Человек человеку… как бы это получше выразиться – табула раса. Иначе говоря – все, что угодно. В зависимости от стечения обстоятельств. Человек способен на все – дурное и хорошее.
Помню, что в повести Довлатова "Зона (Записки надзирателя)" меня больше всего поразила мысль автора, что люди, находящиеся по разные стороны колючей проволоки, друг от друга, по сути, ничем не отличаются... Оттрубивший срочную службу во внутренних войсках Сергей Донатович изумительно точно сумел отразить искривленное сознание замкнутых социумов. Полагать, что его выводы применимы лишь к местам лишения свободы – верх легкомыслия или наивности: деформация сознания происходит в любых изолированных коллективах, то будь то армия, морское судно и тому подобное.
На Крайнем Севере нет нормальных деревьев: вместо воспетой Есениным белоствольной берёзы там произрастает берёза карликовая. Которой, с одной стороны, не даёт развиваться отсутствие нормального грунта. С другой, и смысла расти вверх нет, ибо суровые ветра рано или поздно дерево все равно сломают.
В замкнутых коллективах, с одной стороны, порваны корни, связывающие с традиционными культурными ценностями. С другой, в силу господствующего менталитета развиваться, расти над собой смысла нет. Потому отношения между людьми приобретают уродливые формы. От слова "нечеловеческие" я воздержусь, ибо этот эпитет для описания происходящего между homo sapiens неуместен. Я разделяю мнение автора "Зоны", утверждавшего, что люди при всех обстоятельств остаются людьми. Просто при обстоятельствах критических они меняются: от лучшего к худшему и наоборот...
Критикам, воскликнувшим, что тут все в черном цвете, автор ответит, что других цветов при полярной ночи не бывает. В казарме даже северное сияние ассоциируется с названием коктейля. Впрочем, автор, подобно герою "АукцЫона", ведя книгу учёта жизни, старался лишь максимально точно стенографировать увиденное. Как толковать стенограммы – дело каждого: насколько известно автору, дилемма полупустого стакана до сих пор не решена даже приблизительно...
***
Знаете ли вы про существование в армии и на флоте людей-замполитов? Ежели кто-то скажет, что сейчас их нет, то он очень глубоко заблуждается. Экклесиаст весьма точно подметил, что нет ничего нового под этой луной. И правда: разве можно изобрести то, чего ещё реально не существовало, если даже "Формула-1" наличествовала ещё в древнем Риме? Вовочка, ворвавшийся в спальню родителей с криком "Ничего не знаете! Писька-то по другому называется! ", сделал грандиозное открытие лишь для себя самого...
Впрочем, вернёмся на Краснознаменный Северный флот. В наше время замполитов переименовали в помощников командира по воспитательной работе. Один из таких только что окончивших военное училище макаренковых по фамилиии Ермолов прибыл на Северный флот. Новоиспеченный лейтенант был определен для поднятия боевого духа матросов на подводную лодку, на которой я сотоварищи проходил стажировку. На флот он прибыл не один, а с молодой женой-петербурженкой. Жена, обнаружив вместо гранита набережных гнейс скал, вместо фонтанкинского чижика – орущих дурным голосом бакланов, а вместо ресторанов Невского – офицерскую забегаловку, впала в состояние, которое можно описать как нечто среднее между тяжёлой хандрой и лёгкой депрессией. К географически-климатической фрустрации добавилось ещё и то обстоятельство, что Алексей поздно приходил со службы, а, придя, почти не разговаривал и делами молодой жены, да, по правде говоря, и ей самой интересовался мало. Начались ссоры и упрёки. После одной особенно жаркой стычки Ермолов решился поговорить с командиром части.
– Товарищ капитан второго ранга, разрешите обратиться?! – по-уставному обратился он, перешагнув порог командирской каюты.
– Заходи, Алексей, присаживайся! – по законам мирного мирного ответил Жопавракушкин, – что у тебя?
– Понимаете, товарищ капитан второго ранга, у меня жена... – начал объяснять лейтенант.
– Хорошо, что не муж! – похвалил лейтенанта кавторанг, который, перетрахав почти весь женский состав северных гарнизонов, к своим сорока пяти ни разу не был женат.
– Дело в том, что она... Понимаете, моя жена... В общем, супруга недовольна, что я поздно прихожу домой! – выпалил замполит.
– Да как ты личным составом собрался командовать, если даже бабу не можешь построить?! – зарычал Жопавракушкин.
– Разъясни ей, что быть женой офицера российского флота, да еще подводника, – огромная честь! – продолжал гневаться он.
– Помощник командира подводной лодки обязан заботиться об удовлетворении культурных запросов и нужд военных моряков – процитировал он Корабельный устав. – А жена должна заботиться о помощнике командира по воспитательной работе! – иногда Жопавракушкин не гнушался отсебятины.
Прооравшись, командир сбавил тон:
– Хотите, товарищ лейтенант, я дам Вам хороший совет как старший по званию и просто старший товарищ?
Алексей, после командирского рыка не в силах вымолвить слова, сглотнул подступивший к горлу комок и кивнул.
– Сделайте ребенка, чтоб жене было чем заняться! – Жопавракушкин надоумил замполита человеческим голосом, тут же сменившийся командным:
– А если не можете сами, то сослуживцев попросите! Ещё вопросы имеются?
Ошалевший Ермолов смог лишь отрицательно помотать головой.
– Тогда выполнять! Кру-гом! Шагом марш! – зычно скомандовал командир, и лейтенант пулей вылетел из каюты исполнять приказ...
****
Как известно, фундаментом российского флота, точнее, килем, не дающим ему перевернуться вверх дном, является Корабельный устав. На нашей подводной лодке килей имелось ровно двадцать, а хранились они в ленинской комнате позади давно сломанного телевизора на ножках. Ленин давно умер, умер телевизор, по которому частенько транслировали фильмы о Ленине, приказала жить в бозе связанная с его именем идеология, а вот ленинские комнаты продолжают быть живее всех живых... В этой вечно живой комнате хранились томики, впитавшие с немудреным названием "Корабельный устав", впитавшие в себя всю соль русского флота со времён Петра. Изучение флотской премудрости в условиях длящейся полярной ночи перманентно погружало нас сотоварищи по стажировке в состояние сонливости, ибо человек, хоть и является хищником, к семейству кошачьим не относится, и по ночам хочет спать, независимо от того, какая она – полярная или экваториальная, да и осознание флотских истин отнимало уйму сил. В одну из полярных ночей (часы показывали три часа пополудни) я, одной рукой с трудом разлепив веки, другой перевернул очередную страницу Корабельного устава, и случилось чудо. Среди полярной ночи заиграли лучи солнца. Нарисованное обычной шариковой ручкой, оно освещало отару овец, пасущуюся на склонах гор, в которые ловкими росчерками черной ручки были превращены строки устава. Снежные шапки, обрамляющие горные пики, слепили глаза, хотя были нарисованы той же самой ручкой. Дабы ни у кого не осталось сомнений, что за землю согревает звезда по имени Солнце, надпись внизу, сделанная тем же рисовально-письменным прибором, гласила: "Это мой родной Кавказ! " На бумажном листе мудрость гор и флотские устои слились воедино, на деле же все обстояло не так солнечно, как на картинке...