Она стояла в пустом храме у гроба сына, сгорбленная худенькая старушка. Слёзы текли по её впалым щекам, она их не вытирала.
Простенький дешёвый венок стоял на полу у изголовья. «Дорогому сыночку от любящей мамы», - было написано на чёрной ленте венка. Отпевание закончилось. Она ждала машину от похоронной фирмы, чтобы проводить в последний путь единственного сына.
«Сыноок, - стонала старушка, - сыноок…» Сын её не слышал, как не слышал и при жизни. Нет, он не был глухим ни от рождения, ни потом. Бывает, когда просто не слышат или не хотят, или не умеют, или не дано…
Она подошла к иконе Спасителя и, глядя на Его Лик, оправдывала сына, не понимая его ранней смерти.
Он рос без отца и был с детства самостоятельным, был сыт и ухожен, не болел. Мать гордилась сыном. Закончил ПТУ и стал строителем.
Рабочая профессия – это главное, решила она и одобрила выбор сына. А когда женился, то жизнь семейная в доме жены сразу не заладилась – стал сын часто приходить с работы выпившим, а на жалобу снохи мать отвечала: «На то он и мужик, не бьёт и то ладно». Не бил сын жену, но и ласков не был, жил, как квартирант, сам по себе. От получки утаивал на выпивку и похмелье. Жена рассталась с ним три года назад, уехав с детьми в неизвестном ему направлении. Он, оставленный близкими, лишившись жилья, а вскоре и работы, пришёл жить к матери-пенсионерке. В её старый деревянный домик-лачугу на окраине. Стали жить вдвоём на её скудную пенсию бывшей нянечки детского сада.
Каждое утро, уходя из дома, он протягивал матери загрубевшую ладонь. Она клала в неё один лит. Потом она, став на колени перед иконой Спасителя и, скрестив на груди руки, беззвучно шептала молитвы за сына.
Он возвращался поздно, пьяный, и каждый раз что-то приносил с собой: то лист старой жести, то кусок шифера, провод – и всё бросал в сарае. Молча утолив голод щами из крапивы на костном бульоне, ложился на продавленный диван и сильно храпел. Мать стягивала с него одежду, купленную в «лабдаре», и травяным отваром обтирала его ноги, покрытые красно-бурой коркой экземы. Ночью начинался сильный зуд, он расчёсывал ноги до крови и матерился во сне. А утром сын снова протягивал ладонь, и снова уходил молча: куда и зачем – неизвестно. На что и где он напивался, мать тоже не знала. А однажды он принёс ей в кармане небольшой красный тюльпан – помятый и со сломанным стеблем. «Это тебе», - и положил на стол. Изредка он оставался дома, залезал на крышу и из кусков жести, шифера и досок латал её, колол дрова и в маленьком сарайчике аккуратно складывал поленья в ряд. Разобрал печку и из старых кирпичей сложил меньшую, но с удобной лежанкой, которая грела так, что приходилось подкладывать под себя ватный матрац. Вообще он был мастер – золотые руки: плотник и каменщик и, когда был трезвым, то без дела не сидел. Потому и приглашали его соседи поработать. Похвалу не любил, а от рюмки не отказывался. Вечерами, сидя на крыльце, много курил, молчал, глубоко задумавшись. О чём сын думал, что тревожило его, мать не знала и не спрашивала. Однажды сын не вернулся домой ночевать, не пришёл и через три дня. Мать догадалась, где искать его, и пошла в морг. Там сказали коротко: нашли на улице, алкогольное отравление.
Мать стояла в Храме перед иконой Спасителя. Она поведала Ему то немногое, что знала о сыне. Много и не было, многого и главного. Долгие годы она всё устраивала свою личную жизнь, так и не устроила. Сын рос волчонком, замкнутым, диким, упрямым. Напряжённо думала она сейчас, что же было упущено, потеряно, недодано ему при жизни. Мысли путались, но что-то прояснилось в её голове, а может, Господь помог, подсказал. Да, несомненно, её сыну с детства не хватало любви, любви вообще и любви материнской, тепла и ласки. Она не помнит его радостных, счастливых глаз, улыбки и смеха. Не знает его рук и волос, где и с кем была его душа, и была ли она. И как это она раньше не задумывалась, отчего он угрюм и молчалив. Отчего всем чужой. Мечты детские, взрослые… Знала ли она о них? Мир полон людей и пуст, когда нет одного человека. Сначала себя оправдываешь, потом тоска и отчаяние начинают жечь с нарастающей силой, и выхода нет. Ищешь утешение и не находишь. Безысходность и пустота. Поздно. Кажется, жизнь остановилась. Говорят, что время лечит. Можно ли временем вылечить боль потери человека близкого. Боль останется. И всегда его будет не хватать, и всегда он будет нужен любой – удачливый и не очень, ведь он – единственный и другим не заменишь. С чувством невысказанной вины перед сыном и за своё позднее раскаяние просила она теперь у Господа прощения: «Боже милостив, буди мне, грешной». Сейчас она надеялась, что там, в Вечности, она всё объяснит сыну, он поймёт и простит её, и они обязательно будут счастливы: два самых близких человека – мать и сын. Ждать встречи осталось недолго.
Слёзы текли по её лицу, она их не вытирала.
Валентина Бурмакина «ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ»- СБОРНИК РАССКАЗОВ И СТИХОВ.
Клайпеда: Druka, 2011.
ISBN 978-609-404-106-8