Заболела наша соседка баба Вера. Два дня не выходила из квартиры, и мы это заметили сразу.
На стук она долго не открывала, потом медленно пришлёпала к двери, открыла и молча пошла внутрь комнаты. В её лице была отрешённость, безучастность. Болезнь бабы Веры называлась глубокой депрессией, всё ей вдруг стало безразлично, ей – доброй, общительной, одинокой старушке.
А случилось вот что. В квартире бабы Веры делали косметический ремонт, а заодно и трубы канализационные меняли. Мастера пришли по объявлению в газете. В маленькой её квартирке было столпотворение: мы, её соседи, передвигали мебель, старинную, дубовую, тяжёлую, скорее похожую на рухлядь, чем на антиквариат.
Баба Вера путалась под ногами, ойкала, взмахивала руками, глаза её были тревожными, она не знала, куда себя девать от волнения и суматохи, потом вышла на лестничную площадку и периодически заглядывала через дверной проём, дескать, когда это всё закончится. Быстро не закончилось, и соседка Шура предложила бабе Вере ночевать у неё. После трёх дней такой приютной жизни старушка перешагнула порог своей обновлённой квартиры и стала разбирать сложенные перед ремонтом вещи, готовясь к новой жизни.
Вот тут-то и случилось то, что случилось. Из старинного комода обнаружилась пропажа иконы Богородицы конца восемнадцатого века ручной работы, инкрустированной речным жемчугом. Мы ахнули. Ещё бы, икона фамильная, досталась бабе Вере по наследству от бабушки. Ею венчали её когда-то с Василием. Неизвестно, сколько десятилетий передавалась икона из поколения в поколение, но это была живая, яркая, впечатляющая, единственная ценность бабы Веры. Мы видели её, любовались издали, в руки баба Вера её никому не давала. Вся ценность её заключалась в том, что это наследие дорогих, ушедших в мир иной людей. Мы посоветовали бабе Вере обратиться в полицию, но она только безнадёжно махнула рукой. Не поверила в государственные органы.
«На всё воля Божия», - на неё уповала баба Вера всегда и во всём. Она не знала, но верила, что всё по промыслу Божию. Мы тоже не знали, а человеку дано только верить. Легче жить, когда за всё отвечает Бог.
Маляр Сашка, двадцатипятилетний амбал, выполнявший ремонт в квартире бабы Веры, испытывал предвкушение новой жизни. Мысль об украденной им иконе не мучила его. «Зачем старухе такое богатство? – рассуждал Сашка. – Всё равно скоро умрёт и неизвестно кому достанется икона».
Сашка предполагал, что икона дорогостоящая, потому как старинная и уж очень красивая. От неё исходит какой-то перламутровый свет, как от луны зимней ночью, но реальной стоимости он не мог знать, а показать, чтобы оценить, было некому. Правда, есть у него дружок Генка-художник, но показать её Генке он не решался. Тот сразу предложит продать ему икону, а это означало бы, что Генка его надует и даст полцены, а то и меньше.
Спрятав икону в укромном месте, в своей лачуге, доставшейся от матери, Сашка стал рассуждать о том, как, получив за неё большой куш, может, десять тысяч долларов, купит хорошую машину и ещё останется на свадьбу. Мысль о свадьбе грела его. Любил он невесту свою безумно. Надежда на скорую свадьбу так разжигала Сашкино воображение, что ему не терпелось скорее продать икону. Нетерпение возрастало, и он отправился к Генке.
Генка Соколов жил один в двухкомнатной квартире в центре города. Он художник, и даже признанный, закончил Суриковскую художественную академию, ему сорок лет, есть у него жена и сын. Правда, с недавних пор жена с сыном оставили Генку и снимают комнату в общежитии, а всё потому, что у Генки частые запои, и надолго, на недели. И хоть Генка и был трудолюбив, картины его признавались, он выставлялся, и всё же он считал себя неудачником. Он хотел большего. Начиналось тщеславие. Специализировался он на портретах. Тогда, в восьмидесятые годы, он писал портреты членов правительства. Репродукции его печатались многочисленными тиражами. И всё же он считал себя неудачником. Находился в поиске. Искал себя. Поиск его продолжался месяцами, потом годами. Он вспоминал Феодосию. Музей Айвазовского, где огромные полотнища отражали морскую стихию. Стоя у картины казалось, что волна вот-вот захлестнёт тебя – столько воздуха, пространства и света. Он хотел быть Айвазовским. А почему бы и нет? Айвазовский не кончал Суриковскую академию, а он закончил и считался талантищем. Он себя ещё покажет, о нём ещё заговорят. И по-настоящему талантливый художник не должен быть довольным собой. В порыве вдохновения Генка с этюдником приходил к морю в шторм. Он искал волны, гребни волн. Штиль его не привлекал. Штиль писали многие заурядные, что торгуют своими работами на рынке. Он искал этакое. Садился в дюнах под сосной. Ловил цветовую гамму, клал неровные мазки на холст. Композиция получалась и только. Рука была чужая, неуверенная, внимание рассеивалось, цвета получались тяжёлые, неестественные. Он злился. Потом он шёл домой через винный отдел магазина.
Однажды он посетил монастырь в соседнем городке. Не то чтобы его интересовала монастырская жизнь или какие-то святыни, а больше из любопытства.
В небольшой монастырской церквушке, куда он зашёл, было немноголюдно. В полумраке горело несколько свечей. Зайдя в тёмный закуток, он увидел на стене икону Николая Чудотворца в хорошем окладе. Иконы – те же портреты. Что-то в лике святителя показалось ему необычным. Те, да не те иконы продавались за свечным ящиком. Эта была особенная. Неудержимое желание иметь эту икону влекло его. В состоянии аффекта, оглядевшись вокруг, снял её и поспешно засунул под плащ. Не спеша отошёл ближе к свету. Его не заметили, не обратили внимания. Весь в поту, он вышел в притвор. Дома он рассмотрел икону. Она ничем не отличалась от тех, что он видел раньше, не была ни старинной, ни новой. От досады поставил он её в угол на тумбочку обратной стороной, чтобы не привлекала внимания.
Может, совпадение, а может – нет, только с того времени удача совсем отвернулась от него.
Он злился на себя, не работал. Жена, работавшая корректором в издательстве, вечерами подрабатывала шитьём. Так она и решила его оставить для его же блага, а благо заключалось в том, чтобы однажды, оставшись без поддержки, он почувствовал потребность в работе. Она по-прежнему считала его гением, временно утратившим свою гениальность. Прошлое ещё жило в ней.
Сашка искал работу маляра и находил. Но поскольку заказы были не по его таланту, то приглашал Генку сотрудничать. Генка расписывал витражи в магазинах, камины в элитных домах, а Сашка был подручным. Но эту работу Генка считал для себя унизительной, рутинной, недостойной его, и давала она только временное обеспечение.
Денег не было. Заложить нечего. Большую часть мебели забрала жена, оставила только раскладушку, табуретки, стол да тумбочку. Посуда перебилась. Соколов взял с тумбочки икону Николая Чудотворца, рассмотрел. На другой день стал писать копию. Получилось. Отнёс к храму и предложил старушке.
- Уж больно суров, - засомневалась она, но взяла.
- Как есть, - убедил её Генка и снизил цену.
В следующий раз он отнёс копию к другому храму. Изменить лик святителя не получалось. Святитель смотрел строго, более чем строго. И это был хоть какой-то доход. А тут ещё начинались сильные боли в правом боку. Заключение обследования прозвучало как гром, как удар: цирроз печени. Генка снова ощутил себя неудачником и обиделся на судьбу. Прошлого как не бывало. Смирение гасит душевное воспаление. Наверное, Господь задумал его как неудачника и всю сознательную жизнь, которую он прожил, выходя из запоя, не позволял отвлекаться от своего первоначального замысла. Всё потеряно. Он впал в глубокую депрессию, в которой и застал его Сашка.
- Ты мне друг? – открыв дверь, спросил Генка на пороге.
- Друг, - подтвердил Сашка.
- Принёс с собой?
- Нет, не сообразил.
- Тогда сходи. Горит.
Сашка, хоть и был простым работягой, спиртным не увлекался. Не курил, был прижимистым и гордился этим. Из ближайшего магазина Сашка принёс чекушку водки, колбасу и хлеб. Осмотрев пустую квартиру, отметил грязь и запустение, таким же выглядел и хозяин. Ещё отметил Сашка, что Генка крепко сдал: облысел, почернел, глаза потухли.
Дрожащими руками Генка быстро налил водку и сразу выпил.
- Может, работа какая есть? Возьми меня. Мне плохо, - пожаловался Генка.
Сашка это видел. Искусство – это мастерство плюс личность. Мастерство у Генки было, а личности уже нет. В сравнении с Генкой, Сашка чувствовал себя здоровым и удачливым. И это ему нравилось.
Сейчас одно беспокоило Сашку – кому сбыть украденную икону. А вдруг заявлено в полицию и её разыскивают. Значит, надо ждать. Воры в жизни необходимы для того, чтобы люди умели отличать добро от зла, ценить одно и противостоять другому. Воры были всегда и ничем не отличались от обычных людей, пока что-нибудь не крали. Сашка страдал, трусил, горел нетерпением скорее избавиться от иконы и начать новую счастливую жизнь…
Когда служба в храме закончилась, в притвор вызвали священника. Двое мужчин ждали его, явно нервничали. К ним вышел старец в сером подряснике с длинной седой и жидкой бородой. Взгляд его серых глаз был добрый и располагающий к откровению.
- Отче, - обратился к нему один из них, - мы принесли иконы, можете ли вы оценить их, посмотреть?
Другой мужчина положил на стол иконы. Старец внимательно рассматривал каждую. Одна из них была на дереве, старая, потрескавшаяся, с обратной стороны с металлической петлёй и льняной верёвкой. Она не была похожа на домашнюю. Первый парень заметил внимание к ней старца, спросил нерешительно:
- Может, её можно реставрировать?
Икона Богородицы с младенцем походила на греческий вариант.
- Да нет, иконы не представляют большой ценности. Вот, может, эта, Спасителя, и стоит тысячу долларов, но это условно. А можно поинтересоваться, откуда они у вас? – и, не дождавшись ответа, высказал предположение: - Если они из домашней коллекции, не стоит расставаться с ними. Они излучают благодать, охраняют, оберегают от несчастий, наверняка, пред ними молятся, ведь так? А если это подарок, пусть останется на память о людях верующих, доброжелательных. Если же они украдены, пусть в прошлом – неважно когда, то непременно придёт беда в дом. Были такие случаи, когда возмездие наступает, Господь строго наказывает за нарушение заповеди «не укради». Это смертный грех. Можно потерять в жизни всё и даже саму жизнь. Лучше вернуть их хозяину и покаяться. Но это я так, для назидания.
Сашка был в растерянности. Он не ожидал таких вразумлений от старца. Было над чем задуматься. Может, не стоило приходить в храм, было бы спокойнее, и всё задуманное им свершилось бы само собой, размышлял Сашка. Он вспомнил про промысел Божий, про Его волю. Что, если не напрасно Господь послал его в храм? Нет, не напрасно. Навязчивые мысли не оставляли его. На душе было тревожно, пусто. Не радовала перспектива будущего. Фактор перспективы отходил на задний план. Сашка представил опустившегося своего дружка, его загубленную жизнь алкоголика, грязного и больного.
С одной ценностью Генка не расставался - иконой святителя Николая, может, потому, что она как-то его кормила, а может, давала иногда повод осмыслить своё жалкое существование. Ведь он разговаривал с ней, с иконой. Да вряд ли Генка мог осмыслить, глядя на икону, а ведь с её появлением всё и началось в доме, вспоминал Сашка.
Отнёс бы Генка её обратно в монастырь, вспомнил он слова старца. Над непостижимым промыслом Божиим Сашке думать сейчас не хотелось. А ночью ему приснился старец из храма. Он смотрел на Сашку долго, молча, как бы читая его мысли, и, прочтя их, погрозил пальцем и исчез.
Начались у Сашки душевные перепады. Об иконе и его планах никто не знал, и поделиться ни с кем он не мог, не решался. Сашке не спалось. Всё чаще представлялась картина кары Божией. Слова старца запали в душу. Как подтверждение им – жизнь Генки, сложность его положения, тупик. Всё вместе давило, тревожило, угнетало, и радужное будущее как бы стиралось, размывалось, чувства боролись, покой был утрачен. Это и был разлад мечты с действительностью. Решение пришло неожиданно и через силу, когда сила тянет в одну сторону, а тебе надо идти в другую.
Сашка поднялся на пятый этаж в доме бабы Веры. Он, наверняка, не представлял её удивления и радости при виде пропажи. И как всё просто, оказывается. У дверей квартиры он поставил завёрнутую икону и нажал звонок. Послышались шаги. Сашка взбежал на этаж выше и, перегнувшись через перила, посмотрел на дверь. Дверь медленно открылась, и икона сползла к ногам бабы Веры. Она некоторое время смотрела на свёрток, взяла, и дверь закрылась. Как гора с плеч. Сашка чувствовал себя индивидуумом. Легко сбежал вниз.
Шёл дождь, но это уже мелочи…
Валентина Бурмакина «ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ»- СБОРНИК РАССКАЗОВ И СТИХОВ.
Клайпеда: Druka, 2011.
ISBN 978-609-404-106-8