Дорога длиною в жизнь

Бурмакина Валентина Николаевна
Михаил Прошкин, шофёр-дальнобойщик, вернулся из рейса раньше намеченного срока, так как обратный рейс из Москвы в свой Калининград ехал порожняком. Жена спросила:
- Есть будешь?
- Не хочу.
Он принял душ, переодевшись, сел у окна. Так сидел он молча, может, час, а может, два. Мысли о том, что не состоялась встреча с Мариной в ресторане, не отпускали его. А всё потому, что она перешла  на работу в другой ресторан, а в какой – Михаилу не сказали. Каждый раз, подъезжая к Москве, он заходил в этот ресторан поужинать, а главное – увидеть и услышать эту певицу из эстрадной группы. Её дивный голос пел: «Падают, падают листья, и ни к чему теперь слова…». Так и не успел Трошкин с ней познакомиться. Поэтому он вернулся из рейса с чувством пропащей жизни.
Михаил влюбчив. Привык к лёгким победам над женщинами, а состояние влюблённости – это норма. И жизнь без любви – это болезнь, которую нельзя запускать, иначе душа умрёт. Душа погибнет без любви, как мозг без кислорода. Его считали бабником. Из-за своей жены три года назад он не ушёл на зов любви и до сих пор жалеет об этом. Жена тоже жалеет о чём-то своём. У них нет детей. И не было у неё ни отца, ни братьев. И он её единственная родня и единственный смысл её жизни. И как бы ни была скучна её жизнь – это её жизнь, и другой жизни у неё нет.
- Влюбился? – спросила жена из темноты.
- Нет, - отрёкся он и сам поверил в это.
- Я тебя знаю, ты без любви не можешь.
Жена Лиза заполучила Трошкина территориально, но не могла заполучить его душу и не знала, что для этого надо делать. Она имела его и не имела одновременно.
На другой день Трошкин зашёл в контору «Союзтранс», где работал, чтобы оформить полагающиеся отгулы. Там встретил Серёгу Тимченко, которого не раз выручал в рейсе. Серёга ездил на «фуре», а Михаил на рефрижераторе «Скания». Трошкин разбирается в любой марке машин, как самый настоящий автомеханик. Он привык к удачным рейсам и к тому, что его ценило начальство за безаварийную работу, уверенность, мастерство, и пьяным его не видели.
- Ты давно здесь?- спросил Серёга.
- Да только вчера из Москвы вернулся.
- А мы тут сколачиваем колонну. Не хочешь дня через три с нами?
- Да у меня и так за месяц ходок лишку. Всё равно не оплачивают. Отгулы дают. А на кой они мне?
- И то верно,- согласился Серёга, - просись у Максимыча, тебе-то он даст хоть «фуру». Твоя же на профилактике будет. Маршрут тот же. Думай.
Думал Михаил недолго. Посоветовался с женой. Та только рукой махнула – всё равно решит по-своему.
Пока машины стояли под погрузкой, к Михаилу подошла служащая из «Автовнеш-транса» Лена и попросилась в попутчицы. Ей необходимо было к больной матери, которая  живёт в посёлке по дороге к Москве.
- Пожалуйста, - согласился Михаил, - только вон погода меняется. Можем задержаться в пути.
- Ничего, мне с вами спокойнее, - обрадовалась Лена.
Колонна состояла из пяти машин. Первым, как старший, шёл Михаил. Выехали чуть свет. Стоял март. Погода капризная: то подморозит, то оттает. Дороги как таковой нет – просто наезженная колея. Каждому шофёру полагался помощник, и только Михаил ехал один, как старший и самый опытный. За это ему полагались проценты к зарплате. К концу колонны присоединился неизвестно откуда взявшийся грузовик «ГАЗ». Кажется, он вёз материю. Тюки, перепоясанные верёвкой, горбом возвышались над кузовом. Ехали медленно. Впереди - круча. Надо быть предельно осторожным. С Михаилом поравнялся Серёга:
- Сползаем?- крикнул он Трошкину.
- Ага,- ответил он равнодушно.
В одно мгновение нервы Михаила вдруг напряглись и спружинили всё тело. Каким-то шестым чувством он угадал больше, чем понял, что машину заносит под кручу. Но это было только мгновение. Дремавшая Лена ничего не почувствовала. Дорога скуксилась и расползлась. Машина в грязь, а он её оттуда – кто кого. Михаил прибавил скорость. Заглянул в боковое зеркало: другие шли за ним тем же темпом. Выбрались.
Приближалась ночь. Трошкин беспрестанно курил, чтобы отогнать прилипчивую дремоту. Включил приёмник. Громкая музыка взбодрила, но ненадолго. Лена рассказывала о себе. Михаил помнил её: несколько раз встречал на общих мероприятиях во «Внештрансе». Кажется, она экономист. Впереди мелькали огни. Оказался небольшой посёлок прямо у дороги. Заезжий дом с гостиницей. Михаил здесь останавливался раньше. Кормят хорошо, обильно – с первым и вторым – по-шофёрски. Трошкин притормозил. Остановились и другие. И только молодой шофёр с грузовиком не стал останавливаться: махнул рукой на «стариков» и поехал дальше. Спешил. Накануне оттаяло, а тут стало сильно подмораживать. Гололёд.  «Битые шофера» остановились на ночлег в гостинице. Не поехали на тёмку.
Молодой ехал всё ничего. А потом подъём: ползёт машина обратно, колёса проворачиваются. Решил цепи надеть. Поддомкратил. На одно колесо нацепил, к другому стал прилаживать. И кто его знает, как и отчего получилось это, но сорвался домкрат. Руки шофёр не успел из-под колеса выдернуть, так ему и припечатало обе ладошки к ледяной корке. Утром нашли его мёртвым. Замёрз. Распластался на дороге. Рядом – багровые пятна крови. Говорят, страшно было взглянуть. Поседел от ужаса. Эту историю утром рассказали шофера, остановившиеся здесь на обратном пути из Москвы.
В гостинице Лене дали отдельный номер. Мужчин поселили по двое.
Михаил остановился с Леной у её комнаты. Она открыла дверь, он зашёл, разделся, лёг на кровать. Лена удивилась, но промолчала. Он ещё в дороге жаловался на головную боль.
- Вот тебе хорошая таблетка, должна помочь.
Лена принесла из буфета термос с горячим чаем и бутерброды. Михаила знобило, ему хотелось человеческого тепла.
- Ляг со мной,- предложил он, - ляг, я тебя не трону.
Лена стояла в нерешительности. Никогда не попадала в такую ситуацию. Если бы он шёл на таран, что принято в дорогах, она дала бы ему пощёчину. Если бы он обольщал, тогда можно воздействовать словом. Но он искал милосердия. И ей нужно было милосердие в чистом виде. Она легла не раздеваясь. Так она не могла его согреть. Встала, дала ему горячий чай. Потом она стала накрывать его вторым одеялом. Он поймал её руку и потянул к себе.
- Я хочу тебя раздеть.
- Зачем я тебе? Я старая и некрасивая.
- Некрасивых женщин не бывает, - возразил он.
- А старые бывают, - настаивала Лена.
- Желтый лист красивее зелёного, теплее, с оттенками.
Лена представила багряный лист и подумала, что он действительно красивее зелёного.
- Я люблю осень в природе и в людях, - добавил он.
- И всё же ты можешь иметь молодую.
- Я дурак что ли. С молодой проблемы: можно получить инфаркт или инсульт от напряжения.
Он обладал ею спокойно и уверенно. Она постоянно включалась, двигалась так, чтобы ему было удобнее. Потом они лежали без сил. Оказаться в постели с первым встречным – это ещё не предательство. В постели можно оказаться при определённых обстоятельствах. Хотелось есть. Она достала оставшиеся бутерброды и конфеты.
- Это не еда,- сказал он, оделся и пошёл в буфет. Принёс водку и салат с курицей. Выпил стакан водки как газировку. Лена от ужина отказалась.
- Тебе сколько лет, - спроси он.
- Сорок восемь.
- Какая же ты старая. Ты что надо. Я тебя люблю, - он ласково посмотрел на неё. - Ты на два года моложе меня.
Потом была ночь. Они лежали на узкой кровати, прижавшись друг к другу.
- Пойдём на пол, - предложил он.
Постелили два одеяла. Легли. Было жёстко, но зато свободно. Лена гладила его грудь с жёсткими густыми волосами. Он взял её руку, поцеловал ладонь. Узкая полоска волос от середины груди, как шнурок, доходила до пупа, а дальше через ямку до треугольника. Лена языком ласково коснулась этой ямки. Он вздрогнул, напрягся, застонал. Она обхватила его за талию, положила голову на его живот, щекой гладила его.
- Ты меня любишь? - спросил он в возбуждении.
Лена не ответила. Задумалась.
- Скажи, ты любишь меня? – повторил он вопрос.
- Люблю.
Она любила его ноги, и тело, и интуицию.
- Каждая минута с тобой стоит целой жизни, - он не врал. Он верил в свои фантазии.
Главная прелесть секса - свобода и отсутствие ограничений. Как только мы начинаем задаваться вопросами взаимного уважения и размышляем, какой секс приличен, какой – нет, свобода исчезает.
Лена вошла в душевую. Вошёл Михаил, встал рядом под душ, повернулся к ней, обнял, прижал к себе. Так стояли они, обнявшись, как под тёплым дождём. Потом она заботливо обтирала его махровым полотенцем, массируя тело. Она видела, какая красивая у него пластика, как красивы люди в нежности и близости. Она думала о нём, забыв о себе. И от этого самоотречения становилась ещё больше собой. Самоотречение во имя наивысшего самовыражения, как в музыке, когда музыкант растворяется в композиторе. Значит, любой творческий процесс одинаков.
Спать на полу было холодно и неуютно. Они перешли на кровать и уснули, обнявшись.
А утром, до которого оставалось совсем немного времени, они зашли в буфет. Сели отдельно. Лене казалось, что все смотрят на неё. Михаил вышел, но скоро вернулся. Подошёл к Лене.
- Тебе придётся доехать с Серёгой. Может, я догоню вас. Патрубок от радиатора отвалился. Мы доехали последние километры так, на честном слове. Здесь автомастерская есть.
- Ладно, раз надо, так надо, - растерянно сказала Лена. Настроение её испортилось.
Михаил, справившись с ремонтом, проехал мимо того ресторана, где пела Марина. Не хотелось искать её по Москве. Под впечатлением бурной ночи с Леной, чувство к Марине притупилось.
В Москве он поставил машину под разгрузку. Пошёл узнать, будет ли обратный груз. В «Союзтрансе» сказали, что будет оборудование для торгового порта в Калининграде. Остальные машины разгрузились по месту назначения и ждали Трошкина. В этот раз не пришлось задерживаться в Москве. На всё хватило суток. Ночевали в машинах. На обратном пути решили не останавливаться в заезжем доме. Те, кто ехал по двое, менялись за баранкой. Михаил ехал не отдыхая, час-другой прикорнёт на баранке и опять вкалывает, догоняет колонну. Хорошо, что заморозков нет, не скользит, хоть грязи хватает. Сыплет снег с дождём. Приехали к утру. Надо ещё подогнать машину в порт под разгрузку, поставить машину в гараж, а уж потом на отдых.
Лизы дома не было. Михаил после душа выпил водки, закусил тем, что нашёл в холодильнике, и лёг спать. Проснулся только через десять часов. На кухне стол был накрыт разной едой, на плите борщ. Жена позаботилась.
Прошла неделя.
Всё это время Трошкин пил, сидел дома молчаливый, угрюмый. Много спал. Лиза определила: влюбился. Завёл бабу, и любовь была, конечно, космическая. У него ломило поясницу, почки отказывались фильтровать. Организм протестовал против его образа жизни. Он любил женщин. Они понимали его. Потом он их не мог вспомнить. Алкоголь стирал память. Михаил любит запоем и работает запоем.
Звонил телефон. « Началось», - определила Лиза.
- Ты дома? – спросила она.
Он взял трубку.
- Але.
- Это я, Лена.
- Да, - ответил он сонным голосом.
- Это я.
- Понял. Что дальше?
- Да ничего. Я вернулась.
- Понял.
- Когда мы увидимся?
- Не знаю, надо подумать.
- А говорил «люблю». Когда была правда - тогда или сейчас?
- Тогда и сейчас, а что?
Лена положила трубку.
Прошёл год. Однажды она увидела его в ресторане на банкете. Михаил завис над сидящей женщиной, улыбался, что-то шепча ей на ухо. Нестриженый, с отёкшим лицом, он был похож на бродягу, которого приодели. Трошкин увидел Лену, улыбнулся. В зале было шумно и весело, а за стенами сыпал густой снег, и до весны было ещё далеко.


Валентина Бурмакина «ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ»- СБОРНИК РАССКАЗОВ И СТИХОВ.
Клайпеда: Druka, 2011.
ISBN 978-609-404-106-8