Человек в своей земной жизни много внимания уделяет мнению других о нём. Некоторые скажут, что для них это не так. Они ошибаются. Хочет этого или не хочет этого человек, но так он устроен. Мнение других о нём для него важно. Другое дело, он этого просто не замечает, хотя его действия напрямую связаны с мнением о нём другими. Можно ли избежать этого. Попробуем понять.
Из книги Артура Шопенгауэра «Афоризмы житейской мудрости»:
«То, что мы собой представляем, то есть мнение других о нашей жизни, ценятся обычно, по слабости человеческой натуры, непомерно высоко, хотя малейшее размышление показывает, что это мнение само по себе несущественно для нашего счастья.
Как кошка мурлычет, когда её гладят, также стоит похвалить человека, чтобы его лицо непременно засияло истинным блаженством; похвала может быть заведомо ложной, надо лишь, чтобы она отвечала его претензиям. Знаки чужого одобрения нередко утешают его в реальной беде и в той скупости, какую проявляют для него два рассмотренных выше источника счастья (здоровья и имущества). С другой стороны, достойно изумления, какую обиду, какую серьёзную боль причиняет ему всякое оскорбление его честолюбия, в каком угодно смысле, степени, направлении всякое неуважение, «осаживание» или высокомерное обращение.
Поэтому с нашей точки зрения представляется необходимым поставить этим свойствам известные границы и, путём размышления и правильной оценки различных благ, по возможности умерить чрезмерную чувствительность к чужому мнению, как в том случае, если нам льстят, так и тогда, когда нас порицают. … Иначе мы станем рабами чужих мнений и настроений…
… то, чем мы являемся для других – проявляется в чужом сознании; это наш образ, создавшийся в нём, наряду с представлениями, к нему применяемыми. … Но даже и это последнее важно, в сущности, лишь в той мере, в какой оно способно влиять на изменение того, чем мы являемся сами по себе и для себя.
… недочёт нашей культуры разветвляется на три главных побега: на честолюбие, тщеславие и гордость. Различие между двумя последними состоит в том, что гордость есть уже готовое убеждение самого субъекта в высокой своей ценности, тогда как тщеславие есть желание вызвать это убеждение в других, с тайной надеждой усвоить его впоследствии самому. Другими словами гордость есть исходящее изнутри, а, следовательно, непосредственное уважение самого себя, тщеславие же есть стремление приобрести таковое извне, то есть косвенным путём. Поэтому тщеславие делает человека болтливым, а гордость – молчаливым.
Но тщеславный человек должен бы знать, что доброе мнение других, которого он так добивается, гораздо легче и вернее создаётся молчанием, чем говорливостью, даже при умении красно говорить.
Истинно горд лишь тот, кто имеет непоколебимое внутреннее убеждение в своих непреложных достоинствах и особенно ценности. Ошибочно ли это убеждение, основанное ли оно лишь на внешних, условных достоинствах – это не играет роли, раз только гордость подлинна и серьёзна. … Злейшим её врагом, величайшей её помехой является тщеславие, добивающееся чужого одобрения для того, чтобы на нём построить собственное убеждение в своих преимуществах.
Сократа вследствие многих его диспутов часто оскорбляли действием, что он спокойно переносил; получив раз удар ногой, он хладнокровно отнёсся к этому и удивил обидчика словами: «Разве я пошёл бы жаловаться на лягнувшего меня осла?». Другой раз ему сказали: «Разве тебя не оскорбляют ругательства этого человека?» на что он ответил: «Нет, ибо всё это неприложимо ко мне»».
Почему же мы так стремимся к положительному мнению других о нас? Ради славы.
«Ведь слава, приобретённая человеком, воздымает его над всеми остальными и настолько же понижает каждого другого; выдающаяся заслуга всегда удостаивается славы за счёт тех, кто ни в чём не отличается.
Трудно создать славу путём творений по легко уяснимым причинам обратно пропорционально числу людей, составляющих «публику» этих творений. Трудность эта гораздо значительнее при творениях поучающих, нежели при тех, которые созданы ради развлечения. Труднее всего приобрести славу философскими произведениями; обещаемое ими знание с одной стороны недостоверно, с другой – не приносит материальной выгоды; поэтому они известны вначале лишь соперникам, то есть тем же философам. Эта масса препятствий на пути к славе показывает, что если бы авторы гениальных творений создавали бы не из любви к ним самим, не для собственного удовлетворения ими, а нуждались бы в поощрение славы, - человечество редко или совсем не видело бы бессмертных произведений.
Если слава померкла после его (человека) смерти, значит, она была ненастоящей, незаслуженной …
Ценность абсолютна лишь тогда, если она сохраняется при всяких условиях, такова ценность человека «самого по себе»; в этом, следовательно, и должны заключаться ценность и счастье, великого сердца и ума. Поэтому ценна не слава, а то, чем она заслужена; это – сущность, а сама слава – лишь придаток; она и является для её носителя преимущественно внешним симптомом, лишь подтверждающим собственное его высокое о себе мнение.
Чем бы человек ни был, тем он является, прежде всего, и преимущественно для самого себя; если в этом отношении он малоценен, то и вообще он немногого стоит».
Чтобы человек стал ценен сам себе, он должен избавиться от чувства страха. Сказать себе: «Я не тварь дрожащая». Лишь только тогда он сможет многое сделать, осуществить в своей жизни. Так в чём же заключается счастье человека, в мнение о нём других или в чём-то другом?
«Счастье заключается, следовательно, в величие души или в богатстве ума, отпечаток которого в творениях восхищает грядущие века; - в тех идеях, задумываться над которыми будет наслаждение для величайших умов беспредельного будущего. … Будут ли творения, приобретшие вечную славу, призваны их современниками, - это зависит от случайных обстоятельств и несущественно.
Нет лучшего утешения в старости, как сознание, что удалось всю силу молодости воплотить в творения, которые не стареют, подобно людям».