4
ЖИЗНЬ В БУСИНЕ
Утро-matin. Привычно солнечное, не очень раннее, рабочее. Подъем с песенкой, в зависимосто от того, что выберет память и настроение, английской или русской. Щекочу розовую пятку, высунутую из-под одеяла. Знаю, что ее пятилетнюю обладательницу ждет долгий школьный день, с половины девятого до половины пятого. Мне ее жалко, поэтому по утрам никаких строгостей – хихикаем, шутим, смотрим мультики и завтракаем в свое удовольствие. Правда, свежий хлеб и булочки бывают на столе не всегда. Хотя булочные открываются очень рано, в шесть, отбывающие на работу papa или maman не всегда успевают их купить и забросить домой. Тогда на выручку приходит замороженная продукция фирмы «Picard». Испеченный в духовке круассан, конечно, мало похож на настоящий, маслянистый и тающий во рту, поэтому приходтся щедро засыпать его сахарной пудрой (француз бы нас точно не понял). К слову, если вы покупаете багет и выпечку в булочной, а не, скажем, в супермаркете, все равно это еще не гарантия того, что будет вкусно. Boulangerie bulangerie рознь, и путем несложного отбора, вы скоро точно будете знать, где boulanger – мастер, где – подмастерье, а где просто безобразно портит продукты. Да, даже во Франции бывает такое.
Ну что ж, завтрак съеден – причесываем волосы. Пока еще девчушке нравятся косы, аккуратно заплетенные разными способами. Но вообще небрежность прически, о которой мы бы сказали просто «лохматая голова» свидетельствует о чистоте происхождения маленькой француженки, в будущем раскованной, свободной и спонтанной женщины.
По лестнице спускаемся напевая и пританцовывая. Во дворе непременно найдется что-нибудь интересное: паучок, ящерка, кем-то потерянная бусина, большущий, коричневый и жесткий лист, упавший с платана. Платанами, похожими на одетых в зеленый камуфляж солдат, усаженной улицей до школы не больше пяти минут. По дороге делаем несколько приветственных чмоков, встречая знакомых. В общем-то приятно, что уже есть с кем поцеловаться, не чувствую себя отщепенкой.
Поправляю Линуське ранец, желаю хорошего дня, напоминаю, что надо поздороваться с директором, который каждое утро стоит у входа, встречая учеников. Дверь, через которую дети проходят в школу, открыта ровно десять минут, с 8-20 до 8-30. Потом ее закрывают и все – опоздания исключены. В 11-30 из школы выпускают тех детей, которые обедают дома. Но абсолютное большинство едят в школьной столовой, а потом играют во внутреннем дворе. Эта большая перемена вместе с обедом занимает два часа. После уроков, в 16-30 учеников классами выпускают на волю, где уже ждут родители.
Официально учитель не несет ответственности за ребенка с этого момента, и пришел кто-то его забрать или нет, его не касается. Так прописан школьный регламент, а остальное зависит от личных качеств учителя: кто-то заботлив, кому-то абсолютно все равно. Обращаться к учителю с вопросами и проблемами, также не принято: самую необходимую информацию родители получают через специально заведенную тетрадь. Родительское собрание бывает один раз в сентябре и носит абсолютно формальных характер. О том, чтобы проникнуть в школу в другое время речь не идет. Хотите знать больше – запишитесь по телефону, вам назначат время для rendez-vous (встречи). Только не подумайте, что от желающих отбоя нет. Родители предпочитают, а точнее – вышколены, не вмешиваться в процесс обучения: в школе работают профессионалы, которые лучше знают, как учить вашего ребенка, и что ему нужно. Вам остается только с этим согласиться. Если кому-то в голову приходит повоевать, высказать претензию, что-то выяснить или вникнуть поглубже, то в 99 процентах это будут не французские мамы-папы. Воспитание вообще и школьное в частности здесь зиждется на трех китах: дисциплина, самостоятельность и умение решать проблемы. Бесспорно это неплохо, но капелька любви к детям, особенно младшим, на мой взгляд, все-таки не помешала бы. Мне как-то подумалось, что бы сказали местные учителя, если бы я рассказала про сумасшедшую свою работу, когда у всех родителей твоего класса есть твой личный номер телефона, на который они могут позвонить тебе в любое время. Когда только на полдороги домой ты не без усилия заставляешь себя перестать думать о школьных делах, уроках, чужих детях и их проблемах и переключиться наконец на свою семью. Когда помимо нескольких родительских собраний два раза в год в школе устраивают день открытых дверей, и самое меньшее три часа ты без перерыва разговариваешь с родителями детей из разных классов, которым ты преподаешь свой предмет. Они выстраиваются в очередь перед дверью твоего кабинета и терпеливо ждут, когда закончится очередное интервью. Им важно знать, а тебе важно рассказать об успехах и неудачах ребенка, который и для них, и для тебя такой один, личность, интересная, сложная, закрытая или общительная, требовательная или инертная, далеко не всегда удобная. Все это забирает очень много сил, но я бы не променяла такое учительство на необременительные обязанности французских коллег.
Впрочем на данный момент то, что вечером я в лучшем случае успею сказать линуськиной мэтрессе (maitresse – учительница в начальной школе) «bon soiree, au revoir», меня устраивает, потому что больше пока сказать не могу.
Обратный путь домой по утрам лежит через булочную. Если вы думаете, что достаточно попросить один, два багета, добавив s’il vous plait, то ошибаетесь. Не так все просто. Если не уточнишь, какой именно хлеб ты хочешь, есть риск получить пригоревшее полено, которое при попытке его нарезать изойдет коричневой крошкой, а то, что осталось, исцарапает вам нёбо и десны. Следуя добрым советам близких, я стала прибавлять слово blanche (белый) и несколько дней подряд приносила домой нечто бледное, плохо пропеченное и жалкое. Я искренне недоумевала, но как оказалось, и на те, и на другие багеты всегда есть спрос и свои покупатели-любители. И все-таки рядом на полках золотились аппетитные палки (слово baguette имеет прямое значение – палка), поэтому пришлось поднапрячься и выучить сложную фразу «pas trop cuite», не слишком поджаристый. Еще несколько месяцев спустя хозяйка уже другой булочной (двадцать метров вниз по улице от предыдущей) научила меня называть нормальные багеты нормальными. Так просто – normale.
Итак, покупаю свежий хлеб. Старательно произношу все необходимое; в глазах, вероятно, ясно читается убедительная просьба: «дайте мне батон и не задавайте никаких вопросов, не пытайтесь со мной заговаривать». Несу багет, зажав подмышкой, по-местному, но этим даже себя обмануть не получается: напряжение не отпускает, любой неожиданный вербальный контакт вызывает чувство дискомфорта. В резиденции полно разных частных медицинских кабинетов, обязательно кто-нибудь ищет какого-нибудь специалиста, и хотя у меня заготовлена извинительная фраза, все равно настроение портится, чувствую себя неполноценной и злюсь.
Мой свободный английский меня не спасает. Во-первых, французы на этом языке говорят неохотно: исторически сложившаяся неприязнь к англичанам очень глубока, неприятие языка – это ее следствие, мне до боли знакомое, как зеркальное отражение ситуации с русским языком в Литве. «Ничего, -утешаю себя, - овладела литовским, выучишь и французский». Хотя в шестьдесят это сделать сложнее, чем в двадцать.
Вторая причина – городок, а точнее его образ жизни. Абсолютное большинство населенных пунктов в Провансе – это маленькие городки, называемые village. Часто они следуют один за другим, и если бы не смена дорожных знаков с названиями, было бы непонятно, где заканчивается один, и начинается другой. Это похоже на ожерелье, небрежно разложенное меж гор. Но иногда городки перемежаются деревнями (campagne), где жители занимаются исключительно фермерством: мелким животноводством, овощеводством, растят плодовые деревья, но, конечно, самые большие территории или домены заняты виноградниками и оливковыми садами.
Несмотря на общую схожесть построек (что собой представляет жилье провансальца я расскажу позже, в той части книги, где речь и пойдет собственно про Дом), каждый городок уникален, по-своему уютен, со своей изюминкой. Если это туристический объект, то все изюминки городка, как на ладони. Они на слуху, описаны, рекомендованы. Они чудесны. Но в посещении мало известного места особая прелесть, и для нашего небольшого семейства это со временем превратилось в некое хобби. Наудачу выбрав village, мы бродим по незнакомым улочкам, разглядываем дома, дворики и арки, заходим в церковь, никогда не проходим мимо булочной, любопытствуем, высматриваем, исследуем, ищем. И всегда находим. Что-то единственное, удивительное, вкусно прованское, милое в своей простоте, очаровательное, ошеломляющее.
Так мы собираем свою коллекцию, бережно сохраняя увиденное, находя все новый уголок в памяти телефона или компьютера и, конечно, в своих памяти и сердце, нанизывая разноцветные бусины, составляем свое драгоценное ожерелье.
Сейчас выберу и покажу вам одну. Лишь одну не по причине опасливой скупости, а просто чтобы не испортить удовольствия будущим коллекционерам.
Ну вот, смотрите.
Сент-Шама
Помню, как по дороге в городок (70км пути) я мысленно все повторяла его название. Странным казалось его звучание, и все лезло в голову «шаман», «шаманство», таинство, тайна, и щекотало в животе от предчувствия открытия.
Городок сразу произвел неоднозначное впечатление. Расположился он на берегу довольно большого залива, что бы должно было быть его достоинством, так как побережье здесь в основном изрезано мелкими бухточками с крошечными пляжами. Но несмотря на близость к морю городок явно не был курортным, и причину мы знали. Вода в заливе считалась недостаточно чистой из-за промышленных сбросов, что вообще-то здесь явление редкое.
Все же, любители всего морского, мы к воде сразу же и направились. По пути миновали закрытую рыбную лавку. Мы уже знали, что обычно улов частных рыбацких посудин раскупается в приморских городках по утрам в считанные часы, потому что львиную долю забирают рестораны, а остатки – местные жители. Проспавшему курортнику остается довольствоваться какой-нибудь страшнющей головой или игольчатым морским огурцом.
Впрочем мы не расстроились: покупать рыбу здесь мы, конечно, не решились бы, хотя при виде установленной рядом с лавкой жаровни у каждого мелькнула-таки мысль: « а смог бы устоять, если бы...».
Набережная ничем не удивила, но мы провели там хороших полчаса, наблюдая за тренировкой пожарников, отрабатывавших забор воды в специальный самолет с оранжевыми крыльями. Надо сказать, что пожарников здесь уважают безмерно. И не только за то, что самоотверженно гасят, а за то, что добросовестно и честно трудятся, чтобы предупредить пожары.
Наконец мы поднялись со скамьи и обернулись лицом к городу. Началом его была скала, которую мы уже видели на въезде, а теперь рассматривали издалека. Довольно высокая, какой-то бурой породы. Ближе к вершине темнеют отверстия, неровные, продолговатые или напоминающие амбразуры. Ну, скалами-то нас не удивишь, - подумали мы, и направились в центр города. Улицы были пусты, но это обычное явление «спальных» городков, которые находятся высоко в горах или сильно удалены от основных магистралей и крупных городов. Здания центра выглядели запущенно, видимo, здесь было много социального жилья, которое получают мигранты и малоимущие. Даже церковь оказалась мрачной, серой, к тому же была закрыта. Место, где вы в любом городке найдете обитателей, а именно бар или ресторанчик, конечно же имелось, но также имело вид не особо привлекательный. Его посетители, пятеро мужчин и одна женщина, все, как один, обернулись в нашу сторону. Вышеназванный контингент приветлив, как правило, не бывает, но здесь на лицах проявилось скорее недоумение, и мы поняли, что турист здесь – гость очень редкий.
Мы отчего-то почувствовали себя неуютно. Линуська стала похныкивать, становилось скучно, но тут мы набрели наконец на очень красивый мост из желто-оранжевого камня. Таких немало в Провансе над оврагами и речками, от них веет средневековьем. Мост был высоченный, мы, конечно на него взобрались, полюбовались видами, а потом бредущий мимо старичок «порадовал» рассказом о том, как с этого моста летали самоубийцы, и если верить ему, то было таких любителей полетать немало.
После этого мы решили больше никого не останавливать с вопросами, но продолжали поиски. Чего? Чего-то. Той самой изюминки, которая, мы чувствовали, где-то была. Где-то рядом.
На глаза попалась каменная лестница, и наша компания, не раздумывая, затопала вверх. Через несколько пролетов пришлось остановиться и передохнуть: подъем был крутой, и оглядевшись, мы стали понимать, что взбираемся на ту самую скалу, которую изучали с набережной, только с другой стороны.
Когда же лестница наконец закончилась, мы оказались на улице, которая протянулась очень высоко над городом. Под ногами крыши домов, а дальше чудная прованская панорама: долина, деревеньки, сады, - и все это, как в зеленой чаше, окружено горами. Красиво, но уже привычно. Не было удивлением и то, что часть города, где мы сейчас находились, значительно отличалась от той , которую мы уже прошли: постройки были богаче, дворики аккуратны, декорированы, обставлены дорогой садовой мебелью и аксессуарами. Поразило другое.
По правую сторону улицы мы заметили много добротных дверей, соседствующих друг с другом. Это были парадные двери, которые несомненно ведут в жилище, в дом. Вот только домов НЕ БЫЛО.
Мы прошли до самого конца улицы и там, миновав последнюю дверь без признаков дома, обнаружили широкий сквозной проем и, пройдя через него, вышли на некое подобие каменного балкона или ниши. Отсюда, с огромной высоты, нам открылась потрясающей красоты картина.
За нами, там, откуда мы пришли, уже сгущались сумерки, городок зажигал уличные фонари. А прямо напротив нас, на уровне глаза, горел буйным огнем закат, отражаясь слепящим блеском в водах залива.
Мы переглянулись. Только сейчас до нас дошло, что мы любуемся заливом с той самой достопримечательной городской скалы, а за таинственными дверями, внутри этой каменной громады, живут люди. Живут в настоящих пещерах, природных или рукотворных, обустроив их на манер домов или квартир.
Совершенно ошеломленные открытием мы вернулись на улицу. Она по-прежнему была безлюдна. Тихо и пусто было в крошечных палисадниках, примыкавших к каждой двери. Говорили лишь разбросанные детские игрушки, качалки и непременные мангалы.
Мы еще долго не могли заставить себя спуститься вниз, стояли у каменного бордюра, наблюдая, как колдует вечер, все умножая и умножая разнообразие огоньков под нами, но так и ушли, не встретив ни одного пещерного жителя, в надежде, что когда-нибудь вернемся, чтобы проникнуть в глубь тайны Сент-Шама до конца.
***
Городок, в котором на тот момент жила наша семья, был совсем иного склада. Небольшой, но живой, удачно расположившийся, всего в тридцати километрах от Марселя. Совсем рядом другой крупный город Экс-ан -Прованс, город-интеллектуал, академический центр. Главная улица полна движения, здесь и турист, и торопящийся трудяга. Прямо над городком проходит autoroute (скоростная автомагистраль), одна из самых серьезных причин его активности.
Что же касается общего уклада жизни, то он абсолютно такой же, как в любом другом местечке типа village. Я вам больше скажу.
Так случилось, что некоторое время я жила в таком же городке в Литве, под Каунасом, только он был поменьше и окружен не горами, а лесом. И через год привыкания к французской провинции я с изумлением констатировала, что жизнь маленького городка, что там, что там организована абсолютно одинаково. Такой же орган управления, та же самая коммуна или община, проблемы занятости, необходимость подниматься ни свет, ни заря, чтобы добраться до работы, отчаянные попытки наладить культурные досуг и развитие, особенно детей, те же самые шумные деревенские праздники, только еда и питье лучшего качества. Отличаются, разумеется, субсидии, особенно на строительство спортивных сооружений. А главное общее –абсолютная транспарантность жителей, здесь все про всех известно, и каждый новоприбывший не станет своим, пока не обретет эту характерную прозрачность. Это вам не мегаполис.
Живя в Литве, я со временем оценила это явление очень положительно, в нем есть элемент безопасности, что очень важно в теперешнем мире, особенно когда речь идет о безопасности ребенка. За восемь лет жизни в том городке с поэтическим названием Эжерелис (Озерцо) ни с моими двумя дочками, ни со мной ни разу не случилось ничего плохого. Я не боялась возвращаться с работы поздними вечерами, идти домой безлюдной улицей, заходить в свой подъезд, и без страха отпускала девчонок на субботние дискотеки и в компании местной молодежи.
Но вот здесь, во Франции, мне это поначалу очень мешало. Мне не хотелось быть насекомым в прозрачной бусине. Вы знаете, что такое учитель в школе? Это – объект. Ежедневного пристального внимания Тысячеглазого. Как одета, что сказала, кому улыбнулась, с кем поболтала, вымыты ли волосы, а что там с мейк-апом, сколько булочек рядом с чашкой кофе.... И так в течение ....
Вот почему мне вообще хотелось затеряться, обосноваться там, где меня никто не знает, и где никому нет до меня дела. Но это история большого города, где, кстати, чужеземец привычен, и английский все-таки в обиходе. А в маленьком городке это явление редкое и бесполезное. Но любопытное. Кто у нас тут в бусине-то? Иностранка – интерсно. Без языка – несколько раздражает. Как будет выкручиваться – занятно. Do you speak English? – Non!!! И не надейся. Надо же, не только франзузского не знает, но еще хочет заставить язык ломать. Non!!!
В вопросе «выкручиваться» без стрессов, конечно, не обходится. Каждое объявление, которые время от времени появляются у школьной двери, вызывает панику. Ну что там еще? Что-то срочное? Обливаясь холодным потом, вчитываюсь – ни бум-бум. Оглядываюсь – знакомых нет. Ага, в тексте есть дата. Не сегодня – ура. Фотографируем бумажку – покажем дома маме. Уф!
Как-то пару месяцев спустя после начала учебного года на дверях вывесили информационный листок, на котором было изображено гигантское мохнатое насекомое. С сопутствующим текстом, конечно. Вы уже все поняли, ну молодцы. А вот я – нет. Не крутите пальцем у виска. Я училась, а потом большую часть жизни работала в советской школе. Там время от времени в класс наведывалась медсестра, и проходя по рядам, проверяла ученикам головы. Никто ни разу не сказал, что это нарушение прав человека. В общем, как оно выглядит , я не знаю. И мысль о том, что оно завелось тут, во ФРАНЦУЗСКОЙ школе, сама по себе для меня дикая, в голову не пришла.
Недолго думая, я вынула спасительный телефон, и довольная увековечила вошь на снимке.
Окружающие наблюдали за моими манипуляциями с недоумением, но молча. Они ведь люди воспитанные, не сказал никто «ca va pas, madame?» ( не все дома? ).
Спустя всего год вспоминать все это было уже смешно, тексты объявлений не пугали и были на 90% понятны, и я успела привыкнуть к тому, что предупредительные листовочки с портретом мохнатого чудовища изредка, но появляются на дверях ФРАНЦУЗСКОЙ школы.
Продолжение следует