.
Теперь Любаша точно знала, что время
Детских лет ее, хорошим было не для всех.
Что дом родителей был островком,
На море буйства тех страстей,
Что породили ненависть и злость -
Всё то, что видела она теперь.
16
Могло ли по-другому быть?
Бывало ль по-другому?
Всегда в народе, обществе людей
Живут враждующие силы.
Пороки, дерзость, зависть, страх
И недоверие друг к другу
Приводят к разделению людей
По их же разуменью:
Богатый ищет оправдания себе,
А бедный - правды жизни.
Лишь миг им ясность принесет,
Когда поделит всех на тех,
Кто искупит собой неправду жизни
И тех, кто будет обвинять невинных.
17
В судьбе страны такое разделение
Довольно редко происходит:
Живут друг с другом просто люди,
Взаимных чувств не проявляя.
Беднеет тогда духом человек,
Порой его совсем теряет:
Нет применения потребности врожденной
Добро и зло достойно различать.
Так гаснет дух в самом себе,
Слабеет он от подлой мысли:
«Твои порывы к совести и чести
Стране и людям не нужны».
Тогда б на Бога надо уповать.
Но как Его он должен находить?
18
Из детских лет Любашиных пришли
Все те ужасные, несчастнейшие люди,
Готовые других губить и мучить,
И приносить так много разных бед.
Она увидела в страданиях людей,
Переносимых ими повседневно,
Расплату горькую за те грехи,
Которые над ними время совершало.
Они ведь были жертвами эпохи той,
Беспечное существование в которой,
Укладом жизни безупречной называлось.
Почти что каждый из ее больных
Был кем-то важным в жизни той,
Душою навсегда остался в ней.
19
Купец, уже в далеком прошлом,
Стремился верным быть своей судьбе.
Заводик, что от него осталось,
Считал по прежнему своим.
Был не у дел на нём давно,
А только редкий посетитель.
Людей смущал - ругал порядки,
И тем ускорил месть властей.
Его дородная фигура и томный говорок
Производили такое впечатленье,
Что будто бы не знает, где живет:
Теперь сказали бы о нем — помешан.
Он тем судей своих немало озадачил:
«Как быть с таким беспечным чудаком?»
20
Поэт, известный для немногих,
В порыве творческих страстей,
Издал стихи, как говорят, ни к месту:
В них было то, о чем писать нельзя.
Винил себя: поддался чувствам,
Поверил в важность слов своих.
Как будто людям интересно,
Что думает о них поэт.
Теперь иные мысли одолели:
«Зря в мудрость слов своих поверил -
Сам на себя донос составил -
Стихи читает только прокурор.
Неправду говорят, что зуб за зуб.
За слово можно пулю получить».
21
Политик, в прошлом делегат
На съезде Всероссийском
Считал себя ответственным за все,
Что со страной происходило.
Страданьем за неё называть того нельзя,
Лишь осознаньем долга:
Взывать, мол, надо к власти, предлагать,
Чтоб к лучшему пошло движенье.
Мучения к нему пришли тогда,
Когда принялся он за дело.
Преподнесли ему урок:
Разумно только власти угождать.
И, чтоб родня не испытала бед его,
Признался в том, чего не совершал.
22
Ученый верил в важность его дела для страны
И значимость известности своей.
Поэтому порой твердил о том,
О чем другие себе думать запрещали.
Ему, возможно, было невдомек,
Что к жизни подходить опасно
С научной меркой, логикой ее.
Кураж идейный сильней обычно
Любых научных результатов.
Меняя камеру тюрьмы на лазарет,
Бунтарским мыслям верность сохраняя,
Он, будто бы несчастный Бруно,
Упрямо шел на свой костер,
На верность своих истин полагаясь.
23
Рабочий люд Любаше не известен.
Но и его познать ей довелось,
Когда осколок диктатуры
К ней в лазарет тюрьмы попал.
Он был немолод, помнил хорошо
Как человеку ранее жилось.
Не смог терпеть он лож идейных,
На зов партийных бранью отвечал.
Так принадлежность к гегемону
Сыграла злую шутку с ним.
Его забрали, как и прочих,
Кто неугоден власти был.
Ему порой труднее других,
Ведь он чужой и там, и здесь.
24
Известный и писатель, и философ
Страдальцем важным был в тюрьме.
Был арестован без причины:
«Не может же он быть безвредным».
Но не был он опасен власти.
В том диалоге, что с собою вел,
Он власть ни в чем не осуждал.
Бесчинствам власти оправданье находил,
Иного выхода не видел для страны:
«Репрессии - естественный процесс,
Когда страну ведут к ''великой'' цели,
Ведь в ней народ ещё не побежден законом.
В стихии вольности и воли
Лишь так и можно править».
25
Горька судьба священника убогого
Из сельского прихода небольшого.
Ему известно: власть от Бога -
Пытался осознать свою вину.
Его же прихожане бывшие
Христовы заповеди грубо отвергают.
Народу плохо их он доносил:
Свою вину теперь он искупает.
Мученья, пытки в них его Голгофа
И приобщенье к подвигу Христа.
Он верил, что его распятье,
Искупит многие грехи.
Молитва,в ней его подмога,
Он с нею сможет все преодолеть.
26
То были жертвы. Кто же палачи?
Себе вопросы задавала Люба.
Ответы находила для себя,
И все ж в сомненьях утешения искала.
Блуждали мысли в формуле крамольной:
Вся жизнь - театр, Бог роли раздает.
Играть мы можем плохо свои роли,
Но не играть - не в наших силах.
Конвейер смерти тянется веками,
Конца ему, как видно, не бывать.
Угрозой жизни, только смертью
Народу можно волю навязать.
Такие мысли Любу докучали
И беспокойством чувства заражали.
27
Что жизнь!? Что смерть!?
Что нам дано таким соседством?
Безропотно идти за грани Бытия,
Тем в страхе, утешении забыться.
Ужели в том лишь жизни суть,
Что смерть мы победить не в силах:
Нас убивают, мы умираем,
Чтоб новому пути открыть.
Да, перемены неизбежны!
Им плата - только смерть!?
Чтоб юноша мужчиной стал,
В нем юность умереть должна.
Чтоб мысли новые родить,
Мы старые в себе должны убить.
28
Любаша ищет объяснение тому,
Что приходилось наблюдать.
Ей ясно: видит гильотину,
А механизм ее уходит за века.
Ведь палачи, обычнейшие люди,
Свою работу не меряют грехами,
Им даже оправдание находят -
Нет их вины в беспутстве власти.
Так разделением кровавого труда
Коварно преступленья вершатся.
Так властью подкрепленные решенья
Таят в себе прощенье палачам.
А в деле неизвестном никому,
Подлейшие вершатся преступленья.
29
От мыслей этих холодело тело.
Вот почему все так обречены.
Привычно убивают человека,
Как будто отрывают лист с куста.
Она пришла в застенки к людям,
Чтоб им помочь. Но чем?
Чтоб их напиток, ужас смерти
Они без жалости к себе испили?
Быть на неправедном потоке?
Ужели обрекла себя на то,
Чтоб муки и отраву смерти
Лекарством сладким приправлять.
Но не к тому она стремилась,
Чтоб души ложью искушать.
30
Ей ясно: привыкает к смерти:
Сознание событий ей надо изменять.
Что чуждо представлениям о жизни,
Противно повседневности ее.
Она представила отца,
Весь ужас расставанья с жизнью,
Когда не подготовлена душа
И много дел незавершенных.
И все ж искать ей надо утешенье людям,
Чтоб рок судьбы без жалости к себе прошли:
Сожгли достойно на жертвенном огне
Все лучшее, что быть могло и было.
Изведали в душе такие смыслы жизни,
С которыми страдания не жгут до жуткой болью.
31
У Любы мысли зрели постоянно.
Свой долг увидеть в том смогла,
Что будет всем невинным жертвам
Внушать значенье их в судьбе страны.
Беседой, мимикой лица, вниманьем
Внушать им будет осознанье,
Что жизнь теряют не напрасно.
В ней историчность той судьбы,
Которую несут с рожденья.
И нет вины их вовсе в том,
Что верность сохранили ей.
Их смерть, конечно, не напрасна.
Возможна призрачность конца,
Когда смиренье глубоко осознано.
32
Так, не в заботах личных,
Свою судьбу творила Люба.
Ей все понятно было в ней.
Лишь об одном просила Бога,
Чтоб силы дал ей так идти,
Быть верной и полезной людям.
Чтоб разум освещал ей путь,
Дух, душу светом наполняя.
Чтобы людские беды были бедами ее,
К ним привыкание не наступало.
Чтоб планы и мечты свои
Людскими судьбами смиряла.
Чтоб жить им постоянно в ней,
Ее готовя к новым испытаньям.