- Трёхкратное погружение тела в воду, во имя Отца и Сына, и Святого Духа символизирует своего рода смерть для плотской, греховной жизни, дабы возродиться в Господе нашем. Это таинство перехода из мира суетного, бренного во духовный, предание себя в руки Божьи, твёрдое желание следовать за Спасителем нашим, исполнять волю Его, - батюшка задумчиво вгляделся в показавшееся ему знакомым лицо желающего принять крещение.
Вячеслав опустил глаза.
- Веруешь ли ты во Всевышнего? Знаком ли с православным вероучением, читал ли Евангелие?
- Всего понемногу, отец...
- Что же привело тебя в храм?
- Любовь к моей девушке, а ещё обещание, данное в минуты отчаяния Богу, - они встретились взглядом.
- Об этом поподробнее, пожалуйста...
Вячеслав без утайки признался, как всё произошло.
- С одной стороны вижу - не готов ты ещё ко воцерковлению, с другой, понимаю: обещания такого рода подобны клятве и должны быть исполнены. Приходи через неделю, снова поговорим.
- Неужели так трудно взять и покрестить? Это ваша святая обязанность, разве нет? Я хорошо заплачу.
- Обряд не принесёт благо, если человек за счет него пытается заполучить какие-либо выгоды: обрести здоровье, например, удачливость или разрешить свои житейские проблемы и неурядицы. Единственным и главным условием для свершения сего таинства является несокрушимое стремление прожить свою жизнь во Христе, согласно христианским правилам и обычаям. Ваше решение незрело, молодой человек. Вы ещё не приблизились к понимаю того, о чём просите. Любой плод на Земле должен созреть и всякому плоду - своё время.
- Вы мне отказываете? Хорошо, я найду другого священника, более сговорчивого!
- Ваше право, Вячеслав, но только потом Вы так же быстро вернётесь к тому, от чего желаете уйти, растеряете сокровища небесные так же легко, как приобретёте.
Слава хотел вспылить, но что-то сдержало его. Возможно, невозмутимая вера говорившего или его сияющие таинственным блеском глаза, знающего то, что для других сокрыто.
- Чего Вы хотите от меня?
- Я - ровным счётом ничего не хочу от Вас, а вот Вам не мешало бы для начала прочесть Евангелие от Марка, выучить молитву "Отче наш" и ознакомиться с десятью заповедями.
Вячеслав испытал желание хлопнуть дверью, уходя, но увидев Миру, ожидающую его у входа, сдержался. Её наивные глаза были полны светлой надежды.
- Как всё прошло?
- Не спрашивай, - складки на его лбу и нахмуренные брови не предвещали добрых вестей. - Где ты вообще откопала его? Что за упрямый старик?
- Мне сказали, что он - один из лучших, к отцу Антонию записываются заранее, чтобы поговорить, за несколько месяцев до приёма.
- То-то и заметно. Зазнался протоиерей...
- Подожди, он чем-то тебя обидел?
- Пойдём, - Слава ускорил шаг, чтобы скорее выбраться из церковного двора.
Нищенка на паперти с затуманенными бельмами глазами протянула к ним свою сморщенную ладонь, прося подаяния. Мира открыла кошелёк и подала ей, оказавшуюся единственной, сторублёвую банкноту.
- Благослови тебя, Бог, деточка, - проскрипела старуха и, задержав её за локоть, произнесла, - здесь ему надобно быть, коли хочешь сберечь от беды...
Слава обернулся:
- Мира, давай скорей!
- Поняла меня?! - старуха сильнее сжала пальцы на её руке.
Мира в ответ только кивнула, освобождаясь от цепкого захвата, холодок прошёл по спине.
"Чтобы это всё значило?!"
Догнав Славу, она, словно ища защиты, взяла его под руку.
- Чего хотела от тебя?
- Поблагодарила, - об остальном Мира предпочла промолчать.
Прошла неделя, о крещении Вячеслав не вспоминал, только несколько раз задерживал взгляд на молитвеннике Миры, лежащем на тумбочке у кровати. Во всю шла работа над новым альбомом, в студии часто засиживались до утра, не только из-за записи, были и посиделки. Часто именно по пьянке приходили свежие идеи, да и сплотить коллектив было легче. "Батискаф" давно уже разрывали на части внутренние противоречия: напряжённый график гастролей, межличностные конфликты, скопившаяся за многие годы популярности усталость, разное видение дальнейшего развития группы и, хотя состав участников неоднократно менялся, это не улучшало атмосферу.
Мира ждала его, иногда не выдерживала и засыпала с какой-нибудь книгой в руках. Мешать творческому процессу, утопающему в сигаретном дыму, было не в её правилах. Слова нищенки не забывались, словно приговор: "Если хочешь сберечь его... Быть надобно здесь." Но, как убедить взрослого человека, особенно такого, как Слава, сделать то, чего он сам не хочет? Оставалось только молиться, верить и уповать на то, что Бог поможет.
Дрёма накатила внезапно, как только Мира успела закрыть глаза. Снился огромный собор, под куполом летали голуби, у алтаря возносился ввысь фимиам, чья-то фигура в тёмном на коленях о чём-то горячо просила Всевышнего. Мира приблизилась и разглядела молящегося, это был отец Антоний.
Нежное прикосновение руки вернуло её в реальность. Слава нагнулся и поцеловал приоткрытые губы любимой.
- Мне такой сон красивый приснился!
- Расскажи!
- За тебя молился Богу протоиерей, он ждёт, что ты придёшь.
- Да! Сон и в самом деле, замечательный, - с иронией ответил Вячеслав. - Прости, что задержался.
- Ты поел? Хочешь, я подогрею ужин?
- Нет, не надо, отдыхай. Я не голоден.
Мира заметила, как его слегка повело. Всё это до боли сжимало сердце, вспомнился пьющий отец... Не такого она хотела будущего для своих детей, не о такой жизни мечтала. Но любовь была сильнее чувства самосохранения. Мира знала, чувствовала, верила, что Слава может быть другим. В нём, как ни в ком другом, присутствовало человеческое достоинство, интеллигентность, скромность, сдержанность, спокойствие, доброта. Всё остальное - напускное, чуждое, временное, наносное. Он напоминал ей скульптуру великого мастера из белого мрамора, которую покрыли грубым, грязным слоем бетона, но это всё лишь для того, чтобы спрятать истинную ценность шедевра от чужих глаз, кажется, даже от его собственных.
Мира приобняла любимого, он уже крепко спал, а вот ей стало не до сна. Он не ведает, насколько дорог, как сильно и глубоко вошёл в сердце. Нынешнее положение любовницы терзало её нравственные устои, но она перешла и через это, и ещё многим пожертвовала бы ради того, чтобы быть с ним рядом, поддержать его, не дать ему упасть... Больше всего она боялась той самой беды, о которой упомянула слепая нищенка, а он ходит по краю. При ней старается держаться, но сердце любящее не обманешь. Что разрывает его изнутри? Тяготит, делает жизнь земную мучительной, лишает радости? Как ни старалась бы она облегчить его быт и сделать счастливым, этого всё равно ничтожно мало. Словно тёмная сила тащит его неминуемо в пропасть и тут человеческих сил недостаточно, нужна защита, власть Того, Кто сильнее зла. Он ведь не крещённый, соответственно даже своего Ангела-Хранителя не имеет, нет святого, кто бы молился за его бессмертную душу!
Дождавшись рассвета, так и не сомкнув глаз, Мира тихо собралась и вышла из дома. "Если повезёт, ещё успею вернуться до его пробуждения, утренняя служба будет только в восемь, если Бог смилуется, встречу отца Антония раньше", - думала она, и пробуждающийся город встречал её солнечными лучами, бликами света в Неве и на мокром асфальте. Хорошая погода, по-питерски свежая, воздух ещё не загазован большим наплывом автомобилей, хотелось дышать полной грудью, пробуждаясь от грустных мыслей, верить в добро и уповать на Божественную любовь и милосердие.
Священник уже был в храме, шли приготовления к богослужению, ещё присутствовали несколько прислужников и старушек, каждый занят своим делом. Мира, благоговея, приблизилась к протоиерею, а он будто этого и ждал.
- Утро доброе, дочка, вижу - не спится тебе спозаранку. Что привело в столь ранний час?
- Не спится, батюшка, нет мне покоя.
Старец протянул ей руку, Мира поцеловала её.
- Это лишнее, душа моя, пойдём, расскажешь, что сердце тревожит...
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/02/02/1636