В прихожей Кира Сергеевна предложила Наде раздеться:
- Проходи на кухню. Там чёрт ногу сломит. Извини - комната занята.
Принесла альбом с фотографиями.
- Хочу тебе показать, по-моему, ты не видела, - и сдвинула грязную посуду на другой конец стола.
Надя альбом видела, но промолчала.
Кира Сергеевна показывала альбом всем своим гостям. Комментировать фотографии не требовалось – каждая аккуратно подписана: кто изображён, когда и по какому случаю.
- Слышь, свари кашу, - послышался голос из комнаты. Муж Григорий Петрович не отрывался от телевизора.
Сварив кашу и отнеся её в комнату, она вернулась к альбому.
- А это я с президентом, - с затаённой гордостью кивнула на снимок Кира Сергеевна.
- Я вижу.
- Это по случаю присвоения звания заслуженного врача, - не удержалась хозяйка от комментария.
- Так вы заслуженная?
- Конечно, - как о чём-то само собой разумеющемся сказала она.
Кира Сергеевна вот уже два года, как вышла на пенсию. Могла бы ещё работать, здоровье позволяло. Но многолетнюю заведующую терапевтическим отделением как-то быстро, если не сказать торопливо, проводили на заслуженный отдых. Не предложили остаться даже ординатором. Впрочем, на ординатора она и сама вряд ли согласилась бы – непрестижно всё же.
Обиделась и с этой обидой стала жить дальше. Попыталась было устроиться в реабилитационный центр, но там нужен был психолог. А она терапевт. Психологом она всегда была, но на бытовом уровне – дома, среди родных и друзей. По вечерам и выходным звонки в квартире не умолкали.
- Слышь, чай сегодня будет? – снова послышалось из комнаты. – Звонила Соня, лекарство ей не помогает – муж от неё ушёл.
- Надоела она мне со своими бесконечными проблемами. Пусть дозу увеличит, в поликлинику обращается. Ну её. И звонить не буду, - досадливо поморщилась Кира Сергеевна, внося чай мужу в комнату.
Надя засобиралась.
- Останься ещё. Чай будем пить, - хозяйка достала с полки пожелтевшие кружки.
- От чаю не откажусь, - Надя вернулась к столу. – Может, помочь чем?
- Да нет. Приходила Катя, наша санитарочка, которая шьёт. Помогла с домашними делами. А Света уборку сделала.
Ответственная работа ложится печатью и на внешность: Кира Сергеевна сохранила статность и горделивую осанку фигуры, строгое выражение на красивом лице, свидетельствующее о твёрдости духа.
Это внешне. А внутренне она была совсем другая. В ней ум совмещался с глупостью, добросердечие – с цинизмом, честность – с враньём. Она была врунья и вруша. А это не одно и то же. Первая врёт только в тех случаях, когда этим можно чего-нибудь достичь. Это оружие, средство достижения цели. А вруша врёт просто так, ни за чем. Она без тени смущения расхваливала в малознакомой компании своего, в общем-то, весьма заурядного мужа и не состоявшихся в жизни детей. Так, на всякий случай. А может, и без дальнего прицела, просто у неё должно быть всё самое лучшее.
За долгие годы руководящей работы Кира Сергеевна приобрела, сама не заметив как, ещё одно свойство – хамство. Cначала позволяла себе перебивать собеседника в разговоре, бросать в сердцах телефонную трубку, слегка повышать голос на подчинённых. Дальше – больше. Она перестала воспринимать замечания в свой адрес, даже самые невинные, могла бесцеремонно оборвать человека на полуфразе, переключив беседу на интересную ей тему. Не терпела возражений или чужого мнения. С годами это превратилось в черту характера.
Проводив Надю, Кира Сергеевна засобиралась в больницу – навестить подругу, заболевшую воспалением лёгких. Дина считалась её лучшей многолетней подругой. Правда, общались они чаще всего по телефону. С Диной было удобно общаться: она терпеливо выслушивала длинные монологи Киры Сергеевны о себе, любимой, и никогда даже не пыталась завладеть инициативой.
Кира Сергеевна шла по коридору бывшего своего отделения. Из ординаторской вышла Зита, молодой специалист. Молча кивнув, она зашла в палату. «Могла бы и остановиться, поговорить», - обиделась Кира Сергеевна и вспомнила, как выхлопотала Зите дополнительные полставки врача. Это было трудно, но Кире Сергеевне нравилось делать людям добро и встречать в ответ благодарный взгляд. Чувство тщеславия, вершителя человеческих судеб, было ей не чуждо.
Дина читала, лёжа в постели.
- Ну, как ты тут? – спросила подруга деловитым тоном, не требующим ответа.
Однако Дина, соскучившись по человеческому общению и на правах больной, пустилась в объяснения:
- Рентген сделали. Назначили гемосорбцию – очистить кровь. Капельницей промывали сосуды. Житкявичюс лечит. Молодой больно, - высказала было она беспокойство, но тут же переключилась на другое. – Представляешь, зять приходил. Какое же он ничтожество! И как Галя его терпит?
- И что он?
- Совсем совесть потерял: надумал один отдыхать в Испании. У него там друг живёт, - торопилась выложить все новости Дина.
Но Кира Сергеевна, которой были неинтересны чьи-то дети и тем более зятья, всё-таки не дала подруге выплеснуть все эмоции.
- Да я о Житкявичюсе, а не о твоём зяте. Ладно, пойду, посмотрю историю болезни. Полежи, я сейчас…
В ординаторской была одна только Стасе Иванаускене.
- А доктор Житкявичюс где? – начальственно спросила Кира Сергеевна. Тут же спохватилась, но было уже поздно.
- На конференции, - односложно ответила Стасе.
- Как жаль. Я хотела посмотреть историю болезни Баркан, - вздохнула бывшая гроза отделения, словно не заметив льда в голосе врача.
- Посторонним нельзя, - не глядя на неё ответила Стасе.
- Это я-то посторонняя?! С каких это пор?
- С тех самых…
Кира Сергеевна гневно хлопнула дверью и понеслась к заведующему. Полуармянин Попов, с доминирующим на лице носом, был хорошим врачом, ещё при ней защитил докторскую. Да и к ней относился всегда учтиво – наверное, помня её добро. Но так же предельно учтиво он отказал бывшей коллеге в её пустяковой просьбе и, не желая продолжать разговор, схватился за телефонную трубку.
Воздух вокруг Киры Сергеевны словно сгустился от отрицательных флюидов, исходивших от некогда почитавших её людей. Или боявшихся, терпевших её по необходимости? Не привыкшая к отказам, она шла медленно, словно её придавило осознанным вдруг грузом действительности, с которой теперь нужно было жить.
- Нет твоего лечащего, - думая о чём-то своём, сказала она Дине. – Ладно, ты отдыхай, я завтра разберусь.
Домой идти не хотелось. Пока муж ходил в море, казалось, что семья у них крепкая. Она радовалась встречам, возбуждённо сортировала подарки: это оставить себе, это продать. А теперь они всё больше молчат, будто чужие. Будто и не было прожитых вместе сорока лет. Любила ли она его когда-либо? Вряд ли. А жить без любви – большое несчастье.
Стояла ранняя осень. Дул северный ветер. Она остановилась во дворе у тополя. Его листья были напряжённо вытянуты по ветру, запрокинувшись к небу серебряной изнанкой. Вот так и её жизнь, грустно подумалось Кире Сергеевне.
Дома ждала привычная рутина: стирка, гора немытой посуды в раковине. Приготовление даже самого обычного, без изысков, ужина отнимало уйму времени. Готовить она не любила и не умела.
Муж встретил её привычным нытьём. Ему надоело отвечать за неё на телефонные звонки, он проголодался. Она промолчала. Он всё равно не поймёт, что в этих звонках - вся её жизнь. Она страдала, когда телефон молчал. Ей нужно общение, привычное ощущение востребованности, определённый общественный статус. Чтобы чувствовать себя лидером в теперешнем пенсионерском окружении.
Ночь прошла тревожно. Минувший день поколебал её веру в правильность прожитой жизни. Она мечтала быть любимой, не любя. Настоящих друзей как не было, так уже и не будет. Впереди одиночество и длинные бессонные ночи.
Рассвет всё медлил. Ей удалось уснуть, только когда он стал нехотя сочиться в давно не мытые окна.
Валентина Бурмакина «ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ»- СБОРНИК РАССКАЗОВ И СТИХОВ.
Клайпеда: Druka, 2011.
ISBN 978-609-404-106-8