Что-то мешало, зудело по всему тело незримыми скопищами букашек и не давало толком сосредоточиться.
А всё потому, что Карнис Аброкхо встал не с той ноги, а вернее, проснулся не в тот день и даже не на той планете. Вот как запястье завибрировало от звонка, как различил он такой долгожданный, и в то же время пугающий голос в крошечном динамике, так и начались несчастья. Мало того, что не удалось выспаться, а, учитывая недавние нашествия Карниса Аброкхо на «Одноглазого мустанга» - некое захудалое подобие единственного на всей планете бара, - то было совсем не удивительно, так ещё и кретину-новичку несказанно повезло. Только белобрысый оборвашка вошёл в должность вещателя, а уже наутро ему перед самой церемонией представления Новому народу (что являлось довольно подозрительным совпадением, надо отметить), подвернулось весьма удобное убийство. Только вот удобное не для Карниса. Добра людям желать глупо. Никто его в упор не замечает и не ценит. Потому Карнис Аброкхо не желал добра никому. Но уж кому в особенности Карнис Аброкхо его не желал, так это новичку-выскочке. Будь он неладен! Теперь-то грязный оборванец наверняка выйдет в свет, выделается перед всем городом. Ну да пустые с ним…
День и без того начался подозрительно плохо. По крайней мере, хуже, чем обычно. Нет, конечно, уж кто-кто, а Карнис Аброкхо ко всяким досужим бредням и простодушным страхам всегда относился с презрением… пока не вляпался в их бесчисленное зловонное многообразие сам и не погряз в нём с головой.
Заподозрил вещатель неладное ещё тогда, когда питательная бурда, в которую он засыпал витаминную смесь, ловко выскользнула из рук и в секунды выдала собой на полу абстрактное произведение искусства.
Карнис Аброкхо оценил работу по достоинству и витиевато выругался.
По старой привычке побежав за автоматизированным пылесосом, он со влажным скрипом проехался на витамине В и в какой-то момент вдруг осознал, что его тело совершает некий сложный акробатический трюк. К сожалению, тело себя в значительной степени переоценило. Прогретый до двадцати одного градуса пол встретил начинающего циркача тёплыми, но скользкими объятьями.
Карнис Аброкхо несколько минут просто лежал - полуголый, весь в своём питательном завтраке и с прикрытыми глазами, стонущий и жалкий.
В комнату тихо вошёл дряхлый безымянный кот - напоминание о весьма противоречивом этапе биографии вещателя. Не обращая на своего удачливого хозяина никакого внимания, кот неторопливо пересёк помещение, прошёлся по волосатой груди, и недовольно отряхивая испачкавшиеся лапы, уставился на стеклянную миску. Полуприкрытый взгляд цвета мочи, наконец, удосужился заметить тело. Тесную комнатку огласило хрипловатое мяуканье.
Какое-то время Карнис Аброкхо терпеливо слушал монотонные скуления придурошного питомца и размышлял над своей нелёгкой, полной беспросветного идиотизма и абсурдностей судьбой. Вернее, идиотизмом страдала скорее не судьба, а личности, с коими вещателю волей неволей «посчастливилось» тесно общаться в течение всей своей нелёгкой, но, несомненно, достойной жизни.
…
Прежде чем продолжить повествование, давайте же вкратце пробежимся по вышеупомянутой судьбе несчастного вещателя вместе с ним, чтобы убедиться в полной его невиновности относительно всех неприятностей, кои имели место быть.
Дело в том, что когда Карнису стукнуло десять земных годков (тогда он ещё проживал на Катибандхуне, в изысканном наследном имении), родители отказались делиться с ним своими неисчислимыми богатствами, а точнее передать их по всем правилам семейного этикета ему. И не по какой-либо действительно понятной причине, а… потому что любили. Так они говорили. Якобы хотели, чтобы мальчик подольше оставался ребёнком, радовался жизни, играл-читал-смеялся, и так далее, и все прочие подобные заблуждения. И так дорогие мама с папой держали несчастного, тонущего во всевозможных благах парнишку в золотой клетке аж до двадцати лет; как какую-то экзотическую зверушку, томили они его в плену невыносимой заботы и постоянной ласки.
При воспоминании обо всех тягостных пресыщениях детства Карнис Аброкхо не смог скрыть своего неудовлетворения и поморщился. Мысленно оглядываясь назад, он даже не мог сразу сказать, что было лучше - его теперешняя жизнь во всеми забытой глухомани, или же тогдашняя, под опекой назойливой родни.
Когда же невыносимые родители благополучно почили едва ли не в один день, все богатства, естественно, перешли юноше. Карнис наконец-то сумел вырваться… и понять, что жизнь в Сварге – втором, между прочим, по величине городе Катибандхуна - была не более чем всё той же до тошноты прекрасной золотой клеткой… только выросшей в разы. Что ж поделать. Будущий вещатель определил для себя вполне логичный жизненный путь. Несколько лет Карнис Аброкхо растворялся в винах и прекрасных женщинах, ввязывался в переделки и благополучно выходил из них, подобно как если бы из грязной прибрежной таверны вышел невинный мальчик в белых одеяниях. В больших светлых глазах всё хорошее, что только есть в проклятом мире, а за спиной трепет крылышек и звон монеток.
От столь правдивого и поэтичного сравнения Карнис Аброкхо едва ли не прослезился. Впрочем, вещателю отчего-то на мгновение почудилось, что за спиной слышался скорее не трепет, а тяжёлое хлопанье, как если бы крылья оказались перепончатыми.
Как бы то ни было, волею судеб Карнис всё же нашёл своё истинное призвание. Абсолютно случайно, но его великолепный пропитой баритон стал незыблемым и истинным гласом города. Были и прочие вещатели, но Карнис, конечно же, был самым лучшим из них. Так говорило управление, так говорили подчинённые и гримёры, так думал сам Карнис. Верой, правдой и безграничной алчностью Карнис Аброкхо прослужил на своём наиважнейшем гордом месте целых семь оборотов Лааписа Лааджули, а это по земному-то никак не меньше сорока лет! Да-а, были деньки…
И вот, не далее как несколько оборотов Хары Паттхар назад Карнис по условию контракта важно сложил все свои «символы власти» на «трон» и уступил его никчёмному сопляку. Ну а после всех формальностей пришло короткое послание Руководителя, переданное его подручным-громилой. Отняли всё. Особняк, деньги, власть, народная любовь… всё испарилось в секунды. Были, конечно же, и сопли, и слёзы, бессильные удары о стену, и даже пачка успокоительных инъекций за раз. Как бы то ни было, на следующее утро Карнис Аброкхо торжественно взошёл в пугающем одиночестве (не считая зачем-то прихваченного кота) на межзвёздный крейсер Белых людей и отправился в вынужденную ссылку на исследовательскую планетку, а вернее пригодный для жизни спутник огромной газовой планеты Ссаргата-4, находящийся в созвездии Зелёного паука, именуемый среди широких кругов Плотью атланта, среди же узких ПДО-12.
Что-нибудь поняли? Так же ничего не понимал и Карнис Аброкхо. Уж слишком неожиданный и странный виток сделала его жизнь.
Теперь же, прежде чем что-то говорить и читать, что-то себе представлять, познайте имя городка, ставшего вследствие вынужденным домом бедному несчастному Карнису Аброкхо. Город гордо именовался Опухлем и никак иначе. Прекрасное наименование, произносящееся, словно бы в насмешку над поселением, без одной буквы, местечку вполне подходило. Официальное имя возможно и проскальзывало где-то в многочисленных базах данных Белых людей, но его и знали в таком случае одни лишь Белые люди.
Сам спутник оказался удручающего вида пустыней, бездушной, необычайно пыльной и жаркой, без единого намёка на межзвёздный космодром и даже самого города, как такового. По крайней мере, города в понимании вещателя. Пока Карнис Аброкхо покидал прохладную анабиозную камеру, его выпученные глаза выхватывали то пасущиеся в округе подобия некоего одомашненного скота, то полуразвалившиеся лачуги, будто бы слепленные впопыхах их чего попало, а то и единственное высокое подобие здания, возвышающегося среди всего прочего убожества лишь для того, чтобы всё это убожество подчеркнуть. Были, конечно, сборные станционные убежища, но и они потеряли свой изначально строгий вид, почернели, да давным-давно принялись ржаветь. Выли нескончаемые песчаные ветра, редкие прохожие, кутающиеся с головой в защитных обмотках, семенили мимо, а Карнис всё плёлся к бесформенной махине и невольно пытался припомнить, не захватил ли он с собой лишнюю пару успокоительных инъекций, ведь смертельной дозой для среднестатического человека было четыре подхода. Но, увы, лишних инъекций Карнис Аброкхо не брал, а столь редкий препарат на Плоти атланта было кровь с огнём не сыскать. Пришлось жить и обживаться. По официальному утверждению мэра мужчина занял почётное место местного вещателя и принялся добросовестно исполнять свои непосредственные обязанности, в перерывах между ними утопая в пьяном угаре и ужасного вида, а прежде всего запаха, дамах. Его даже поселили в элитный (!), по меркам Опухли, жилой комплекс на предпоследнем этаже единственной высотки. Правда жилым комплексом оказалась лишь разрозненная связка разнокалиберных комнат.
И так Карнис Аброкхо просуществовал несколько Ха оборотов. Всего нечего ведь прошло, а Руководитель уже о нём вспомнил… правда, лишь для того, чтобы напомнить ему обо всех прошлых лишениях, указать место, выставить посмешищем, умирающей мартышкой на публике. А белобрысенький то сейчас наверняка давится мартини и утопает в пышных грудях…
…
«Сопляк и выскочка, надо заметить» - решил про себя Карнис Аброкхо и машинально сплюнул в потолок. Скривившись от вернувшегося плевка, Карнис вдруг призадумался, а жалеет ли он теперь о том, что лучшее время прошло, что нет более хвалебных речей в его адрес и тусклых взглядов презренных работяг, обращённых на некогда точёную фигуру.
«А вот и нисколечки» - опять же мрачно подумал Карнис Аброкхо – «Пускай визжит своим писклявым голосом, недомерок, да выбивает у слушателей кровь из ушей».
Недомерок недомерком, но сегодня был важный день (хотя, как Карнис уже успел понять, понятие дня на Опухле было весьма расплывчатым). Вскорости вещатель должен был прибыть к посадочной зоне крейсера, вернуться на Катибандхун, явиться в башню… и всё это для того лишь, чтобы торжественно пожать руку новенькому, выслушать его идиотские речи, покрыситься с ним улыбочками и показательно ответить на почтительный тон. Так сказать, придётся отдать дань прошлым денькам и возненавидеть нового вещателя ещё больше. Вот его сослуживец, Дром, был совсем другим. Карнис Аброкхо его не ненавидел. Дром был… другом.
Карнис удивлённо воззрился на рельефный потолок, даже поджал губы – столь неожиданным было постигшее его чувство. А ведь и впрямь, вроде бы быть им врагами, так нет же – вещатель невольно вызывал в Карнисе определённого рода противоречия. Впрочем… не хотел Карнис Аброкхо вспоминать о Дроме, нет не хотел. И заботливый кот ему не вспоминать в данный момент более чем помогал. Казалось, хриплый вой достиг порога доступных для восприятия звука частот.
- Полная миска, сволочь… - наконец, не выдержав, взорвался Карнис. – Пшёл отсюда!
Мясо ожидаемо не послушалось. Вместо этого оно проковыляло к растекающейся луже и понюхало самый её краешек. Пушистая лапка осторожно притронулась к зеленоватой смеси.
Размеренные лакающие звуки дополнила несдержанная брань.
- То есть еда нормальная тебе не жрётся, а мою хаваем за милую душу…
Поскальзываясь и матерясь, Карнис Аброкхо гордо возвысился над котом и опёрся о стол.
И то было лишь великолепным началом великолепного денька.
Вода в душе, доходила в отсек, по всей видимости, прямо с северных ледников. Она резко ударила по слипшимся волосам и вызвала новую волну ярко-выраженного недовольства с пронзительным криком в бонус. Даже кот невольно вздрогнул, впрочем, так и не оторвавшись от поглощения сладковатой жижи.
Обувка, костюмы и, конечно же, очки успешно попряталась в самых непредсказуемых и затаённых уголках комнаты. Карнис Аброхо долго играл с ними в прятки, вслух умолял бессовестную одёжку дать хоть какой-то намёк на её местоположение, угрожал ей и снова умолял. Спустя десяток минут память всё же сжалилась и показала несчастному местоположение искомого.
Пара минут, погнутые дужки, дырка на носке от давно не стриженых ногтей и, вуаля - великий актёр и оратор предстал перед зеркалом во всей его сногсшибательной красе.
Но времени любоваться собой оставалось крайне мало. Следовало спешить, как можно скорее бежать на свидание с беззаветным прошлым. Казалось ли то прошлое Карнису Аброкхо беззаветным, когда оно ещё было настоящим, вещатель, конечно же, сильно сомневался, но теперь, по прошествии некоторого времени и непредвиденной смены места жительства, беззаветность эта казалась ему святой истиной.
Продолжим же перечисление всех несчастий, кои свалились на бедную голову вещателя в столь неподходящее и важное для него время. Когда Карнис Аброкхо сновал по отсеку в поисках своей персональной карточки, воздуховод, который запоздало заметил непотребство на полу, активировался и с заметным аппетитом засосал промелькнувшую перед ним штанину. Мужчина запнулся и по инерции разодрал ткань едва ли не до паха.
Произошла битва – короткая и печальная. Под сипловатое мяуканье кота Карнис Аброкхо отчаянно вырывал единственную свою дорогостоящую одежду из воздуховода, но силы были слишком уж неравны. Машина хищно заглотила остатки ткани и, удовлетворённая проделанной работой, замолкла. Теперь тишину разрезал одни лишь душераздирающие вопли любимого питомца. Впрочем, недолго.
Спустя мгновение после драки с воздуховодом кот невольно повиновался законам гравитации и, следуя траектории, обозначенной лакированным ботинком, угодил в самый центр злополучной лужи. Зловещий хохот и яростный вой слились в единое целое.
Каково же было удивление Карниса Аброкхо, когда кот впервые за всё время их знакомства проявил характер. Минуты спустя, уже в запертой ванной, со слезами на глазах и мужественно поджатыми губами, он разглядывал на руке красноватые ряды царапин и след от укуса.
Зверь был за дверь. Он рычал и ощеривался рядами желтоватых клыков, а крейсер, между тем, ждать не стал бы. Карнис тоскливо взглянул на вентиляционное окошко и вздохнул. Ловко перевалившись через узкий проём, он выскользнул наружу и пролетел несколько ужасающих метров, пока не впечатался в песчаный карниз здания. Карниз надсадно треснул, сердце остановилось, горячий ветерок игриво скользнул по голым ногам, а сам Карнис на короткое время перестал что-либо соображать. Пока, прижимаясь к шершавой стене и отчаянно цепляясь за выступы, он шаг за шагом подбирался к круглому окну, ведущему в коридор, ему запомнилось лишь одно – ошалелый взгляд полноватого соседа, попыхивающего паровой трубкой на балконе.
- Доброе утро… - выдержав удивительно идиотскую паузу, пробормотал он.
Находясь в крайней степени отчаяния и предчувствия чего-то непоправимого, Карнис Аброкхо ответил в не менее идиотской манере.
- Зд-дравт-твуйт-те…
После взаимных приветствий, находясь под внимательным взглядом соседа в весьма смущённом состоянии, в стильном пиджаке и цветастых трусах, Карнис, наконец, подобрался к окну. Оно оказалось заперто.
Там, за толстым недвижимым стеклом виднелась толстая кошачья морда. Её ехидное выражение вселило в трепещущее сердце отчаянного трюкача не то чтобы злость, но скорее осознание собственной недальновидности.
- В-вонючий к-кусок мяса… - часто стуча зубами от страха, пролепетал бедный Карнис. Кот ответил исполненным презрения взглядом и несколько раз широко раскрыл пасть. Даже мысленно вещатель расслышал мерзкие хрипловатые мяуканья.
Нет, очевидно, что кот окно не запирал – как бы он смог это сделать своими мерзкими пушистыми лапами? Просто именно это окно и не имело возможности быть открытым. Мысленно поймав себя на мысли больше никогда в жизни не смотреть старые архивные боевики, Карнис Аброкхо вновь посмотрел на соседа. Тот всё так же медленно, с крайней степенью заинтересованности в вылупленных глазах, наблюдал за его действиями.
- М-можно к в-вам? – проблеял Карнис.
Мужчина на короткое время крепко задумался, а затем смущённо выдал очередную гениальную фразу:
- У меня не прибрано…
Карнис Аброкхо зажмурил глаза. Так он простоял несколько обжигающе жарких (особенно в области паха), наполненных свистом ветра и стуком песчинок об иссечённые стены секунд, а затем мелко закивал головой.
- Я п-переживу…
- Ну что ж…
Под стук собственных зубов и собственных же дрожащих коленей остатки пути Карнис мастерски миновал всего за каких-то неполных десяток минут.
Как только униженный и злой Карнис оказался в пределах чужого дома, толстячок засуетился и принялся было прибираться, но Карнис эти нелепые действия сразу же прервал одним размашистым ударом по небритой щеке. Стараясь придать своей полуобнажённой фигуре надлежаще величественный вид он, холодно спросил:
- У вас есть брюки?
Брюки нашлись. Старые разношенные шаровары в светлую полоску, в которых могло поместиться ещё несколько Карнисов Аброкхо, наверняка принадлежали не менее как прадеду их теперешнего владельца, зато пришлись Карнису по уверению излишне жизнерадостного и туговатого на мыслительную деятельность толстяка «в пору».
Вещатель пошипел, поморщился, недовольно осмотрелся в зеркале, а затем, сухо поблагодарив соседа, отправился восвояси.
Сухой, словно рот после недельного запоя, ветер приносил по своему обыкновению Карнису Аброкхо ненавязчивые мысли о суициде, а прелестное и красное, заполняющее едва ли не половину неба солнце, именуемое Роком Дьявола, легко пробивало защитный купол. Полумёртвое светило играючи сжигало крох-исследователей, подобно увеличительному стеклу, направленному на беззащитных букашек, ласково сплавляло затерявшийся среди камней песок в куски стекла, да трепало границы горизонта, как бармен треплет за шиворот задолжавшего пьянчугу.
Каким же облегчением было взобраться на борт, влезть в ледяную камеру и застыть в ней с недовольной рожей до самого Катибандхуна. Очнувшись уже в пропитанном солью и суматохой космодроме, вобрав полной грудью такой родной, и в то же время отвратительно пересыщенный озоном воздух, Карнис Аброкхо подумывал было убрать с лица выражение крайней степени оскорблённости к своей высокой персоне со стороны – да со всей сторон! – но предусмотрительно передумал.
Путь к сердцу Сварга был ужасным. Полдень обозначился привычным столпотворением на улицах, а потому пробираться к центральной башне было крайне проблематично. Странный несуразный наряд Карниса Аброкхо наводил прохожих на определённые мысли, а потом они нисколько более не считались с высоким статусом бывшего вещателя, а вероятнее всего, и вовсе его не узнавали, потому, проходя мимо, пихали почём зря. Ещё и противная проекция новенького так и выскакивала на каждом углу.
Карнис даже сплюнул в сердцах, когда голубоватое изображение забрезжило в очередной раз. На этот раз, к счастью слюна угодила не на бедного измученного вещателя, а, к сожалению, на какого-то механизированного верзилу-рабочего в смешной полосатой шапочке с плоским верхом. Впрочем, смеяться Карнису Аброкхо не пришлось.
Недвусмысленный тяжёлый взгляд быстро дал понять вещателю то, что в скором времени его ожидает. Горделивый акробат попытался было начать оправдывающий его действия монолог, но не успел. Пудовый удар бережно уложил несчастного на тротуар. Рабочий сплюнул (угадайте на кого) и преспокойно удалился восвояси. Некоторое время Карнис мирно отдыхал прямо посреди улицы, широко раскинув руки и ноги, разглядывал плывущие высоко в небе облака и пытался вспомнить, как дышать. По прошествии некоторого промежутка времени он вдруг вспомнил о цели своего визита, припомнил массивное лицо Руководителя, его личных наёмников, затем справедливо решил, что сломанное лицо лучше преждевременной кончины от «случайного» разряда в тёмном переулке, а потому не без труда поднялся, отряхнулся и поковылял дальше.
Всё же оказавшись в башне, вещатель едва сумел убедить знакомого охранника в том, что он не кто иной, как великий и чарующий всех и вся Карнис Аброкхо. Наверное, Криса смутил опухший до размеров перезрелой сливы и такого же цвета нос. Слава Высшим, в охранной базе данных сохранился его профиль. Да всё же и здесь не обошлось без неприятностей. Как вещателю подумалось уже после, в лифте, охранник намеренно возился с архивом дольше, чем мог бы. Что за ужасный день!
Руководитель встретил Карниса Аброкхо безразличным коротким кивком и был таков. Бросил быстрый взгляд на несчастного пришельца с Плоти атланта и тут же о нём позабыл, ушёл куда-то прочь, к новым своим игрушкам. Мир определённо изменился. Или изменился сам вещатель. Карнису данный философский вопрос показался излишне печальным и неоднозначным, а потому он решил над ним лишний раз не биться. Куда разумнее отбросить все прошлые невезения и наслаждаться настоящим. Так считал Карнис Аброкхо, когда обретал редкое для него чувство абсолютной уверенности и спокойствия.
Каким же счастьем было опуститься в мягкое кресло и откинуть голову на специальную выемку в спинке.
И всё равно что-то мешало. Уверенности не было и в помине. Поначалу Карнису показалось, что дело в деталях. Мелкие жучки-детали, будь то неприятный запах с какой-нибудь рабочей улицы, потирание этикетки от дурацких штанов, или же любой другой пример, не давали успокоиться. Давайте же остановимся на одном из примеров подробнее, а именно на глупых людях и на их глупых разговорах.
Пока разукрашенный, словно клоун, парнишка водил кисточкой по нахмуренному лбу, Карнис Аброкхо припоминал все чудесности, приключившиеся с ним ранее. Гримёры по своему обыкновению не затыкались и всячески старались произвести на объект реконструкционных работ благостное впечатление.
- Великий Руководитель, как же вам досталось, душка, - причитал один.
- Наверняка очень больно… - приговаривал другой.
- Ах… кажется, я забыл покормить рыбок… - воскликнул третий.
Всё более мрачнеющий Карнис Аброкхо скосил глаза на своё отражение и прогундосил:
- Нос человека растёт всю жизнь, вы это знали?
Гримёры дружно посмотрели на раздувшийся до невероятных размеров нос вещателя. В установившейся тишине кто-то издал сдавленный смешок.
- Мы… мы догадывались… - едва сдерживаясь, чтобы не заржать в голос, просипел один из гримёров.
Тут уж разразились хохотом все, который, впрочем, быстро прервался коротким шлепком о пустую голову зачинщика веселья. Гримёры резко замолкли. Карнис обвёл всех медленным тяжёлым взглядом и веско заключил:
- Жаль, что растёт лишь нос, а не ваши крохотные мозги с горох.
Остальную работу гримёры впервые на памяти Карниса Аброкхо проделали молча. Это обстоятельство его даже несколько удивило. После всех приготовлений он вспоминал о нём не менее нескольких минут. К слову, приготовления. Опухлость носа была удалена с помощью шприцов и регенерирующего раствора, морщины скрыты за слоями косметики и самых разнообразных кремов.
Итак, настало время короткого триумфа, показательного возвращения лишь для того, чтобы вскорости вновь уйти в тень. Карнис Аброкхо мужественно поджал губы. Не пристало ему жаловаться на судьбу. Тем более в семнадцатый раз за день.
Напомаженные губы, застывшие в годами натренированной улыбке, идеальная причёска, где каждый волос складывается в единый гладкий слиток, и, конечно же, голос.
Карнис Аброкхо на мгновение прикрыл глаза. Разноцветные ленты болезненным табуном прошелестели перед внутренним взором.
Надрывный сигнал без всякого сожаления ударил по ушам. Значит, пора. Гори и пламеней, любимая работа!
Небрежное движение, вышибающее вкрадчиво протянутый стакан сахарного сиропа из бледных рук парнишки на побегушках, пара уверенных шагов, и спектакль начался. Камеры ощетинились блестящими окулярами, но Карниса Аброкхо они не пугали.
Произошёл запланированный обмен рукопожатиями, «дружественные» приветствия и игра на многочисленные камеры. Светловолосый юнец принялся разглагольствовать, а Карнис расслабленно сидел в жёстком неудобном кресле, смотрел на него и невольно сравнивал со своим давно почившим другом и врагом. Кроме того, Карнис представлял себе, что вещает вовсе не новенький, а он - лучший вещатель всех времён. Что удивительно, слова складывались независимо от самого мужчины; они ужасали его и в то же время восхищали своей странной остротой.
Так, его глубокий голос возвышался над вздёрнутыми макушками, а затем, умело спикировав вниз, пробивался в лопоухие уши и долго ещё из них не выбирался.
- Что такое Катибандхун, спросите вы? Я вам отвечу. Просторные песчаные пляжи и море, что будет нежно нашёптывать вам слова о том безмерном спокойствии и счастье, которое вы же сами и придавили под бесчисленными терабайтами никому ненужной писанины, перенесли на горбатых спинах их склада А в склад Б, в которую сами себя и загнали! Горбатитесь днями и ночами за жалкие однозначные цифры на электронном счету, а те, кто растит задницы наверху, тратят едва ли не минуты, для того, чтобы пересчитать свои многочисленные нули после первой единички! Вы размножаетесь и умираете в грязи, подобно жалким крысам, потворствуете не менее отвратительным хозяевам и их первичным потребностям, засыпаете в бездонные глотки последние свои пожитки и собственное же чувство достоинства… Да что и говорить, если таков порядок, если так заложено в ваших тщедушных душонках! Падайте в бездну, как вам и положено!
Конечно же, вышеизложенные глупости озвучены не были. Их расслышал лишь вздрогнувший от собственных мыслей Карнис Аброкхо. Лицо затянуло липким потом, руки затряслись. Наверняка сказывалась усталость и скопившееся за весь день раздражение, не иначе. Как ещё подобная чепуха могла посетить практичный разум вещателя? Всё в дурной голове. Только там.
В реальности разносились лишь мягкие, с лживо обволакивающим теплом слова. Они пронеслись по разнопёрым улочкам и потонули в серых окраинах. В основном говорилось о недавнем убийстве какой-то уродливой, судя по иллюстративным материалам, толстухи и последующих действиях со стороны руководства города.
Далее были краткосрочные бонусы в виде визита на Пражскую улицу, безлимитных заказов и выбора любого гостиничного номера. После же насыщенного вечера с дорогой выпивкой, распутными барышнями и заливистым щебетом подобострастной прислуги, Карнис Аброкхо был спроважен поутру на крейсер. По прибытии в Опухль пошатывающейся пьяной походочкой он спустился с ребристого трапа, почти благополучно вернулся в свою тесную клетку и приветственно пнул под толстый зад успокоившегося кота. Почему почти? А потому что какой-то умник вывалил из окна своего убогого домишки прямо ему на голову целое ведро помоев. Какое-то время Карнис Аброкхо стоял под восьмиугольным окном и просто слушал тишину, смотрел на неровные очертания пика и о чём-то размышлял. Невесомые одинокие песчинки летели с севера и прилипали к отяжелевшей одежде. Карнис Аброкхо был слишком измучен, чтобы что-либо делать. По крайней мере, в данный конкретный момент. Потому он побрёл дальше.
- Э-э-э… - удивлённо протянул сосед-толстяк, вытаращившись на изрядно помятую, зловонную и мокрую фигуру Карниса.
- Благодарю… - процедил Карнис Аброкхо сквозь зубы и бросил вымокшие насквозь брюки к ногам толстяка. Сам он был облачён в новенькие прекрасные штаны, выданные ещё в башне перед выступлением. Впрочем, и они теперь выглядели ничем не лучше старых.
После же он возлежал в просторной ванной с очередным бокалом виски и слушал Бетховена. За дверью скребся и беспрерывно мяукал голодный кот, но Карнис старался не обращать на него внимания, а улавливать лишь ритмы давно разрушенного мира. Земной исполнитель взывал к потаённым струнам души, но то ли струны души вещателя были натянуты на балалайку, то ли на что-то ещё более неприличное и противное, либо же сказывалась всё та же отупляющая усталость. Как бы то ни было, Карнис морщился и постукивал пальцами по глянцевому краю ванны, но не позволял себе встать и переключить радиоволну. Всякий достойный человек должен слушать классические произведения. Так Карниса учили с самого раннего детства на уроках земной истории, так говорили в высших кругах, и он был с этим в большей степени согласен, пусть даже все произведения эти и были ужасны.
Конец безумного денька подвёл Карниса Аброкхо, бывшего вещателя и любимца великого Сварга, к мыслительной деятельности окончательно и бесповоротно. То был момент крайне редкий, потому как кроме мигрени и плохого настроения, ничего хорошего от таких моментов более ждать не приходилось. Размышляя поначалу лишь над последними пережитыми событиями, он как-то совсем незаметно и невольно переключился на всё свою жизнь. Он вспоминал родителей с их занудными обращениями и всей этой… любовью. Лишь миф, сказка для наивных мечтателей и дураков, не способных обеспечить ни себя, ни свою семью. Карнис решительно не понимал, в чём был смысл такой жизни, полной лишений и горестей, и считал всякое подобное поведение со стороны не иначе как глупостью.
Карнис Аброкхо вспоминал и былые деньки. Когда он вещал и чувствовал на себе взгляды, знал, что его волей-неволей слушает весь город, сердце его замирало, а постоянное чувство скуки отходило на второй план. Вот что было важно. По крайней мере, важно для него. Вот Дрома, например, выступления совсем не волновали, и, что было ещё удивительнее наличия данного факта, Карнис соперника отчасти понимал. Годами вещатель переступал через свои неуместные чувства, без особого желания, но регулярно пытался подпортить репутацию Дрома, срывал его выступления, несколько раз даже решался подстраивать несчастные случаи, впрочем, всякий раз оканчивающиеся неудачами, но когда Руководитель заметил явную компетентность Карниса по сравнению с соперником и поручил ему устранить Дрома лично, всё изменилось.
В самый плохой день Карниса Аброкхо Руководитель подошёл к нему в конце рабочего дня, перед тем самым моментом, когда он уже собирался уходить. Стеклянные стены открывали вид на нескончаемое покрывало облаков и зардевающийся у самой их границы с небом закат. То был редкий момент, когда все три солнца сходились на одном уровне и поочерёдно опускались в розоватую пелену.
Дром стал помехой, ненужной фигуркой на игральной доске. Умелый игрок решил пожертвовать ей в целях благополучия управляющего состава башни, всего города в целом и Карниса Аброкхо в частности. Так Руководитель пояснил причину своей просьбы, и вещатель ему, конечно же, поверил. Руководитель тогда сказал, что Дрома должно не стать к утру следующего дня. Карнис понятливо кивнул. Слухи о сомнительных деяниях Руководителя дошли до него ещё в самом начале карьеры, а потому подобного рода просьба его почти не удивила. Очень давно Дром пытался поговорить с вещателем с глазу на глаз, не единожды приглашал его отужинать с ним в дружественной обстановке и всё обсудить. Однако, подсознательно чувствуя, что такие разговоры могут привести к одним лишь сантиментальным глупостям, Карнис Аброкхо всякий раз отказывался от приглашений по той или иной причине.
Но в тот вечер вещатель связался с соперником и договорился с ним о встрече. Они были у Дрома дома, пили дорогое виски и долгое время просто разговаривали…
Бетховен, между тем, разошёлся не на шутку, да и кот совсем ему не уступал. Орал так, словно кто-то медленно тянул его за…
- Заткнитесь оба! – рявкнул Карнис и швырнул в дверь бокал.
Стакан разбился вдребезги, осколки весело рассыпались по полу. Вещатель с запоздалым сожалением подумал о недопитых остатках виски и, запрокинув голову, покосился на стоящую у изголовья бутылку. Впрочем, его яростный порыв был должным образом вознаграждён – кот умолк. Да и Бетховен вроде бы даже несколько притих. Тогда Карнис Аброкхо хмыкнул и продолжил размышлять. Пьяный взгляд затянуло пеленой давних свершений и сопутствующих им событий.
Тогда, в не слишком шикарной, но по-своему уютной обители Дрома Карнис впервые познал, что такое настоящее, не напичканное скрытными мотивами и показным радушием общение. Вначале Карнис отвечал на незатейливые вопросы Дрома недоверчиво, с явным неудовлетворением он посматривал на раритетного земного котёнка, развалившегося прямо на диване, затем говорил с удивлением, а после общался и вовсе на удивление добродушно. Собеседники касались самых различных тем, будь то последние новости, дикие племена в соляных лесах и пустошах, даже затронули тему семьи, много смеялись и углублялись в детали, курили на балконе, затем выпивали и разговаривали вновь. Зачастую они совсем не сходились во мнениях, но Карнису были отчего-то подобные моменты даже приятны. Он наслаждался ими, словно юнец, впервые увидевший голую девчонку. Карниса Аброкхо разговаривал с другом до самого утра. К этому времени вещатели выпили немало спиртного и выкурили не один десяток ароматических насадок. Порой вибрировало запястье, но Карнис был слишком пьян и счастлив, чтобы обращать на дурацкие звонки внимание. Сколь бы невероятным не казалось данное обстоятельство, но он совсем позабыл о своей миссии, о том, что должен был убить Дрома. И даже сосущее чувство под ложечкой, всё более усиливающееся с приближением утра, не добавляло ясности его расслабившемуся уму.
Карнис Аброкхо приложился к горлышку и сделал несколько щедрых, обжигающих горло и внутренности глотков. Опустевшая бутылка полетела следом за стаканом.
Наёмники не стали звонить, стучать в дверь, либо же вообще хоть как-то выдавать своё присутствие, перед тем как войти. Всё произошло быстро. Массивная многозащитная дверь послушно отворилась – вещатели услышали условный сигнал и повернули сторону динамика головы. Вошли четверо. То были наёмники Руководителя. Не узнать детин было невозможно. Их выдавали нашивки в форме сжатого кулака, закреплённые на шляпах. Всё происходило в полной тишине. Один из громил легко подхватил Дрома за ворот и приподнял его над полом. Перед тем как пробить спиной закалённое стекло и отправиться в долгий полёт с конечной остановкой на тротуаре, Дром успел посмотреть на Карниса. Каждый всё понимал. Один просил прощения, другой прощал.
Ветер врывался сквозь пробитое стекло, трепал волосы покачивающегося и будто бы даже постаревшего вещателя, а он всё ещё видел прощальный взгляд будто наяву.
Теперь, спустя столько оборотов Л, Карнис Аброкхо, излишне подвыпивший и излишне задумчивый, был благодарен судьбе, если она только существовала, за то, что она позволила им с Дромом посмотреть друг другу в глаза перед тем, как всё свершилось. Впрочем, взгляд этот вернул и давние мучения – порой Карнису начинало казаться, что не было тогда в глазах единственного друга никакого прощения – одно лишь изумление, опустошённое осознание его, Карниса Аброкхо, предательства и печаль.
Бетховен вновь разыгрался не на шутку, да так, что даже соседи снизу принялись колотить о потолок. Кот, очевидно, посчитал, что вновь настало его время, и затянул прежнюю песню. И тогда Карниса Аброкхо присоединился к ним. Он пронзительно завыл и несколько раз ударил себя крепко сжатым кулаком по голове. Глаза заволокло мутной пеленой, тело забилось в несдерживаемых конвульсиях, грудь заходила ходуном от частых всхлипов. Карнис сжался в единый дрожащий комок, и даже идеальной температуры вода с разведёнными в ней ароматизаторами и маслами не могла согреть его тело, не могла хоть как-то успокоить его разбитую душу.
Тот наёмник, который убил Дрома, убедился в успехе своей миссии и выверенным движением руки приказал Карнису Аброкхо следовать за ним. Прежде чем покинуть жилище, вещатель зачем-то подхватил подвернувшегося под ноги котёнка и уже спустя несколько минут оказался на улице. К этому времени подле тела собралось уже значительное количество зевак, которое, впрочем, быстро исхудало, как только из здания вышли двухметровые лбы в жутких плащах и широкополых шляпах с характерным посеребрённым значком впереди. Карнис не хотел смотреть на тело, не хотел ТОЧНО знать, каким был последний взгляд мёртвого вещателя, а потому крепко прижал к груди пищащего котёнка и скрылся в ближайшем переулке. Вскоре завибрировало запястье. Карнис ответил. Руководитель коротко и холодно сообщил Карнису Аброкхо, что он остался крайне недоволен его неожиданной слабостью и что если вещатель хоть кому-нибудь вздумает рассказать о случившемся, на всеобщее обозрение всплывут некоторые подробности недавнего «самоубийства», в котором будет фигурировать именно он, вещатель. Карнис Аброкхо фигурировать совсем не хотел, поэтому предпочёл молчать. Надо заметить, об этом решении он никогда не жалел. Кому нужна правда, если от неё никакой пользы? При том никому. Дрома, по крайней мере, она бы не воскресила…
Карнис вознамерился обзавестись ещё одной бутылкой виски. Не без труда он преодолел дрожь и выбрался из ванны. Ну как выбрался. Перевалился через борт, поскользнулся и влажно шлёпнулся на потрескавшуюся плитку. Снова. День заканчивался так же, как и начинался.
«Реальность циклична» - мрачно подумал Карниса Аброкхо, попутно грязно ругаясь. – «Всякое событие в нём есть повтор одного и того же».
Мысль эта быстро потонула в пьяной логической мешанине, плескавшейся во встрёпанной голове вещателя, а после столь же быстро и бесследно в ней затерялась. Прежде чем вещатель добрался до мини-бара, он встал на осколки от стакана и бутылки, далее встал на взвизгнувшего кота, и, наконец, в очередной раз растянулся на так и не убранной луже с питательной бурдой.
Ковыляющий, непривычно молчаливый и абсолютно голый, Карнис Аброкхо неловко уселся прямо на пол подле бара, устало опёрся спиной о безупречного блевотного цвета стену и попытался сфокусировать взгляд на масштабной панораме ночного городишки, раскинувшегося за чёртовым защитным стеклом. Не вышло. Тогда Карнис отбил о ближайший угол горлышко, хорошенько к нему приложился и попробовал снова. И этой попытке отчего-то было суждено стать неудачной. Вещатель озадаченно хмыкнул и принялся досконально рассматривать этикетку на бутылке. Вряд ли он в полной мере осознавал, что хотел найти среди крохотных символов в практически полной темноте и будучи неимоверно пьяным. Зато Карнис Аброкхо осознал нечто другое. Не сразу и с превеликим трудом, но Карнис понял, что в данный момент всякое действие, связанное с визуальным контактом было обречено на провал. Столь глубокая мысль повергла вещателя в довольно продолжительное состояние оцепенения и крайней степени задумчивости, из которого, впрочем, его вырвал кот.
Коротко мявкнув и боднув кровоточащую пятку головой, зверь вальяжно подошёл к Карнису и запрыгнул ему на колени.
- Э-э, э-э-э… - вяло запротестовал удивлённый вещатель, - Ты ч-чего это…
Кота восклики нисколько не впечатлили. Более того, он удвоил свои любвеобильные усилия и принялся прижиматься к Карнису, тереться о него всем телом и мурлыкать.
И постепенно Карнис Аброкхо перестал ворчать. В какой-то момент он даже неуклюже притронулся к короткой полосатой шёрстке. Чувствуя взаимность в своих неожиданных ласках, кот затарахтел в разы громче, начал тереться о подставленную ладонь. И Карнис Аброкхо вдруг заплакал. Совсем не так, как минуты назад, там, в ванной. Слёзы терялись в вечерней щетине и не причиняли вещателю никакой боли. Скорее наоборот. Едва видимое в голубоватом свете городских огоньков лицо тронула не бывавшая на нём никогда ранее улыбка. Такая лёгкая и живая, пусть и мимолётная, но она была.
Спустя полчаса довольного урчания, кот потянулся, красноречиво посмотрел на Карниса Аброкхо и столь же красноречиво мяукнул.
- П-пойдём, мясо… - вещатель осторожно убрал кота с колен и встал. Обозначая свой затейливый путь грохотом и звоном разбитых ваз, его покачивающаяся фигура поплелась в сторону кухни. - Пожрём чего-нибудь на ночь глядя…
Кот протяжно зевнул, потянулся и побежал следом.
Ночной поход за едой стал успешным. Уплетая всё, что только было съедобного (и не очень) в морозильном отсеке, Карнис медленно, но верно трезвел, а кот подмурлыкивал своим хищным укусам.
- А знаешь… - пробурчал Карнис Аброкхо с набитым ртом, восседая на полу рядом с котом. Решив не отрываться от поглощения содержимого ленточных консерв, кот покосился на хозяина. - Возможно не так уж и плох этот день… Как думаешь?
Кот ожидаемо промолчал, но то было совсем и не важно. Карнис Аброкхо прекрасно знал ответ.
Группа ВК - https://vk.com/taolus