Воспоминания советского сапожника
Глава четвертая. Что снимать для фильма?
Вольский оказался прав: работники обкома знали, что они хотели видеть в фильме.
- Что для нас является сейчас самым главным? – встретил меня вопросом секретарь обкома по идеологии, увидев нас с инструктором на пороге своего кабинета.
Я хотел ответить, что выполнение повышенных социалистических обязательств в честь юбилея Октября. Но, взглянув на побледневшего инструктора, понял: вопрос не так прост, как могло показаться. Вспомнил напутствие директора нашей фабрики, провожавшего меня в обком: «Одобрительно кивай и помалкивай».
Глядя в глаза главного идеолога области, я кивнул и продолжал молчать.
- Я спрашиваю вас, - настаивал секретарь, - что для нас является самым главным?
Почувствовал, как инструктор, под его взглядом качнулся и валится на меня.
Подставил ему свое беспартийное плечо.
- Кино! – торжественно произнес секретарь. – Еще товарищ Ленин предупреждал нас об этом. Мы не должны забывать о важности кино в идеологической борьбе…Наш фильм должен рассказать всем о тех грандиозных изменениях, которые произошли в нашем городе, нашей области…
После каждого слова секретаря я кивал, пристально заглядывая ему в глаза, будто видел в них больше, чем он говорил.
Секретарь замолчал.
- Почему вы ничего не записываете? – неожиданно обратился он ко мне.
- Мне не нужно записывать, - признался я. – Ваши слова западают мне в душу…
- Бумага надежнее, - сказал он, протягивая мне несколько чистых листов бумаги и карандаш.
Под умоляющим взглядом инструктора я не стал возражать.
- Наш фильм должен рассказать о грандиозных преобразованиях, которые произошли в нашей стране, а значит и в нашем городе под руководством ленинской партии и ее центрального комитета…
Закончив фразу, секретарь вышел из-за стола и подошел ко мне. Остановился за моим стулом, заглядывая через плечо. Дождавшись, когда я закончу писать, сказал:
- «Центрального комитета» нужно писать с большой буквы.
Я кивнул и исправил буквы на прописные не только в этих словах, но и в слове «ленинской».
Секретарь за моей спиной одобрительно кашлянул.
Заканчивая встречу, он сказал, что в дальнейшем ответы на все возникающие вопросы я буду получать у сидевшего рядом со мной инструктора.
- Хотя, я думаю, после моего разъяснения они не должны у вас возникнуть.
Я кивнул и спросил:
- Так все-таки, что же снимать?..
Глава пятая. Творчество.
Через неделю инструктор передал мне запечатанный большой конверт. В нем лежали несколько листов мелованной бумаги. На первом листе, в углу, было напечатано: «Утверждаю» и подпись первого секретаря областного комитета партии. А утверждал он «Список предприятий и организаций города, рекомендованных для съемок в фильм «Навстречу юбилею!»». Рекомендованных было около сотни…В конце списка сообщалось, что он единогласно принят на внеочередном пленуме обкома.
Решение внеочередного пленума озадачило меня.
Если рассказ о каждом претенденте из списка ограничить всего тремя минутами экранного времени, то продолжительность фильма будет более пяти часов! Плюс рассказ о культуре, отдыхе, спорте… Чтобы посмотреть фильм, людям придется на работе брать однодневный отпуск за свой счет.
Поделился сомнениями с директором.
- Мы с тобой договорились, - устало напомнил он мне, - я освобождаю тебя от работы на фабрике и не мешаю тебе…А остальное… Извини… Я хозяйственник, а не киношник…
Закурив, добавил, затягиваясь:
- У меня есть заместитель, вот к нему и обращайся…
Пошел к заместителю директора и протянул ему список.
- Если все предприятия из этого списка снимать, то фильм будет длиться целый рабочий день, - сказал я. – Заметьте: без обеда!
Заместитель долго рассматривал на листе подпись первого секретаря обкома партии. Затем внимательно прочел список и, отложив его в сторону, посмотрел на меня.
- Сколько тебе лет? – спросил он.
Я сразу даже не сообразил, о чем он спрашивает.
- Лет тебе сколько? – повторил он вопрос.
- Двадцать девять, - сказал я. – Скоро будет тридцать…
- Херня на постном масле, а не тридцать, - спокойно сказал заместитель, пристально глядя на меня.
Мне стало не по себе. Я всегда чувствовал себя не в своей тарелке под его взглядом отставника-кагэбиста. Впервые встретившись с ним несколько лет тому назад, я на себе почувствовал, что такое «тяжелый взгляд».
Он молча смотрел на меня, а во мне непроизвольно росло желание в чем ни- будь сознаться. Было бы в чем, точно, сознался бы. Но отношения у нас с ним были нормальные. Особенно после того, как на свадьбу его дочери я сшил ей туфли. Увидев их, невеста попросила укоротить подвенечное платье. Так они были хороши!
Он положил листы на стол. Скрестив пальцы рук, опустил их на бумаги и, через стол, наклонился ко мне.
- Где ты живешь? – спросил тихо.
- Ленина, 64…- автоматически отчеканил я.
- Свой дом?
- Снимаю квартиру…- удивленно ответил я. - А что?
- Значит, своей – нет…
- Вы же знает - стою на очереди…
- Сколько лет?
- Пятый год…
- А болезни тебя не одолевают?
- Какие болезни?
- Значит, нет. Но это пока…А с продуктами как? С одеждой, вещами, мебелью?.. Ты женат? Женат, значит, скоро появится ребенок. У тебя есть знакомые детские врачи? Лекарства, место в яслях, детском садике?
Он замолчал, ожидая ответа. Все о чем говорил заместитель, было так далеко от того, с чем я пришел к нему.
- Не понимаю, - честно признался я. – При чем сейчас все это?
- Вот я и говорю: херня на постном масле твои тридцать лет…Взрослый мужик, а не соображаешь, какой тебе в руки фарт плывет…
- Какой?
- А ты не понимаешь? Даже после того, что я сказал тебе?
- Про лекарства и о детском садике? – спросил я с иронией.
- Про жизнь я тебе говорил, гражданин режиссер, про жизнь…
Бывший работник «органов» откинулся на спинку стула. Но почти сразу же навалился снова грудью на стол. Быстро надел очки и взял в руки принесенные мною листы.
- Первый лист можешь пока отложить, - сказал он, откладывая его в сторону. – Ни металлургический комбинат, ни коксохимзавод, ни завод ферросплавов ничего твоей личной жизни не дадут…А вот главный врач областной больницы, или управляющий областным аптечным управлением, или заведующий областным отделом народного образования…Это совсем другой калибр… И, конечно же, начальник областного управления торговли…Желательно еще добавить сюда руководителей областных органов милиции и судей с адвокатами…Вот их и снимай…Они все тебе пригодятся…
Он посмотрел на меня поверх очков.
- Закрой рот, - сказал он. – А то проглотишь свои списки…
Сняв очки, он разложил перед собой листы, которые держал в руке.
- Вот здесь, - он положил ладонь правой руки на второй и третий листы, - здесь твоя нормальная жизнь…
Взяв левой рукой первый лист, пододвинул его ближе к себе. Ткнул пальцем в роспись первого секретаря обкома и сказал:
- А вот здесь – твоя квартира…
Когда я выходил из его кабинета, он посоветовал:
- На все переговоры с руководителями предприятий и организаций ходи сам…Никуда не посылай своего оператора… Все должны видеть – главный ты, а оператор при тебе…Иначе квартиры тебе не видать…Кстати, кто у тебя оператор?..
Глава шестая. Оператор – глаза режиссера.
В книге о кино прочел: оператор – это глаза режиссера!
- Мне нужны глаза, - сказал я, войдя в кабинет директора.
Хозяин кабинета сидел за столом с телефонной трубкой в одной руке, второй - набирая номер.
Услышав мою просьбу, поспешно опустил трубку на рычаг телефонного аппарата.
- Тебе нужны очки? – по-отечески участливо спросил директор.
С момента вручения мне футляра с кинокамерой он стал проявлять ко мне чуть ли не родственную заботу. Даже интонация изменилась. Стала мягче, душевнее. Понимал, что данное обкому обещание ударить Запад по зубам перепоручил выполнить мне. Поэтому меня нужно беречь.
- Нет, не очки, - сказал я. - Мне нужен оператор…
В кабинет вошел секретарь парткома.
- Не помешаю? – спросил он, садясь без приглашения за стол напротив меня.
Вместо ответа директор обратился ко мне:
- Кто, ты говоришь, тебе нужен?
- Мне нужен оператор.
- Зачем?
- Затем, чтобы снимать фильм…
У директора удивленно дрогнули брови. Но сказать он ничего не успел.
- А ты чем будешь заниматься? – опередил его секретарь.
- Действительно, чем?…- вставил директор.
Пришлось объяснить основные этапы производства фильма, которые узнал из книг и справочников. Загибая пальцы, я перечислил их: написать сценарий, написать дикторский текст, составить режиссерско-операторский сценарий, осмотреть объекты съемок, поработать с героями фильма перед съемками, чтобы не смотрели в камеру, согласовывать с руководителями предприятий и организаций места и время съемок…Кроме того…
- Хватит! – нетерпеливо прервал меня директор. – Где я тебе найду столько людей?
Он нервно схватил пачку сигарет, лежавшую рядом с телефоном и хотел вынуть из нее сигарету. Но не смог. Фига из трех пальцев правой руки не пролезала в пачку. Я взял пачку из его руки, достал сигарету и протянул ее директору. Затем помог прикурить.
Директор жадно затянулся.
- Всем перечисленным я и буду заниматься, - сказал я, скрывшемуся в облаке дыма, директору. – На работу с камерой у меня просто не хватит ни сил, ни времени…Поэтому мне нужен оператор.
- Где я тебе его возьму? – спросил директор.
Он повернулся к секретарю и добавил:
- Наш киношник забыл, что я директор обувной фабрики, а не «Мосфильма»?
- Но я ведь тоже сапожник, а не Чарли Чаплин…
Директор погасил в пепельнице сигарету.
- Что ты предлагаешь? – спросил он меня.
- Позвоните главному режиссеру телестудии, - сказал я. – Может он одолжит нам оператора?
В глазах директора мелькнула мысль. Он задумался.
- Ты в своем уме? – воспользовался паузой секретарь.
- А что? – спросил я.
- Он еще спрашивает! – воскликнул секретарь, обращаясь к директору.
Резко повернувшись ко мне, он почти выкрикнул:
- Да то, что обком партии поручил сделать фильм нам…Понимаешь? Нам, а не телестудии…
Директор снова попытался просунуть сведенные пальцы в сигаретную пачку. Теперь уже бросился помогать ему секретарь.
- Запомните, - говорил он директору, поднося пламя зажигалки к его сигарете, - фильм мы должны сделать без всякой телестудии…Консультации – это еще куда ни шло…Но чтобы просить у них сотрудника… Я категорически против!
В кабинет вошла секретарь директора. В щель приоткрытой двери из приемной потянуло запахом мужского одеколона «Шипр».
Директор раскрыл принесенную папку и начал просматривать лежавшие в ней бумаги. Судя по тому, как он почти минуту рассматривал лист, на котором были напечатаны всего две строки, было понятно - он тянет время, не зная, какое решение принять. Не выполнив мою просьбу, он под корень рубит выполнение задания, лично полученного от партийного руководства области. Попросив оператора у телестудии – он перекладывает данное ему задание на чужие партийные плечи. Возможно, он бы договорился с телестудией об операторе, но это было возможно до появления в кабинете секретаря партийного комитета фабрики. Теперь – это дохлый номер. Директор был уверен, что уже сегодня о состоявшемся разговоре будет известно в райкоме!
- Чего приходил Лёня Бородин? – спросил директор у секретарши, кивнув на приоткрытую дверь.
- Просится к вам…- ответила секретарь. – Наверное, жена снова выгнала… Думаю, у него очередной запой… Будет просится в отпуск за свой счет…
Когда она вышла из кабинета, директор в раздумье сказал:
- Могу дать Лёню…
- Кого? – не понял я.
- Лёню, - повторил директор. – Ты же просил…
- Да вы что! - подпрыгнул я на стуле. – Он же алкоголик…
Мое прыганье погубило меня. На скулах директора заиграли желваками.
- Другого дать не могу…
Предугадав мое желание возразить, грубовато добавил:
- Все! Ты знаешь, я своих решений не меняю…
Секретарь парткома тоже знал директорский характер. Теперь он был уверен - фильм придется делать с алкоголиком, который завалит выполнение порученного мне задания. Как удачно зашел он к директору…Ведь и правда, могли договориться с телестудией об операторе.
- Не буду вам мешать, - сказал он и вышел из кабинета.
Директор тоже встал из-за стола и направился к двери. Я последовал за ним, понимая окончательность принятого им решения. В дверях он остановился.
- Ты знаешь, куда я иду? – тихо спросил меня.
Я обиженно молчал.
- Вызывают в райком партии, - сказал директор. – Требуют объяснение, почему мы не выполняем план в юбилейном году? Если там узнают, что я оторвал от выполнения плана нормального работника и отдал его тебе, а оставил алкоголика, то завтра ты будешь просить оператора уже у другого директора…
И, больно ткнув пальцем в мою грудь, добавил:
- И ты знаешь, у кого…
Взявшись за ручку двери, посоветовал:
- Бери Лёню, пока не передумал…
По его тону понял: может, правда, передумать.
- А если он откажется? – с надеждой предположил я.
Директор, резко открыв дверь, почти вытолкнул меня из кабинета в приемную. Выйдя за мной, подвел к столу, за которым в облаке запаха одеколона «Шипр» на стуле полулежал пьяный электрик Лёня.
- Бородин, с сегодняшнего дня ты поступаешь в его распоряжение…- сказал ему директор.
Увидев директора, электрик попытался встать со стула.
- Я к вам, товарищ директор…- сказал он, подпрыгивая на стуле.
- Ты слышал, что я тебе сказал? – торопливо спросил Лёню директор.
- Мне бы в отпуск…- Лёня сделал еще одну попытку встать.
- Ты слышал, что я тебе сказал? – переспросил директор, остановившись рядом с дергающимся электриком.
- Вот заявление…- протянул Лёня директору лист, уже не пытаясь встать.
Директор раздраженно выхватил заявление и бросил его на стол своего секретаря Марьи Петровны.
- Повторяю тебе еще раз, - почти прокричал директор, - с этого дня ты работаешь в его подчинении…
Директор больно ткнул пальцем мне в грудь. Я вскрикнул. От моего голоса Лёня, по всей видимости, протрезвел.
- Чего мне у него работать? – спросил он директора. – У него с проводкой все в ажуре…
- Ты будешь не проводкой заниматься, - пояснил директор.
- А чем? – Лёня попытался изобразить на лице недоумение.
- Кино снимать…Ты теперь не электрик, а оператор…
Лёня замер, затем подался вперед с открытым ртом, чуть не падая со стула, желая что-то сказать.
Но директор опередил его.
- Запомни, - сказал он, не давая упасть Лёне, - ты теперь работаешь кинооператором…А это твой начальник…
Директор показал на меня. Лёня начал мычать, протягивая руки к директору. Но тот повернулся к секретарше:
- Марья Петровна, проветрите, пожалуйста, помещение…А то, как в парикмахерской…
Хлопнув меня ладонью по плечу, торопливо вышел из приемной, увлекая за собой шлейф запаха одеколона «Шипр», перемешанного с запахом алкоголя.
Глава седьмая. Возвращение Лёни в семью.
Окно пришлось открыть и у меня в кабинете.
После нескольких минут пребывания в нем Лёни мой кабинет экспериментального моделирования наполнился запахом парикмахерской.
К моему удивлению, войдя в кабинет, Бородин перестал кричать о том, что он электрик и никакое кино снимать не собирается. Замолчал он, можно сказать, на полуслове. Открывая дверь моего кабинета он кричал, что никому не позволит…Но фразу Лёня не закончил. Он замер с открытым ртом перед лежавшей на столе кинокамерой.
Подойдя к столу, осмотрел камеру со всех сторон. С каждой минутой его взгляд становился трезвее и осмысленнее.
- Это он? – спросил Лёня, показав рукой на стол.
- Кто «он»?
- Фотоаппарат, каким кино снимают…
- Да, этим снимают кино, - сказал я. – Только это не фотоаппарат, а кинокамера…
- У меня будет тоже такая?
- Этой кинокамерой ты и будешь снимать…
Лёня взял стул и присел к столу.
- Я согласен, - сказал он, рассматривая камеру. – Только меня выгнала жена…
- Пить нужно меньше, - с внутренним злорадством сказал я. – Не бросишь пить, я тебя тоже выгоню…
Лёня осторожно потрогал кинокамеру, затем, опираясь на стол, встал и молча вышел из кабинета.
- Ты куда? - крикнул я ему вслед.
Но Лёня был уже за дверью.
Первым желанием было броситься и вернуть его. Удержала надежда на отказ электрика работать со мной. Тогда директору придется дать другого оператора.
Зазвонил телефон. Беспокоил инструктор из обкома партии. Интересовался, как идет работа над фильмом. Спрашивал, когда я принесу, что-нибудь на подпись или хотя бы для ознакомления. Я проинформировал инструктора о конкурсном отборе кандидата на роль оператора.
- Так много желающих? – спросил инструктор.
- Дерутся между собой…
- Пойду, доложу об энтузиазме масс, - сказал инструктор и положил трубку.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Лёня с авоськой в одной руке и чемоданом в другой.
- Мне ночевать негде, - сказал он, ставя в угол чемодан и кладя на него авоську.
- Жена правда может не пустить в квартиру? – спросил я.
- Еще как может! – с тоской в голосе ответил Лёня.
- У тебя, что ключа нет?
- Ключ-то есть, только она свой изнутри не вынимает…
- А если пригрозить, что выломаешь дверь?
- Она сразу стучит в стенку…
- С какой стати?
- А как же ей выйти из комнаты позвонить, если под дверью я пьяный…Мы же в общаге живем…Телефон только у дежурной на первом этаже…Вот она и тарабанит в стенку…А там уже знают: раз стучит значит нужно вызывать милицию…
Мы замолчали.
- А с женой ты можешь поговорить по телефону? – спросил Лёню.
- Могу, только когда она выгоняет меня с чемоданом, то несколько дней к телефону не спускается…
- А если я попрошу дежурную позвать ее?
- Несколько раз я подсылал дружков…- засмеялся Леонид. – Теперь она не клюет на такую наживку…
- Можно представиться…
- Представиться-то можно, только ночевать сегодня она меня все равно не пустит…
- Не пил бы, не болела и у меня голова…- сказал я. – Давай телефон дежурной…
Жену Леонида пришлось ждать несколько минут. За это время узнал, как ее зовут.
- Нинка у меня баба боевая, - предупредил муж. - Может и послать куда подальше…
- Чего ей посылать меня, я ведь не собутыльник твой…
- Мое дело предупредить, - сказал Лёня.
- Слушаю, - послышался в трубке женский голос. – Сразу же предупреждаю - если ты по поводу моего алкаша, то я бросаю трубку…
- Нина Петровна, - миролюбиво начал я, - дело в том, что ваш муж попал в номенклатуру обкома…
- О, Господи! – вскрикнула Нина. - Что же теперь будет с нами?..
В ее голосе было столько испуга, что я растерялся.
Продолжение следует